Глава 24 Взрывоопасные времена

Глава 24

Взрывоопасные времена

I

Утром 24 февраля 1961 г. Че выехал из своего дома на Восемнадцатой улице в Мирамаре. Машина его повернула направо, к Седьмой авеню. Обычно маршрут Гевары был другим: он сворачивал налево, на Пятую авеню, а потом направо, ехал мимо штаба Агентства госбезопасности и через туннель под рекой Альмендарес, а затем по набережной Малекон в центр Гаваны, в Национальный банк.

Но сегодня Че поехал в направлении площади Революции. Фидель сделал НИАР полноценным министерством, и сегодня был первый рабочий день Че в качестве министра промышленности Кубы. Необъявленная перемена маршрута, быть может, спасла ему жизнь.

Через несколько мгновений после выезда Гевары у стен его дома раздались выстрелы. Телохранители Че вступили в перестрелку, открыв беспорядочный огонь. Алейда с ребенком на руках кинулась под лестницу на первом этаже, и там же спряталась няня трехмесячной Алейдиты — София Гато, двадцатипятилетняя девушка из Камагуэя.

Впоследствии София смогла собрать воедино детали произошедшего: четверо или пятеро вооруженных мужчин, «барбудос», прятались в засаде в кустах на углу Восемнадцатой улицы и Пятой авеню, и, когда их сосед офицер Салинас появился там на машине, они открыли огонь из автоматов. Решив, что происходит нападение на дом Че, охранники дали ответный огонь. Несколько минут спустя Салинас лежал мертвый в своей машине, а один из нападавших, раненый, корчился на земле.

Информацию о перестрелке постарались не предавать огласке, но все равно о ней узнали очень многие. Официальная версия Че и правительства сводилась к тому, что произошедшее не являлось покушением на убийство Гевары. По словам Оскарито Фернандеса Мелла, жившего там же, на Восемнадцатой улице, именно Салинас, ставший жертвой неудачно обернувшейся для него любовной истории, был целью нападавших.

И все же версия о том, что случившееся на Восемнадцатой улице было неудавшимся покушением на Че, вполне имеет под собой основание, если учесть, что именно происходило в то время на Кубе. По всей стране бывшие «барбудос», такие же как напавшие на машину Салинаса в то утро, брали в руки оружие, чтобы сражаться против революционного режима, против коммунизма. Многие антикоммунисты считали Че главным сторонником «сдачи» Кубы Советскому Союзу, «красной блохой» в ухе Фиделя.

Каковы бы ни были истинные причины стрельбы на Восемнадцатой улице, известно, что с того момента Че стал принимать особые меры предосторожности. Посетителей Министерства промышленности теперь подвергали обыску, а сам Гевара стал возить на переднем сиденье машины ящик для сигар, полный ручных гранат; к тому же он каждый день ездил на работу разными маршрутами.

Американцы же фактически потеряли все свои разведывательные возможности на Кубе. Последние американские дипломаты покинули посольство 20 января, через несколько дней после введения запрета на посещение Кубы гражданами США. В том же месяце с Кубой разорвали отношения Перу и Парагвай и их дипломаты были отозваны; вскоре и другие настроенные против Кастро соседи Кубы последуют их примеру. Как минимум сто тысяч кубинцев уехали в эмиграцию, в основном в Майами, и правительство США создало специальную программу по обеспечению их жильем и работой. Среди бежавших с Кубы был Пардо Льяда, компаньон Че по его первой международной поездке. Он не раз делал неосторожные замечания по поводу проникновения в правительство коммунистов, и поэтому его тоже спровадили с острова. Среди тех, кому не столь повезло, был Умберто Сори-Марин, бывший министр сельского хозяйства. Он был схвачен кубинскими военными, обвинен в контрреволюционной деятельности под руководством ЦРУ и расстрелян. Продолжающиеся чистки и массовое бегство за границу служили цели Фиделя — «осушению болота», — так устранялись «пятая колонна» и сторонники контрреволюции.

На освободившееся место в страну потоком текли советские специалисты: преподаватели русского языка, экономисты и военные консультанты. Были открыты монгольское, албанское, венгерское, китайское и северовьетнамское посольства. Делегации из стран восточного блока приезжали одна за другой. 17 января Фидель объявил, что для изучения опыта создания колхозов в СССР будет отправлена тысяча молодых кубинцев. Изменения произошли столь внезапно и резко, что даже простые кубинцы были поражены разницей между американцами и пришедшими им на смену «русос».

У американцев всегда было много денег, они громко говорили и очень плохо знали испанский, а новоприбывшие выглядели и вели себя как крестьяне, неотесанные и бедно одетые. Женщины все сплошь были толстухи в длинных крестьянских платьях и платках на голове, мужчины носили дурно сидящие костюмы из плохой ткани. Они сильно потели на кубинской жаре, но не пользовались дезодорантами. По мнению чистоплотных кубинцев, русские дурно пахли. По-испански они не говорили и общались лишь между собой, их возили по городу на грузовиках, как скот. Русские с удивлением глазели на современный город, в витринах которого еще были выставлены сверкающие американские товары: телевизоры, холодильники, кондиционеры, — и на роскошные, построенные по индивидуальным проектам дома с бассейнами и садами.

Все американское теперь не поощрялось, к примеру: был запрещен Санта-Клаус. Английский перестал быть главным изучаемым иностранным языком. На «новой» Кубе следовало учить русский. Че стал заниматься им два раза в неделю под руководством Юрия Певцова, филолога и университетского преподавателя, присланного к нему в качестве переводчика и личного учителя.

Естественно, хотя поначалу кубинцы смеялись над bolos,[28] советский «стиль» стал постепенно проникать в кубинскую жизнь.

