Шоковая терапия: добродетели умеренности и сдержанности

Шоковая терапия: добродетели умеренности и сдержанности

Будучи тонкой и хитрой бестией не только в политике, но и в экономике (в экономике, пожалуй, даже больше), Маргарет прекрасно сознавала, что невозможно реформировать всё сразу.

Ни одно правительство не могло противостоять фронде профсоюзов, что создавало впечатление, будто страной невозможно управлять без них. Вильсон и Каллаген, хоть и являлись лейбористами, вынуждены были склониться перед ними.

Тэд Хит пережил две унизительные забастовки; пережить-то пережил, но вторая его «смела». Маргарет хранила в памяти эту бесславную отставку под давлением профсоюзных деятелей из Национального союза горняков. Она ни в коем случае не хотела, чтобы с ней случилось что-либо подобное. В памяти у нее сохранился и печальный опыт с Законом об отношениях в промышленности, продвигавшимся Тэдом Хитом и Робертом Карром, которые пытались путем принятия одного закона решить раз и навсегда все проблемы, связанные с чрезмерной властью профсоюзов. Маргарет выбрала политику «медленного и постепенного откусывания кусочков»: раз за разом, год за годом протаскивать через парламент законы, которые будут постепенно разъедать профсоюзную гидру.

Вместо того чтобы сделать крупные национальные профсоюзные объединения своими привилегированными партнерами в проведении экономической политики и регулярно проводить с ними консультации, Маргарет подчеркнуто раздражала их боссов. Переговоры по поводу заработной платы, как она считала, являются делом социальных партнеров, а не правительства, и потому ей нечего на них делать. Что же касается генеральной политической линии, то она определяется парламентом и кабинетом министров, а профсоюзы в соответствии с конституцией не должны играть в этих вопросах никакой роли. Маргарет проявила любезность и приняла руководителей Конгресса тред-юнионов несколько недель спустя после выборов. Но встреча прошла плохо. Брайен Малруни утверждал, что никогда он не получал столь дурного приема на Даунинг-стрит, какой устроила Маргарет: «Веяло ледяным холодом <…>. Это было началом реального „развода“ между правительством и тред-юнионами». У Маргарет от встречи осталось тоже скверное впечатление: «Они не хотят учитывать экономические реалии <…>. Время сэндвичей с огурцами за счет налогоплательщиков на Даунинг-стрит прошло». Она почти не будет их принимать, предоставив эту нелегкую задачу министру по вопросам занятости. Удалив таким образом вожаков профсоюзов от вершины государственной власти, Маргарет поспособствует тому, что они постепенно станут отходить от общества в сторону маргинализации.

То же самое случится и с большими «обеднями с певчими», то есть с регулярными переговорами по поводу цен и зарплат: они будут отменены. Так как и цены, и зарплаты были постепенно освобождены, то переговоры стали проводиться по отраслям промышленности, а затем и по отдельным предприятиям. Прошло время крупных раундов переговоров, широко освещавшихся в средствах массовой информации, на которых профсоюзные лидеры выступали почти как заместители министров, ощущая поддержку улицы.

После углубленного изучения результатов социологических опросов Маргарет сделала выбор и предпочла опираться на общественное мнение и на мнение рядовых членов профсоюзов, уставших от повторяющихся забастовок, блокирующих страну и пожирающих их зарплаты. За исключением нескольких политизированных подстрекателей люди хотели получить «новый, более высокий уровень жизни и работу получше», именно это и отмечает в своих записях премьер-министр. Первые, кто несет наказание за забастовки, — это забастовщики, ибо они первыми от них и страдают. Такой фильм, как «Виртуозы», превосходно показывает, что когда профсоюзы кашляют, в дом без приглашения входит нищета. В своей довольно язвительной и резкой речи, произнесенной в Блэкпуле 12 октября 1979 года, Маргарет напомнила о том, что «дни, когда от забастовок страдали только хозяева, миновали; сегодня забастовки затрагивают членов профсоюзов и их детей так же, как и нас».

Главным же «козырем» премьер-министра был Джеймс Прайор. Если Маргарет его и не любила, даже откровенно презирала, говоря о нем, что это «расчетливый политик, который полагает, будто миссия консерваторов состоит в том, чтобы отступить, сохранив порядок в своих рядах, перед неизбежным триумфом левых», все же она сознавала, что именно ему обязана тем, что принятие первого закона о профсоюзах после ее избрания не вывело страну на улицу, ведь законодательная система это позволяла.

