1942-й: ОТ МОСКВЫ ДО ЛЕНИНГРАДА

1942-й: ОТ МОСКВЫ ДО ЛЕНИНГРАДА

Из сводок Советского информбюро.

Утреннее сообщение от 16 января 1942 года:

«В течение ночи на 16 января наши войска продолжали вести активные боевые действия против немецко-фашистских войск.

Преследуя противника, бойцы тов. Говорова (Западный фронт) заняли четыре важных населенных пункта и захватили две вражеских танкетки, шесть орудий, 13 автоцистерн, 11 различных автомашин, четыре станковых пулемета, две радиостанции, несколько тракторов и другие трофеи. На другом участке бойцы тов. Ефремова, преодолевая упорное сопротивление противника, овладели 5 населенными пунктами и захватили 3 танка, 22 орудия, 16 пулеметов, 28 минометов, 53 автомашины, 78 велосипедов, 2 радиостанции и другое военное имущество»{71}.

Утреннее сообщение от 17 января:

«В течение ночи на 17 января наши войска продолжали вести активные боевые действия против немецко-фашистских войск.

Бойцы тов. Ефремова (Западный фронт) за один день боев захватили четыре немецких танка, четыре орудия, шесть минометов, 70 велосипедов, много автоматов, винтовок и боеприпасов. Противник потерял убитыми 450 человек. На другом участке части тов. Говорова, преследуя отступающего противника, захватили пять вражеских танков, 166 пулеметов, 45 противотанковых ружей, 23 миномета, одиннадцать зенитных установок, 13 орудий и 1094 винтовки. Взяты пленные.

Наша часть, действующая на одном из участков Калининского фронта, стремительным ударом заняла населенный пункт. В уличном бою противник потерял убитыми 350 солдат и офицеров. Наши бойцы захватили 2 танкетки, 5 орудий, 11 пулеметов, 4 миномета и много боеприпасов».

Вечернее сообщение от 17 января 1942-го:

«В течение 17 января наши войска, преодолевая сопротивление противника и отбивая на отдельных участках его контратаки, продолжали продвигаться вперед, заняли несколько населенных пунктов и в числе их Шаховская, Лотошино (районные центры Московской области).

За 17 января под Москвой сбито семь немецких самолетов.

В селе А*** (Западный фронт) бойцы части тов. Прокофьева 16 января захватили в плен 107 немецких солдат и офицеров.

Бойцы тов. Кузнецова (Западный фронт), ведя наступательные бои с противником и преодолевая минные заграждения, за один день боев захватили, но неполным данным, четыре вражеских танка, 84 грузовых и легковых автомашины, один броневик, 27 пулеметов, четыре миномета и много другого оружия. На другом участке части тов. Власова подбили два вражеских танка и захватили 17 немецких орудий, 39 автомашин, 27 пулеметов, 19 повозок с боеприпасами и другие трофеи. Взяты пленные»{72}.

Утреннее сообщение от 18 января:

«В течение ночи на 18 января наши войска продолжали вести активные боевые действия против немецко-фашистских войск.

Отступая под натиском бойцов тов. Рокоссовского (Западный фронт), противник оставил на поле боя 143 автомашины и 17 сожженных танков. На другом участке части тов. Говорова захватили 5 немецких танков, 31 автомашину, 12 тракторов, свыше 300 винтовок и 236 000 патронов. На поле боя противник оставил свыше 1000 трупов солдат и офицеров».

Вечернее сообщение от 18 января:

«В течение 18 января наши войска, преодолевая узлы сопротивления немецких войск, продолжали продвигаться вперед, заняли несколько населенных пунктов и в числе их Полотняный Завод.

За 18 января под Москвой сбито 3 немецких самолета.

Гвардейская часть тов. Безверхова (Западный фронт), ведя упорные бои с противником, нанесла немцам большой урон. Только убитыми гитлеровцы потеряли 500 солдат и офицеров. Наши бойцы захватили 3 немецких танка, 27 орудий, 30 пулеметов, зенитную установку и большое количество снарядов. Трофейные орудия гвардейцы установили на огневых позициях и громят врага его же снарядами.

Авиачасть тов. Полбина, действующая на Калининском фронте, совершила внезапный налет на вражеский аэродром. Метко сброшенными бомбами и пулеметным обстрелом уничтожено 16 немецких самолетов»{73}.

* * *

Конечно, в сводки попадала далеко не вся информация. Так, не прошло ни строчки о том, что в течение 19 января 5-я армия на своем правом фланге и в центре вела затяжные бои с противником, закрепившимся на крутых берегах рек Руза и Москва{74}. Немцы прекрасно организовали оборону, оптимально спланировав артиллерийский, минометный и пулеметный огонь. А сам город Руза был превращен командованием вермахта в мощный опорный пункт, выполняющий функции так называемого предместного укрепления через реку Руза. Все попытки частей 5-й армии прорвать оборону и освободить город оканчивались неудачей{75}. Лишь число жертв с обеих сторон увеличивалось с каждым часом.

Действующая на левом фланге 5-й армии 32-я стрелковая дивизия уперлась в линию обороны противника на реке Нара. Немецкие артиллеристы и минометчики не жалели боеприпасов: за полчаса порой по наступающей советской пехоте противник выпускал 2,5 тысячи мин и снарядов. Атаки захлебывались одна за другой. А форсировать Нару и взломать оборону жизненно необходимо, с этих позиций открывался оперативный простор в направлении на Можайск.

Говоров приказал прекратить бессмысленные лобовые атаки и основательно обработать оборону противника артиллерией. Лишь через несколько часов артобстрела, когда стало ясно, что уцелеть под таким шквальным огнем просто невозможно, Говоров ввел в дело танки и резервные части. Нарский укрепрайон пал. 5-я армия двинулась к Можайску. Но и здесь ее ждал неприятный сюрприз.

