НАГЧУ
НАГЧУ
В октябре 1927 года, на последней пограничной заставе перед Нагчу, караван Н. К. Рериха снова задержали. Вначале показалось, что это очередная проверка документов, но потом эта короткая остановка превратилась в долгую зимовку, за время которой были испробованы все возможности получить разрешение идти дальше в Лхасу.
Началось все с переговоров с мелкими чиновниками, а закончилось встречей с главнокомандующим Восточными Тибетскими войсками генералом Кушо Кап-ши-па. Это был молодой человек лет двадцати четырех, который гордо заявил, что он является чиновником 4-го разряда и имеет право лично сообщить Далай-ламе о прибытии великих гостей. Казалось бы, все должно разрешиться быстро, тем более что личный секретарь генерала оказался хорошим знакомым Юрия Рериха, которого он знал еще по Дарджилингу.
Разговор с генералом Кап-ши-па проходил доверительно, и Н. К. Рерих рассказал ему о цели своего визита в Лхасу. После дружеского общения отношение генерала к Н. К. Рериху резко изменилось. Кап-ши-па стал доброжелательным и даже изъявил желание проводить всех в лагерь и лично помочь Рерихам с процедурой таможенного досмотра вещей, ибо «совсем неуместно маленькому чину касаться вещей большого человека». Николай Константинович отдал распоряжение немедленно готовиться в поход и тут же послал с гонцом составленное секретарем письмо к губернаторам в Нагчу. Кроме того, генерал пообещал Николаю Константиновичу лично написать Далай-ламе сообщение о рериховском посольстве.
На следующий день после досмотра лагеря экспедиции Кап-ши-па предложил Рерихам переехать вместе с караваном поближе к ставке, где он и закончит все формальности. При этом генерал предупредил, что теперь въезд в Нагчу категорически воспрещен всем иностранцам, но Рерихов, таких высоких гостей Тибета, этот запрет не коснется, и снова подтвердил, что ради них он пока остается здесь и еще раз лично напишет о буддийском посольстве Далай-ламе.
Лагерь экспедиции был перенесен поближе к ставке главнокомандующего. Вскоре Николай Константинович получил записку с просьбой срочно приехать к генералу для переговоров. Друживший с Юрием секретарь рассказал, что рано утром было получено какое-то письмо из Нагчу и что его содержание ему пока неизвестно.
В сообщении, присланном из Нагчу, говорилось, что гражданский и духовный губернаторы не решаются принять на себя ответственность за то, чтобы пропустить экспедицию вперед, так как очень боятся существующего категорического указания Далай-ламы о запрещении въезда в Нагчу всех иностранцев. А потому они просят главнокомандующего, как старшего по рангу, взять на себя ответственность за проезд экспедиции. Кап-ши-па принял неожиданное для Рерихов решение, он вызвал двух губернаторов Нагчу к себе в ставку. Генерал писал:
«Великий Посол Западных Буддистов Рета-Ригден [Н. К. Рерих] изъявил согласие обождать еще сутки, а потому обоим губернаторам предлагается немедленно прибыть в ставку Главнокомандующего Востоком Тибета».
Но ответа на такое столь категоричное послание не последовало, и ни один из губернаторов из Нагчу не приехал.
13 октября 1927 года к Рерихам прибыл гонец, он выразил большое удивление, почему Рерихи еще стоят здесь, а не едут прямо в Нагчу. Затем он сообщил всякие интересные подробности, которые несколько насторожили Рерихов. Оказывается, что полковник Ф. М. Бейли, английский резидент в Сиккиме, и генерал Бахадур Ладен Ла находятся в Гянзе. Было несколько странным, что в это время года Ф. М. Бейли спешно выехал в горную часть Тибета, наиболее близко расположенную к Лхасе, и что о прибытии Рерихов в Лхасе знали еще тогда, когда экспедиция подходила к Улан-усу.