Разумеется, первые предлагаемые меры были очень ограниченны. Закон, предложенный к рассмотрению в декабре 1979 года, «довольствовался» тем, что запрещал забастовочные пикеты и забастовки солидарности, а также предписывал возмещение ущерба работникам, уволенным или не нанятым на предприятие по причине проведения политики «закрытого предприятия». В законе, кроме того, предусматривалось финансирование из государственной казны голосований, организованных через почту, перед началом забастовки. Но дальше закон «не шел». Для Маргарет и наиболее консервативной части партии закон был шокирующим, поскольку сохранял в силе принцип «закрытого предприятия»[141] и провозглашал признание принципа отсутствия ответственности профсоюзов в случае незаконных действий одного из его членов[142].

Страна в тот момент была возбуждена нашумевшим делом, получившим название «Дело „Дейли экспресс“ против Мака Шейна». По случаю забастовки лондонских журналистов провинциальные газеты перепечатывали официальные сообщения «Пресс Ассошиэйшн» (частного информационного агентства. — Пер.). Национальный профсоюз журналистов оказал давление на своих членов, чтобы они прекратили сотрудничать с «Пресс Ассошиэйшн» и бойкотировали сообщения агентства. Само же агентство добилось того, что суд вынес профсоюзу предупреждение, предписывающее прекратить недопустимый нажим на своих членов, не имевших прямой связи с изначальным конфликтом. Когда профсоюз обратился с кассационной жалобой в палату лордов, избрав ее в качестве судьи, палата признала правоту профсоюза по той причине, что «подобные действия только способствуют расширению профсоюзного конфликта». Это означало признание полнейшего иммунитета профсоюзов перед тем побочным ущербом, который они могли причинить своими действиями. Маргарет в свою очередь оказала давление на Джеймса Прайора, чтобы он включил в проект закона статью об иммунитете профсоюзов, гарантированном уже упоминавшимся законом от 1906 года. Он отказался и положил на чашу весов прошение об отставке. Около сотни заднескамеечников подписали петицию с просьбой о том, чтобы закон был более суров. Маргарет отказалась одержать верх такой ценой. Ее сторонники были в ярости. Началась фронда среди тех, кого она считала своими. Хоскинс, Гардинер, Шерман предостерегали ее от подобного отступления, говоря, что оно напоминает «увертки и уловки Тэда Хита». В «Дейли экспресс» написали: «Если вы не предпримете действий сейчас, этот закон станет надгробным камнем правительства тори». Но все было напрасно. Маргарет Тэтчер оставалось только склонить голову перед Джеймсом Прайором. Так впервые она оказалась в кабинете министров в меньшинстве. Весной 1980 года ей еще недоставало силы, чтобы вступить в схватку со «слонами» или «тяжеловесами» партии консерваторов. К великому гневу министра по вопросам занятости, она заявила в палате депутатов, что это «всего лишь первый этап длительного процесса реформирования законодательства». То же она повторила и на телевидении в ходе передачи «Панорама»: «Это часть пути <…>. Надо многое сделать, чтобы идти дальше».

И Маргарет была совершенно права. Законодательство, касающееся профсоюзов, будет впоследствии постепенно отменено или реформировано, «распущено петелька за петелькой», но не Джеймсом Прайором, а другими. В тот момент предложенный им закон, очень умеренный, обладал двумя достоинствами: он затормозил чрезмерный рост власти профсоюзов и не позволил никого вывести на улицу (только несколько тысяч ярых «синдикалистов», то есть членов профсоюзов, помахали красными флагами около Трафальгар-сквера). Этот закон стал свидетельством того, что «развод» между профсоюзами и общественным мнением возможен и с каждым днем трещина между ними углубляется.

Кстати, всё сложилось достаточно удачно для Маргарет, так как теперь она могла управлять решением довольно скользкого вопроса о национализированных предприятиях и бесчисленных «хромых утках» из их числа, чей дефицит в 1979 году поглощал до 5 процентов государственного бюджета. Приватизация национализированных предприятий являлась центральным пунктом тэтчеровского проекта. Но невозможно было выставить на продажу на рынке предприятия, которые год за годом несли огромный ущерб, за исключением нескольких еще рентабельных компаний, совсем недавно национализированных лейбористами.