Л.А. Говоров: «Перед Можайском противником была создана оборонительная полоса. Начинаясь непосредственно перед городом, она дальше шла по линии Язево к Варшавскому шоссе.

При выходе к Можайску опять отстало наше правое крыло. Противник, видя, что Можайское шоссе перерезано, начал отходить от Рузы. Наши войска преследовали отступающие части.

Центр тяжести я решил перенести на рузское направление. Правда, я боялся, что противник использует наши Бородинские укрепления, чтобы отбить наш удар на Уваровку. Пришлось часть сил перебросить на рузское направление. Главной группировке удалось от Рузы выйти в район Бородино, она начала приближаться к Уваровке, а противник еще сидел в Можайске…»{76}

Рассказ генерала Говорова дополняли участники и очевидцы наступления на Можайск: «В процессе разрастания контрнаступления 5-я и 33-я армии прорвали оборону врага на Можайском направлении. После ожесточенных боев по освобождению района Руза, Дорохово 82-я мотострелковая дивизия генерал-майора Орлова, усиленная 60-й отдельной стрелковой бригадой и танками, к вечеру 17 января вышла в район Можайск, Чертаново, Ямская{77}. Противник заранее подготовил здесь рубеж. Говоров не мог допустить никакой паузы в боях.

В ночь на 19 января после разведки боем и сформирования специальных штурмовых отрядов части генерала Орлова ворвались на станцию Можайск. Говоров решает и дальше вести бой ночью. Внезапность и смелость действий бойцов 82-й мотострелковой дивизии позволяет ему не проводить плановую артиллерийскую подготовку и тем сберечь свою немногочисленную артиллерию. В ночь на 20 января 82-я дивизия атаковала противника в Можайске, и к утру весь гарнизон гитлеровцев был наголову разгромлен. Днем на городской площади состоялся массовый митинг жителей и воинов»{78}.

Одним из первых представителей пишущей братии в освобожденном Можайске оказался маститый Илья Эренбург. Несмотря на свой уже достаточно солидный возраст, Илья Григорьевич был быстр на подъем, передвигался едва ли не бегом, и все хотел узнать, пощупать, понять, докопаться до самой сердцевины. В последнем он был близок к Говорову, который, конечно же, почитал его как талантливого автора. Спустя несколько дней после их встречи в «Красной звезде» появилась заметка:

«Можайск взят»

«Передо мной немецкая карта. Ее нашли в брошенной машине. На этой карте — стрелы. Они нацелены в сердце России — в Москву. Одна пронзает Одинцово, другая Голицыно. Это карта ноября, так называемое “Можайское направление”.

Можайск взят. Этого все ждали, и все же это нам кажется нечаянной радостью. Для москвичей имя древнего города стало символом: “Они еще в Можайске”. Из Можайска шли танки на Москву. Можайск для немцев был последним полустанком — перед Красной площадью. В Можайске немцы заранее праздновали победу. И вот Можайск освобожден. Сегодня москвичи с облегчением скажут: “В Можайске их больше нет”.

Другими стали и лица людей и карты штабов. Вот глядит на карту генерал-лейтенант Говоров. Красные стрелы рвутся на запад. Своими остриями они зашли далеко за Можайск. А поход только начался. Впереди Вязьма, за ней Смоленск. Магистраль Москва—Минск как бы напоминает о долге Красной Армии. В Можайске была доиграна последняя сцена великой битвы за Москву.

В этой битве принимали участие стойкие бойцы, отважные командиры, танкисты и артиллеристы, летчики и конники. Зоркий и спокойный глаз наркома обороны следил за каждой деталью гигантского сражения.

Передо мной один из участников битвы за Москву: генерал Говоров. Хорошее русское лицо, крупные черты, как бы вылепленные, густой напряженный взгляд. Чувствуется спокойствие, присущее силе, сдержанная страсть, естественная и простая отвага.

Вот уже четверть века, как генерал Говоров занят высокими трудами артиллериста. Он бил немцев в 1916 году, он бил интервентов, он пробивал линию Маннергейма.

Артиллерия—издавна гордость русского оружия. Славные традиции восприняли артиллеристы Красной Армии. В самые трудные дни советская артиллерия сохраняла свое превосходство. Есть в каждом артиллеристе великолепная трезвость ума, чувство числа, страстность, проверяемая математикой. Как это непохоже на истеричность немецкого наскока, на треск автоматов, на грохот мотоциклов, на комедиантские речи Гитлера, на пьяные морды эсэсовцев. Может быть поэтому, артиллерист с головы до ног, генерал Говоров кажется мне воплощением спокойного русского отпора.

Генерал рассказывает о мужестве артиллеристов, защищавших в октябре Москву. Бывало, они оставались одни… Они не пропустили немцев. Теперь артиллерия перешла в наступление: “Нам приходится прогрызать оборону врага. Артиллерия участвует во всех фазах битвы. Она должна уничтожить узел сопротивления, изолировать его от других узлов. Потом — следующий, третий. Насыщенность автоматическим оружием не позволяет ограничиться подавлением огневых точек. Загонять под землю? Нет, уничтожать. Артиллерия теперь не может руководствоваться только заявкой пехоты. Артиллерия ведет бой…”

Так в огне создается новое военное искусство.

Не замолкает телефон в штабе. Он дребезжит всю ночь. Генерал не спит. Его тяжелые свинцовые глаза впились в карту. Он говорит в трубку: “Нет. Направо. “Язык” показал, что они отходят по рокадной”… Потом генерал надевает шинель и, огромный, шагает по снегу, проверяет, останавливает, торопит, скромный и мужественный, хороший хозяин и хороший солдат.

На можайском направлении немецкий фронт был прорван 10 января. Сейчас над Можайском развевается наше знамя. Здесь у немцев было много материальной части, огромные склады. Все это предназначалось для Москвы. Многое попадет в Москву — вот немецкие тягачи, немецкие орудия, немецкие машины…

Немцы упорно оборонялись. Им страшно покинуть город — их упорство диктуется градусами мороза. Немецкие орудия глядели на восток, но Можайск встретил своих освободителей с запада.

