С угонщиком самолета в КГБ Ленинграда

С угонщиком самолета в КГБ Ленинграда

Но вернусь в восьмидесятые годы и к ниве контрпропаганды. Что еще запомнилось из числа командировок, связанных с генералом Кеворковым?

Как-то он вызвал меня к себе в кабинет и задал всего лишь один вопрос:

— Сможешь срочно собраться и вылететь в Ленинград через пару часов?

— Смогу, но как достать билет?

— Об этом не беспокойся, обратись во «Внукове» к дежурному аэропорта, и тебя посадят в первый же самолет без всякого билета. В Ленинграде тебя встретят сотрудники местного управления КГБ — они и расскажут о целях поездки.

Все произошло, как говорил мой куратор. Через пару часов я был уже в воздухе, а еще через сорок минут самолет уже подруливал к зданию ленинградского аэропорта. Диктор попросил меня по радио подойти к справочному окну, и вскоре на черной «Волге» с антенной я был в ленинградском управлении КГБ на Литейном проспекте. Задача оказалась несложной — просили срочно подготовить очерк для прессы о сорвавшейся неделю назад попытке угона нашего пассажирского самолета на Запад. Заместитель начальника управления контр-адмирал Вадим Иванович Соколов заверил, что гарантирует встречи с любыми людьми, связанными с трагическим инцидентом. Я не преминул поговорить со всеми, кого удалось застать в Ленинграде. Вот как запомнилось им случившееся.

Пятое июля 1983 года ничем не отличалось от обычных будней московского аэропорта «Шереметьево». Стояло погожее летнее утро. Мощные серебристые лайнеры взмывали в воздух один за другим и ложились на положенный курс. Большинство из них, как и самолет Ту-134а, следовавший по маршруту Москва — Таллин, летели в западном направлении. На его борту было 80 пассажиров. Стюардессы Татьяна Тильба и Лариса Баранова делали все, чтобы поднять в полете настроение людей: предлагали соки, лимонад, другие прохладительные напитки. Но вот в отсек, где работала Лариса, вошел молодой человек. Черные волосы до плеч, бегающий взгляд, в белой рубашке и заплатанных джинсах.

— Вам чем-нибудь помочь? — обратилась к нему стюардесса.

И вдруг — как удар грома:

— Самолет захвачен. У моего товарища мина. Если вы не примете наши требования, мы взорвем его. Свяжите меня с капитаном корабля!

Девушка побледнела. Это было первое столкновение с преступником в ее жизни — столкновение лицом к лицу. Но Лариса быстро взяла себя в руки. По внутренней связи на глазах преступника она передала командиру условный сигнал, а затем протянула телефонную трубку длинноволосому. Командиру уже было известно главное: самолет захвачен, надо срочно предпринимать меры к спасению людей и обезвреживанию бандитов. Он не знал другого — сколько их на борту, чем вооружены, какие предъявят требования.

— Держите курс на Лондон! — закричал длинноволосый. — И без ваших аэрофлотских фокусов! Мы их знаем как свои пять пальцев! В случае обмана взрываем! Нам терять нечего.

— Успокойтесь, — раздалось в трубке. — Берем курс на Лондон. Одна просьба: не терроризируйте пассажиров. Пусть все будет так, как в обычном рейсе. Займите свое место, связь буду поддерживать через стюардесс.

В «Шереметьеве» заработала рация. Командир корабля передал в главную диспетчерскую сообщение о попытке угона самолета. Через пять минут оно легло на стол министра гражданской авиации СССР. Предстояло принять решение, от которого зависела жизнь десятков людей. Министру доложили: командиром корабля является Александр Сергеевич Гусев, мужественный опытный пилот. Вскоре Гусеву сообщают: действуйте по обстановке, при гарантии безопасности пассажиров совершите посадку на советской территории. Ответ был кратким: задание понял, будем садиться в окрестностях Ленинграда.

