Новая книга Газета «Коммерсантъ» № 54 (1457) от 28.03.1998 Опавшие листья Владимира Ерохина

Новая книга

Газета «Коммерсантъ» № 54 (1457) от 28.03.1998

Опавшие листья Владимира Ерохина

Если большинство воспоминаний, написанных вскоре после октября семнадцатого, рассказывали о положительных качествах утраченного времени, то сейчас мы оказались свидетелями как бы уравновешивающего положение дел процесса: воспоминания о том, как хорошо жилось при большевиках,— примета приподъездных разговоров, а не изданий хоть сколько-нибудь заметного тиража. Книга Владимира Ерохина "Вожделенное отечество" не стала исключением.

Такой патологической ненависти, брезгливости и отвращения к коммунистам и всем делам их вашему рецензенту давно не встречалось. Невозможно не вспомнить один из самых культовых советских фильмов: "Политика царя была трусливая и велоромная" — грамотность изменилась в лучшую сторону, уровень отношения к господствующей власти остался примерно тем же.

Жанр, избранный Ерохиным,— нечто среднее между розановскими "Опавшими листьями" и рассказами-репликами Шкловского (при отсутствии афористичности первого и ударной силы второго),— даёт отличную возможность для воссоздания самых разных фрагментов истории России нашего века, от возвращения Гумилёва в Петроград до приезда Стейнбека в Москву, почти в произвольном порядке. Удобство такой манеры подачи материала в том и состоит, что мотивация появления в (весьма объёмной, к слову сказать) книге какой-либо истории совершенно не нужна: вспомнилось и рассказалось. Проблема в том, что мотивации этой читателю хочется.

Пожалуй, приятно удивляет, что книга при всем этом почти не эгоцентрична: похвалы, адресуемые автору персонажами (за литературную деятельность, игру на саксофоне, чтение акафистов в церкви и т. д.), не воспринимаются как его самовозвеличение. Да, так получилось, что в своё время учился у лучших социологов, в своё время познакомился с Александром Менем, в своё время... и т. д. Но — возможно, именно в силу этого — описываемое не вызывает ни зависти, ни каких-либо других сильных эмоций. Точно так же, как дворянам в эмиграции неинтересно было читать дневники ровесников (у всех сожгли усадьбы и побили статуи), теперь неинтересно читать воспоминания о жизни в СССР. Все мы "жили тогда на планете другой", и уж если на то пошло, каждый сумеет рассказать детям что-нибудь занятное. По-человечески понятно стремление автора донести ощущение харизмы личностей, с которыми сталкивала жизнь: философа Г. П. Щедровицкого, писателя Е. И. Осетрова, о. Александра Меня (о нем в книге сказано особенно много, проникновенно и тепло),— но какого-то последнего литературного усилия не хватает, чтобы ощутить себя на месте автора, другими словами — живого человека на месте страницы.

Что до нелюбви автора к коммунизму, она настолько велика, что иногда сентенции по этому поводу — как, впрочем, и по другим — даже повторяются (довлатовская заноза?). Претензии к большевикам — не только за то, что принесла революция, но и за пресловутую "Россию, которую мы потеряли" и которая, видимо, как раз и оказывается для Ерохина "вожделенным отечеством". Однако у читателя ощущения этой самой вожделенности не возникает; не возникает и ощущения того, что в это отечество в состоянии попасть сам автор.

НИКОЛАЙ СМИРНОВ