Сожженные дома. Отравленные колодцы. Минированы не только обочины, но и трупы фрицев. Варварским разрушением немцы пытаются задержать Красную Армию. Напрасные усилия! Воду в колодцах подвергают анализу. На мины существуют миноуловители. А дома?..

Что же, бойцы давно привыкли к лесам: вне населенных пунктов спокойней.

Идут по снегу бойцы. Связисты подвешивают провода. Гремят орудия. Широкая прямая дорога ведет от Можайска на запад. Мы прошли только первый переход. Это — длинная дорога. Отсюда до крайнего мыса Европы, до «конца земли» — финистера — царство смерти. Это — трудная дорога. Но покорно скрипит снег, но уверенно ступают бойцы, длинная дорога будет пройдена»{79}.

Эренбург ошибся только в одном — немцев в 1916-м Говоров не бил. Однако Илья Григорьевич точно подметил: «…хорошее русское лицо, крупные черты, как бы вылепленные, густой напряженный взгляд. Чувствуется спокойствие, присущее силе, сдержанная страсть, естественная и простая отвага. Есть в каждом артиллеристе великолепная трезвость ума, чувство числа, страстность, проверяемая математикой. Скромный и мужественный, хороший хозяин и хороший солдат».

21 января, ночной скоротечный бой на Бородинском поле. Немцы потеряли более 150 солдат и офицеров убитыми, 76 пленных, 8 орудий, танк, два самоходных орудия, одиннадцать пулеметов и девять машин с боеприпасами{80}. Уходя дальше на запад, поклонились тем, кто лег здесь и осенью 1941-го, и летом 1812-го…

* * *

В боевой характеристике командарма-5, подписанной 28 января 1942 года командующим войсками Западного фронта генералом армии ГК. Жуковым и членом Военного совета фронта И.С. Хохловым[41], говорилось:

«Генерал-лейтенант тов. Говоров командует войсками 5 армии с 18 октября 1941 года. Можайскую и Звенигородскую оборонительные операции провел успешно.

Хорошо ведет наступательные операции по разгрому Можайско-Гжатской группировки противника.

В оперативно-тактическом отношении подготовлен хорошо. Основным недостатком тов. Говорова является некоторая разбросанность по всему фронту и отсутствие навыка в собирании кулака для ударного действия… Тов. Говоров твердой воли, требовательный, энергичный, храбрый и организованный командующий войсками»{81}.

А Говоров продолжал наступать, оперативно реагируя на самые неординарные ситуации.

Л.А. Говоров: «13 февраля у меня создалась довольно тяжелая обстановка. Проникло в тыл до 400 немцев. До 300 трупов осталось на поле боя. Поработали наши подвижные отряды, все, что было под рукой, пришлось привести в действие. В одном месте осталось 80 трупов унтер-офицеров, в новеньком обмундировании, в вязаных джемперах. Видимо, воевала унтер-офицерская школа»{82}.

Ветеран 5-й армии Андрей Максимович Вахрушев дополняет: «После 13 февраля обстановка на фронте 5-й армии изменилась. Все попытки расширить прорыв в районе деревни Васильки не привели к успеху. Пробиться к окруженным войскам 33-й армии генерала Ефремова под Вязьмой не удалось. 18 февраля 1942 года в районе прорыва у деревни Васильки погиб командир 32-й стрелковой дивизии полковник Виктор Иванович Полосухин-Командарм Говоров 23 февраля доложил Военному совету Западного фронта: “Бои на этом направлении при создавшемся равновесии сил приобретают характер перемалывания силы”. Говоров внес предложение перенести главный удар севернее автомагистрали Москва — Минск. Это вызовет рассредоточение резервов и огневых средств противника, приведет к несомненному прорыву его обороны. Для решения такой задачи потребуются дополнительные силы и средства до двух стрелковых дивизий».

Наступательные бои и на правом фланге оказались тяжелыми. Они велись до 22 апреля 1942 года, когда выдохлось наступление советских войск, начатое еще в декабре 1941-го. Окончания Московской битвы Говоров не дождался, острый приступ аппендицита «уложил» Леонида Александровича в госпиталь. 5-ю армию Западного фронта принял генерал-лейтенант И.И. Федюнинский[42]:

«Верхом добрался до первого эшелона. Здесь меня встретили начальник штаба армии генерал-майор Пигаревич и начальник оперативного отдела подполковник Переверткин[43]. Бывший командующий армией генерал Л.А. Говоров болел и уже довольно продолжительное время находился в госпитале»{83}.

* * *

За битву под Москвой Говоров был награжден двумя орденами Ленина — в конце 1941-го и в 1942-м, причем, что интересно: номера орденов следовали один за другим: 7551 и 7552.

* * *

Еще находясь в госпитале, Говоров уже знал, что в 5-ю армию он не вернется, его ждало новое назначение.

21 апреля Ставка Верховного Главнокомандования приняла решение расформировать Волховский фронт. Его войска составили Волховскую группу Ленинградского фронта. Командующим Ленинградским фронтом и этой группой был назначен генерал-лейтенант М.С. Хозин[44], командующим Ленинградской группой — генерал-лейтенант артиллерии Л.А. Говоров.

Удивило ли это Леонида Александровича? Сейчас сказать сложно… Как военный человек, он привык выполнять приказ, не задумываясь над тем, чем он вызван; главное — как его выполнить. Но Говоров и сам понимал, что уровень армии он уже перерос, группа войск — еще одна ступень.

Хотя разделение фронтов и было сделано для того, чтобы добиться более четкой согласованности в действиях советских войск, направленных на разгром группировки противника под Ленинградом и прорыв блокады, эта реорганизация не дала положительных результатов{84}.

