Хрущев, Зорге и ЦРУ

Хрущев, Зорге и ЦРУ

Никита Сергеевич был далеко от Токио — в Кремле. Но его незримое присутствие ощущалось довольно часто. Как-то опять вечером, часов в шесть, раздался новый звонок, на сей раз от самого Аджубея.

— Боря, продиктуйте завтра на полосу материал о нашем разведчике и немецком журналисте Рихарде Зорге!

Я не знал ничего о Зорге. Впоследствии выяснилось, ничего не знал о нем до поры до времени и сам Никита Сергеевич Хрущев. Как-то у себя на подмосковной даче он решил расслабиться, забыть хотя бы на время о государственных делах и заботах. Взял с собой жену, дочь, зятя и отправился в кинозал. Зарубежный фильм был о журналисте и советском разведчике Рихарде Зорге, немце по национальности, агенте ГРУ, работавшем в Японии с сентября 1933 по октябрь 1941 года. Для Хрущева это было открытием. Он позвонил по «вертушке» председателю КГБ и спросил: «Зорге — реальное лицо?» Ему рассказали о заслугах советского разведчика, о том, что Сталин не любил его, не верил в правдивость информации «двойного немецкого агента» о планах Гитлера напасть на СССР. А когда подтвердилась даже точная дата начала фашистской агрессии, вождь не мог простить, что не он, а «двойник» оказался прав. После войны Сталину представили для подписания список разведчиков, которым предлагалось присвоить посмертно звание Героя Советского Союза. Просматривая его, вождь увидел фамилию Зорге и в гневе вычеркнул, сломав цветной карандаш.

Хрущев увидел в этом еще один повод восстановить попранную Сталиным справедливость и тут же распорядился подготовить указ о присвоении советскому разведчику высшей боевой награды — золотой звезды Героя Советского Союза. «Правде» и «Известиям» поручили опубликовать соответствующие статьи.

Легко дать поручение, выполнить его подчас гораздо сложнее. В распоряжении Виктора Маевского, политического обозревателя «Правды», в Москве имелись секретные архивы ГРУ и другие материалы. В Токио у меня под рукой не было никаких сведений. Я обратился за помощью к послу и резиденту, объяснил, что получил указание передать назавтра в номер материал о Зорге. Но они ничего не знали или сделали вид, что не знают о казненном в годы войны немецком журналисте и советском разведчике. Память о нем постарались вытравить каленым железом в сталинские времена.

Помогла неожиданно мелькнувшая мысль — расспросить Иосио Сигу. В тот вечер Сига дал мне адреса людей, привлекавшихся следствием по делу Зорге и чудом оставшихся в живых. Остальное было делом техники, хорошего знания Токио, водительского мастерства и журналистской удачи. Первой я разыскал одну из соратниц Зорге. Память не сохранила ее имени. На звонок из утопающего в саду большого дома вышла пожилая, хорошо одетая японка со следами былой красоты. Я представился и рассказал о целях визита. Женщина минуты три помолчала и затем негромко заметила: «Мне нечего вам сообщить». Извинившись, она закрыла дверь, оставив меня с грустными мыслями: что, если и дальше пойдет так же?

Судьба распорядилась иначе, комом оказался лишь первый блин. В тот вечер мне удалось выжать из журналистской удачи все, что было возможно за считанные часы. Зорге работал не в одиночку. Вместе с ним были арестованы семнадцать человек, двое из них были повешены, шестеро умерли в тюрьме.

Пожилой токийский врач Ясуда не стал отнекиваться от прошлого. В своем кабинете, книжные полки которого заставлены томами его научных работ, он познакомил с делами минувших дней. До войны его клиника находилась в фешенебельном районе столицы. Не последнее место в табели о рангах занимали и ее пациенты. Высокопоставленные политики, военные, японские и иностранные дипломаты. Со многими из них деловые отношения перерастали в дружеские, а беседы о здоровье в разговоры на политические темы. Ясуда никогда не встречался с Зорге, тот узнал о нем через своего соратника по разведывательной работе, известного японского художника Мияги.

Популярный живописец впервые посетил Ясуда, пользующегося среди узкого круга друзей репутацией либерала, в январе 1935 года.

— Друзья сказали мне, — начал беседу гость, — что с вами можно говорить не только о болезнях.

В тот вечер они просидели до поздней ночи. Говорили о замыслах Гитлера, об опасном для национальных интересов курсе японского правительства на разжигание военного противостояния с СССР. Оба высказались за необходимость предотвратить вооруженный конфликт между Японией и Советским Союзом. Мияги понял, что Ясуда может стать потенциальным помощником Зорге. Прощаясь, гость прозрачно намекнул:

— Тем, кому небезразличны интересы японского народа, очень требуется ваше содействие.

С тех пор Мияги стал постоянным посетителем клиники, а затем и близким другом ее владельца. Еженедельные визиты переросли в ежедневные. В этом не угадывалось ничего подозрительного — популярный художник страдал туберкулезом. Поступавшая от Ясуда информация была очень ценной и передавалась Зорге.

Мне понравилась висевшая на стене кабинета картина: синий ирис как бы рвется из болотной тени к солнцу, туда, где его яркие лучи весело играют за деревьями в окнах чистой воды. Все напрасно, окружающий полумрак прочно удерживает цветок в темном плену.

— Кто написал эту чудесную вещь? — не сдержал я праздного любопытства?

Собеседник не обиделся на журналиста, бестактно прервавшего рассказ. На его лице появилась легкая улыбка.

