2

2

После высылки из Парижа Маркс не забывал о своем друге. Примерно через месяц после пребывания в Брюсселе, Маркс шлет своему другу в Париж письмо, прося у «его хоть несколько стихотворений для выходящего в Дармштадте бесцензурного журнала. Попутно он сообщает, что два издателя-дельца отпечатали без разрешения Гейне его «Зимнюю сказку» и пустили в продажу без ведома автора.

Третье, дошедшее до нас письмо относится к 1846 году. Оно, пожалуй, самое ценное из всех трех сохранившихся посланий Маркса к Гейне, потому что оно резюмирует позицию Маркса в конфликте Гейне с Берне.

Отношение Маркса к Гейне в этом вопросе было уже нами освещено. Приведем здесь полный текст письма, относящегося к 1846 году:

«Мой милый Гейне, я пользуюсь проездом подателя этих строк — господина Анненкова, очень любезного и образованного русского, чтобы передать вам сердечнейший привет. На этих днях попался мне случайно в руки маленький памфлет, направленный против вас — «Посмертные письма Берне». Никогда не думал, что он так пошл, мелочен и безвкусен, как черным по белому можно прочесть в этой книге. И что за жалкая галиматья — послесловие Гуцкова и т. д. Я напишу для какого-нибудь немецкого издания построенный разбор вашей книги о Берне. Более тупого отношения, чем то, которое ваша книга встретила среди христианско-германских ослов, почти невозможно отыскать ни в одном литературном периоде, несмотря на то, что во всех немецких периодах нет недостатка в тупости. Может быть, вы хотите мне сообщить что-нибудь «специальное» о вашем произведении, тогда сделайте это поскорей.

Ваш К. Марк с».

В 1845 году Маркс и Энгельс организовали в Брюсселе Коммунистическое бюро сношений. Партийным представителем — корреспондентом из Парижа — был Герман Эвербек, бывший руководитель Союза справедливых. Он часто навещал Гейне и в донесениях Коммунистическому бюро сношений или в частных письмах к Марксу нередко упоминал о Гейне,

В письме, написанном в августе 1845 года, Эвербек сообщает Марксу, о своем посещении Гейне. Он посетил поэта в Монмаранси, где тот жил на даче «и наслаждался этим несокрушимым насмешником, продолжающим творить, несмотря на болезнь глаз».

«Генрих Гейне очень слаб и исхудал, — пишет Эвербек, — однако он сохраняет ясность духа. Он написал свои «Мемуары», в которых попадается немало сумасбродства. Не находишь ли ты полезным еще до его смерти — а это может случиться в любой момент, так как он страдает болезнью мозга — выступить р публично за него и защищаемый им принцип?»

Фердинанд Лассаль в молодости.

В трагических выражениях описывает Эвербек состояние здоровья Гейне в позднейшем письме от 1 мая 1846 Года: «Гейне едет завтра на воды в Пиренеи; бедняга безвозвратно погиб, потому что сейчас уже проявляются первые признаки размягчения мозга.

Умственная деятельность, а особенно его юмор, несмотря на уже замечающееся помутнение сознания, пока еще без перемен; но уже прибегают к болезненным операциям, в роде введения порошков под кожу, и все тщетно. Он будет умирать постепенно, частями, как бывает иногда — в течение пяти лет. Он еще пишет, хотя одно веко всегда закрыто! Я посетил его вчера: он шутит и ведет себя как герой…» Когда в сентябре 1846 года Энгельс приехал в Пария! по поручению брюссельского бюро, он посетил Гейне. В письме к Марксу, от 16 сентября, в конце длинного сообщения о делах он пишет:

«…Гейне опять здесь, и третьего дня я у него был вместе с Эвербеком. Бедный парень ужасно осунулся. Он худ как скелет. Размягчение мозга распространяется дальше, паралич лица также. Эвербек говорит, что Гейне может внезапно умереть от паралича легких или удара, но может также протянуть еще года три или четыре. Он, конечно, в немного угнетенном состоянии и, что всего замечательнее, очень благожелателен (не в ироническом смысле) в своих суждениях… В общем, он сохранил всю свою духовную энергию, но физиономия его — седая бородка, которую он отпустил, потому что не может бриться, придает ему еще более странный вид — [Способна привести в уныние всякого, кто его видит. Страшно мучительно наблюдать, как такой славный малый отмирает по частям».

В эти страшные месяцы, когда болезнь все больше охватывала истощенный нервный организм Гейне, ему приходилось вести томительную борьбу с Карлом Гейне и другими родственниками за наследство, — борьбу, в которой преуспевали богатые наследники, потому что буква закона, завещание дяди, было на их стороне.

После кратковременной и горячей дружбы с Лассалем произошло охлаждение, затем — разрыв.

К концу 1846 года Лассаль целиком ушел в дело защиты интересов графини Гацфельд, — женщины, которую муж оклеветал, лишил средств и отнял у нее детей. Лассаль считал защиту графини Гацфельд безусловно правым делом и придавал «ему значение, далеко выходящее за пределы семейной драмы.