Один из участников Ленинградской битвы справедливо отмечал, что только «за первые три с половиной месяца войны сменилось четыре командующих фронтом и пять начальников штабов Ленинградского фронта. У каждого из них были свои привычки, свой сложившийся стиль командования. Каждому из них требовалось какое-то время затратить на врастание во фронтовую обстановку, на ознакомление с руководящим составом фронта и армий, на анализ боеспособности войск. И все это надо было делать в условиях сложной и напряженной боевой обстановки

Ясно, что в таких условиях, при крайне ограниченном времени командующие не могли глубоко вникнуть во все вопросы фронтовой жизни, сработаться по-настоящему с аппаратом управления, знать, на что способен тот или иной начальник. Все это неизбежно создавало излишнюю нервозность в работе и поспешность в выводах и оценке складывающейся обстановки, приводило к излишним осложнениям»{85}.

Естественно, что и Говорову было необходимо время, чтобы понять, разобраться в обстановке. Недаром же этот северо-западный участок советско-германского фронта считался наиболее сложным, дела — запутанными, потери — большими, затраты — огромными, а результаты — совершенно незначительными. Добавим к этому еще и природу с погодой (болота, дождь вперемежку со снегом, бледное солнце и ветра со стороны Балтики), столь характерные для этого региона, и картина будет полной в своем сюрреализме. Войскам, испытывавшим недостаток и в продовольствии, и в боеприпасах (доставка их обходилась «большой кровью»), держать оборону приходилось в таком безлесье (под Ленинградом) или наступать по такой заболоченной местности (волховский участок), что непонятно, от чего больше страдали: то ли от прелестей природы, то ли от противника.

Эта ситуация для Говорова прояснилась к концу апреля, когда завершилась Любанская операция: войска 2-й Ударной армии Ленинградского фронта, сковав силы группы армий «Север», перешла к обороне на фронте Кривино, Ручьи, Червинская Лука, Красная Горка, Еглино, озеро Черное. Потери советских войск превосходили немецкие в 1,5—2 раза, причем смертность была огромна, в первую очередь среди раненых: не хватало медикаментов, перевязочных средств, все это застряло на подходах к медчастям. Транспортировка раненных осуществлялась с большим трудом, да и не всех довозили до стационарных госпиталей, бойцы и командиры умирали по дороге. Свою роль сыграли и болота: влажность (со всеми вытекающими последствиями) лишь усугубляла и без того тяжелую ситуацию. В результате оборона 2-й Ударной армии постепенно стала приобретать очертания окружения, это грозило серьезными последствиями.

На участке Ленинградской группы ситуация была может чуть- чуть полегче, но — лишь с точки зрения боевых столкновений: на фронте временное затишье, противник готовился к летним боям, дожидаясь, когда просохнут дороги. С точки зрения снабжения воинских частей и гражданского населения Ленинграда продовольствием, горюче-смазочным материалом, топливом дело обстояло гораздо хуже, чем на волховском участке: город на Неве оставался в кольце блокады.

Дело несколько облегчилось после строительства магистрального Ладожского трубопровода (35 км, из них 27 км по дну Ладожского озера) от местечка Кареджи на Ладожском озере (пункт приема горючего с железной дороги) до железнодорожной станции Борисова Грива (в 45 км к северо-востоку от Ленинграда). Возведен трубопровод был в кратчайшие сроки, с 21 мая по 16 июня. С 1942 года по март 1943-го по трубопроводу в Ленинград поступило свыше сорока тысяч тонн горючего. Блокадникам стало чуть легче дышать…

Командовал Ленинградской войсковой группой Говоров менее двух месяцев. 8 июня Ставка Верховного Главнокомандования вновь создала Волховский фронт (командующий — генерал армии К.А. Мерецков) и Ленинградский фронт (руководство которым отходило генералу Говорову). Хозина, как явно не справляющегося с обязанностями, понизили, отправив командовать 33-й армией (действовавшей бок о бок с 5-й, которой командовал Говоров).

Исполнение новых обязанностей Говоров начал с беседы с работниками штаба фронта: «…Разговор был долгим, скрупулезным, касался каждой дивизии, полка, а иногда и батальона немцев и финнов по всему кольцу блокады. И сводился Говоровым к главному, центральному вопросу: следует ли ожидать этим летом активных действий командования группой армий “Север”, и если да, то где, какими силами».

— Допускаете ли вы возможность сосредоточения крупной ударной группировки противника на отдельном участке блокады города? — спрашивал Говоров.

Ему ответили, что у немецко-фашистского командования есть повод готовить летом наступательную операцию против самого Ленинграда. Оно знает, что город и войска, обороняющие его, сильно ослаблены после голодной зимы. Окружение противником 2-й Ударной армии тоже, по-видимому, повлияет на дальнейшую активность действий немцев».

Начальник разведывательного управления фронтом Евстигнеев доложил Говорову некоторые характерные донесения разведки, действующей в тылу у немцев, в том числе сведения об изменениях, происшедших в командовании немецких войск под Ленинградом. В январе убыл в Германию генерал-фельдмаршал фон Лееб, командовавший группой армий «Север». На его место вступил генерал-полковник Кюхлер, командовавший 18-й армией с начала блокады, а того сменил в свою очередь генерал Линдеман, командир 50-го армейского корпуса, штаб которого дислоцирован в районе Гатчины[45]. «Говорова эти сведения очень заинтересовали.

— Как вы оцениваете перемещения?

— Надо обдумать, товарищ командующий…

— Обдумайте, — согласился Говоров. — Перемещения в командовании должны иметь и причину, и следствие. И помните главную задачу разведки: никогда, ни при каких обстоятельствах наши войска и командование не должны оказаться перед фактом неожиданности сосредоточения группировки противника в каком-либо месте»{86}.

29 июня закончились боевые действия оставшихся в окружении 2-й Ударной и 59-й армий Волховского фронта, значительная часть советских войск оказалась в плену.