— Это полотно называется «Ирис». Не правда ли, хорошая аллегория с теми мрачными временами? — задумчиво проговорил он. — Его подарил мне Мияги. Я храню его здесь как память о нашем совместном прошлом.

Ясуда вспомнил, что аресты соратников Зорге начались в октябре 1941 года. Взяли художника Мияги, известного журналиста Одзаки, принадлежащего к «мозговому тресту» премьер-министра принца Коноэ, вслед за ними настала очередь самого Рихарда. Ясуду арестовали позже, 8 июня 1942 года. В семь утра возле дома остановился автомобиль, одетые в гражданское люди предъявили ордер на арест и доставили в токийскую тюрьму для опасных преступников «Сугамо». Кто мог предположить тогда, что через считанные годы в этой тюрьме окажутся и премьер-министр Коноэ, и некоторые его соратники: министр иностранных дел Сигэмицу, видные генералы? Отсюда им суждено отправиться на эшафот и быть повешенными на борту американского линкора «Миссури» по приговору международного трибунала над главными японскими преступниками, развязавшими вместе с фашистской Германией Вторую мировую войну.

Кто предал Зорге и членов созданной им международной разведывательной группы в Японии? Этот вопрос задавал себе в тюрьме Ясуда, он возникал не раз в голове самого Рихарда, у его гражданской жены японки Ханако Исии, с которой я встретился в сентябре 1964 года в Токио, наконец, задавались им в течение многих лет и в штаб-квартире Главного разведывательного управления Советской Армии. Во время моего отпуска в Москве мне позвонил генерал-лейтенант Мильштейн, видный военный разведчик, и попросил согласиться на конспиративную встречу. Он подсел в мою машину на Арбатской площади. Разговор длился более часа. Главное, что хотел услышать генерал, кто же предал Рихарда Зорге? Заслуженный военный разведчик, имя которого сегодня упоминается в самых серьезных книгах, в том числе блестящем труде генерала КГБ Павла Судоплатова «Разведка и Кремль», явно переоценивал мои возможности. Откуда знать простому журналисту то, что до сих пор скрыто даже от глаз самых видных разведчиков и ученых, чья специальность — история спецслужб. В мое время уцелевшие соратники Зорге утверждали: в провале виноват некто Ито Рицу, бывший член ЦК японской компартии. Он сказал первое слово. Арестованные по его доносу люди под пытками назвали другие имена. Художник Мияги попытался в тюрьме покончить с собой. Неудачно, только искалечился. Его подвергли новым пыткам, и он заговорил. Через некоторое время японская контрразведка расшифровала все сообщения, которые отправлял в Москву в течение пяти лет радист Зорге Клаузен. Зорге понял: молчать бесполезно. И он начал давать показания. Официальная версия его решения такова — взять на себя всю ответственность, чтобы смягчить вину соратников и друзей. Мне же кажется, Рихард руководствовался и еще одним соображением — оставить строго документальное свидетельство о деятельности своей группы. Вначале у него теплилась надежда, что Москва может договориться с Токио об обмене его и боевых товарищей на японских агентов, отбывающих заключение в Союзе. Однако со временем стало ясно: Сталин не согласится на подобную рокировку. Чтобы в истории остался хотя бы краткий, но достоверный след, Зорге нарушил обет молчания.

Его вызывали к следователю ежедневно к девяти утра и держали до трех. После краткого перерыва допрос возобновлялся и заканчивался поздно ночью. Совсем как у нас после войны в лагере военнопленных в Сучане. Материалы по делу якобы не сохранились. Часть документов вроде сгорела во время американской бомбардировки в результате пожара в Министерстве юстиции. Другую часть сожгли сами японцы сразу же после подписания акта о капитуляции. Наконец, все оставшиеся материалы следствия и судебного процесса конфисковал начальник разведотдела штаба американских войск генерал Уиллоуби сразу после оккупации и переправил их в США. Для изучения опыта советской разведки в Японии под эгидой Пентагона в Вашингтоне создали специальную группу в составе высших офицеров и гражданских специалистов. Члены группы выехали в Токио и работали там полгода. По возвращении они представили в военное министерство секретный доклад объемом в две тысячи страниц. Позднее небольшие выдержки из доклада появились в американской прессе как «Меморандум министерства национальной обороны для печати».

Приведу пару выдержек из этого документа. В частности потому, что у нас в течение многих лет существовал расхожий, апробированный ЦК КПСС штамп о необъективности американских властей в освещении всего, что имело отношение к достижениям Советской России в любых областях. Вот первая выдержка. «Мощная организация советских разведчиков была раскрыта в Японии как раз перед нападением на Пирл-Харбор. Вероятно, никогда в истории не существовало столь смелой и столь успешной организации. В течение восьми напряженных лет дерзкая и искусная группа разведчиков работала в Японии на свою духовную родину — Советскую Россию. Несмотря на энергичную деятельность и громадные успехи, она находилась вне всяких подозрений. Организация была раскрыта не по своей оплошности, а из-за простой случайности».

А вторая выдержка — оценка генералом Макартуром самого Зорге. О ней стоит упомянуть. Генерал был ярым антикоммунистом. Об этой черте его бесспорно незаурядной личности в Советском Союзе написаны сотни статей, сказаны тысячи и тысячи слов. Но никто не упомянул о другом качестве выдающегося американского военачальника — способности объективно оценивать своих противников. «Рихард Зорге, — отмечал генерал, — обладал всеми качествами великого человека: силой духа, даром остроумно оценивать события, смелостью, соединенной с осторожностью, и непоколебимой решимостью. Он мог бы стать отличным полководцем или необыкновенным дипломатом».