Был создан Центральный совет планирования по аналогии с советским Госпланом. Улицам, театрам и заводам стали давать новые названия в честь кубинских и зарубежных героев и мучеников революции, таких как Камило Сьенфуэгос и Патрис Лумумба. Вскоре появятся детские сады имени Героев Вьетнама и Розы Люксембург.

Влияние советского блока на экономику тоже стало более заметным. Правительство сместило основной акцент с кооперативных ферм, создание которых поощрялось в первые годы экспроприации земли, на государственные колхозы по советскому образцу, называвшиеся «народные фермы». Хотя масштабы экспроприации земли были велики, большая доля возделываемых земель на Кубе по-прежнему оставалась в руках мелких фермеров, продолжавших свою работу без помех со стороны государства. В 1963 г. был принят закон, урезавший размеры частных земельных угодий, но революционный режим так до конца и не уничтожил яростно отстаивавших свою независимость фермеров-гуахиро.

В министерстве Че вместе с новоиспеченной командой южноамериканских экономистов работали теперь специалисты из Чехословакии и СССР. Также Че организовал еженедельные занятия по марксизму для себя и некоторых своих помощников, включая Боррего. Занятия вел политэкономист Анастасио Мансилья.

После победы революции множеству новорожденных давали имена Фидель и Эрнесто. Теперь все больше кубинцев стали называть своих детей Алексеями и Наташами. И даже собственную дочь Че в семье стали ласкательно называть на русский манер — Алюша.

По мнению специалистов американской разведки, пламенной дружбой со странами соцлагеря Куба в значительной степени была обязана усилиям Че Гевары. В секретном документе от 23 марта, анализирующем итоги пребывания Че в странах китайско-советского блока, Бюро разведки и исследований Государственного департамента привело список значительных достижений этой миссии:

«Итогами визита стали торговые и финансовые соглашения и установление культурных связей со всеми странами блока; дипломатические отношения установлены со всеми странами, помимо Восточной Германии; договоры о техническом и научном сотрудничестве заключены со всеми странами, кроме Албании».

Разведка не знала, вел ли Гевара переговоры о дополнительной военной поддержке для Кубы, но в отчете эта возможность оценивалась высоко: «Можно предположить, что эта тема обсуждалась и была достигнута договоренность о поставке нового вооружения. Есть данные, что еще в начале своей поездки Гевара просил Хрущева предоставить Кубе ракеты, но тот категорически отказал ему, пообещав взамен автоматическое оружие времен Второй мировой войны».

II

Уже некоторое время в ЦРУ подумывали об убийстве Че, Рауля и Фиделя, взвешивая все за и против. В январе 1960 г. Аллен Даллес отказался от планов убийства в пользу программы использования «армии эмигрантов». Но в конце концов возобладал его всегдашний подход — по причинам прагматическим, а не гуманным — добиться цели самым эффективным способом. Если убийство политических лидеров Кубы поможет успеху плана их вторжения, то нужно постараться его осуществить. Несколько способов уже было разработано, в том числе один весьма экстравагантный: отравить любимые сигары Фиделя. В последующие месяцы и годы будет придумано еще много проектов по устранению Фиделя и его ближайших товарищей и будут предприняты попытки осуществить некоторые из них, в том числе даже в сотрудничестве с американской мафией.

Одновременно Аллен Даллес занимался набиравшим обороты кризисом в Конго. Эта бывшая бельгийская колония была для Запада важнейшим источником стратегических природных ископаемых, и Вашингтон не мог позволить Москве установить там сателлитное правительство, а именно этого, как опасались Даллес и его сотрудники, пытался добиться Хрущев. Премьер-министр Конго, Патрис Лумумба, вел себя странно: чтобы предотвратить поддерживаемое Бельгией отделение от его страны богатой медью провинции Катанга, он сначала призвал в Конго войска ООН, но затем попросил военной помощи у СССР.

В августе 1960 г., с одобрения Эйзенхауэра, Даллес направил в столицу Конго Леопольдвиль телеграмму шефу конголезского отделения ЦРУ, в которой давал ему полномочия устранить Лумумбу, назвав это «срочной и первостепенной целью… высочайшей важности». Президент Жозеф Касавубу и командующий армией Жозеф Мобуту сместили Лумумбу с должности, но его все равно считали опасным. В сентябре Даллес приказал, чтобы Лумумбе «отрезали любую возможность вновь получить правительственный пост».

Неделю спустя к шефу конголезского отделения ЦРУ прибыл гость из Вашингтона — Сидни Готлиб из «медицинского подразделения» ЦРУ. В дипломатической вализе он привез шприц, резиновые перчатки, маску и ампулу с не оставляющим следов биологическим ядом. Но конголезские соперники ЦРУ оказались быстрее: Лумумбу захватили войска, и, находясь под защитой сил ООН, он был передан силам М. Чомбе, лидера сепаратистского движения в Катанге. 17 января, будучи в плену, Лумумба был убит, но почти месяц факт его казни не предавали огласке.

Когда в середине февраля о смерти Лумумбы было наконец объявлено, последовала резкая реакция Хрущева, обвинившего Генерального секретаря ООН Дага Хаммаршельда в соучастии в убийстве. Министр иностранных дел Кубы Рауль Роа поддержал Хрущева, направив в ООН официальную ноту протеста. Че оплакивал смерть Лумумбы, он считал его своим собратом по духу. Кубинское правительство объявило трехдневный траур.

В марте подготовка сил ЦРУ для вторжения на Кубу шла полным ходом, равно как и подготовка политического прикрытия для этого вторжения. Наладив подпольную сеть на Кубе, Мануэль Рей вступил в поддерживаемое ЦРУ объединение кубинских эмигрантов, а бывший премьер-министр Миро Кардона был назначен главой «Кубинского революционного совета» при объединении как будущий временный президент Кубы. Однако вся эта антикастровская деятельность стала причиной серьезных осложнений в других странах.