Войска Ленинградского фронта находились в не менее трудном положении. Оставаясь в блокадном кольце, три его общевойсковых армии и две оперативные группы (31 расчетная дивизия) действовали в четырех обособленных группировках. Их снабжение осуществлялось по воздуху и через Ладожское озеро. Деблокада Ленинграда являлась одной из самых насущных задач{87}.

Не могла порадовать и полоса обороны Ленинградского фронта: «Передний край был наполовину разрушен — огнем противника и весенней водой, заливавшей блиндажи, окопы и рвы. Высота брустверов росла лишь за счет трупов. Трехлинейки валялись повсюду, как дрова или палки… За зиму 1941/42 года фронт потерял от голода одиннадцать тысяч человек — дивизию, а оставшиеся в живых были похожи на тени. Все войска — в первой и второй линиях, резервов нет. Новой техники мало, еще меньше боеприпасов».

Справедливости ради отметим, что и у противника картина вырисовывалась не менее «радостная»:

«Зима [1941—1942 гг.] была проблемой номер один, прежде всего, для немецких войск. Снежный покров к середине декабря в целом достиг 80 сантиметров. Температура резко падала. К новому 1942 году термометры показывали 42 градуса ниже нуля. Устройство новых долговременных позиций, несмотря на неимоверные усилия и труд, продвигались медленно. Ротам приходилось искать защиту за снежными брустверами. Отапливаемые палатки и шалаши из хвороста стали первыми теплыми местами расположения за передовой. Строительство бараков и блиндажей давалось тяжело, поскольку в лесах в болотистой местности росли лишь мелкие деревья.

Выдвинутые вперед соединения страдали от недостатка зимнего обмундирования. Солдаты батальонов снабжения и артиллерии отдали пехоте зимние шинели и имевшиеся меховые сапоги. Прямо неразрешимая ситуация создавалась в моторизованных подразделениях. До сих пор применяемые противообледенительные средства для топлива, ружейных масел и смазочных материалов не действовали. Оружие отказывало, потому что замерзали затворы. Орудия были готовы к открытию огня лишь в том случае, если под их лафетами постоянно горел маленький костерок…

Лошади, верные помощники, сотнями падали от голода. Где они падали на землю, там через несколько минут появлялись сугробы снега и льда. Транспортировка раненых на носилках или в санитарных машинах всегда означала бег наперегонки со смертью от замерзания. Любой подвоз и снабжение не поступали по целым дням… Немецкий солдат учился жить и воевать без горячей пищи, без обогретого жилья и без достаточного сна»{88}.

Нечего сказать, веселенький «пейзаж».

* * *

Леонид Александрович начал с первоочередного — привел в порядок передний край, одновременно еще и значительно усовершенствовав оборону и управление частями и соединениями. Говоровым впервые применена система сплошных траншей, связавших узлы сопротивления в единое целое: «Здесь видна только идея жесткой обороны. Расширяйте всю систему позиций до емкости исходного плацдарма войск и для атак противника. Траншеи должны развиваться как в глубину — назад, так и вперед, на максимально возможное сближение с противником»{89}.

По приказу командующего фронтом были усилены «противотанковые средства на южном фасе обороны, что позволило постепенно отводить с передовой некоторые части, формируя из них фронтовой резерв. Риск при этом был смертельный, малейшая ошибка означала катастрофу». Но осторожный Говоров не ошибался.

По настоянию Говорова Военный совет фронта, гражданские власти принимают ряд решений, направленных на увеличение производства в городе оружия, боеприпасов и необходимого военного имущества. Решением Ставки Верховного Главнокомандования Ленинграду выделяются две авиационные корректировочные эскадрильи. Это позволяет и повысить точность стрельбы, и взять под жесткий контроль все выявленные батареи противника. План их уничтожения предусматривал «комбинированные удары бомбардировочной и штурмовой авиации»{90}.

Побывал Говоров и на оторванном от общей линии фронта участке обороны — в Приморской оперативной группе, на так называемом ораниенбаумском плацдарме. Туда пришлось лететь ночью через линию фронта и Финский залив на двухместных самолетах «У-2» — в кромешной тьме, под зенитные разрывы.

Командовал оперативной группой генерал-майор А.Н. Астанин[46]. Силы здесь были небольшие: две неполного состава дивизии, две бригады, полк морской пехоты, немного танков и артиллерии. Поддержку группе оказывали береговые форты Балтийского флота{91}.

Немцы держали против Приморской оперативной группы тоже незначительные силы. Характерным на Ораниенбаумском «пятачке» было то, что «нейтральная полоса, разделявшая стороны, достигла местами нескольких километров: ни наши войска, ни противник не хотели лезть в низины, болота, бездорожные места. Но это повлекло за собой ярко выраженную пассивность обороны. Штаб Астанина и командиры дивизий поверхностно знали противника, артиллерия располагалась без четкой системы, в развитии инженерных позиций была видна только одна перспектива — статус-кво»{92}.

Говоров бросил и Астанину, и его штабным: «Лапу, что ли, здесь сосали всю зиму?»[47]

После Ораниенбаума Говоров объехал все армии фронта и потребовал улучшения фортификационных работ. По его указанию были углублены окопы, выровнены ходы сообщения, усилена противотанковая оборона. В результате была создана невиданная ни на одном другом участке советско-германского фронта плотность орудий противотанковой обороны на ее южном фасе (42-я и 55-я армии). На главном направлении 42-й армии на фронте в 24 километра было образовано 28 противотанковых районов и батальонных противотанковых узлов с 760 орудиями. Таким образом, плотность орудий противотанковой обороны составила чуть более 31 орудия на один километр фронта. Противотанковая оборона имела три рубежа: главная полоса составляла глубиной три километра, с плотностью пятнадцать орудий на один километр фронта; вторая полоса — глубиной три километра, с плотностью 6,6 орудия, и армейская тыловая полоса выстраивалась глубиной в шесть километров, с плотностью десять орудий (с учетом противотанковых резервов) на один километр{93}.