Что же, генерал был прав, особенно когда назвал Рихарда Зорге потенциальным «необыкновенным дипломатом». Советский разведчик не только сумел передавать в Центр самую ценную информацию о военных, промышленных возможностях Японии в тридцатые годы. Он употребил все свое искусство талантливого дипломата, чтобы подтолкнуть японское руководство к военной агрессии не на севере, против СССР, а на юге, против Соединенных Штатов Америки. Это, в частности, дало возможность Сталину снять часть военных соединений с дальневосточных границ и направить их под Москву, над которой нависла угроза захвата немецкими вооруженными силами. В этом и есть, как мне кажется, одна из самых главных заслуг группы Зорге.

Но вернусь к соратникам Рихарда и сентябрьскому вечеру 1964 года. Я не верю в то, что все японские документы о деятельности его группы утеряны для нас безвозвратно. На чем основана такая уверенность? Инструкция Москвы, полученная вскоре после опубликования моей статьи в «Известиях», обязывала посольство разыскать любые японские материалы по этому делу. Маховик, которому дал первый толчок сам Хрущев, раскручивался на полную мощность. Посол привлек к работе меня. Помощь нам оказал тот же Иосио Сига. При его содействии удалось достать четыре объемистых фолианта — полный стенографический отчет о допросах Зорге в тюрьме Сугамо, изданный на японском языке. В мои руки попала также толстая тетрадь с рукописными записями допросов. Я передал все четыре тома в посольство. Точно знаю — их тут же переслали в Москву ближайшей диппочтой. Кому? Адресат остается неизвестным. Толстая тетрадь все еще хранится в моем архиве. Теперь она вряд ли сможет пригодиться за давностью лет. Рихард стал давно перевернутой страницей в истории советской разведки.

Документы свидетельствовали: Зорге не винил в провале группы ее членов. Он давал самую высокую оценку своим соратникам: журналисту Одзаки, впоследствии повешенному вместе с ним, художнику Мияги и целому ряду других. В свою очередь те, с кем он работал, рассказали, что Рихард был исключительно чистым человеком, к нему тянулись все, кто понимал абсурдность шовинистического угара и преступный характер планов правительства. Зорге сплачивал вокруг себя тех реалистически мыслящих людей, кого ему удавалось найти. Они находили других.

В тот сентябрьский вечер 1964 года мне удалось познакомиться с еще одним человеком по фамилии Хосака, работавшим на советского разведчика, а затем сидевшего в тюрьме Сугамо в соседней с ним камере-одиночке. Несмотря на соседство, Хосака встретился с Зорге в тюрьме всего один раз. Случайная встреча произошла в парикмахерской, куда заключенных приводили стричься четырежды в год. Вне камеры на головы узников надевали специальные сетки, закрывавшие лицо. Заключенные не знали, кто находится в тюрьме. В парикмахерской сетки приходилось снимать. Когда Хосака посмотрел на соседа, то невольно вздрогнул. Рядом в кресле сидел Зорге. Он улыбнулся и сказал несколько ободряющих слов.

Тюремная жизнь была не из легких. Камера — бетонный пенал, пять шагов в длину и три в ширину, почти такая же, как у нас во Владимирской тюрьме. Наверху крошечное зарешеченное оконце. Летом жарко, нечем дышать, зимой холод. Подъем в шесть утра, через час проверка. Трое надзирателей констатируют: пока жив! Заключенный встречает их, распластавшись в земном поклоне. Далее завтрак — горстка риса или ячменя, чашка супа. Обед и ужин полагалось покупать за свои деньги. Если родственники заключенного были бедны, он не получал ничего. В девять утра начинались допросы. Днем выводили во двор на прогулку. Двор разделен на восемь секторов. Двадцать минут топтания вокруг чахлых деревьев, посаженных в центре каждого сектора.

Хосаку приговорили к длительному сроку заключения, ему удалось выжить в тюрьме, невзирая на голод, холод и пытки. Как устроена жизнь! Погиб он уже после нашей с ним встречи — в шестидесятые годы. И погиб у меня на глазах в Советском Союзе, стране, ради которой в Японии не раз рисковал собой. Мы с женой отдыхали летом в Крыму. Как-то утром в «Артеке» мы спустились к морю из гостевой дачи ЦК ВЛКСМ. На берегу у кромки воды лежал человек. Дежурные спасатели делали ему искусственное дыхание. Я узнал его это был Хосака. Через несколько минут к пляжу подъехала санитарная машина. Врачи констатировали смерть. Тело погрузили и увезли в морг. Несколько дней спустя на лодочном пирсе появилась элегантная пожилая японка. Она долго смотрела в морскую даль, затем набрала в небольшую бутылку воды и пошла к ожидавшему на берегу автомобилю. Кто-то сказал мне: жена Хосака, прилетела из Токио.

Как случилось, что Хосака утонул около «Артека»? Соратника Зорге пригласили посетить Советский Союз. Принимали по высшей категории и, конечно, без удержу поили. И так изо дня в день в Москве, в других городах, в Крыму. Накануне также устроили застолье — недалеко от Ялты, в Массандре, хранилище редких, замечательных вин. Утром повезли знакомиться с «Артеком», сказочным местом, где отдыхали номенклатурные дети. Хосака решил искупаться, вошел в прохладную воду, немного проплыл и незаметно для всех исчез. Когда его хватились и нашли под водой, было поздно. Инфаркт. В тот грустный для меня день невольно вспоминались старые порядки в профсоюзах при Сталине, когда спаивали иностранных делегатов. Культ развенчали, а в остальном порядки остались теми же.