В ноябре предшествующего года в Гватемале завершили трехмесячный курс партизанской подготовки около шестисот кубинских бойцов-эмигрантов из «Бригады-2506», но к тому времени об их присутствии — и о поддержке их ЦРУ — растрезвонили в прессе. Последовавший скандал создал серьезные неприятности гватемальскому президенту Идигорасу Фуэнтесу. В ярости от того, что на их земле находятся иностранные силы, значительная группа гватемальских офицеров начала вооруженное восстание. 13 ноября они разоружили военный гарнизон в столице, захватили казармы в Сакапе, на востоке Гватемалы, и карибский порт Пуэрто-Барриос.

Хотя поначалу мятежники добились успеха, что делать дальше, они не знали и отказались принять в свои ряды сотни крестьян провинции Сакапа, хотевших сражаться вместе с ними и просивших дать им оружие. Американская же администрация действовала без промедления. К берегам Гватемалы были направлены военные суда, в подавлении восстания участвовали и созданные ЦРУ кубинские партизанские силы: предоставленными ЦРУ бомбардировщиками «Би-26» управляли кубинские эмигранты, — и мятежники вынуждены были уйти со своих позиций. Демонстрация силы дала хороший эффект, повстанческие войска быстро сдались.

Хотя произошедшее могло показаться в то время второстепенным событием, в будущем оно имело серьезные последствия. Два молодых гватемальских офицера, Марко Аурелио Йон Соса, двадцати двух лет, и девятнадцатилетний Луис Турсиос Лима, не вернулись в свои казармы. Они ушли в подполье, решив начать партизанскую войну против гватемальского режима. Через пятнадцать месяцев под их руководством начнутся партизанские волнения, про которые Идигорас Фуэнтес скажет, что их «направляет Куба», а через некоторое время Турсиос Лима станет пользоваться особым расположением Че.

В ноябре также произошли волнения в Венесуэле: там прокубински настроенное «Движение революционных левых» (ДРЛ) и венесуэльские коммунисты начали вооруженное восстание в Каракасе против режима Бетанкура. Левоцентристская партия бывшего президента Венесуэлы, адмирала Вольфганга Ларрасабаля, входившая в правительственную коалицию, откололась от Бетанкура и стала союзницей ДРЛ и коммунистов, сформировав в целях свержения правительства «Совет национального освобождения». Последовали студенческие демонстрации и уличные бои с полицией, но в конце концов мятеж был подавлен. Однако Бетанкур на этом не остановился и продолжил «закручивать гайки»: к концу года конституционные гарантии будут на неопределенное время отменены, университеты закрыты, газеты «левой» направленности запрещены, а в районах нефтяных месторождений размещены войска. Венесуэла станет подходящим местом для вооруженной партизанской борьбы, и, при кубинской поддержке, борьба эта начнется там уже скоро.

Тем временем гватемальская бригада кубинских эмигрантов «сдала выпускные экзамены», что совпало с изменением планов ЦРУ по ее будущему использованию на Кубе. Изначально в Управлении полагали, что эти силы могут успешно сражаться как партизанские войска, но теперь, исходя из недавнего опыта, все больше сомневались в целесообразности такого подхода. Одновременно с подготовкой основных сил в Гватемале ЦРУ начало еще одну секретную программу: на Кубу были направлены небольшие группы повстанцев и диверсантов. Большая их часть была быстро обезврежена силами Кастро. Помимо того, ЦРУ не удалось с помощью самолетов доставлять повстанцам в горы все необходимое. Следовательно, требовался более масштабный план.

Переменив тактику, Ричард Биссел заменил работавших с гватемальской бригадой обычных инструкторов по военной подготовке на инструкторов по партизанской войне. По новому плану бригада должна была высадиться десантом на побережье Кубы. Поддерживаемые ударами с воздуха, эмигранты обеспечат себе опорную точку и объявят о создании временного правительства, которое немедленно будет признано Вашингтоном и дружественными латиноамериканскими правительствами. Затем, возможно, в страну войдут американские войска, «чтобы поддержать» новое кубинское «демократическое правительство». К этому времени Фидель, Че и Рауль уже должны быть уничтожены. На рассмотрении в ЦРУ находилось несколько планов убийства кубинских лидеров накануне высадки.

Из гватемальской бригады были отобраны семь групп по пять человек для проникновения на кубинскую территорию. Названы они были «Серыми командами». После высадки основных атакующих сил они должны были вступить в действие, ударив по определенным целям и возглавив вооруженные восстания по всей территории Кубы. Среди отобранных был и девятнадцатилетний Феликс Родригес. Вместе с другими членами «Серых команд» его направили в тренировочный лагерь в джунглях Гватемалы, а затем его «Серая команда» продолжила подготовку в форте «Клейтон», одной из военных баз США в американской зоне Панамского канала.

В начале января у Родригеса появился план убийства Фиделя, и он изложил его американцам. Через несколько дней ему сообщили, что план получил одобрение Управления. Родригес с товарищем вылетел в Майами, где ему вручили снайперскую винтовку немецкого производства с оптическим прицелом. В ЦРУ уже выбрали место для убийства: дом в Гаване, где часто бывал Фидель. Родригеса трижды отвозили к кубинскому побережью, но встреча с агентами на берегу так и не состоялась. После третьей неудачи винтовку у Родригеса забрали, сказав ему, что операция отменена.