Времени оставалось немного. Через тридцать минут государственная граница. Гусев связывается со стюардессами.

— Как обстановка?

— В салонах спокойно. Мы сообщили двум военным об угоне самолета. Они вооружены. Попросили их пока не стрелять, чтобы не нарушить герметизацию и не спровоцировать бандитов на взрыв.

— Попытайтесь выяснить, сколько их, чем вооружены, кроме мины, как настроены?

Командир просит к телефону террориста.

— Как вас зовут?

— Антон.

— Отчество?

— Васильевич.

— Антон Васильевич, понимаете ли вы, чем грозит вам похищение самолета? Правительство потребует вашей выдачи, и тогда наказание будет суровым.

— Не пытайтесь нас уговаривать. Мой товарищ просил еще раз предупредить: малейший обман — и мы все взорвемся!

Ясно — преступники намерены идти до конца. Остается одно — попытаться создать иллюзию, что экипаж подчинился их воле.

— Хорошо, наше дело предупредить. Где будем садиться? До Лондона не дотянем, не хватит топлива. Необходима дозаправка в Таллине или Ленинграде.

— Никаких дозаправок на советской территории!

— Буду просить разрешения у финнов на посадку в Хельсинки.

Несколько напряженных минут, и снова разговор с угонщиками.

— По погодным условиям в Хельсинки посадка не разрешена. Можно сесть в Котке.

— Ладно, садитесь в Котке.

Контр-адмирал сдержал слово. Я сижу в номере своей гостиницы с командиром корабля Гусевым, и он рассказывает, как развивались события дальше. Экипаж понимал: обмануть бандитов будет нелегко. Предстояло выбрать подходящий аэродром. Ленинградский и таллинский отпадали. Не подходил и эстонский в городе Пярну. Нужен был настоящий финский пейзаж — гладь Финского залива, озера, леса, ощущение перелета государственной границы. Штурман выбрал военный аэродром на Карельском перешейке.

— Делаю круг над аэродромом, стараюсь вести самолет в облаках, чтобы угонщики не сумели разобраться в действительной обстановке на земле. Снижаюсь до семисот метров и тут ясно вижу наши военные самолеты. Резко разворачиваюсь и снова делаю круг, иду на посадку, используя низкую облачность. Самолет веду так, чтобы военные самолеты были не видны под его брюхом. Привычный легкий толчок о бетон полосы — и голос стюардессы: «По техническим причинам самолет совершил посадку в финском городе Котка. Пассажиров просим оставаться на местах до полной остановки двигателей».

Я сижу в кабинете Соколова, и он рассказывает о своих действиях после получения информации о предполагаемом месте посадки самолета.

— До приземления оставалось десять минут, а группе захвата предстояло проехать сто сорок километров по узкому загруженному шоссе. Я дал пограничникам команду блокировать самолет на земле, и мы помчались, рискуя жизнью, со скоростью сто восемьдесят километров. Когда группа прибыла на аэродром, там все было кончено.

За полчаса до приезда группы в самолете развернулись драматические события. Бандиты думали: все, поединок закончился в их пользу. Пока Котка, но стоит дозаправиться — и дальше Лондон. Но что это? Самолет окружили солдаты, вроде в советской форме, а вон на взлетную полосу выруливает автозаправщик с русской надписью «Огнеопасно».

— Сволочи, вы нас обманули! Немедленно взлетайте! Взрываю! — крикнул тот, что держал в руках провода взрывного устройства, и оба угонщика бросились в хвост самолета.

Тогда один из пассажиров-военных понял, пора действовать.

— Всем лечь! — крикнул он и открыл стрельбу из пистолета.

Один из бандитов был убит прямым попаданием в голову, второй получил ранение в грудь. Его схватили, обезоружили. Труп убитого выбросили из самолета и специально оставили лежать на асфальте, чтобы пассажиры могли рассказать потом, что бывает с угонщиками. Раненого на вертолете отправили в Ленинград.

