ПО СЛЕДАМ ДЕТСТВА
ПО СЛЕДАМ ДЕТСТВА
1
ГОРОД Дюссельдорф очень красив, и когда на чужбине вспоминаешь о нем, будучи случайно его уроженцем, как-то смутно становится на душе. Я родился в нем, м у меня все время такое чувство, что я должен сейчас отправиться домой. И когда я говорю: «отправиться домой», то я под этим разумею Болькерову улицу и дом, где я родился».
Так, предаваясь лирическим воспоминаниям о своем детстве, писал Гейне в «Книге Легран».
До сих пор не установлен точно год его рождения, и этой путанице мы обязаны в значительной мере самому Гейне, который любил называть себя «первым человеком девятнадцатого столетия», уверяя, что он родился первого января 1801 года.
Это, конечно, только шутка. Вернее всего отнести рождение поэта к тринадцатому декабря 1797 года.
Как бы там ни было, Гейне родился на пороге тех двух столетий, о которых Шиллер пел:
«Столетие ушло в грозе,
и новое рождается в убийствах.
И связь стран разорвана,
и гибнут старые основы».
Еще в семнадцатом веке над Англией пронеслись вихри буржуазной революции, а столетие спустя Великая: французская революция совершала свое победоносное шествие, гильотинируя старинный феодализм.
Торговая буржуазия Англии и Франции уже в течение двух столетий пользовалась плодами великих открытий водных путей. Но Германия, лежавшая в стороне от этих путей, опустошенная бесконечными войнами, находилась в глубокой спячке. Феодальное дворянство Германии чувствовало себя господствующим классом, тогда как Англия и Франция под натиском торгового капитала подпадали в значительной мере под власть богатой денежной и торговой буржуазии, низвергавшей дворянские устои.
В Германии, где буржуазия как класс была еще слаба, господствовал земельно-дворянский строй. Мелкие и крупные феодалы,
Дрожа за неприкосновенность своих земель ограждались друг от друга таможенными и государственными рогатками.
Таким образом в восемнадцатом веке так называемая «Священная римская империя» — как именовалась официально Германия — представляла собою пеструю мозаику крупных, мелких и совсем карликовых владений, светских и духовных, курфюршеств, аббатств, имперских городов и епископств.
В Германии не было ни одного класса, который бы оказывал действительное противодействие дикой тирании многочисленных князей, пользовавшихся своим суверенным правом вступать в союзы с иностранными государствами для того, чтобы продавать в виде пушечного мяса своих подданных иностранным деспотам.
По Вестфальскому миру 1648 года князья получили независимость от императора, сохранившего одно только право — даровать звание дворянина. Сейм в Регенсбурге, представлявший собою конгресс депутатов от трехсот суверенных частей, расточал свое время на болтовню, пьянство и развлечения. В этом отношении регенсбургский сейм успешно соперничал с имперским судом в Вецларе, прославившимся на всю Европу своим взяточничеством и волокитой. Все прекрасно знали, что в вецларском суде найдет управу тот, кто выложит туда путь золотыми дукатами.
Мелкие князьки устраивали пышные дворы, стремясь соперничать с Версалем, а их помещики держались поближе ко двору, угодливо жили в дружбе с деспотами в качестве их камердинеров и приживальщиков.
Для крикливой и грубой роскоши княжеских дворов нужны были средства, которые выколачивались из земельного хозяйства; крестьяне жили в крепостничестве, изнемогая под непосильным гнетом. Евреи были крепко замкнуты воротами гетто: они пребывали в вечном страхе перед своеволием властей или взрывом темных инстинктов подонков общества.
В Германии крупная промышленность и крупная торговля были еще в зародыше. Если говорить о буржуазии той поры, то надо иметь в виду главным образом лишь слои духовно отграниченной мелкой буржуазии, ремесленников и кустарей, работавших на местного потребителя и составлявших преобладающий слой городского населения.
Германская буржуазия была слаба экономически, политически же ее значение сводилось почти к нулю.
И вот эта-то германская империя, со своим жалким государственным строем, была втянута в борьбу с Францией, где уже торжествовала буржуазная революция. Духовные князья церкви на Рейне, грубо нарушив международное право, дали возможность французским, дворянам-эмигрантам вооружаться на германской территории против, изгнавшей их Франции. Французское Национальное собрание было возмущено вызывающими действиями, Германии.
Это происходило в 1791 году, когда преобладание в Национальном собрании принадлежало правому крылу республиканской буржуазии — жирондистам. Жирондисты, опасаясь роста влияния мелкобуржуазной партии якобинцев, желали найти отдушину для активных элементов этих радикальных слоев в хотели их кинуть в войну, чтобы отделаться от них. Первого марта 1792 года Национальное собрание заставило короля объявить войну германскому императору. Уже в следующем году королевская власть во Франции была низвергнута, и Национальный конвент, пришедший на смену, призвал под ружье революционные массы, которые, защищая юную республику, с большим подъемом двинулись в бой против феодальной Европы.
Французская революционная армия успешно продвигалась вперед, встречая поддержку со стороны населения, не зная массового дезертирства, этого бича наемных армий Европы.
В октябре 1794 года на левом берегу Рейна, против Дюссельдорфа, французы посадили Дерево свободы с якобинским колпаком и развевающимися сине-бело-красными знаменами. А еще год спустя обессиленная в борьбе Пруссия заключила сепаратный Базельский мир с Французской республикой, предав своих феодальных союзников. По этому миру Пруссия отказалась от владений на левом берегу Рейна, уже оккупированном французами. В том же 1795 году французские республиканские войска перешли через Рейн и вступили в Дюссельдорф, который до Люнавильского мира (1801 г.) и находился под фактической властью французских оккупантов.