Тем временем остальные члены «Серых команд» были переведены в лагерь в окрестностях Майами. 14 февраля первая группа проникновения была переправлена на Кубу. А еще через неделю Родригес и его четверо товарищей с грузом оружия, взрывчатки и снаряжения были сброшены на северное побережье Кубы, между курортом Варадеро и Гаваной.

В течение следующего месяца Родригес и его собратья встречались с членами движения сопротивления в Гаване и Камагуэе. Они жили на конспиративных квартирах и вели подготовку к получению с воздуха большой партии оружия от ЦРУ. Получив и распределив оружие, они должны были во многом повторить то, что сделали Че и Камило на последнем этапе войны против Батисты: открыть фронт партизанской войны в северной провинции Лас-Вильяс и попытаться разделить остров пополам, вынудив правительство перебросить силы с южного побережья, куда должен был высадиться десант.

Конечно, вся эта деятельность вряд ли могла застать режим Кастро врасплох, потому что он быстро избавился от иллюзии, что новый американский президент примет социалистическую Кубу как fait accompli.[29] Во время избирательной кампании Кеннеди вовсю эксплуатировал тему излишней лояльности администрации Эйзенхауэра к режиму Кастро и теперь, похоже, был готов показать характер.

Сразу после победы на выборах, в ноябре, Кеннеди был проинформирован о плане нападения с участием кубинских эмигрантов и сообщил шефу ЦРУ Даллесу, что одобряет этот план. Однако, заняв президентское кресло, он изучил план ЦРУ более подробно и был теперь настроен не так решительно, выражая сомнения в его эффективности. Но ЦРУ в конце концов удалось отстоять свою точку зрения.

Гватемальская бригада уже обучена и рвется в бой, говорили Кеннеди сотрудники Даллеса, пора начинать операцию. ЦРУ выбрало место для высадки на южном побережье Кубы, недалеко от Тринидада, в провинции Лас-Вильяс, но, по мнению Кеннеди, это место было слишком «заметным». Он предпочел точку к западу оттуда, на удаленном пляже под названием Плайа-Хирон на заливе Свиней. Кеннеди заверили, что, если нападающим не удастся удержать свой плацдарм, они смогут скрыться в «расположенных поблизости» горах Эскамбрай и, встретившись там с другими повстанцами, начать партизанское движение сопротивления.

В плане было множество изъянов. «Расположенные поблизости» горы Эскамбрай на самом деле находились более чем в сотне миль оттуда, а обособленность Плайа-Хирон, делавшая это место идеальным для неожиданной высадки, также могла превратить его в смертельную ловушку — в случае, если бы силам Кастро удалось быстро туда добраться. Видимо, все это стратегам из ЦРУ в голову не приходило.

Несмотря на сомнения, Кеннеди дал добро на осуществление плана, но исключил прямое вмешательство американских войск и широкомасштабную поддержку с воздуха во время нападения. Видимо, в ЦРУ надеялись, что, как только военные действия начнутся, президент смягчится. В любом случае об этом важнейшем обстоятельстве бригаде кубинских эмигрантов не сообщили, они считали, что получат полновесную военную поддержку США.

Также в ЦРУ не имели ни малейшего представления о том, в какой мере об их «секретной» программе уже известно Кастро. По меньшей мере один из тридцати пяти членов «Серых команд», проникнувших на Кубу, был двойным агентом правительства Кастро, но, без сомнения, имелись и другие. Более того, Куба теперь располагала значительным количеством вооружения. «На Плайа-Хирон уже было советское оружие, — сообщает Алексеев. — Много советского оружия».

III

В обстановке повышенного напряжения (ибо ходили упорные слухи о возможном вторжении) Че продолжал свою работу. Он выступал с речами, писал статьи и принимал зарубежные делегации. В последнее время боевым знаменем Че в его стремлении к созданию на Кубе «нового социалистического человека» стал «добровольческий труд». Начало было положено вскоре после смерти Камило — при строительстве школы в память покойного товарища. Но, увидев рабочие бригады добровольцев в маоистском Китае, Гевара загорелся желанием ввести эту практику на Кубе. По возвращении он стал добровольно трудиться по субботам: на фабричном конвейере, на сборе сахарного тростника, на стройплощадке. Он призывал коллег в Министерстве промышленности «подавать пример» и участвовать в сборе сахарного тростника. Вскоре все в министерстве, кто хотел сохранить благосклонность Че, стали проводить субботы не дома, а вместе с ним на добровольческих работах.

Программа Гевары, получившая в итоге название «коммунистическое соревнование», основывалась на идее, что, отдавая свой труд на благо общества, без мысли о вознаграждении, человек делает важный шаг на пути формирования истинного коммунистического «сознания». Че изо всех сил старался донести это до своих товарищей. Однажды, заметив, что у Гевары нет часов, его друг Оскарито Фернандес Мелл подарил ему свои — прекрасные часы с золотым браслетом, которые он купил по случаю окончания медицинского факультета. Через некоторое время Че подошел к Оскарито и протянул ему какую-то бумагу, и тот заметил, что часы на месте, но браслет у них теперь кожаный. Бумага оказалась чеком из Национального банка, в ней сообщалось, что Оскар Фернандес Мелл «пожертвовал» золотой браслет, сделав добровольный вклад в золотой запас Кубы.

Все знали, что Че отказался от зарплаты, полагавшейся ему как президенту Национального банка, и то же самое он сделал, начав работать в Министерстве промышленности. Получал он только крошечное жалованье команданте. Орландо Боррего, ставший теперь заместителем министра, счел, что должен получать не больше денег, и отдавал остальную часть зарплаты в фонд аграрной реформы: было бы недостойно зарабатывать больше, чем его начальник.