Так что задача Кита Джозефа, которую ему предстояло решать в министерстве промышленности, была необычайно трудной. Теперь ему, убежденному стороннику приватизации, предстояло превратиться в управляющего государственными предприятиями, на которых была занята, напомним, треть британской рабочей силы. Конкретно это означало, что он должен научиться лучше ориентироваться в невероятно непрозрачной и противоречивой среде государственного холдинга, что представляла собой организация под названием Национальное управление по предпринимательству, которая распоряжалась всеми сделками в столь различных областях промышленности, как производство автобусов, компьютеров, авиастроительства или кораблестроения. Следовало сделать конкурентоспособными и рентабельными национализированных монстров, которых гангрена разъела до костей в результате бюрократических приемов и наличия чрезмерно раздутых штатов. Это будет задачей тем более трудной, что в отличие от частных предприятий в данном случае государство окажется на переговорах с профсоюзами обязательно в первом ряду.

Заниматься вопросами оздоровления государственного сектора гораздо легче, когда находишься в оппозиции, чем когда занимаешь министерский пост. Кит Джозеф был зажат между противоречившими друг другу императивами: требовалось управлять доставшимся наследством, избежать социального взрыва, противостоять требованиям повышения заработной платы, сделать производство более рациональным и экономичным, финансировать необходимые инвестиции и не увеличивать государственные расходы. По последнему пункту у Кита Джозефа был провал, по крайней мере, сначала. В 1979 году национализированные предприятия обходились британскому налогоплательщику в 2,2 миллиарда фунтов, а в 1980 году эти расходы составили 3,4 миллиарда.

Кит Джозеф добился удовлетворительных результатов в сталелитейной промышленности, вполне достойных в автомобильной и, увы, катастрофических в угольной. У него был талант действовать точно и быстро, чтобы заставить производить изменения хоть и болезненные, но необходимые. Ничто в его поведении не напоминает того «тэтчеровского гусара», каким его часто описывают.

Разумеется, Кит Джозеф начал с того, что отправил к их химерам и охотничьим сворам тех джентльменов-корпоративистов, которые руководили крупными государственными компаниями и предприятиями. «Патроны» таких компаний, как «Бритиш рейл» — сэр Питер Пакрек, «Бритиш стил» — сэр Чарлз Вилен, Национального управления угольной промышленности — сэр Дерек Эзра не сумели противостоять буре. Они были заменены менеджерами, пришедшими из частного сектора, из ассоциированных частных банков, таких как «Лазард брадерз»; их переманили огромными деньгами, посулив платить так, будто сами они из чистого золота.

«Бритиш стил» стал первым из главных национальных конгломератов, на которые собирался «напасть» Кит Джозеф. За пять предыдущих лет в него было вложено пять миллиардов фунтов. В первом полугодии 1979 года потери «Бритиш стил» уже составили пять миллионов фунтов, и еженедельно они увеличивались на семь миллионов фунтов к концу года. Министр поставил перед менеджерами весьма амбициозную задачу: привести предприятие в состояние равновесия к концу 1980 года. Этого возможно было достичь только ценой больших жертв. Одна тонна стали, произведенная «Бритиш стил», требовала почти вдвое больше рабочего времени, чем та же тонна, произведенная на заводах континентальной Европы. Единственным решением было применение драконовских мер, а именно резкое сокращение штата предприятия. 10 декабря 1979 года Совет управляющих (директоров) «Бритиш стил» проголосовал за сокращение пятидесяти двух тысяч работников, более всего в районах Корби Шоттон и Порт-Тальбот. Это была почти треть штата, поскольку штат «Бритиш стил» тогда составлял около 176 тысяч человек.