Как артиллерист, Говоров не мог не вникнуть в состояние артиллерийского парка Ленинградского фронта.

Образцы артиллерийских орудий и минометов, которыми располагал Ленинградский фронт в конце 1941 года{94}

(Калибр и система …… Калибр, мм — Максим. дальность, м — Вес снаряда, кг)

Наземная артиллерия

76-мм полковая пушка обр. 1927 г. …… 76,2 — 8550 — 6,200

76-мм дивизионная пушка образца 1902/30 г. 30 клб …… 76,2 — 12100 — 6,200

76-мм дивизионная пушка образца 1902/30 г. 40 клб …… 76,2 — 12940 — 6,200

76-мм дивизионная пушка образца 1942 г. (ЗИС-3) …… 76,2 — 12940 — 6,200

107-мм пушка образца 1910/30 г. …… 106,7 — 15 800 — 17,18

122-мм гаубица образца 1910/30 г. …… 121,92 — 8910 — 21,76

122-мм гаубица образца 1938 г. …… 121,92 — 11800 — 21,76

122-мм пушка обр. 1931/37 г. (А-19) …… 121,92 — 19750 — 25,00

152-мм гаубица образца 1909/30 г. …… 152,4 — 9850 — 40,00

152-мм гаубица обр. 1938 г. (М-10) …… 152,4 — 12390 — 40,00

152-мм гаубица-пушка обр. 1937 г. (МЛ-20) …… 152,4 — 17230 — 43,56

152-мм пушка образца 1935 г. (БР-2) …… 152,4 — 25070 — 48,77

203-мм гаубица образца 1931г. (Б-4) …… 203,2 — 13 510 — 100,00

Минометы

82-мм батальонный миномет образца 1937,1941 и 1943 гг. …… 82,0 — 3040 — 3,100

107-мм горновьючный полковой миномет …… 107,0 — 5790 — 8,789

120-мм полковой миномет образца 1938, 1941 и 1943 гг. …… 120 — 5520 — 15,880

100-мм морская пушка П-34 …… 100 — 19950 — 15,900

Говоров сравнил потенциал Ленинградского фронта с силами вермахта (Говоров ставил задачу — не только подавлять вражескую артиллерию, но и, составляя точнейшую номенклатуру и характеристику выявленных целей, методически уничтожать ее{95}).

Характеристики орудий противника, применявшихся под Ленинградом{96}

(Калибр и система …… Дальность стрельбы, км — Вес снаряда, в кг)

75-мм пехотное орудие обр. 1918 г. …… 3500 — 5,45

75-мм французская горная пушка обр.1919 г. …… 9025 — 6,5

105-мм легкая полевая гаубица обр. 1918 г. …… 9225 — 14,81

105-мм легкая полевал гаубица обр. 1918 г. …… 10675 — 14,81

105-мм французская пушка обр. 1936 г. …… 16000 — 15,7

150-мм тяжелое пехотное орудие обр. 1933 г. …… 4650 — 38

150-мм тяжелая полевая гаубица обр. 1918 г. …… 13 325 — 43,5

150-м тяжелая гаубица «Рейнметалл» …… 16000 — 42

150-мм тяжелая пушка обр. 1939 г. …… 24725 — 43

155-мм французская пушка «Шнейдер» обр.1917 г. …… 17500 — 53,1

170-мм пушка обр. 1918 г. на лафете 211-мм мортиры …… 28000 — 62,8

210-мм чехословацкая короткая мортира …… 11000 — 120

210-мм чехословацкая пушка «Шкода» обр. 1938 г. …… 28600 — 135

220-мм мортира «Шнейдер» обр. 1916 г. …… 9500 — 101,5

240-мм пушка «Рейнметалл» «Борзиг» …… 31000 — 180

305-мм мортира «Шкода» М-16 …… 12 300 — 380

400-мм ж.-д. французская гаубица обр.1915/16 г. …… 15000 — 900

420-мм мортира «М» («Толстая Берта») …… 12250 — 800

Новому командующему Ленинградским фронтом было о чем поразмышлять.

Так, шаг за шагом, разваливающийся фронт, пораженный «оборонным кретинизмом», превращается в боеспособный{97}. Этого командующему представлялось недостаточным. Постепенно Ленинградский фронт стал приобретать черты настоящего «академического» фронта{98}. В доказательство этого приведем только один штрих. Как вспоминал один из старших офицеров, воевавших на Ленинградском фронте, «командующий исключительно придирчив ко всем оперативным документам, ко всем формулировкам и не терпит неясностей, недомолвок. Говоров очень внимательно читал директиву, возвращаясь к некоторым параграфам по нескольку раз и делая какие-то пометки»{99}. Педант? Да, педант. Но — для пользы дела.

* * *

5 июля Военный совет Ленинградского фронта принял специальное постановление: Ленинград должен был жить и воевать по канонам фронта, имея четкую организацию всех звеньев управления{100}. Зачитав проект постановления, Говоров, обведя глазами комнату, где заседал Совет, произнес: «Во-первых, всемерно развивая жесткую и устойчивую позиционную оборону блокированного Ленинграда, я намерен придать ей и максимально активные формы; и, во-вторых, выполняя эту задачу, буду стремиться создать из внутренних сил ударную группировку для крупной операции»{101}.

«Жесткая и устойчивая позиционно-оборонная» позиция в условиях блокады была крайне важна для Ленинграда. Это в первую очередь позволило бы ослабить атаки города с воздуха. 1941 год в этом плане был более чем показателен: германские люфтваффе наносили городу очень ощутимые потери.

Налеты немецкой авиации на Ленинград осенью 1941 г. {102}

За три месяца 1941-го только от бомбежек девять с половиной тысяч погибших… Еще одна «дивизия», «гражданская дивизия»… Такое положение дел Говорова не могло не волновать. Необходимо было найти выход из непростой ситуации. Необходимо было показать и доказать противнику, что советские войска, население ставшего фронтовым города способно и грамотно обороняться, и наносить чувствительные удары, суметь наконец разорвать кольцо блокады.

