Дартфорд — первый опыт электоральной борьбы

Дартфорд — первый опыт электоральной борьбы

Маргарет пообещала избиркому блистать остроумием, показать себя во всей красе и все отдать своему округу. Сказано — сделано! Она покинула Колчестер, переехала в Дартфорд и нанялась на работу в лабораторию предприятия Дж. Лайонза в Хаммерсмите, к западу от Кенсингтона, где производили продукты питания. Теперь она ежедневно приобщалась к жизни, которую вели многие англичане, принадлежавшие к среднему классу и жившие в пригородах, а работавшие в крупных городах: вставала в шесть часов утра, садилась в автобус, доезжала на поезде до Чаринг-Кросс-Стейшн, затем снова садилась в автобус. И так каждый день, туда и обратно. Работа оказалась смертельно скучной: надо было проводить тестирование органолептических качеств мороженого, печенья или консервов. Но какое это имело значение, ведь она стала ближе к «своему» округу.

Из-за нехватки времени, а на сон оставалось всего лишь четыре часа, Маргарет вынуждена была множество дел делать одновременно, совмещая работу, встречи с уважаемыми гражданами округа, чаепития с уполномоченными лицами партии, то есть с членами семейства Миллеров, а также поквартирный обход домов. Она не пренебрегала ни одним поводом, чтобы познакомиться с избирателями, хотя даже дата выборов еще не была определена.

Там, где многие консерваторы побоялись бы испачкать свои холеные руки, пожимая руки слишком уж плебейские, там, где многие женщины побоялись бы грубой мужской фамильярности, Маргарет легко и просто шла на контакт — на заводах, среди холмов, на кухнях, в пабах или в грязных, мрачных дворах социальных домов. Когда лейбористы преграждали ей проход, она приглашала их на собрания Союза консерваторов, и они признавали себя побежденными. Она производила фурор своими упоминаниями о «корзине домохозяйки» и тем, что вместо общих рассуждений, столь дорогих политикам, говорила о фунте ростбифа, килограмме муки и стоимости жизни. Ее колкости в адрес лейбористов били в цель, попадая в самую точку, тем более что мясо и хлеб пока еще выдавались по карточкам и на память приходили длинные очереди безработных 1930-х годов. К тому же Маргарет атаковала лейбористов на их же собственном поле. Как-то в 1948 году Анейрин Бивен, принадлежавший к крайне левому крылу партии лейбористов, забыл про правила честной игры, которой так славились английские политические деятели, и обозвал консерваторов «грызунами-паразитами». Маргарет с блеском этим воспользовалась. Вместе с другими молодыми тори она прикрепила к бутоньерке маленькую синюю крыску, а синий цвет — традиционный цвет партии консерваторов, и объявила конкурс среди членов партии, входивших в Союз консерваторов Дартфорда: кто приводил десять новых членов, получал звание «отвратительных грызунов-паразитов», кто приводил 20 — «мерзких грызунов-паразитов», а те, что приводили более тридцати новых членов, именовались «королями крыс». Успех был обеспечен. Менее чем за полтора года число вновь вступивших в партию выросло на 40 процентов!

Маргарет к тому времени уже сумела обзавестись новыми друзьями и верными сторонниками. Тогда как большинство политиков доверяли своим секретарям благодарить рядовых членов партии за повседневную работу — расклейку плакатов, раздачу листовок, участие в благотворительных базарах, она благодарила их лично, отправляя каждому благодарственное письмо. Только в мае 1949 года она разослала более семисот таких писем.

Маргарет не забывала также использовать свою женственность, хотя и не отличалась особой красотой. Надо признать, что она со своим острым носом, серо-голубыми глазами с металлическим отблеском, застывшей улыбкой, иногда напоминавшей оскал, со своим несколько старообразным лицом и старомодным видом не принадлежала к числу тех, кто заставляет чаще биться сердца. Она казалась слишком суровой, чопорной, жесткой. Но постепенно она постигала науку публичного поведения и сумела заставить людей оценивать ее по достоинству. С плохо скроенными платьями и костюмами, коими она столь невыгодно отличалась от других студенток в Оксфорде, было покончено. Теперь она всегда была элегантно одета, превосходно пострижена, носила шляпку. Казалось, она интересовалась каждым, с кем приходилось общаться, и люди поддавались ее очарованию, в том числе и представители прессы. В 24-летнем возрасте ее уже представляли как «самую гламурную из кандидаток в депутаты», как хрупкую юную девушку, оказавшуюся в политическом болоте среди крокодилов от политики. «Лайф» и «Иллюстрейтед Лондон ньюс» посвящали ей статьи, а следом за ними и некоторые немецкие газеты и журналы. Короче говоря, она была «запущена на политическую орбиту», становилась известной и не собиралась останавливаться.

Вместе с тем она понимала, сколь важна для нее поддержка национальных лидеров. Ей удалось заманить Энтони Идена, наследника Черчилля, на большой митинг консерваторов, проходивший на городском стадионе Дартфорда. И на других соискателей депутатского мандата от графства Кент она производила очень сильное впечатление, а ведь среди них находился и Эдвард Хит, будущий премьер-министр, который остановит на ней свой выбор, назначив на должность министра образования.

Наконец в 1950 году настал «час истины». Выборы были назначены на 28 февраля. В качестве соперника Маргарет выступал Норман Додд, лейборист «старой школы», уважавший своих противников в зависимости от твердости их убеждений. В лице Маргарет он получил, что хотел. Он согласился на публичные дебаты с ней и даже танцы в общественном месте, а когда в какой-то газете было замечено, что он больше ценит ее женское очарование, нежели ум, вынужден был позаботиться о том, чтобы газета напечатала опровержение.