Как это ни парадоксально, в то время как опасности более всего подвергались именно рабочие места и когда забастовки могли только усугубить ситуацию и усложнить процесс терапии, деятели из профсоюза металлургов решили вступить в борьбу за повышение заработной платы. Они требовали совершенно нереального повышения — на 20 процентов, хотя производительность труда на заводах «Бритиш стил» была самой низкой в Европе. Маргарет Тэтчер посоветовала Киту Джозефу не уступать и предоставила право новому президенту «Бритиш стил», Йену Макгрегору, право вести переговоры. 2 января было принято решение о начале забастовки. Правительство не противилось ее проведению. Когда Каллаген резко обрушился на премьер-министра с упреками, что «она спокойно сидит, когда страна находится на грани паралича», Маргарет ответила, что «металлурги сами уничтожают свои рабочие места» и что «размеры отрасли промышленности определяются тем, что можно продать, качествами и характеристиками ее продукта». Она добавила, что «возмутительно и оскорбительно видеть, как множество людей, которые могли бы быть лучшими производителями стали в мире, не желают воспользоваться удобным случаем, а устраивают забастовку, чтобы потребовать еще больше денег от налогоплательщика». Маргарет чувствовала себя тем более спокойно, что забастовки солидарности не начались. Рабочие и служащие стали всерьез опасаться за свои рабочие места. Они предпочитали получать не слишком много, пусть даже мало, чем не получать ничего. «Зима недовольства» отчасти повернула общественное мнение в обратную сторону. Министр промышленности и торговли подтвердил, что, несмотря на несколько пикетов яростных забастовщиков и пожар на одном из складов, частные предприятия металлургической промышленности смогут продержаться много недель на имеющихся запасах. Значит, сходить с ума от страха не было причин. Забастовка завершилась в апреле, так и не достигнув поставленной цели: блокировать страну. Наемные рабочие добились значительного повышения заработной платы (на 15 процентов), но эта прибавка будет быстро съедена инфляцией. Более того, они, являясь заложниками своих старых корпоративистских рефлексов, еще больше сосредоточились на размерах зарплат тех, кто останется, чем на судьбах тех, кто будет уволен по сокращению. Безработные не собирались этого забывать. В каком-то смысле это была первая победа Маргарет: в стане врага начались разногласия, а она получила возможность проводить настоящую политику повышения производительности труда в промышленности.

Два года спустя, имея только 88 тысяч наемных рабочих, «Бритиш стил» начала приносить прибыль. Пять лет спустя корпорация была успешно приватизирована. Освободившись от обязательств участвовать в разрешении социальных конфликтов и находясь на гребне волны беспокойства, захлестывавшей страну, правительство приступило к эффективному реформированию промышленности. «Бритиш стил» стала первым символом этого процесса, символом своеобразной культурной революции.

Правда, реформировать другие предприятия было гораздо труднее, к примеру «Бритиш лейланд» («БЛ»), Ситуация там была столь же катастрофична, как и на «Бритиш стил». Производительность труда там составляла всего две трети от европейского уровня. Из-за отсутствия новых моделей доля продаж продукции «БЛ» на рынке новых автомобилей упала с 33 процентов в 1974-м до 16 процентов в 1980 году. Государственные субсидии в 1979 году составили более 50 миллионов фунтов и должны были составить около 225 миллионов с целью финансирования создания новых моделей. В самом начале Маргарет хотела, чтобы компания «БЛ» была распродана по частям, по крайней мере самые рентабельные предприятия, такие как «Ровер», а все остальные, если их продать не удастся, — закрыть. Но президент «БЛ», динамичный и талантливый Майкл Эдвардс, предпринял настоящую осаду министерств. Не нужно было без устали сновать по Уайтхоллу, чтобы каждый понял, сколь велик риск: 150 тысяч рабочих мест должны быть упразднены, примерно столько же у субподрядчиков, да еще оставался дефицит торгового баланса в сумме более 2,2 миллиарда фунтов. Естественно, профсоюзы принялись грозить крупными неприятностями и требовать увеличения заработной платы. К тому же в компании разразился громкий социальный конфликт: профсоюзы потребовали восстановления в должности Дерека Робинсона по прозвищу «Красный Рокко», который устроил акт саботажа в мастерской в Лонгбридже. Весь 1980 год Маргарет и Кит, прибегая к уловкам и уверткам, бились в сетях забастовок, захватов предприятий и боролись с предложениями различных планов нового подъема в экономике, более или менее правдоподобных. 6 октября 1980 года Маргарет, похоже, приняла решение со всем этим покончить. Когда все ожидали от нее обещания рекапитализации (дополнительных вложений) в сумме одного миллиарда фунтов, она во время традиционного ежегодного обеда обратилась к представителям Общества производителей автомобильных моторов и торговцев, которые вместо столь ожидаемого одобрительного толчка получили холодный душ: «В этом году у нас самый низкий уровень производства автомобилей с двадцатых годов <…>. Это прекрасный пример того, что что-то неладно в британской промышленности: высокая заработная плата не компенсируется более высокой производительностью труда; низкие доходы, а соответственно, и небольшие инвестиции, слишком небольшой интерес к исследовательской работе <…>. Отчего у нас столь низкая производительность труда? Из-за раздутых штатов предприятий. Из-за нежелания перемен. Из-за забастовок и перерывов в работе». Казалось, правительство хотело оставить «БЛ» на произвол судьбы…