Это означало, что в дело о пропуске Рерихов в Лхасу вмешалась еще одна сторона — разведка Англии. Тогда, в августе, английские власти ждали, что Н. К. Рерих приедет в Индию, чтобы через Сикким, ближним путем, попасть в Тибет. 10 августа 1927 года в официальном письме из Министерства внутренних дел говорилось:
«Я высылаю экземпляр бумаги, упомянутой ниже, относительно предполагаемого визита профессора Рериха в Тибет и прошу предпринять шаги, чтобы предотвратить въезд этого русского через любые порты в Мадрасском, Бомбейском и Бенгальском президентствах, если он предпримет таковую попытку».
Именно поэтому полковник Ф. М. Бейли вынужден был немедленно приехать в Гянзе. Английское колониальное правительство Индии рекомендовало Ф. М. Бейли следить за возможным развитием событий вокруг неожиданно объявившейся на подходах к Лхасе экспедиции Н. К. Рериха и требовало от полковника решительных действий — «Вы должны немедленно проинформировать правительство Индии, как только получите известия о движении Рериха в Тибет».
Николай Константинович все же не хотел верить в то, что его друг Ф. М. Бейли хоть как-то причастен к задержке экспедиции.
17 октября неожиданно выяснилось, что главнокомандующий Кап-ши-па уезжает на следующий день, а разрешения на пропуск экспедиции в Лхасу все еще не выписано. Николай Константинович в ультимативной форме заявил о необходимости срочной встречи с генералом, и после продолжительных переговоров ему назначили время на 10 часов утра следующего дня.
Палатки главнокомандующего уже сворачивались, войско собиралось оставить лагерь. Н. К. Рерих на следующий день окончательно убедился, что попал в труднейшую ситуацию. Кап-ши-па не захотел излагать в письме то, что Н. К. Рерих намеревался сказать Далай-ламе при личной встрече, и предложил ему попробовать самому написать в Лхасу по-тибетски. Каково же было удивление генерала, когда Юрий быстро и красиво стал писать на тибетском языке. После такого поворота дел главнокомандующий пообещал, что пришлет к Рерихам гонца, который и отвезет его в Нагчу. Однако ни гонец и никто другой так и не приехал. Кап-ши-па решил ретироваться и больше не вмешиваться в противостояние Великих иерархов, каковыми были Н. К. Рерих и Далай-лама.
Конверт с посланием к Далай-ламе пока оставался у Рерихов: «Посол Собора Западных Буддистов Рета-Ригден прибыл 10-го числа сего месяца в Чортен-Карно. С тех пор вот уже восемь дней, как Посольство бесцельно стоит здесь. Паспорт Посольства, выданный далай-ламским представителем в Урге, уже послан в Нагчу. Несмотря на это. Посольство принуждено оставаться здесь. Если Посольству не будет позволено на днях двинуться в Нагчу, то всей идее Посольства, а также Учению Благословенного будет нанесен непоправимый вред. Посол Рета-Ригден — человек Великой Страны, и если Посольство будет принуждено долго оставаться на холодном нагорье, то Правительство Соединенных Штатов Америки, а также все члены Буддийского Собора будут чувствовать себя весьма оскорбленными.
Каждый день кто-либо из состава Посольства заболевает. Вчера заболела супруга Посла и полковник, начальник охраны Посольства. Близ Чортен-Карно, в пути, с секретарем Посольства случился припадок горной болезни. Если один из девяти членов Посольства скончается или заболеет, то это будет причиной многочисленных осложнений, ответственность за которые полностью падет на пограничные власти. Доктор Посольства свидетельствует, что здоровью членов Посольства может быть нанесен непоправимый вред, тем более что некоторые лекарства кончаются. Если Посол не будет иметь возможности вести переговоры. Учению Будды будет нанесен большой вред.
24-го числа будущего месяца в Америке соберется Буддийский Собор. Если к этому числу не будет получено письма от Посла из Лхасы, весь Собор почувствует себя оскорбленным. Потому губернаторы Нагчу должны оказать полное содействие Посольству, в противном же случае будет причинен непоправимый вред. Скорейше прошу прислать соответствующий ответ».
Николай Константинович размышлял, что же предпринять дальше. Английского резидента, полковника Ф. М. Бейли, Н. К. Рерих считал своим хорошим другом. Он не понимал, что же могло явиться причиной их задержания на перевале совсем рядом с Нагчу. Неужели инцидент, произошедший во время еще первой встречи с главнокомандующим тибетскими войсками Кап-ши-па, когда генерал пригласил Николая Константиновича в свою ставку?