29 сентября 1943 года суд вынес свое решение: Зорге приговорили к смерти через повешение. Заключенный выслушал приговор спокойно. Прав, на все сто процентов прав был генерал Макартур, когда заявил, что советский разведчик отличался стойкостью и силой духа.

Зорге и его ближайшему соратнику Одзаки отныне оставалось одно ждать развязки. Известно: нет ничего хуже, чем ждать и догонять. Даже в повседневности, когда ничто не угрожает. Ожидание смерти в камере мучительно по-настоящему. Верховный суд отклонил апелляцию, но с приведением приговора в исполнение почему-то не торопились. Возможно, в высших инстанциях еще сохранялась надежда на торг с Москвой. Так или иначе, советскому разведчику было отпущено судьбой еще почти одиннадцать месяцев жизни. Зорге об этом не догадывался и был готов к тому, что его в любой день поведут на казнь. Необыкновенная сила духа помогла ему раздавить ужас смерти, взять себя в руки и начать работать. В полутемной камере, то задыхающейся от зноя, то превращающейся в ледяной склеп, он проводил долгие часы за подобием стола и что-то писал. Что? Говорят, это были строки, обращенные в будущее. Он не знал, что будущему, тому самому светлому коммунистическому будущему, в которое он верил, история не оставила места на нашей земле. Что в 1991 году распадется идеал его государственного устройства — Советский Союз, что указом президента новой, уже не Советской, России, будет запрещена компартия, а страна пойдет, спотыкаясь, падая, топчась на месте, но все же пойдет по так называемому демократическому, или проще — капиталистическому, пути. В ней появятся «олигархи», миллионы голодных и нищих, воровство и преступность в небывалых масштабах, которых никогда не знала Россия ни при царе, ни при большевиках. Хорошо, что Рихард не дожил, не увидел этой трагедии, как другие его коллеги-разведчики на Западе. Впрочем, не только они. Мне помнятся встречи с одним из выдающихся военачальников нашей страны в восьмидесятые годы — начальником Генерального штаба Советской Армии маршалом Ахромеевым. В свое время на этот штаб работал и Рихард Зорге. Мы, журналисты, глубоко уважали маршала за светлый ум, за детальное знание проблем ядерного разоружения, наконец, за его скромность и высокую добропорядочность. Нас буквально потрясло сообщение о его самоубийстве. Тело советника Горбачева обнаружили 21 августа 1991 года в его служебном кабинете в Кремле. В оставленной им записке говорилось: «Не могу жить, когда гибнет мое Отечество и уничтожается все, что считал смыслом моей жизни. Я боролся до конца…» Да, нет ничего страшнее крушения идеалов, которым посвятил жизнь.

Днем Рихард Зорге работал в камере за подобием письменного стола. Его «исповедь» принимала объемный характер. В ней уже значилось свыше тридцати тысяч слов. Дописать бы труд до конца! К сожалению, не удалось. Последнее творение замечательного разведчика и журналиста прервала суровая судьба камера тюрьмы, где совершалась казнь.

Днем Зорге работал. Так время летело более незаметно. Вечерами трудно было заснуть. Надзиратели рассказали потом его гражданской жене, вернее любовнице, с которой он жил, что ночами он подолгу ворочался на коротких для его роста нарах, иногда часами лежал с открытыми глазами. И, видимо, о чем-то думал, что-то вспоминал. Вспоминал, но что именно? Об этом можно только догадываться. Сам заключенный уже никогда не расскажет, не напишет об этом. Но почти наверняка мысли были о жене, оставшейся в Советском Союзе. Он не знал, что она уже исчезла где-то в Сибири, что ее уже перемололи жернова сталинских репрессий. Чаще вспоминалось другое собственная судьба разведчика и журналиста.

Пусть извинит меня читатель, но мне трудно не рассказать хотя бы кратко о легендарной жизни немецкого журналиста и разведчика Генерального штаба Красной Армии. Подробности его биографии и разведывательной работы, очевидно, до сих пор хранятся в совершенно секретном архиве Вооруженных Сил. Подробности некоторые, не все. Чем иначе объяснить мою встречу на Арбатской площади с генералом Мильштейном — асом советской разведки? Более детальным изучением деятельности Зорге, как я уже писал, занимались в свое время сотрудники западных спецслужб, связанные с ними писатели и журналисты. С одним из литературных маэстро этого типа, Чарлзом Уайтоном, мне посчастливилось встретиться и поговорить за рубежом. Кстати, он посвятил Рихарду Зорге немало страниц и в своей книге «Величайшие разведчики мира», выпущенной в Лондоне в шестидесятые годы.

