Глава 2 Опыт борьбы (террор)

Глава 2

Опыт борьбы (террор)

Рассказывают, что ещё в детстве будущий руководитель украинских националистов отличался, мягко говоря, странным поведением. Для «укрепления воли», например, побившись об заклад со сверстниками, одной рукой… душил котов. Этого не опровергают и нынешние его почитатели, например, Галина Гордасевич в своей книге «Степан Бандера — человек и миф».

В истории от Олеся Бузины («Бандера — душитель котов») также упоминается этот случай:

«А то, что лично он при этом никого не «замочил», незабвенного покойника не извиняет. Ему это было нелегко сделать при слабом здоровье, кривых ногах, рахите, перенесённом в детстве, и не очень богатырском, прямо скажем, телосложении. Рост пана Бандеры на вершине его физического развития и политической карьеры составлял всего 159 см. Вот и мог будущий «герой Украины» при таких атлетических данных душить собственными руками только… котов.

А котов он душить обожал! Точь-в-точь как булгаковский Шариков! Это было его любимое детское занятие — как другим мультфильмы смотреть. Он на кошках силу воли и беспощадность к врагам нации оттачивал! Причём душил их маленький Степанчик публично — на глазах ровесников, внушая им ужас и уважение к своей куцей, но грозной персоне. Факта этого не отрицают даже нынешние — самые благосклонные биографы».

Будучи студентом, Бандера вешал над своей кроватью кольцо колбасы и не ел несколько дней — тренировал волю. Факт весьма примечательный, но есть и другие. Однажды сестра Степана Владимира, зайдя в его комнату, застала брата очень бледным. Он стоял, стиснув зубы, а с кончиков пальцев капала кровь. Подойдя ближе, она увидела, что под его ногти загнаны иголки.

Словом, таким образом Бандера готовил себя с детства к той миссии, которой посвятил всю свою жизнь! И, видимо, не зря, потому как «Болезненный и хилый Бандера обладал чрезвычайными лидерскими амбициями и в борьбе за власть был беспощаден». Так считает профессор, доктор исторических наук Анатолий Чайковский.

Вот что он рассказывает про С. Бандеру: «По автобиографическому признанию Ярослава Стецько, он тоже был «привязан к аттентату на советского консула во Львове». А ему стукнуло тогда всего 22 года. Это были молодые старики. Ко времени теракта Бандера уже занимал пост руководителя Краевой экзекутивы ОУН, а Шухевич — её боевого референта. Опыт террористической деятельности они получали с юных лет…

Дисциплину и подчинение старшему в иерархии прививали юным националистам, начиная с детской скаутской организации «Пласт». Её школу прошло почти всё молодое поколение тогдашней Западной Украины, в том числе и Бандера. Хотя он с младенчества страдал ревматизмом, был болезненным, хилым, но обладал чрезвычайными лидерскими амбициями.

Впоследствии Бандера прошёл выучку в подпольной УВО (Украинской военной организации), сначала в разведывательном, а потом в пропагандистском отделении. Научился не только стрельбе из револьвера, но и приёмам «глашатая-главаря». Пламенная пропаганда радикального национализма стала тем коньком, с помощью которого этот тщедушный человек подчинял себе рядовых оуновцев. Чтобы посылать людей на верную смерть, необходимо владеть особыми приёмами внушения…

Степан Бандера… и Роман Шухевич свой первый террористический опыт получили ещё в отрочестве. Бандера проходил спецподготовку в скаутской организации «Пласт», «выращивающей поколение боевиков», а Шухевич ступил на тропу борьбы за украинскую независимость, совершив первое «удачное покушение» на инспектора гимназий Яна Собинского…

Спорт, танцы, кружки по интересам, походы, даже отряды-«звёздочки» — это похоже. Но пионерии, если не считать героизации Павлика Морозова, было далеко до «Пласта» по технологии промывания мозгов, зомбированию. Всё-таки в пионерских отрядах детям не прививали, например, шпионских замашек, не приучали к подпольным кличкам и тому подобному, а в «Пласте» это было распространённой практикой. Скорее всего, «Пласт» являлся составной частью плана Коновальца по выращиванию поколения боевиков…

Пройдя первую ступень в «Пласте», «Соколе» или другой подобной детско-юношеской организации, подростки поднимались на следующую ступень в УВО. Её создал в Праге в 1920 году «отец украинского террора» Евгений Коновалец. Вошли в неё бежавшие из Украины петлюровцы и вояки УГА — Украинской галицкой армии.

В УВО всё было по-серьёзному. Только за 1923–1928 годы Германия через свой разведывательный орган передала этой нелегальной организации два миллиона дойчмарок, 500 килограммов взрывчатки, сотни единиц огнестрельного оружия» (Л. Хазан. «Бульвар Гордона» № 1 (245) от 5 января 2010 г.).

Аттентат — политические убийства в практике украинских националистов, один из методов террористической деятельности организаций УВО и ОУН наряду с саботажем и экспроприациями. Представляло собой покушения, убийства польских чиновников и граждан других национальностей. Этот термин использовался членами националистической организации.

О серьёзности организации украинских националистов писал 20 декабря 1933 года польский журнал «Бунт Млодых» в статье «Без пяти двенадцать»: «…Таинственная ОУН — Организация украинских националистов — сильнее всех легальных украинских партий вместе взятых. Она господствует над молодёжью, она формирует общественное мнение, она действует в страшном темпе, чтобы втянуть массы в круговорот революции… Сегодня уже понятно, что время работает против нас. Каждый староста в Малопольше и даже на Волыни может назвать несколько сёл, которые до недавнего времени были полностью пассивными, а сегодня они стремятся к борьбе, готовы к антигосударственным акциям. А это значит, что сила противника возросла, а польское государство многое утратило».