Тогда Н. К. Рерих, во главе представительства экспедиционного каравана, впервые отправился к Кап-ши-па. Впереди делегации шел участник экспедиции Ламанжапов с изготовленным в Урге флагом, потом Н. К. Рерих, а за ним Юрий и Н. В. Кордашевский. По местному обычаю все были без оружия, дабы показать доверие и не оскорбить главнокомандующего. По дороге в ставку Юрий стал терять сознание из-за резкой перемены давления. Совсем недавно они преодолели очень трудный горный перевал, и Юрий попросил доктора Рябинина присоединиться к посольству.
Несмотря на плохое самочувствие Юрия, отменять свой визит Николай Константинович не захотел. Пришлось идти еще 8 километров. На полдороге у Юрия случился приступ, и его сняли с лошади. Но и это не остановило Николая Константиновича.
Тут подъехал тибетский чиновник от главнокомандующего и объяснил, что Николай Константинович должен немедленно ехать к генералу. Не имея возможности говорить по-тибетски без переводчика, Николай Рерих решил, что, передав подарки, он сразу же вернется обратно.
Не доезжая шагов трехсот до ставки, тибетцы знаками попросили Н. К. Рериха и его спутников слезть с коней. После этого началась невероятная чехарда. Подошли какие-то чины, судя по всему, приближенные главнокомандующего, и что-то стали показывать, о чем-то говорить и возбужденно жестикулировать. Н. К. Рерих старался объяснить по-английски, что он не может ждать и что хочет только передать подарки и вернуться в экспедиционный лагерь.
Тибетцы, не поняв ни слова, посчитали, что Н. К. Рерих обиделся за задержку, тут же принесли часы, чтобы на них показать, сколько осталось до аудиенции у главнокомандующего.
Затем выяснилось, что делегацию ожидали к 5 часам вечера, а было еще 11 часов утра. Тибетцы принесли круглые подушки, предложили Н. К. Рериху немного отдохнуть, и ушли. Осталась только толпа зевак, разглядывавшая диковинных европейцев.
Через полтора часа пришел солдат, и Николай Константинович попробовал объяснить ему, что все устали и желают вернуться обратно в лагерь. Солдат, очень внимательно выслушав и ничего не поняв, жестом попросил следовать за ним. Тут же подошли чиновники и знаками попросили развернуть флаг экспедиции. У входа в шатер специально для приема Н. К. Рериха были выстроены часовые, они как-то недружно вскинули свои ружья в непонятном приветствии. Увидев это странное зрелище, Н. К. Рерих наконец вошел в палатку главнокомандующего. Внутри было довольно просторно. Одну треть занимало возвышение, на которое сел молодой главнокомандующий в шелковом желтом халате. Николай Константинович со своими спутниками сел по правую руку от генерала, а слева расположились три тибетца, его ближайшие помощники.
Недоразумения продолжались, и Н. К. Рерих решил сразу передать главнокомандующему подарки. Тибетцы заулыбались, стали что-то говорить, но никто из гостей их, естественно, не понимал, а потом воцарилось долгое молчание. Тогда флаг экспедиции, оставленный Н. К. Рерихом возле шатра, внесли внутрь, выказав тем самым особое уважение к посольству. Офицеры внимательно рассматривали европейцев, а главнокомандующий приветливо улыбался. Положение становилось напряженным и безвыходным.
Спасение пришло неожиданно — вдруг в шатер внесли скамейку и покрыли ее коврами. Появился Портнягин и сообщил, что Елена Ивановна и Юрий Николаевич уже на пути к ставке. Николай Константинович вздохнул с облегчением. Вскоре у ворот остановились всадники, и в палатку вошли Елена Ивановна и Юрий, который тут же обратился с приветствием к генералу на тибетском языке. Такого главнокомандующий не ожидал, брови его малоподвижного лица удивленно поднялись, немое противостояние закончилось.