Рихард, или Ика (так его называли в детстве мать, брат и сестры), родился в России 4 октября 1895 года в Баку. В столице Азербайджана, вернее на подступах к городу, я видел замечательный монумент, воздвигнутый в честь разведчика в наши годы другим разведчиком, впоследствии президентом независимого Азербайджана Гейдаром Алиевым, с которым мне довелось поездить две недели по жаркой пустыне Индии в восьмидесятые годы, задыхаясь от ветра, смешанного с песком, и испепеляющих лучей солнца. Мать Рихарда по национальности была русской, отец — немцем, который работал инженером на нефтяных приисках Ротшильда. Спустя несколько лет семья вернулась в Германию, где и прошли детство и юность Ики. Мальчик рос настоящим спортсменом, в школе и университете был душой общества. Прирожденное умение нравиться людям, находить с ними общий язык впоследствии пригодится Рихарду в его сложной профессии. В молодости он увлекается марксизмом. Видимо, сказалось влияние деда Фридриха Зорге — близкого друга Карла Маркса и видного деятеля Первого Интернационала. Когда началась Первая мировая война, Рихард отдает должное патриотизму, вступает добровольцем в немецкую армию. Первое ранение он получает на Западном фронте, второе… в России. Русская пуля солдата оставила на теле Ики след на всю жизнь. Но она не смогла помешать ему полюбить Россию. После революции 1917 года Рихард принимает активное участие в демократическом движении Германии, а после создания коммунистической партии становится одним из видных ее функционеров. В 1925 году Зорге делает смелый шаг — приезжает в Советский Союз, принимает советское гражданство и становится членом ВКП(б). К этому времени Рихард не только опытный революционер, но и доктор философских наук, автор ряда политических книг, завоевавших популярность в Германии и Советском Союзе. Он свободно говорит на немецком, русском, английском, французском, китайском и японском языках, всерьез увлечен изучением политических проблем, истории, культуры стран Дальнего Востока. В этой ситуации было бы непростительной глупостью со стороны нашей разведки не обратить на него самое пристальное внимание.

Мне показывали в Москве здания, где жил Рихард Зорге, где проходил агентурную подготовку. Я не смог поговорить с теми, у кого учился выдающийся разведчик. Засекреченные люди, многие из них погибли в сталинских лагерях, другие ушли из жизни в период военного лихолетья, третьи просто были недоступны журналистам даже в эпоху хрущевской оттепели. Но все, с кем довелось беседовать о Рихарде в Японии и на Западе, отмечали одно — выдающиеся способности Зорге и как разведчика, и как аналитика, и как талантливого журналиста. В этой связи вспоминаются слова Чарлза Уайтона, совпадающие с оценкой Макартура. «С какой бы меркой мы не подходили к нему, — заявил он мне в ходе встречи, — нельзя не согласиться с тем, что человек он был выдающийся. Можно не сомневаться, что Зорге добился бы огромных успехов в любой области, какую бы он ни выбрал. Именно поэтому он и стал непревзойденным разведчиком».

Какое прикрытие, на современном языке «крышу», следует выбрать для перспективного агента? Этот вопрос руководство ГРУ тщательно обсудило с самим Зорге. Остановились на профессии журналиста-международника. Есть опыт в написании книг и статей, есть такие замечательные качества, как умение перебросить мост к собеседнику, побудить его поделиться закрытой информацией. И потом что может быть лучше журналистского прикрытия? Встречайся с кем угодно, задавай любые вопросы, и никому не покажется, что ты не журналист, а разведчик.

В конце 1929 года Зорге направляют в Германию. Задача — договориться о сотрудничестве с одним из влиятельных журналов и поехать от него корреспондентом в далекий Китай. Кандидатура Рихарда представлялась заманчивой: автор ряда книг, знает проблемы Дальнего Востока, владеет китайским и японским языками. Его ангажирует журнал «Дас зоциологише магацин». Параллельно услугами немецкого журналиста захотел воспользоваться и ряд периодических провинциальных изданий Америки. Свой вклад вносит и наша разведка. Зорге снабжают американским паспортом, и теперь для всех в Китае он становится гражданином США Александером Джонсоном.

Я не буду детально останавливаться на деятельности Рихарда в Китае. Перечислю лишь некоторые важные ее этапы. К главным из них, пожалуй, можно отнести вербовку лучшего японского журналиста Одзаки, представлявшего крупнейшую газету страны «Асахи» и пользовавшегося широкой известностью на островах. Япония уже тогда готовилась к агрессии в Китае. Надо ли говорить, что серьезная аналитическая информация о положении на континенте вызывала живой интерес и среди рядовых японцев, и в первую очередь у тех, кто планировал вторжение в Китай. Журналистская известность, реноме человека, окончившего элитарный Токийский университет, где учились лишь отпрыски самых богатых и влиятельных аристократических семей, открыли Одзаки после возвращения на родину доступ в святая святых японской политической кухни. Он стал членом мозгового центра премьер-министра Японии принца Коноэ. Второй удачей стало для Зорге привлечение к своей работе видного художника-японца Мияги, приехавшего в Китай из Америки. Правда, «вербанул» его не Рихард, а другой советский разведчик из Центра. После начала японской агрессии этой тройке удалось создать такие звенья цепи разведки, что вся секретная информация о передвижениях войск и планах Японии в Китае шла через них непосредственно в Москву. Когда японцы вторглись в Маньчжурию, это стало особенно важно. Сталин опасался, что за северной частью Китая последует Советский Союз.

Было немало и других явных удач. Зорге сумел завербовать немца Клаузена, который работал механиком в одном из шанхайских гаражей. Он оказался классным радиоспециалистом, собрал для Зорге несколько радиопередатчиков и объехал с ним весь Китай, устанавливая их для агентурных целей на севере и на юге. Несомненным везеньем оказалось и знакомство с американкой Агнессой Смэдли, корреспондентом немецкой либеральной газеты «Франкфуртер цайтунг». Будучи убежденной коммунисткой, Агнесса помогала советом в налаживании широкой агентурной сети. Одним из самых важных ее достижений послужила впоследствии помощь Зорге устроиться в ту же самую газету и поехать ее корреспондентом в Японию.