Контр-адмирал Соколов предоставил мне возможность встретиться и с раненым преступником Максимом Ивановым и его матерью Татьяной Васильевной, приехавшей из Москвы. За столом в кабинете следователя сидела убитая горем женщина. Сквозь слезы она рассказывала о себе. Москвичка, живет на престижном Кутузовском проспекте, работает в одном из научно-исследовательских институтов. Вместе с родной сестрой отдали все силы воспитанию сына. Мальчик рос без отца, поэтому обе женщины старались окружить его особенной заботой. Он был скромным, тихим, никогда не участвовал ни в одной школьной драке, любил музыку, был талантлив. Окончив среднюю школу, хотел поступить в музыкальное училище. Татьяна Васильевна не верит, что сын мог сам надумать угнать самолет. Его подбил убитый товарищ. Они вместе учились в школе. Тот был психически больным, неоднократно лечился в стационаре.

Итак, тихий, скромный Максим. Его подбили на преступление. Я не стал противоречить Татьяне Васильевне. Кабинет следователя — неподходящее место для споров с матерью. Да и поведение матери было понятным. В ее представлении сын-угонщик по-прежнему виделся мальчиком, которого она когда-то учила ходить, ежегодно возила отдыхать к морю, а он, возвратившись домой, показывал пальчиком во дворе на деревья и кричал радостно: «Мама, мама, посмотри, это наши березки!»

Много воды утекло с тех пор, и, видимо, мать не заметила, как избалованный сын постепенно превратился в черствого эгоиста, не думающего о ней, которая отдала ему много сил, бессонных ночей, здоровья.

До того как встретиться с Татьяной Васильевной, я побывал в камере у сына. Передо мной в сером больничном халате сидел раненный Иванов. Короткая стрижка, холеное красивое лицо двадцатилетнего уголовника. Спокойно, без тени волнения отвечает на вопросы.

— Да, инициатором попытки угона самолета был я, а не убитый товарищ. Это я разработал план захвата.

«Тихий, скромный, мухи не обидит»… Это он кричал в приземлившемся самолете плачущим детям и женщинам: «Заткнитесь, не то всех перестреляем! Гады, я отправлю вас к праотцам!»

— Что побудило тебя пойти на угон? — интересуюсь я.

— Жить стоит только там, на Западе. Что у нас — одна темнота, хронические ошибки, тупики в экономике, культуре. Вся жизнь в очередях, все под запретом: модернистская музыка, абстракционизм. За рубежом я попытался бы создать музыкальный ансамбль, прославиться, разбогатеть.

Вечером в гостиничном номере, работая над статьей для прессы, я думал: кто же несет ответственность за этот инцидент, чуть не окончившийся гибелью десятков людей? Только ли Иванов и его погибший сообщник? Конечно, они с оружием в руках готовились стать убийцами детей и женщин. Но часть вины лежала и на американских властях. Это они, выступая с заверениями о своей приверженности к борьбе с терроризмом, предоставили в 1970 году убежище двум угонщикам из Литвы, убившим стюардессу и ранившим двух пилотов, и не выдали их советским властям. Так создавалась надежда на безнаказанность, стоило лишь заявить на Западе о том, что похитить самолет тебя заставили политические убеждения, стремление к свободе. Был и еще один виновник, но о нем в то время я не мог написать, — советское правительство. Это оно обязывало экипажи при попытках угона самолетов совершать посадку на нашей территории, ставя под угрозу жизни пассажиров. Это оно окружило страну железным занавесом, лишив чуть ли не все население Советского Союза элементарного права — свободы выезда за рубеж. К счастью, при Ельцине времена изменились. Граждане получили возможность выехать за рубеж без решения ЦК КПСС и, конечно, комиссии пенсионеров. От прежних «контролеров» твоей благонадежности осталось одно звено — ФСБ, нынешняя служба контрразведки. Этот факт, пожалуй, можно отнести к немногим завоеваниям общественности при новом «демократическом» строе.