Однако не все товарищи Че, включая и коллег-министров, оценили такое революционное подвижничество, сообщает Боррего. Его самого Че заставил отказаться от машины своей мечты. Покидая страну, кубинские богачи оставили огромное количество автомобилей, которые были тут же национализированы, и многие министерства распределили машины среди чиновников. Но Боррего повезло больше других. Во время посещения табачной фабрики управляющий показал ему на новенький спортивный «ягуар» оставленный владельцем, и предложил взять его себе, потому что другие не знают, как им управлять. Боррего сразу влюбился в автомобиль и примерно неделю с гордостью на нем носился, пока в один прекрасный день, ставя машину в гараж, не был замечен Геварой. Че указал на автомобиль и спросил, о чем он думает, разъезжая на такой машине. Это, мол, «сутенерская машина», показушная, не такая, в какой должны видеть «представителя народа». Сердце у Боррего упало, и он сказал Че, что вернет ее. «Хорошо, — сказал Гевара, — даю тебе два часа».

У Че появлялись новые враги и новые союзники, а тем временем в Гавану приехали некоторые из старых его друзей и знакомых. Вместе с семьей из Венесуэлы прибыл Гранадо, он стал преподавать биохимию в Гаванском университете. По совсем иным причинам появился Рикардо Рохо. Он стал дипломатом аргентинского правительства Артуро Фрондиси и работал в Бонне. Видимо, Рохо планировал воспользоваться знакомством с Че, чтобы прозондировать политическую ситуацию на Кубе.

Возможно, осознавая, что все сказанное и продемонстрированное Рохо может стать известно рулевым политики на Западе, Че устроил ему экскурсию по кубинской провинции: на фабрики, тростниковые поля, — организовал встречу с крестьянами, сражавшимися в Эскамбрае против контрреволюционеров. Он даже заставил Рохо поработать день добровольцем на сборе сахарного тростника. Уезжая, тот был уверен в следующем: Куба определенно стоит на пути коммунизма; революционный режим хорошо вооружен и пользуется большой поддержкой кубинцев; Че, судя по некоторым его замечаниям, заинтересован в распространении революции в Южной Америке.

В конце марта Че провожал Рохо в аэропорт. Проезжая мимо многочисленных зенитных орудий, Гевара повернулся к Рохо. «Они придут, — сказал он, имея в виду американцев. — Но мы устроим им прием. Жаль, что ты уезжаешь сейчас, когда веселье вот-вот начнется».

3 апреля Белый дом выпустил информационный документ по поводу Кубы. В нем говорилось, что Куба представляет для американцев «явную и актуальную опасность». Это был призыв к оружию со стороны администрации Кеннеди — призыв к военным действиям, которые вскоре станут известны как операция в заливе Свиней.

Через пять дней, пребывая в крайнем возбуждении в преддверии нападения, Че опубликовал статью в «Верде оливо». Она называлась «Куба: историческое исключение или авангард в борьбе против колониалистов?». Че давал такой ответ на собственный вопрос: Куба не исключение, а просто первая латиноамериканская страна, вырвавшаяся из характерной для государств региона экономической зависимости от империалистов. Она являет собой пример, которому должны последовать ее соседи, чтобы прийти к вожделенной свободе через революцию.

«Что же мы сделали, чтобы освободиться от империалистической системы, от марионеточных правителей в наших странах и наемных армий, защищающих марионеток и всю социальную систему эксплуатации человека человеком? Мы применили конкретные формулы, открытые нашей эмпирической медициной для лечения серьезных недомоганий нашей любимой Латинской Америки, и эта эмпирическая медицина быстро стала частью научной истины».

Вот «научное» открытие, для которого был предназначен Эрнесто Гевара, кульминация изысканий, начатых им во время медицинской работы. Но лечение болезней никогда не было ему по-настоящему интересно, Геварой всегда двигало желание найти средство их предотвращения, и как было в медицине, так стало и в политике. Он шел и искал, по пути отметая возможные решения: «реформизм, демократию, выборы», — он нашел Маркса, потом Гватемалу, затем Кубу, и в крещении огнем его открытия в «эмпирической медицине» стали «научной истиной». Этой истиной, а также способом вылечить болезни человечества был марксизм-ленинизм, а партизанская война являлась средством ее достижения.

Че вывел «научную истину» из кубинского опыта, а научная истина описывает закон природы. По сути, Че доказывал, что его формула достижения социализма с помощью вооруженной борьбы равнозначна научному открытию и с помощью этого открытия будет положен конец несправедливости и создан новый человек.

IV

Четыре дня спустя в Гаване дотла сгорел самый крупный и роскошный универмаг, «Энканто»; это было делом рук подпольной группировки, поддерживаемой ЦРУ.

В предрассветной темноте следующего дня, 15 апреля, няня Алейдиты София проснулась от страшных звуков пикирующих самолетов и шума разрывающихся бомб. Она выбежала из спальни и закричала, зовя Че. Он тут же, еще без рубашки, появился из спальни. «Ублюдки наконец на нас напали», — сказал Гевара.

Они смотрели в окно на вспышки и взрывы. Снаружи забегала охрана Че, все кричали и размахивали пистолетами. Гевара выкрикнул из окна: «Пристрелю первого, кто откроет огонь!» Охранники успокоились, и через несколько минут Че с телохранителями уехал из дома на машине. Они направились в Пинар-дель-Рио, на его боевой пост, подготовленный на случай нападения. Фидель поручил Че командование Западной армией Кубы.

На следующий день на похоронах жертв бомбардировки, выведшей из строя большую часть весьма скромных кубинских военно-воздушных сил, Фидель произнес пламенную речь, в которой обвинил в нападении США. Вашингтон сделал это, по его словам, потому, что не мог простить Кубе «социалистической революции», которую она осуществила прямо у него под носом. Впервые со времени захвата власти Фидель произнес страшное слово. Впоследствии на этом месте установят памятную табличку, увековечивающую момент, когда Фидель «раскрыл социалистическую природу Кубинской революции».