Занимая крайне правую позицию, Маргарет чувствовала себя превосходно, потому что ее линия совпадала с линией партии, перегруппировавшейся под лозунгом Черчилля: «Дайте им свободу», то есть свободу предпринимательства; партия консерваторов обещала также остановить национализацию и предоставить благоприятные условия для инициативы в сфере экономики. Маргарет напоминала тем, кто слушал ее, что «в 1940 году не голос процесса национализации сказал нам, что мы правы, и дал нам возможность одержать победу над тоталитаризмом. Это сделал голос свободы». Она возмущалась по поводу девальвации фунта стерлингов. Она сулила, что при консерваторах можно будет «смотреть доллару в глаза». Она восклицала: «Мы верим в свободу западного образа жизни. Если мы будем следовать по этому пути упорно и с верой в сердце, нам нечего бояться коммунистической России!» Она всегда воодушевлялась, когда кричала: «Бей красных!»

Начались недели, которые она назвала «самыми изматывающе-тяжелыми» в своей жизни. «В отличие от современных избирательных кампаний мы проводили собрания при большом наплыве народа», — пишет Маргарет. Несмотря на холод и сырость ветреного и ледяного февраля, «мы очень часто ходили от двери к двери, а чтобы немного отдохнуть, произносили речи, используя мегафон». Воодушевление дебютантки привлекало толпы любопытных, в особенности женщин. На ее митингах в среднем присутствовало около трехсот человек, а у Нормана Додда — не более семидесяти. Она повсюду ходила в своей черно-белой шляпке, украшенной синей гвоздикой, словно это был шлем полководца, к которому, завидев этот шлем, должны были присоединиться воины; конечно, это выглядело довольно забавно, особенно когда она, по ее же словам, «взбиралась на ящики с мылом в торговом центре». Она была далека от осторожности, к которой привыкли партийные старцы, и из их несколько невнятной программы выбирала для себя лозунги, повергавшие в шок: «Голосуйте за правых, чтобы пойти влево!» или: «Конец хаосу, всех в тюрьму!» У Маргарет не было чувства ложного стыда, не было комплекса крупной буржуазии перед лицом денег, не было поиска консенсуса; для нее главным была борьба, в которой можно было победить только кулаками на ринге.

Действовала Маргарет настолько эффектно, что представитель, делегированный на выборы Центральным бюро партии, писал: «…члены партии полагают, что у нее есть шанс, и я опасаюсь их разочаровывать, говоря им правду». Действительно, чуда не произошло. Она получила 24 тысячи голосов, а Норман Додд — 38 тысяч. Но она «отхватила» у него шесть тысяч голосов по сравнению с предыдущими выборами! Превосходство лейбористов над консерваторами сократилось на треть! Короче говоря, в другом округе, где победа была бы возможна, она бы ее наверняка одержала.

Этот хороший результат парадоксально выявил и удивительную уязвимость этой умной женщины. «Одна гадалка, предпочитавшая использовать драгоценные камни, а не хрустальный шар, попросила меня снять мое жемчужное ожерелье, чтобы она могла к нему прикоснуться, — пишет Маргарет в мемуарах, — и она передала мне сообщение, внушавшее большой оптимизм, она сказала: „Вы станете великим деятелем… как Черчилль“. С тех пор я считаю это ожерелье своим талисманом, и он никогда меня не подводил». Да, будущая «Железная леди» не была исключением из сильных мира сего, она была жутко суеверной, как Людовик XI и Николай II, как Рудольф II Габсбург и его алхимики, как Франсуа Миттеран и Элизабет Тессье.

В любом случае успех Маргарет был столь значителен, что председатель парламентской группы от графства Кент, сэр Альфред Боссом, пригласил ее на обед, который дал в честь вновь избранных депутатов в своей резиденции по адресу Карлтон-Гарден, 5. Для нее это было чем-то вроде «посвящения в члены парламентского сообщества». Этот роскошный дом стал центром светских развлечений тори. Хозяин дома представлялся в качестве наследника леди Лондондерри, великой организаторши празднеств консерваторов довоенной поры. Все знаменитости из мира политики и деловых кругов бывали там, вернее даже толкались, стремясь выделиться. Быть принятой в этом доме означало быть «посвященной в рыцарское достоинство» и стоило дорогого. Сэр Боссом навсегда остался другом Маргарет.

Кстати, вообще-то результаты выборов по всей стране в 1950 году оказались для консерваторов весьма плачевными, потому что они не добрали пяти голосов до абсолютного большинства. Таким образом, Эттли мог остаться у власти. Но было ясно, что это всего лишь отсрочка.

В октябре 1951 года Англию вновь призвали к избирательным урнам, и Маргарет опять предстала в качестве кандидата. Она была счастлива, так как ничто не доставляло ей такого удовольствия, как «пойти на штурм в неблагоприятной среде, в окружении врагов». Политическое положение и война в Корее были на руку консерваторам. Маргарет удалось «отгрызть» у Нормана Додда еще более тысячи голосов. Черчилль, на этот раз победивший на выборах, вернулся во власть. Что касается Маргарет, то она скоро покинет Дартфорд, ибо ей требовался более подходящий округ, где она могла бы одержать победу. Как бы там ни было, она оставила по себе хорошую память. Местный Союз консерваторов преподнес ей в подарок роскошное серебряное блюдо и выразил свои чувства в таких выражениях: «Теперь благодаря Вам Дартфорд нанесен на карту».