В мае 1933 года Рихард уезжает из Китая в Германию. После того как ему удалось утрясти дела во «Франкфуртер цайтунг», он делает второй важный шаг. В те бурные и полные неразберихи первые недели правления нацистов Зорге подает заявление о вступлении в национал-социалистическую партию и, как это ни парадоксально, становится ее членом под своей настоящей фамилией. Зорге — нацист! Этот факт до сих пор скрывается от советских людей. Почему? Ведь превращение в нациста произошло с согласия Москвы!

Шестого сентября 1933 года в Иокогамском порту с борта океанского лайнера сошел высокий стройный и красивый мужчина, предъявивший иммиграционным чиновникам немецкий паспорт на имя Рихарда Зорге. Свой первый визит в Токио он нанес в посольство фашистской Германии. Там он зарегистрировался как журналист, показав корреспондентское удостоверение. Вместе с тем Рихард с гордостью достал из нагрудного кармана пиджака свой членский билет нацистской партии. Билет нациста обеспечил ему, как представителю новой власти в Берлине, если не очень радушный, то, уж во всяком случае, любезный прием со стороны дипломатического персонала. Позднее нацистская штаб-квартира в Мюнхене сделает Зорге фюрером всех нацистов, работающих в Германии.

Рихард — нацист, фюрер нацистов! Этот факт не понравится потом подозрительному Сталину, станет первым кирпичиком в растущей его неприязни к советскому разведчику.

Некоторое время спустя на страницах «Франкфуртер цайтунг» и ряда других европейских газет стали появляться интересные аналитические материалы за подписью Рихарда. Они буквально сразу же привлекли к себе внимание читателей самых различных уровней и выдвинули их автора на первое место среди многочисленных иностранных корреспондентов, аккредитованных в японской столице. Первые пару лет советский разведчик уделял большое внимание изучению Японии, ее истории, экономики, культуры, наконец, образу жизни и мышления японцев, которые так не похожи на все, что свойственно европейцам, тем более немцам. Он прекрасно сознавал, что ключ к успеху разведчика заключается в глубоком познании страны на профессиональном, почти научном, а не любительском уровне, свойственном другим западным журналистам. В своей исповеди, написанной в тюрьме, Рихард отмечал: «Не следует забывать, что моя разведывательная работа в Китае и позднее в Японии носила совершенно новый, оригинальный и к тому же творческий характер». В этой связи я часто вспоминаю свой опыт работы в Индии в восьмидесятые годы, когда в моем корпункте ТАСС под крышей журналиста работал один разведчик. Изучать страну, добиваться успеха на ниве журналистики? Пардон, это было не его амплуа. Часто он говорил мне: «Борис Иванович, мне нужно срочно ехать в посольство». Я, естественно, его отпускал. Он же, выбрав момент, звонил своим шефам и информировал их: «Получил в ТАСС важное задание, буду работать здесь». А сам после этого элементарно шел спать. Возвратившись в Москву, я написал для нашего профессионального журнала статью о работе тассовских журналистов за рубежом. В ней я рассказал только о лучших молодых корреспондентах, не упомянув имени коллеги из внешней разведки. Отклик из Первого разведглавка последовал немедленно. В Управление контрразведки КГБ пришло письмо, в котором требовали наказать меня за то, что я «дезавуировал» сотрудника Первого главка, не назвав его среди лучших работников ТАСС. Слава богу, в контрразведке сидели умные люди. Они просто выбросили «телегу» в корзинку для сжигания секретных бумаг. Можно ли сравнивать подобных «разведчиков» с теми, кто представлял в тридцатые годы советские органы за рубежом? Ну, а о таких, как Зорге, нечего и говорить.

Зорге действовал в Японии не один. В его группе работали такие замечательные разведчики, как Одзаки, Вукелич, Мияги, Клаузен, — три журналиста, один врач и один «технарь». О каждом из них можно написать отдельную книгу. Я же не буду подробно останавливаться на их подвигах. У моих журналистских записок другие, более узкие рамки. Рихард разделил обязанности и сферы работы своих соратников. Одзаки и Мияги поручалось добывать информацию в высших эшелонах японской власти. Корреспондент французского журнала «Ви» и югославской газеты «Политика» Вукелич собирал сведения среди западных журналистов. Что касается Зорге, он взял на себя не менее сложную, а, пожалуй, самую трудную работу — стать «своим человеком» в посольстве фашистской Германии.

Япония для Зорге перестала быть терра инкогнита, разведгруппа создана, успешно работает, направляет в Центр архиважную информацию политическую, военную, промышленную. В 1935 году Рихард едет в Москву за дальнейшими инструкциями. Они сводятся к высокой оценке деятельности группы. Вместе с тем перед разведчиками ставятся новые задачи: неустанно информировать Центр о стратегических планах японского правительства и генштаба, о дальнейших совместных шагах по сближению Токио и Берлина. Отныне вся работа группы нацелена на то, чтобы помешать японскому нападению на Советский Союз, направив острие агрессии на юг, против Соединенных Штатов Америки. Лично перед Зорге ставится цель — снабжать Центр самыми последними и достоверными данными о намерениях фашистской Германии в отношении Японии и Советского Союза, добытыми от немецкого посла и из атташата абвера в Токио. Несомненной удачей группы стала информация о намерении японцев на первом этапе направить агрессию против Китая. Весь последующий ход событий подтвердил сведения разведчиков. 7 июля 1937 года японские войска вторглись в Китай.