Потом, через много дней ожидания, выяснилось, что в свите главнокомандующего были тибетцы, знавшие английский язык. К сожалению, Рерихов не насторожило и то, что главнокомандующий лично остановил их на самых подступах к Нагчу, в то время как других иностранцев проверяли и задерживали уже в самом городе-таможне. И главное, на что должны были обратить внимание, — главнокомандующий Кап-ши-па принадлежал к древнему княжескому роду, резиденция которого находилась рядом с Гянзе, куда срочно приехал полковник Ф. М. Бейли.
Дело в том, что бумаги, полученные Н. К. Рерихом от представителя Далай-ламы в Урге, давали ему возможность беспрепятственно следовать прямо на Лхасу и в Нагчу это быстро бы выяснилось. Главнокомандующий Кап-ши-па, изображая из себя благодетеля Рерихов, все время выдумывал сложности, с которыми якобы столкнулась экспедиция.
Все письма, отправляемые Николаем Константиновичем, перехватывались главнокомандующим и возвращались обратно под разными предлогами. Передача оружия, привезенного караваном лхасскому правительству, также не входила в планы английской разведки. Но даже после того как главнокомандующий узнал о том, что Н. К. Рерих является высоким западным буддийским иерархом, он не только не остановил досмотр каравана, а проделывал это несколько раз.
Николай Константинович пугал главнокомандующего тем, что если не будет принята их делегация, то на Западе будет избран свой Далай-лама, но 25-летнему генералу было совершенно наплевать на западных или каких-либо других буддистов. Однако он начинал понимать, что по совету английских резидентов ввязался в очень сложное и опасное для своей карьеры дело. И 16 октября, оставив с экспедицией одного из своих офицеров, спешно уехал в Гянзе, чтобы отчитаться перед англичанами и потребовать с них еще большую плату, нежели они ему пообещали.
Все письма, посланные Н. К. Рерихом полковнику Ф. М. Бейли, становились достоянием английской разведки. Сам Ф. М. Бейли не только был в курсе положения экспедиции, но и цинично обрекал ее участников на неминуемую гибель, требуя от генерала Кап-ши-па отослать Рерихов через самые трудные перевалы в Китай.
Между тем после ухода главнокомандующего ничто и никто не мог бы помешать Рерихам самовольно направиться в Нагчу, а оттуда — в любом направлении. Поэтому оставшийся следить за экспедицией майор втайне распространял слухи, что между Нагчу и Лхасой стоит огромное тибетское войско. Николая Константиновича пугали все, при этом сами тибетцы не верили, что караван будет послушно стоять в самом неудобном, продуваемом месте и не двинется вперед, несмотря даже на сильный мороз.
Письма, которые присылали губернаторы Нагчу, были двусмысленными, что позволяло Н. К. Рериху принимать любые решения. Но приставленный к экспедиции майор честно исполнял свое поручение, толкуя любое слово не в пользу Рерихов. В восточной стране, далекой от цивилизации, Николай Константинович хотел все решить по-европейски.
Поэтому он придумывал уважительные письма, а Юрий переводил их на тибетский язык. Большая часть писем так и не доходила до адресатов, возвращаясь через несколько недель обратно в лагерь экспедиции с каким-то невразумительным оправданием.
Третье письмо, посланное Николаем Константиновичем 23 октября 1927 года губернаторам Нагчу, было намного короче двух предыдущих:
«Из наших двух предыдущих писем, вами полученных, вы уже знаете, в каком тяжелом положении находимся и мы сами, и весь наш караван. Со времени отсылки писем наше положение еще более ухудшилось и сделалось смертельно опасным. Глубокий снег лишил животных травы, а холод еще более отягчил наше расстроенное здоровье. Из них вы знаете высокие священные цели нашего прихода для воссоединения Буддизма. А потому вы не можете дать нам погибнуть среди снегов нагорья Чантанга. Особые обстоятельства нашего положения позволяют вам разрешить нам немедленно продвинуться в Нагчу, откуда мы должны снестись и с Лхасой, и с Америкой. Вы поймите, что наше продвижение совершенно необходимо, иначе проистечет непоправимый вред».
28 октября Рерихи, не видя выхода из создавшегося положения, решили написать самому Далай-ламе.