Еще в середине мая 1942 года, оценивая оперативную обстановку, сложившуюся у стен города на Неве, Военный совет Ленинградского фронта сообщил в Ставку Верховного Главнокомандования: основные усилия частей и соединений фронта необходимо направить на разгром мгинско-синявинской группировки противника с целью прорыва блокады Ленинграда.

Ставка Верховного Главнокомандования утвердила представленный Военным советом план. Согласно последнему, для успешного выполнения задач по разгрому мгинско-синявинской группировки противника Ставка передала войскам Ленинградского фронта 25 уровских батальонов, 6 противотанковых полков, 500 станковых и 1000 ручных пулеметов, 5000 автоматов и 2 танковые бригады неполного состава (по 50 танков в каждой). Все эти силы и средства должны были поступить на Ленинградский фронт до 1 июня 1942 года{103}. Как считало военное руководство самого Ленинградского фронта, такое количество людей и боевой техники, конечно, не могло позволить создать ударную группировку для крупной операции. Но создание так называемых полевых укрепленных районов позволило Говорову быстрее решать проблему накопления резервов. В полосе действий 42-й армии сформировался 79-й укрепрайон, в полосе 55-й армии — 14-й, по Неве — 16-й. Эти формирования представляли собой соединения бригады с отдельными артиллерийско-пулеметными батальонами, которые занимали наиболее прочные броневые и «деревокаменные сооружения» и стали быстро строить еще и новые. Большое количество огневых средств в этих частях дало возможность выводить войска в резерв, сохраняя устойчивость обороны{104}. Те, кто держал оборону уже несколько месяцев, получили возможность перевести дух, собраться силами, пополнить ряды новобранцами, восстановить материально-техническую базу и быть готовыми к участию в наступательных операциях.

10 июля командующий Ленинградским фронтом генерал Л.А. Говоров, выступая перед военными политработниками с анализом состояния и задач обороны Ленинграда, доказывал необходимость укрепления ее новыми резервами, важность организации четкой, мгновенной связи и быстрого, дружного взаимодействия. Один из участников совещания, находясь, видимо, всецело под впечатлением говоровской речи, отметил в своем дневнике, что Леонид Александрович — «не только опытнейший, крупнейший артиллерист, но и талантливый полководец, сразу взялся за дело обороны Ленинграда с присущими ему дальновидностью, энергией и уменьем. Он подошел к этому делу как аналитически мыслящий математик, как умный исследователь, ученый»{105}.

Подготовка к операции продолжалась достаточно долго — три месяца, только в августе войска Ленинградского (Невская оперативная группа, 55-я армия) и Волховского (8-я и 2-я ударные армии) фронтов, силы Балтийского флота и Ладожской военной флотилии начали Синявинскую наступательную операцию{106}.

Между 8-й армией, расположившейся в первом эшелоне (командующий генерал-майор Ф.Н. Стариков[48]), и развивавшей ее действия 2-й Ударной армией (командующий генерал-лейтенант Н.К. Клыков[49]; до самого начала наступления армия, лишившаяся бывшего своего командующего, генерала А.А. Власова, и почти 80% своего состава, находилась в резерве) развернулся 4-й гвардейский стрелковый корпус (командир генерал-майор Н.А. Гаген[50]). Частям 8-й армии и 4-го армейского корпуса предназначалось прорвать оборону противника на всю глубину, а задача 2-й Ударной армии сводилась к подключению к боевым действиям уже на завершающем этапе операции. Таким образом, предполагалось нанести «двухступенчатый» удар по противнику, не позволить ему собраться силами, перемещать свои войска по линии фронта, не давать ему даже возможности «перевести дыхание», вести атаки постоянно, без пауз и передышки. Главная роль отводилась Волховскому фронту (в первую очередь — 8-й армии), который должен был разгромить мгинско-синявинскую группировку противника, выйти к Неве и соединиться с Невской оперативной группой (Невская оперативная группа Ленинградского фронта планировала перейти в наступление на Синявино, 55-я армия — на Тосно). По замыслу командования, прорыв немецкой обороны осуществлялся на 16-километровом участке в направлении Отрадного. Этот населенный пункт расположен на берегу Невы, неподалеку от места, где сходились грунтовая дорога из Синявина на Колпино и железная дорога из Мги в Ленинград. Взятие этого населенного пункта предопределило бы соединение «волховчан» с войсками Ленинградского фронта.

27 августа 1942 года, после двухчасовой артиллерийской подготовки, завершившейся мощным обстрелом позиций из катюш, правый фланг и центр 8-й армии «от мыса Бугровского на Ладожском озере до опорного пункта Вороново пришел в движение». Наступление Волховского фронта развивалось успешно в течение первых двух дней: была пересечена Черная речка, прорвана оборона противника. К вечеру 28 августа советская пехота вышла к Синявину

Немецкое командование стянуло к месту прорыва части и соединения с других участков фронта. Но этого было явно недостаточно. 29 августа к Синявину подтянулась 180-я пехотная дивизия вермахта, переброшенная из Крыма (после падения там еще в мае Севастополя). Усиленные танками 12-й танковой дивизии, полки 180-й дивизии с ходу контратаковали части 8-й армии.

В бой вступил 4-й гвардейский стрелковый корпус. Но его действия были скованы отсутствием достаточной артиллерийской и авиационной поддержки, а также природными условиями, наступать приходилось через Синявинские болота.