Графиня София фон-Гацфельд обращалась в различные государственные инстанции, требуя развода с мужем, одним из крупнейших и богатейших прусских помещиков. Но благодаря влиятельным связям графа София фон-Гацфельд была покинута даже теми своими родственниками, которые не могли не возмущаться его резким, насильническим обращением с женой. Для того чтобы добиться раздела имущества и развода, ей нужно было бы обратиться в суд, но эта мера была рискованной: феодальное дворянство, к которому принадлежал ее муж, чрезмерно пользовалось привилегиями, и подкупные и пристрастные судьи могли бы легко решить дело не в ее пользу. Кроме того, самый- факт обращения в суд был бы слишком скандальным для того великосветского общества, в котором вращалась графиня, и она рисковала стать полной отщепенкой.

Весной 1846 года отчаяние графини Гацфельд не знало границ: граф, пуская в ход угрозы, пытался отнять последнего оставшегося с ней ребенка, четырнадцатилетнего Пауля.

В тяжелом душевном состояния София фан-Гацфельд прибегает к помощи Лассаля, двадцатилетнего юноши, случайно познакомившегося с ней и предложившего свои услуги.

Лассаль, этот революционер-энтузиаст, усмотрел в участи обездоленной женщины политическое событие огромной важности. Он писал впоследствии, что к делу графини отнесся так, как этого требует Робеспьер в своей конституции, говоря, что угнетение одной личности есть уже угнетение всего общества. Лассалю казалось, что борьба за законные права графини — это революционная борьба против привилегии феодального дворянства.

Разумеется, Лассаль ошибался, потому что тяжба между супругами Гацфельд велась, не выходя из круга дворянских привилегий, на почве отжившего права, и по существу сводилась к обычному, довольно нечистоплотному бракоразводному процессу.

Увлеченный этим делом, Лассаль не проявляет особенной разборчивости в средствах. Летом 1846 года он подсылает двух своих друзей — судейского чиновника Оппенгейма и врача Мендельсона к любовнице графа баронессе Мейендорф, чтобы выведать у нее, где находится дарственная запись на имение Софии Гацфельд. Оппенгейм поступил проще простого: когда ему представился удобный момент, он похитил у баронессы Мейендорф, русской шпионки и известной авантюристки, шкатулку, в которой, повидимому, должна была храниться эта дарственная запись. Оппенгейм передал шкатулку своему сообщнику Арнольду Мендельсону. Полиция неожиданно нагрянула к Мендельсону, но ему удалось бежать от ареста. Впопыхах он бросил сундук, в котором была спрятана шкатулка. На основании неопровержимых улик Оппенгейм был арестован и привлечен к судебной ответственности. Мендельсон, воспользовавшись фальшивом паспортом, бежал в Париж.

Лассаль остался в одиночестве. История со шкатулкой попала в печать. Мендельсон стал раздувать в парижской прессе кампанию в пользу графини Гацфельд.

Оказавшись в нужде, Лассаль обратился к своему другу, Гейне, с просьбой поддержать борьбу и защитить правое дело. Ему хотелось приехать в Париж, чтобы лично переговорить с Гейне, План этот отпал. Лассаль удовольствовался письменным рассказом о ходе событий, активным участником которого он являлся. Довольно-таки некрасивые поступки с кражей шкатулки Лассаль объяснил идейными соображениями, доказывая, что все средства хороши для борьбы с феодальным обществом.

Иначе посмотрел на дело полупарализованный, слепнущий поэт. Он не видел высокой идейности в бракоразводном процессе графини Гацфельд и не желал впутываться в дело, во многом напоминавшее ему бульварные полицейские романы. Тщетно доктор Мендельсон нажимал на Гейне. Последний мягко отказал в выступлении в печати на защиту графини Гацфельд.

Пылкий Фердинанд Лассаль, получив печальную информацию от доктора Мендельсона, написал злое письмо Гейне. «Когда я получил вчера письмо доктора, — писал Лассаль, — где он в куче туманно-извинительных и довольно бессмысленных фраз сообщает мне, что вы не можете или не хотите — не хотите или не можете оказать мне ту небольшую дружескую услугу, о которой я вас просил или, вернее, которой я от вас требовал, я на одно мгновенье был. ошеломлен, так ошеломлен, как неверующий при виде совершившегося чуда, которого чувства его не могут ни отрицать, ни опровергнуть!»

Лассаль упрекает Гейне в неблагодарности, в том, что он забыл, что сделал для него Лассаль, как он торчал в передних Пюклера-Мюскау, Варигагена, Мейербеера и других, как он вредил себе преданностью ему и как подорвал себе кредит у врагов Гейне. Больше того — Лассаль испортил отношения с прусским министром просвещения Эйхгорном, а у него были виды на него!

Лассаль бросает прямое обвинение Гейне в беспоинципности, в эгоизме, ничтожестве и пустоте сердца. «Вы ленивы. Вы знамениты. Вы готовы похлопотать обо мне, но не от своего имени… Слушайте, Гейне, это невероятно, если не знать вас близко, но если б v вас была нужда в деньгах и на этом можно было бы заработать 5 000 франков, чорт побери меня и вас, если бы невозможное не стало возможным. Гейне, вы знаете, что пишут филистеры всей Германии о вашем характере. Вы знаете, что я об этом думал… Но истинно говорю вам — есть вещи меж землей и небесами ect., etc…»

Разрыв с Лассалем тяжело отозвался на больном, издерганном Рейне. Обвинения, брошенные ему бывшим другом, показались ему непомеоно жестокими, и уже через несколько лет в письме к отцу Лассаля Гейне жалуется на безжалостность его сына. Нападки Лассаля, которого Гейне высоко ценил, как «сына нового времени», разумеется, ударили больнее, чем гнусный лай филистеров из лагеря радикалов.