Получив такое веское доказательство правдивости информации от разведгруппы, Центр перестал сомневаться в достоверности сведений от «нациста» и «фюрера» всех нацистов в Токио. Ранее советский генштаб считал Японию наиболее вероятным потенциальным противником. Соответственно он планировал довести численность дальневосточной армии до трех миллионов человек. Теперь же дело принимало совершенно иной оборот. Главной угрозой становилась гитлеровская Германия. Поэтому темпы наращивания резервов на Дальнем Востоке были снижены. И эту точку зрения уже не могли изменить инциденты на озере Хасан и Халхин-Голе.

Итак, угроза номер один — Германия. Отсюда вживание Зорге в узкий нацистский мирок в Токио приобретает главенствующую актуальность. И он берется за это дело, засучив рукава. Здесь Рихарду очень пригодились его личное обаяние и солидные знания Востока в целом. Вскоре даже такой опытный дипломат, как германский посол доктор Герберт фон Дирксен, получивший накануне Второй мировой войны назначение в Лондон, стал охотно делиться секретной информацией с думающим журналистом, к тому же членом нацистской партии. Естественно, что многие другие сотрудники посольства начали брать пример со своего патрона. Официальные знакомства перерастали в личные симпатии. Этому способствовал и весь уклад личной жизни советского разведчика. При всей загруженности он не становился кабинетным отшельником. Охотно посещал балы и приемы в дипломатических и журналистских кругах, сам устраивал «попойки» с участием дам, с успехом ухаживал за женщинами и одерживал на этом фронте победы. В дальнейшем это вызвало недовольство Сталина, который позволял себе говорить о Зорге чуть ли не как о «содержателе публичного дома».

Особенно тесная дружба завязалась у Рихарда с помощником военного атташе посольства подполковником Эйгеном Оттом. Этой дружбе, кстати, всячески способствовала его жена, которая благоволила красавцу журналисту. Укрепило дружбу и согласие Зорге на предложение Отта стать агентом абвера. Так с благословения генштаба Красной Армии Рихард стал не только фюрером нацистов в Японии, но и негласным сотрудником немецкой военной разведки Канариса. Отт торжествовал, Зорге тоже. Отныне у них между собой не было секретов. Не был рад этому только Сталин. Подозрения в отношении Зорге еще более укрепились в голове вождя. С тех пор он не раз стал называть его «двойным агентом» и ставить под сомнение информацию, полученную из Токио.

Что касается Зорге, то согласие на «вербовку» оказалось для него мудрым шагом. Его шеф по абверу подполковник Отт рос как на дрожжах. Вскоре он превратился из подполковника в полковника и, что более важно, заменил на посту военного атташе. После отъезда посла Диркенса в Европу, к величайшему удивлению сотрудников посольства, гадавших, кого же пришлют на его место из Берлина, Гитлер назначил представителем Германии в Японии военного атташе Отта. С этого момента Зорге добился таких успехов, которые, бесспорно, дают ему право на титул величайшего разведчика в истории этой древней профессии: он стал тем человеком, который фактически руководил всей деятельностью германского посла в Японии. Полковнику Отто были совершенно недоступны политические, а тем более дипломатические нюансы. Практически большую часть работы выполнял за него советский разведчик, агентура которого намного превосходила шпионскую сеть любого из западных посольств. К началу 1939 года Зорге уже сам составлял черновики всех наиболее важных шифровок посла в Берлин и, конечно, был в курсе планов Гитлера в отношении Японии и Советского Союза. Телеграммы Отта получали самую высокую оценку Риббентропа. А Зорге регулярно посылал по радио важнейшую информацию в Москву.

В японской контрразведке также работали не дураки. Накануне вступления во Вторую мировую войну они организовали регулярное прослушивание эфира. И вскоре засекли несанкционированные радиопередачи. Вначале успокаивали себя тем, что, мол, это дело любителей. Позднее стало ясно, что любителями и не пахнет. Передачи велись по определенному расписанию и к тому же пятизначными цифровыми группами. Теперь японское командование совершенно определенно знало, что в стране существует шпионская сеть. Но как найти ее? Технические возможности пеленгации были слабыми. И тогда японцы запросили помощи у немцев, заказав более совершенную аппаратуру. Зорге тут же узнал об этом. Тогда он приобрел небольшой домик на берегу моря, арендовал яхту, в которой разместил рацию и взрывное устройство на случай непредвиденных обстоятельств. На морские прогулки и на рыбную ловлю он стал приглашать зарубежных и японских дипломатов, журналистов и видных чиновников. Пока далеко в море они распивали спиртные напитки, радист разведгруппы в специальной каюте передавал шифровки в Москву. Тогда японский военный контрразведчик дал своим представителям в Америке, Англии и Германии задание информировать его о всех случаях утечки секретной информации. Сопоставляя полученные данные, полковник составил список лиц, которые могли иметь какой-то доступ к тем или иным государственным тайнам. В длинный перечень попали Зорге, Одзаки и Вукелич. Используя свои связи с японским послом в Берлине, японский контрразведчик дал понять Канарису и шефу гестапо Гейдриху о своих подозрениях в отношении Зорге. Те решительно опровергли такие «домыслы». Многолетние отзывы из токийского посольства говорили, что Рихард верный и ярый нацист. И все-таки Гейдрих решил послать для проверки в Токио своего представителя. Зорге смог тесно сблизиться с «проверяющим» из гестапо. Вместе пили, любили женщин. В результате в Берлин ушла шифровка о том, что все японские опасения в отношении «такого достойного наци — абсолютная чепуха».