В толпе, слушавшей речь Кастро в тот день, был молодой, преждевременно начавший лысеть художник из горного аргентинского города Мендосы. Звали его Сиро Роберто Бустос, и с ним была его жена. Оба только что приехали на Кубу, чтобы добровольно участвовать в кубинском революционном эксперименте. Они ходили по улицам Гаваны, вдыхая тропический воздух, и все казалось им новым, странным и волнующим. Вскоре жизнь Сиро Бустоса полностью изменится и окажется надолго связанной с Че и его идеей континентальной революции.

17 апреля, сразу после полуночи, Освободительная армия кубинских эмигрантов в полторы тысячи человек высадилась на Плайа-Хирон в заливе Свиней. Через несколько часов после их высадки, о которой громко трубила радиостанция ЦРУ «Лебедь», Фидель привел свои силы в боевую готовность для нападения на захватчиков. Те не пошли в глубь территории, вырыв окопы и оставшись на пляже в ожидании подкрепления. Оно не пришло. А утром началось сражение. На рассвете следующего дня Даллес сообщил Кеннеди, что атака захлебнулась и, если США не вмешаются, Освободительная армия будет уничтожена. Кеннеди отказался отдать приказ, разрешив только минимальную помощь с воздуха.

Феликс Родригес услышал о вторжении по радио. Заранее его никто не предупредил. ЦРУ не осмелилось связываться с кем-то из подпольного сопротивления на Кубе, опасаясь утечки информации. Отрезанный от других членов своей «Серой команды», он попытался связаться с кем-нибудь по телефону. Но каждый раз на звонок либо не отвечали, либо Родригес слышал странные голоса, приказывавшие ему «поскорее приходить». Поняв, что многие из членов сопротивления, возможно, уже арестованы, а голоса принадлежат агентам госбезопасности, он не стал никуда уходить. В следующие три дня Родригес по телевизору следил за происходящим и плакал от отчаяния.

Силы Че в Пинар-дель-Рио не участвовали в боевых действиях, но сам Че чуть не погиб от случайного выстрела. Алейда узнала об этом от Селии Санчес: та позвонила и сказала, что Че легко ранен, ему оцарапало щеку и ухо, потому что его пистолет выпал из кобуры и произошел выстрел. Селия отправила за Алейдой машину, а еще одна выехала, чтобы забрать Алюшу с няней Софией в дом Селии на время, пока все не успокоится.

Строго говоря, Селия сказала Алейде правду. Че был вне опасности, но еще немного — и пуля попала бы ему в голову. Однако самая большая опасность пришла не от пули, а от военных врачей, настоявших на том, чтобы сделать раненому противостолбнячный укол, вызвавший у него сильнейшую токсическую реакцию. Впоследствии Че шутливо сказал Альберто Гранадо: «Друзья едва не добились того, что не удалось врагам: я чуть не умер!»

София провела следующие сорок восемь часов без сна. Квартира Селии Санчес превратилась в настоящий боевой штаб: Селия буквально не отнимала трубку от уха, выслушивая бесконечные отчеты с поля боя и передавая информацию дальше. Потом вдруг явился измотанный Фидель и сразу упал на кровать, где с дочкой Че лежала София. Он спал, а девочка играла с его бородой. В конце концов, измученная, София тоже уснула.

20 апреля все было кончено. Гватемальская бригада была подавлена, у нее кончились боеприпасы, и она сдалась. Сто четырнадцать ее членов погибли, а почти тысяча двести были взяты в плен. Услышав хорошие новости, Че вернулся в Гавану из Пинар-дель-Рио, заехал за Альберто Гранадо и отправился на Плайа-Хирон. Они приехали на командный пост Фиделя на сахарном заводе.

Че и Гранадо приблизились к нескольким пленникам. Узнав Че, один из них так испугался, что наделал в штаны. Гевара попытался задать ему пару вопросов, но от ужаса пленник не мог нормально говорить. В конце концов Че отвернулся и сказал одному из своих охранников: «Дай этому несчастному ублюдку ведро воды».

Фидель, разумеется, ликовал. Этот бой принес кубинскому революционному режиму ошеломительную победу. «Народ» сражался с Вашингтоном и победил.

Когда все закончилось, Че отправился навестить Ильду и Ильдиту. Казалось, он горд своей раной, оставившей на его щеке шрам. Увидев, что Ильда смотрит на шрам, он сказал с напускным пренебрежением: «Это была просто случайность, но еще чуть-чуть — и я бы тут не стоял».

Утром 26 апреля Феликс Родригес вышел из конспиративной квартиры в Гаване и сел в зеленый «мерседес», принадлежащий испанскому послу. Его отвезли в посольство Венесуэлы. Через четыре месяца он по дипломатическому паспорту покинет страну, но вскоре снова туда вернется. Ни он, ни ЦРУ не думали заканчивать сражение против Кастро и его коммунистического правительства.

V

Четыре месяца спустя, находясь в Пунта-дель-Эсте в Уругвае, Че передал Кеннеди сообщение с благодарностью. Сделал он это через Ричарда Гудвина, молодого помощника президента в Белом доме. «Спасибо за Плайа-Хирон, — сказал он Гудвину. — До вторжения революционный режим был шаток. Теперь он крепок как никогда».

В последние месяцы противостояние между Востоком и Западом усилилось, превратившись в личное соревнование между Кеннеди и Хрущевым. В течение многих лет Москва и Вашингтон пытались установить свое влияние в «свободных зонах», оставленных уходящими европейскими колониальными правительствами в Африке, Азии и на Ближнем Востоке. Пока что как будто побеждала Москва.

