ПОСЛЕ ПРИЕЗДА МАМЫ

ПОСЛЕ ПРИЕЗДА МАМЫ

Как весело пошло у нас дело в колонии, как только приехала мама с Ниной! Приехали они совсем новые и непохожие на себя. Нина стала высокая и совсем взрослая. Ей отрезали косу во время тифа, а мама тоже отрезала, за компанию, свою длинную, толстую косу, про которую наша Маня говорила, что волосы у нашей барыни, как лошадиный хвост. И вот теперь наша мама отрезала под самый корень свой лошадиный хвост (в девятнадцатом году все отрезали волосы, потому что вши одолели людей. Были даже выпущены плакаты против вшей). Теперь мы все трое: мама, Нина и я стали стриженые. Все уравнялись…

Я передала маме заботу о папе и, конечно, подробно рассказала про лес и поле, про коров и лошадей, и вообще про все счастье, которое ее ждет в колонии.

Мама, засучив рукава, начала наводить порядок. В комнате у них с папой сразу стало уютно и красиво. Сделали из пустого ящика комодик, достали откуда-то три стула. Мама привезла с собой мягкие московские подушки для папы и его одеяло. С бревенчатой стены заулыбался портрет Хлебникова (без рамы).

С приездом мамы в колонии откуда-то появился рояль, вслед за ним из-под земли выскочила учительница музыки Анна Павловна Орнатская, и сразу зазвучала музыка, и запело все кругом. Мама привезла лекарства и начала лечить больных и делать перевязки (в молодости она училась два года на медицинском факультете. Медицина и музыка были ее страстью).

Постепенно в колонии налаживалась жизнь. Каждый человек и каждый предмет обрели свое место. Вывешивалось расписание с дежурствами и назначениями на работу (работу тогда называли трудпроцессом). Установился строгий режим. Летом: подъем, завтрак, работа, купанье, обед, отдых, работа, ужин и совсем поздно веселье.

Зимой: подъем, завтрак, занятия, работа (пока светло), обед, занятия, ужин, а вечером занятия по музыке в кружках и репетиции спектаклей и концертов. Главная работа, конечно, была летом — зимой меньше. Какая зимой работа? Ну, мальчики валили в лесу деревья, привозили, пилили и кололи их на дрова, чистили скотный двор, лошадей и конюшню. Девочки — мыли полы, дежурили по кухне, доили коров, пекли хлеб, мыли посуду. Вот и вся работа! Зимой главным образом учились.

Тогда казалось, что весь этот распорядок и порядок возникли сами по себе, только потом я поняла, что всю эту жизнь организовал отец. Он вставал раньше всех и шел с дежурными в амбар отвешивать продукты на предстоящий день. Он окружил себя книгами по сельскому хозяйству. Подолгу беседовал с тетей Грушей относительно корма скотины. Следил за всеми «трудпроцессами». Он нанял заведовать сельским хозяйством немца Эрнеста Карловича, который засадил огромное пространство турнепсом, за что и был прозван Турнепсом Карловичем. Правда, этот турнепс (потом я его никогда не ела) выручил в те голодные годы не только коров, но и детей. Когда Эрнест Карлович куда-то рассосался и исчез, отец и сам уже усвоил все виды сельского хозяйства и знал, когда пора начинать косить, сеять, жать, сажать или копать картошку.

Из Москвы продукты поступали все скуднее и экономней, а между тем мы в колонии начали питаться все лучше и лучше. У нас появилась своя мука, своя картошка, своя гречиха, свои огурцы, капуста, морковь и молоко. Не было сахара, чая, мыла и масла. Плохо обстояло дело со спичками, керосином, обувью и одеждой. Но в общем мы жили хорошо, и время это вспоминается, как одно из самых прекрасных и поэтичных. Весело мы жили и дружно.