«Ваше Святейшество!
По избранию Буддийского Собора в Америке, я, как Глава Западных Буддистов, принял на себя поручение отправиться во главе первого Посольства Западных Буддистов, чтобы лично передать Вам Грамоту, Орден Будды Всепобеждающего и радостное сообщение о предуказанном пророчествами развитии Учения Благословенного на Западе. Путь от Америки до Тибета занимает около восьми месяцев, охватывая более шестнадцати тысяч английских миль. Пройдя все необычайные трудности этого пути, мы радостно приблизились к внутренней границе Тибета, но здесь вместо радости нас ожидало величайшее разочарование. Точно преступники, несмотря на мое высокое общественное положение, мы были насильственно задержаны властями Нагчуцзонга. Среди холода наступившей зимы на Чантанге, опасно заболевая, доканчивая наши продовольственные припасы, мы здесь остаемся уже 21 день без всякой надежды на продвижение. Чистосердечно мы сообщали властям Нагчуцзонга и приставленному к нам майору задачи и истинное положение нашего Посольства. Прилагаю при сем копии писем к властям, из коих Вы изволите усмотреть все подробности дела, насколько серьезные последствия проистекают из нашего несправедливо-насильственного и оскорбительного задержания — кто-то наносит вред первому Буддийскому Посольству. Мы уверены, что не от Вас исходили распоряжения об этом оскорбительном задержании мирного Буддийского Посольства, которому угрожает полная гибель, и также мы уверены, что Вы, как носитель Учения Благословенного, не можете оставить дела, не выслушав моих личных представлений.
Прошу Вас отдать распоряжение о пропуске нас для личных Вам представлений».
Вместе с этим письмом было отослано и сообщение губернаторам Нагчи, в котором говорилось:
«Сегодня 21-й день, как вы нас здесь насильственно задержали. В письмах мы искренне сообщили вам священные задачи нашего Буддийского Посольства, надеясь на вашу помощь, но вместо помощи вы обрекаете нас на замерзание в Чантанге. Здоровье наше уже подорвано; пищи мы достать не можем. После означенного срока голод и холод заставят нас двинуться в Нагчу, где вы в письме вашем обещаете нам почетный прием».
12 ноября Рерихам принесли обратно все письма, посланные губернаторам Нагчу, и письмо Далай-ламе, вернулись также и телеграммы в Америку. Прошло целых две недели с того момента, как они были отправлены, но майор заявил, что их случайно нашли по дороге в Нагчу.
Только теперь Н. К. Рерих понял, что экспедиция отрезана не только от внешнего мира, но и даже от ближайшего города Нагчу. Было написано впустую огромное количество просьб, телеграмм и писем, и, несмотря на все это, на расстоянии двух дней пути от Нагчу, Рерихи провели на высокогорном перевале почти 73 дня.
17 декабря 1927 года было решено перебраться к монастырю, расположенному в менее продуваемом ветрами месте. Но и там экспедиции пришлось зимовать в летних палатках вплоть до 19 января 1928 года, когда караван наконец сам отправился из монастыря в Нагчу.
Английские власти добились своего. Караван был деморализован. Из-за морозов большинство животных погибло, а Николай Константинович уже больше не хотел ехать в Лхасу, он собирался вернуться в Индию в Дарджилинг.
Но и в этом английские власти видели для себя опасность. Когда в ноябре 1927 года Юрий Рерих писал письмо полковнику Ф. М. Бейли, он и не предполагал, что все неприятности исходят именно от него:
«Мы ожидаем письма из Лхасы вот уже 32 дня. Нас вынудили жить в летних палатках с минимальными запасами продовольствия и фуража. У нас не осталось топлива, в то время как температура здесь около 30 градусов ниже нуля. Местное население не может удовлетворить наши нужды.
Половина животных из нашего каравана погибла, в то время как другая — на краю гибели. Лошади и мулы получают только полфунта зерна в день, в то время как у верблюдов вообще нет никакого корма. Насильственное задержание сказывается на здоровье всех членов экспедиции. Госпожа Рерих была плоха во время всего путешествия, и наш доктор опасается за ее сердце. Пульс у нее — 125. Я сам был на волосок от смерти из-за острого приступа горной болезни на вершине перевала к северу от Чунарчена»[337].