Начиная с 1956 г. в ряде кризисных международных ситуаций выявилась слабость и ограниченность власти Запада за границей: Вашингтон и его союзники терпели поражение в Суэце, Ливане, Индонезии и Венгрии.

Советский Союз стремительно двигался вперед, создавая ядерное оружие, и достиг огромных успехов в деле освоения космоса. В 1957 г. СССР первым в мире запустил космический спутник, а в апреле 1961 г. в космос полетел Юрий Гагарин. Кеннеди пытался принять решение, начинать ли операцию в заливе Свиней, а ликующий Хрущев вовсю трубил о своей победе в космосе, предлагая Западу «догонять».

Тем временем в мире возникали новые «горячие точки». Начались волнения в Африке. Соперничающие группировки продолжали бороться за власть в Конго. Руанда, Танганьика и Сьерра-Леоне получили независимость, а в португальской колонии Анголе вооруженное движение сопротивления начало борьбу против колониального правления Лиссабона. В Алжире война за независимость длилась уже семь лет и унесла сотни человеческих жизней, угрожая перерасти в гражданскую войну в самой Франции.

В Юго-Восточной Азии партизаны-вьетконговцы, при поддержке северовьетнамского правительства Хо Ши Мина в Ханое, угрожали правительству Южного Вьетнама, за которым стояли США. В соседнем Лаосе партизаны организации «Патет-Лао» начали мощную атаку на вьентьянский режим («Патет-Лао» опиралась на поддержку СССР и Китая, правительство — на американскую поддержку). Кеннеди вынужден был рассматривать возможность военного вмешательства. В итоге было достигнуто соглашение о прекращении огня, но положение в Лаосе оставалось напряженным и нестабильным.

Тем временем советско-кубинское сотрудничество набирало обороты. В мае 1961 г. Советский Союз наградил Фиделя международной Ленинской премией мира. Белый дом беспокоило, что СССР может начать укреплять свой плацдарм на Кубе, размещая на острове ракетные базы. Несмотря на заверения Хрущева в обратном, министр юстиции и генеральный прокурор Роберт Кеннеди в апреле предупреждал своего брата об этой возможности и призывал к скорейшим действиям. «Пришла пора показать силу, ведь через год-два положение будет куда хуже».

Летом Кеннеди по выходным читал работы Мао и Че Гевары о партизанской войне. Он был убежден, что теперь самое главное — это способность при помощи армии противостоять растущей угрозе мятежей, организуемых левыми силами. Он приказал армии повысить навыки борьбы с партизанами. К сентябрю эта инициатива воплотилась в создании нового элитного корпуса для борьбы с повстанческими движениями — «зеленых беретов».

«Переход» Кубы в руки Советов подвиг Кеннеди к тому, чтобы принять меры для укрепления американской гегемонии в других странах Латинской Америки. Для предотвращения других революций наподобие кубинской он разработал для региона обширную программу помощи в экономическом развитии.

Это и стало декорациями для экономической конференции Организации американских государств, проведенной в августе в Уругвае, в курортном городе Пунта-дель-Эсте. Для обнародования программы «Союз ради прогресса» — грандиозного, беспрецедентного проекта стоимостью двадцать миллиардов долларов, рассчитанного на десять лет, — Кеннеди отправил туда своего министра финансов Дугласа Диллона. А в качестве представителя от Кубы Фидель прислал на конференцию Че.

Приезд Гевары накалил прежде спокойную атмосферу в Пунта-дель-Эсте. Че сразу перетянул все внимание на себя, фотографы и журналисты ловили каждый его взгляд и слово и ходили за ним повсюду. С приездом Че конференция стала настоящим театральным действом и историческим событием.

Гевара вел себя в соответствии со своей репутацией. За ним повсюду следовал юный телохранитель Леонардо Тамайо, что выглядело несколько экзотично. Все министры приходили на конференцию в костюмах, а Че был одет в военную форму. Все произносили свои речи сидя, а он, выступая 8 августа, стоял. Дуглас Диллон с нарочито скучающим видом смотрел в потолок и зевал, а Че разносил в пух и прах предложенную Америкой программу, говоря, что ее цель — еще больше изолировать Кубу, усилить контроль над остальными латиноамериканскими странами, подкупив их деньгами, и увеличить их зависимость от могущественного северного соседа.

С другой стороны, говорил Че, пример Кубы, отстоявшей свою политическую и экономическую независимость, может стать руководством к действию для остальных стран Латинской Америки. По оценкам США, благодаря «Союзу ради прогресса» страны Латинской Америки увеличат темпы экономического роста на два с половиной процента, а у Кубы, заявил он, через несколько лет этот показатель будет составлять десять процентов.

Чтобы со стороны Кубы звучала не только критика, Че предложил ряд условий, которые должны были выдвинуть страны, планирующие присоединиться к союзу. Среди них — свободный экспорт сырья в любые государства по их желанию и прекращение протекционистского субсидирования Америкой своих товаров, которое не дает возможностей для конкуренции.

Че подробно рассказал о многочисленных актах агрессии США в отношении Кубы, кульминацией которых стало вторжение в заливе Свиней, но затем перешел на более миролюбивый тон. Куба не желает зла своим соседям, сказал он, и хочет быть частью семьи американских народов. Ее лидеры всегда готовы сесть за стол переговоров и обсудить расхождения с США, но без всяких предварительных условий. Все, чего хочет Куба, — это гарантии, что на нее не будет совершено нападения и ей будет дано право быть «другой» в рамках своих границ. «Мы не можем не служить примером для остальных, как этого желали бы США, потому что пример — это понятие, не знающее границ. Но мы гарантируем, что не будем заниматься экспортом революции, что ни одна винтовка, ни одно боевое средство не покинет пределов Кубы, чтобы быть использованными в боевых действиях в других странах Америки».