Однако это был последний крик бессилия. В ходе рабочей встречи 12 января 1981 года на Даунинг-стрит, где у Маргарет собрались Кит Джозеф, Джеффри Хау и Норман Теббит, они сошлись во мнении, что цена, которую придется заплатить, слишком высока. А ведь все они были убежденные «тэтчеристы». Но закрытие целой отрасли автомобилестроения, притом что она значила для районов Оксфорда и Вест-Мидлендса, было неприемлемо в политическом смысле и для правительства, и для партии. «Прагматизм победил, — с грустью констатирует Маргарет, — надо было осознавать политические реальности <…>; мы согласились с планом, предложенным компанией, и с еще большей грустью мы предоставили 990 миллионов фунтов <…>. На каждый вопль с требованием увеличения государственных расходов в ответ следовал тяжкий вздох тех, кто должен был оплачивать эти расходы».

Путь, избранный для «БЛ», может рассматриваться как пример прагматических действий, увенчавшихся в конечном счете успехом, потому что в большинстве своем предприятия, входившие в эту корпорацию, смогли подняться после того, как государство оказало им помощь в виде щедрых денежных вливаний.

Зато в ситуации с шахтерами Кита Джозефа, а соответственно, и Маргарет ожидало настоящее поражение. Эти чумазые горлопаны, свалившие в 1974 году Тэда Хита, в 1981 году заставили зашататься кресло под Маргарет Тэтчер. Она никогда им этого не простит. В тот момент ее позиция была слабой. В феврале 1981 года Национальное управление угольной промышленности объявило о закрытии тридцати трех нерентабельных шахт и увольнении тринадцати тысяч шахтеров. Национальный союз горняков, объединявший в своих рядах 96 процентов шахтеров, немедленно взорвался. Надо сказать, что это самый «красный» из британских профсоюзов. Дэвид Хауэлл, министр промышленности, хотел оказать сопротивление. Мэгги полагала, что «поражение в борьбе с шахтерами было бы воистину гибельным». Эту битву нельзя было проиграть символически. Тогда Мэгги обратила взор к своим ближайшим помощникам; она надеялась, что Хауэлл занял подготовленные позиции перед сражением и отдал нужные распоряжения, однако страшно разгневалась, узнав, что уже добытый уголь остается на складах в шахтах. Иными словами, электростанции располагали запасами топлива всего на несколько дней, а атомных электростанций в стране было явно недостаточно, чтобы «прийти им на смену». Через несколько дней, самое большее через несколько недель страна вновь окажется на коленях перед людьми с серыми лицами и легкими, пораженными силикозом. В таком положении столкновение было невозможно. «Все, что мы могли сделать тогда — это ограничить наши потери и отложить битву на потом», — сказала она Уилли Уайтлоу. Маргарет избежала прямого столкновения. Шахты не должны были быть закрыты. Британский налогоплательщик ежегодно будет выплачивать около 400 миллионов фунтов (и это будут чистые потери), чтобы удовлетворить этих господ из Национального союза горняков. Чего не знали профсоюзные боссы, так это того, что их победа была последней, это была пиррова победа, которая вскоре приведет их к поражению, так как Маргарет отдала жесткие распоряжения министру внутренних дел и министру энергетики подготовиться, чтобы страна могла оказать сопротивление в следующий раз. Перед лицом «этих красных, что подобно моли, разъедают ткань страны», она надела рыцарские доспехи. Речь уже шла не об экономической битве, даже не о политической, а почти о крестовом походе против саботажников, губящих страну. Это было столь явной истиной, что Маргарет объяснила одному заднескамеечнику, посмевшему попрекать и проклинать ее за временное отступление: «В ходе переговоров об угле следует мыслить как полководец, а не как бухгалтер. А полководец порой должен мыслить не как Наполеон, а как Фабий Кунктатор»[143].