Через неделю после начала наступления глубина прорыва составляла уже девять километров. Но это оказалось наивысшим успехом; пять пехотных, три горно-егерские и одна танковая дивизии сумели остановить дальнейшее продвижение советских частей. Мало того, советскому командованию было понятно, что немцы готовят серьезный контрудар. Оставалось одно — ввести в дело части 2-й Ударной армии. Одновременно планировалось нанесение встречного удара Невской оперативной группой Ленинградского фронта. Но сил у 2-й Ударной явно не хватало, не отошли они еще от весенних боев. Да и техникой части армии не были подкреплены. Атаки пехоты без огневой поддержки приносили больше жертв, чем каких-либо реальных результатов. Пришлось «вгрызаться» в землю на отвоеванных 8-й армией рубежах.

Полной неудачей закончилось наступление и Невской оперативной группы. Авиация противника уничтожила почти все переправочные средства, форсирование Невы затормозилось. Части, уже переброшенные через реку, не могли удержать за собой плацдармов{107}.

Оставалась надежда на партизан, действовавших в направлении Ленинградского и Волховского фронтов: им предписывалось наносить удары по тыловым коммуникациям противника, обеспечив хотя бы таким образом поддержку частям 2-й Ударной армии и Невской оперативной группы. И вновь — неудача: к 8 сентября вермахт ликвидировал так называемый Ленинградский партизанский край. Партизаны частично перебазировались в другие районы, частично вышли в советский тыл{108}.

10 сентября немецкое командование отдало приказ нанести контрудар по флангам 2-й Ударной армии, которая перешла к обороне.

Ставка Верховного Главнокомандования в директиве от 12 сентября приказала Военному совету Ленинградского фронта временно приостановить операцию по форсированию Невы: «Так как Ленинградский фронт оказался неспособным толково организовать форсирование реки Невы и своими неумелыми действиями глупо загубил большое количество командиров и бойцов, Ставка Верховного Главнокомандования приказывает операцию по форсированию реки Невы временно прекратить»{109}.

Но бои в районе Мги (зона ответственности 2-й Ударной армии и 4-го гвардейского стрелкового корпуса) продолжались. К 20 сентября войскам Волховского фронта удалось продвинуться примерно на 12 км в западном направлении, до района севернее Мги. Вермахт ответил контрнаступлением: с юга наступал немецкий 30-й армейский корпус (24-я, 132-я и 170-я пехотные и 3-я горнострелковая дивизии), с севера — 26-й армейский корпус (121-я пехотная, 5-я и 28-я горнострелковые дивизии).

Уже 21 сентября части 2-й Ударной армии и 4-го гвардейского стрелкового корпуса оказались в окружении{110}.

Говоров, получив известия о непростой ситуации, сложившейся на Волховском фронте, стремился оттянуть на себя хотя бы часть сил вермахта, блокирующих 2-ю Ударную армию.

К вечеру 25 сентября Говоров стянул в полосу форсирования Невы в районе Московской Дубровки 600 орудий и тяжелых минометов; 160 орудий встало на позиции прямой наводки, их задача — уничтожать самые близкие немецкие огневые точки. Ранним утром 26 сентября батальоны 70-й и 86-й дивизий пересекли 500 метров Невы под прикрытием артиллерии и реактивных минометов: «на вражеском берегу завязался тот неописуемый ночной бой в траншеях, где главным оружием становится граната, автомат и короткая, отточенная, как топор, лопатка пехотинца»{111}. Бой продолжался весь день, и вновь — неудача. Прорвать оборону противника не удалось. 27 сентября Ставка Верховного Главнокомандования отдала приказ о выводе всех частей на восточный берег Невы. 28 сентября арьергард 70-й и 86-й дивизий сдерживал атаки противника, прикрывая отход, а в ночь на 29 сентября началась переправа. Части начинают покидать плацдарм у Московской Дубровки, но ожесточенные бои на пятачке продолжаются. В боях участвует с обеих сторон уже более 1,5 тысячи стволов орудий и тяжелых минометов, около ста танков. «Потери немцев огромны, но и боевой порядок советских дивизий на маленьком плацдарме настолько уплотнен, что каждая вражеская мина, бомба или снаряд находят себе не одну, а десять жертв»{112}. Противостояние продолжалось до 8 октября, когда с плацдарма была эвакуирована большая часть советских войск. На плацдарме оставался лишь небольшой отряд автоматчиков. И противник, блокировав Московскую Дубровку, прекратил активные действия, сосредоточив все свое внимание на Волховском фронте.

Продолжали вести бои и части 2-й Ударной армии (16 стрелковых дивизий, девять стрелковых и пять танковых бригад), зажатые в котле между Мгой и Гайтоловом. Но силы были явно неравные. В котле были уничтожены семь стрелковых дивизий, шесть стрелковых и четыре танковые бригады. Потери советских войск составили около 300 орудий, 500 минометов и 244 танка. В плен попало 12 000 бойцов и командиров{113}.

Синявинская операция завершилась 10 октября. Войска Ленинградского фронта отошли на исходные рубежи, сохранив плацдарм на левом берегу Невы в районе Московской Дубравки. По советским данным, немецкие потери составили: убитыми и пленными около 60 тысяч человек, а в технике — 260 самолетов, 200 танков, 600 орудий и минометов{114}.

Неудачная Синявинская операция (не могла быть сбалансирована и действиями авиации Балтийского флота и Ленинградского фронта, гарнизона острова Сухо и кораблей Ладожской военной флотилии, которые нанесли удар по кораблям противника и десанту, высадившемуся на остров, сорвав его попытку нарушить обеспечение Ленинграда через Ладожское озеро) не остудила пыл командующего Ленинградским фронтом{115}. Уже в конце октября 1942-го он приступил к разработке новой операции{116}.

Начальник разведотдела штаба фронта Евстигнеев вспоминал: «Его скрупулезность при изучении разведывательных данных могла утомить даже нас, разведчиков. Настойчив он был дьявольски. Сидел часами с лупой, сравнивал с аэрофотосъемками все фотографии, добытые войсковыми разведчиками, авиационной разведкой. Тщательно изучал показания пленных, размышлял, стоя у карты или у окна…»{117}