Речь Че продолжалась два часа пятнадцать минут, и, как только он закончил, в зале раздался крик: «Убийца!» Охранники сцепились с кричавшим и выволокли его наружу, а в это время на трибуну, где стоял Че, забрались двое других неизвестных и стали оскорблять его. Не обращая на них внимания, Гевара спокойно сошел с трибуны и покинул зал. Позже полиция сообщила прессе, что нарушителями порядка оказались кубинские эмигранты из «Демократического революционного фронта» — финансируемой ЦРУ антикастровской группировки.

В Уругвай приехали родные Че, и впервые со времени отъезда из Аргентины он увидел своего брата Роберто и сестру Ану Марию. Приехали также его отец, мать, брат Хуан Мартин, сестра Селия и тетя Беатрис. Помимо того, прибыло и довольно много старых друзей Эрнесто: Хулио «Гаучо» Кастро, которого Че пытался зазвать на Кубу, Бето Аумада, Пепе Агилар, его старый «деловой партнер» Карлос Фигероа и Рикардо Рохо, успевший со времени встречи с Геварой на Кубе оставить дипломатический пост в Бонне и вернуться домой.

Различия между Че и его братом Роберто были разительны. Роберто женился на представительнице аргентинской аристократии и, хотя заявлял о своей аполитичности, работал юристом в отделе социального обеспечения аргентинских военно-морских сил, являвшихся одним из самых консервативных политических институтов страны.

Роберто не рассказывает, был ли у него с Че разговор о разнице во взглядах. В одном интервью, беседуя с журналистом о встрече в Пунта-дель-Эсте, он упомянул только, что нашел своего брата «совсем другим», не таким, каким Эрнесто был за восемь лет до того: он стал суровым, целеустремленным, и ему явно не хватало чувства юмора. Когда Роберто отметил эту последнюю перемену в Че, тот коротко сказал: «Остроты меня больше не интересуют, у меня теперь другое представление о юморе».

Бето Аумада, товарищ Эрнесто по игре в регби во времена «Чанг-чо» и по-прежнему друг его семьи, тоже счел, что его старый приятель стал другим. «Он всегда был свободолюбив, — вспоминал Аумада, — а теперь у него было полно обязанностей… Эрнесто занимал положение, подразумевавшее постоянную опасность, и с ним всегда были охранники. Он изменился. Совершенно изменился. Стал более сдержанным и осторожным в высказываниях».

Первая встреча с друзьями произошла на публике и была очень краткой, а затем Че выделил время, чтобы немного посидеть с товарищами детства наедине. Тогда они отчасти увидели прежнего Эрнесто. Он раздал гостям кубинские сигары, и они радостно задымили все вместе. По словам Аумады, каждый сказал что, если он может быть полезен на Кубе, то готов помочь.

«Гевара стал подшучивать над нами, — вспоминает Аумада. — Карлитосу, который занимался недвижимостью, он сказал, что ему не найдется на Кубе работы, потому что собственностью владеет государство и продавать там нечего. Меня он тоже поддразнил, сказав, что как адвокат я там тоже не потребуюсь, потому что судебных споров у них нет, так что чем мне там заниматься?»

Из всех них только Карлосу Фигероа показалось, что Че остался «все тем же старым добрым Эрнесто», любящим пошутить, поболтать и всякими небылицами произвести впечатление на других. С мальчишеским удовольствием Че рассказал Фигероа о самых ярких своих переживаниях. «Ты не поверишь, — похвастался он, — но я ездил на охоту на слоне с самим Неру». А когда на Кубу приехал русский космонавт Юрий Гагарин, Гевара был в таком восторге от встречи с первым человеком, побывавшим в космосе, что «не отставал от него» целый день.

Че со всей своей многочисленной свитой жил в гостинице, а его родные разместились неподалеку на вилле, арендованной журналисткой «левого» направления по имени Хулия Констенла де Джуссани. За миниатюрность друзья ее прозвали Чикита (Малышка). Для одного женского журнала Хулия взяла интервью у матери Че, Селии, и они подружились.

Вместе с мужем-журналистом Хулия издавала прокубинский политический журнал под названием «Че» и тесно сотрудничала с Альфредо Паласиосом, почтенным руководителем Социалистической партии Аргентины. Она приехала в Пунта-дель-Эсте, чтобы освещать конференцию и взять интервью у Че, но самой главной ее задачей было встретиться с ним наедине. От лица коалиции аргентинских социалистов и «перонистов» левого крыла, готовившейся к предстоящим выборам, Хулия должна была сделать Геваре предложение. Они хотели узнать, не захочет ли Че вернуться на родину, если они выставят его кандидатуру на парламентских выборах.

Когда Хулии удалось наконец встретиться с Че без посторонних и рассказать об этом предложении, Гевара его сразу же отверг. Он нужен на Кубе, объяснил Че, у него там важные задачи, и аргентинским политиком он себя не видит. А потом, посмотрев Хулии прямо в глаза и иронически улыбнувшись, произнес: «Мадам, я министр. Неужели вы думаете, я захочу стать депутатом парламента в Аргентине?»

Но в предложении Хулии были и другие пункты. Она сказала, что «левые» хотят видеть его своим «символом». Если народный фронт одержит на выборах победу, можно будет считать, что Че внес в это важную лепту, но если выборы будут отменены и мирное разрешение ситуации станет невозможным, он станет лидером партизанского движения, «руководителем революционных преобразований в Аргентине». Эта роль ему подобает, сказала журналистка: он может оставаться в изоляции на Кубе, а может запустить процесс перемен в Латинской Америке.