На все просьбы у полковника Бейли уже был давно заготовлен один ответ, который по счастливой случайности не догнал караван Рерихов:
«Дорогой профессор Рерих, я слышал, что Вы прибыли в Нагчу и что намерены проследовать оттуда в Сикким, чтобы войти в Индию. Я пишу, чтобы сообщить Вам, что ни Вам, ни членам Вашей группы не будет позволено войти в Сикким или Индию»[338].
Только в марте 1928 года Н. К. Рериху, к большому неудовольствию английских резидентов, было позволено идти намеченным маршрутом в Индию. Губернаторы Нагчу всячески намекали, что не препятствуют продвижению посольства в Лхасу и не могут удерживать его караван. Но Николай Константинович уже решил, что иметь дела с Далай-ламой не будет, тем более, он всегда не любил намеков и тихих советов, а конкретного приглашения из Лхасы он так и не получил. Наконец Н. К. Рериху разрешили двигаться в любом направлении, и он с экспедиционным караваном отправился в Сикким. Ф. М. Бейли узнал о выходе Н. К. Рериха из Нагчу из официального письма, полученного им из Лхасы.
«Письмо от министра Тибета полковнику Ф. М. Бейли, политическому агенту в Сиккиме, от 24-го дня 1-го месяца года Земляного дракона (15 марта 1928 года).
Причина посылки этого письма вызвана необходимостью проинформировать Вас о том, что в 1 месяц года Земляного дракона (27 февраля 1928 года) мы получили Ваше письмо от 15-го дня 12-го месяца Огненного зайца (5 февраля 1928 года). Американцы, именуемые Рел-таг Ригден, прибыли на границу Шангти. Хотя эти люди добивались от нас разрешения войти в Лхасу, в согласии с Вашим первым письмом и последующими приватными письмами, мы не разрешили иностранцам войти в Лхасу. В Вашем прошлогоднем письме Вы просили вернуть этих людей. Они попросили у нас разрешения идти назад из Нагчу (1) через Намру (2), Нагтзанг (3), Сага (4), Шекар (5), Тингу (6), Кампа (7) и через Сикким, а не по внутреннему Тибету. Мы разрешили им вернуться через места, упомянутые выше. Мы отрядили нашего человека сопровождать их»[339].
Все, что мог сделать теперь английский резидент в Сиккиме, так это немедленно послать телеграмму в Лхасу, а чуть позже отправить и письмо, в котором говорилось:
«От полковника Ф. М. Бейли, политического агента в Сиккиме, министрам Тибета, Лхасы, Тибет, от 13 апреля 1928 г., Гангток…
Я получил Ваше письмо от 24-го дня 1-го месяца (15 марта 1928 года). В Вашем письме ко мне от 23 декабря Вы сообщили, что приказали правителю Нагчу отослать этих людей (Рел-таг или Ригден) „назад“, но теперь я узнал, что Вы посылаете их в Индию. Мы не хотим иметь этих людей в Индии, поэтому я протелеграфировал Вам указание отослать этих людей назад тем путем, которым они пришли. Я надеюсь, что Вы сделали это»[340].
Когда караван был уже на пути в Индию, такие письма и телеграммы уже не имели значения. Но полковник Ф. М. Бейли до конца не знал, правду ли сообщают лхасские власти. Может быть, встреча Н. К. Рериха с Далай-ламой все-таки произошла и поэтому экспедиция спокойно возвращается в Индию.
Только в мае экспедиция пересекла границу Индии и вошла в княжество Сикким. Никакие противодействия английских властей теперь не могли помешать Н. К. Рериху. В одном из отчетов полковник Ф. М. Бейли писал:
«Получено сообщение, что группа Рериха прибыла сегодня утром в Сингхик, в двух переходах или в 24 милях отсюда. Делаются усилия, чтобы задержать их, но они могут прибыть завтра и, уверен, будут пытаться послать телеграммы. Могу ли я проинструктировать телеграфное ведомство не отправлять их послания?»[341]