Так японский контрразведчик остался вроде бы с носом. Но в конце концов ему повезло. В полицию поступил донос на некого Ито Рицу. Информатор сообщал, что тот сочувствует России. Рицу немедленно арестовали. Он не выдержал пыток и начал давать показания. В числе других он назвал входившую в группу Мияги молодую японку. Ее тут же бросают в тюрьму, а за всеми, с кем она встречалась, устанавливается круглосуточное наблюдение. Шаг за шагом контрразведка выходит на Мияги, а затем на его друзей — Зорге, Одзаки, Вукелича и Клаузена. Рано утром 18 октября 1941 года сотрудники жандармерии произвели их аресты. Так перестала существовать великолепная сеть советской разведки. Информированный об этом Гитлер пришел в ярость и приказал безжалостно расправиться с друзьями Зорге в посольстве Германии. Но дело уже было сделано. Информация Зорге о том, что Япония не собирается присоединяться к фашистской агрессии, позволила Сталину снять с дальневосточных границ около двух миллионов солдат и бросить их под Москву и на другие участки фронта. Так опальный советский разведчик внес свой блестящий вклад в первую победу наших войск под Москвой. Об этом ни в то время, ни спустя многие годы не появилось и строчки в нашей печати. Еще бы, ведь единоличным творцом этой победы был объявлен гениальный стратег всех времен и народов Иосиф Виссарионович Сталин!

В тот сентябрьский вечер 1964 года, когда я получил указание Аджубея передать назавтра статью о Рихарде Зорге, мне не удалось узнать, как встретил смерть советский разведчик. Факты, не досужие домыслы, не были известны собеседникам. Достоверные сведения об этом у меня появились позже.

Утром 7 ноября 1944 года, в день самого большого национального праздника Советского Союза, в камеру разведчика вошла группа людей во главе с Исидзимой, комендантом тюрьмы «Сугамо». Комендант, помедлив, сказал: «Токийский суд приговорил вас к смертной казни. Верховный суд империи апелляцию отклонил. Приговор должен быть приведен в исполнение 7 ноября 1944 года, то есть сегодня, сейчас».

Наступила тишина. Мы никогда не узнаем, о чем думал осужденный в эти минуты. Он молча собрал со стола свои записи. Немного помедлив, Рихард сказал: «Я готов», — и направился к двери. Приговоренный шел твердо и прямо. Так же решительно он переступил порог маленькой железобетонной камеры с высокими стенами, где совершалась казнь. Буддистский священник спросил скорбным голосом:

— Кого вы желаете известить о смерти, сын мой?

— Никого.

— Как вы хотите распорядиться своим имуществом?

— У меня нет имущества.

— Какое будет ваше последнее желание?

Зорге протянул священнику листки рукописи:

— Я прошу сохранить это в папке моего дела.

— Будет сделано, сын мой. Что еще?

— Какие вести с русского фронта?

— На территории России больше нет немецких войск, — ответил за священника комендант тюрьмы. — Вы хотите еще что-нибудь сказать?

— Да, — Зорге поднял голову. — Я верю: советские люди не забудут о нас!

Комендант тюрьмы показал ему на крышку люка в полу камеры. Рихард понял и спокойно ступил в очерченный круг. В 10 часов 30 минут утра палач накинул ему на шею петлю и люк провалился вниз. Так оборвалась жизнь советского разведчика Рихарда Зорге. Он не знал, что в этой же камере полчаса назад был повешен самый ценный разведчик группы и верный его соратник Хидэми Одзаки.

Как не прискорбно, последнее желание Зорге о том, чтобы люди не забыли о подвиге членов его группы, исполнили прежде всего американцы. В Советском Союзе, за который он отдал жизнь, о легендарном разведчике вспомнили много лет спустя и то случайно. Не исключено, что мы никогда не узнали бы о Зорге, стоило Хрущеву не пойти в кинозал.

О Рихарде не забыла и его гражданская жена Ханако Исии. С ней он прожил шесть лет. Исии рассказала мне в Токио, каким запомнился ей Зорге, передала его любительские фотографии. Вряд ли стоит здесь воспроизводить целиком ее рассказ. Упомяну о другом — о силе любви этой женщины.

После войны Исии удалось узнать, что Зорге похоронен на токийском кладбище Дзёсигая в общей могиле казненных. На месте захоронения установили деревянный столбик с фамилиями. Поиски могилы не увенчались успехом. Во время войны жители выкапывали такие столбики на дрова. Наступил 1949 год. Ханако обратилась за помощью к адвокату Зорге. Он подсказал, как действовать. Работники тюрьмы «Сугамо» показали ей ориентировочное место захоронения на краю кладбища. Но это ничего не давало. И тут помог случай. В ноябре того же года кладбище решили расширить. Безымянный участок разрыли и обнаружили останки заключенных. Знакомый тюремщик пригласил Исии. Вместе они опознали то, что осталось от легендарного разведчика. На скелете имелись следы переломов бедра и челюсти. Первый Зорге получил в результате ранения во время Первой мировой войны, второй — когда упал с мотоцикла в Токио. Ханако узнала также роговые очки и пряжку пояса.

Останки кремировали. У подруги Зорге не было денег, чтобы предать их достойно земле. Целый год урна с прахом хранилась в ее домике. В 1950 году Ханако опубликовала книгу воспоминаний. На полученный гонорар приобрела участок на токийском кладбище Тама и обустроила там могилу. После реабилитации Зорге в нашей стране советское правительство выделило необходимые средства на сооружение нового надгробия. На квадрате черного гранита засверкала золотом надпись: «Герой Советского Союза Рихард Зорге». Я не был на могиле с 1968 года. Не знаю, сохранилась ли надпись в ее первозданном виде. Ведь больше такой страны нет.