Как сообщает современный историк А. Гогун: «Хоть численность ОУН была относительно невелика — около 20 тыс. человек в 1930-х гг., сочувствующих её деятельности было в несколько раз больше, так как непосредственное членство в ОУН было сопряжено с трудностями и риском. Впоследствии, во время войны, именно из сочувствующих была рекрутирована значительная часть участников украинского Сопротивления.

Для подавляющего большинства членов ОУН программа организации была чем-то далёким и даже непонятным. Перед ними стояла цель, бывшая одновременно и мечтой: Украинское самостоятельное объединённое государство. Ради этой цели оуновцы готовы были умирать и тем более убивать.

Независимая Украина была стратегической целью. Основной же тактической задачей ОУН считала легальную и нелегальную национально-просветительскую, издательскую, пропагандистскую и организационную деятельность среди украинского населения, а также кампании саботажа и террор.

Террор должен был развивать культ жертвенности среди членов ОУН, держать в постоянном напряжении украинцев и польские власти, способствовать пропаганде идей украинского национализма.

Теракты были направлены в первую очередь против представителей польских силовых структур — так, было совершено покушение на комиссара польской полиции во Львове Емельяна Чеховского, отличавшегося жестокостью при подавлении украинского национального движения, но были и другие объекты применения националистической активности.

В 1930 г. оуновцы провели серию поджогов хозяйств польских землевладельцев в Галиции в знак протеста против политического и экономического угнетения украинского крестьянства.

21 октября 1933 г. в знак протеста против голодомора в УССР во Львове был убит сотрудник советского консульства Алексей Майлов.

Всего за 10 лет было совершено около 60 терактов. Самой громкой акцией было убийство министра внутренних дел Польши Бронислава Перацкого в июне 1934 г.».

25 октября 1933 года ведущие мировые газеты опубликовали сенсационное сообщение: «Во Львове двумя выстрелами убит сотрудник Генерального консульства СССР Алексей Майлов и ранен другой сотрудник И. Джугай. Аттентат совершил боевик из Организации украинских националистов (ОУН) 18-летний Н. Лемик».

Алексей Майлов был ещё молодым человеком, который только недавно демобилизовался из армии. Он проходил срочную службу в пограничных войсках, а после был направлен на дипломатическую службу во Львов, на должность начальника канцелярии консульства.

В первых числах октября он приступил к своей новой работе.

«24 октября, — пишет И. Кабанчик, — в уютный двухэтажный особняк, в котором размещалось консульство, вошёл очередной посетитель и потребовал у дежурившего в приёмной Алексея пропустить его в кабинет консула. Нервное поведение «гостя» насторожило молодого дипломата, и он предложил вошедшему изложить подробнее необходимость встречи именно с консулом. Вместо ответа молодой посетитель выхватил пистолет и в упор расстрелял сидящего за своим столом Майлова. На шум в приёмную вбежал курьер консульства И. Джугай. Посетитель успел ранить его в руку, но потом был схвачен вбежавшими полицейскими из охраны здания…

Через некоторое время состоялся суд, на котором убийца объяснял свой поступок желанием «привлечь внимание общественности к ужасам голодомора в Советском Союзе».

«На клич Бандеры исполнить убийство откликнулись две трети всего состава боевиков, — комментирует этот теракт А. Чайковский. — Но он лично отобрал среди всех кандидатов 18-летнего студента Политехники красавчика Миколу Лемыка, перед которым была поставлена задача, совершив убийство, сдаться властям, чтобы предстать перед судом, и теракт, таким образом, получил бы широкую огласку. А биография и привлекательная внешность молодого убийцы должны были вызвать сочувствие.

Однако случилось так, что Лемык убил не самого консула, а секретаря консульства Алексея Майлова и курьера Ивана Джугая. Ошибка вышла из-за того, что специально засланный в консульство разведчик Роман Сенькив, который под видом оформления документов для выезда в советскую Украину составил план учреждения и описал внешность жертвы, перепутал комнаты и принял секретаря Алексея Майлова за консула, а его кабинет — за консульский…

В соответствии с инструкцией Бандеры на суде он утверждал, что совершил акт мести за «голодомор». Между тем убийство советских дипломатов планировалось ещё на 22 апреля 1930-го, к 60-летию Ленина, но тогда теракт по каким-то причинам не состоялся. Спустя три года Бандера привёл план в действие. Как говорится, было бы желание, а повод найдётся.

Лемыку повезло дважды — сначала казнь заменили пожизненным заключением. И ещё раз повезло, когда всего после шести лет отсидки начались Вторая мировая война и оккупация Польши гитлеровцами. Нацисты распахнули двери тюремных камер, где сидели враги польской и советской власти. Война нуждалась в подготовленных диверсантах».

В преддверии очередного акта «в январе 1934 года берлинскую штаб-квартиру ОУН на правах особого отдела зачислили в гестапо, на средства немцев были построены казармы, где готовили боевиков ОУН и их офицеров. Именно в этом году оуновцы совершили самые громкие заказные убийства. Среди них — убийство министра внутренних дел Польши Бронислава Перацкого в 1934 году» (А. Чайковский).

К слову сказать, в том же 1934 году ОУН участвовала в убийстве югославского короля Александра I и министра иностранных дел Франции Луи Барту в Марселе.

Министр внутренних дел Польши (с 27 июня 1931 г.) был молодым политиком (39 лет) и перспективным соратником Юзефа Пилсудского.

Перацкий считал и поляков и украинцев родственными народами, проживающими на одной земле. По его убеждению, эти народы когда-нибудь должны были прийти к полному согласию и сотрудничеству во всех сферах их жизни и деятельности.

«Наше правительство руководствуется намерением создания рациональных оснований для гармонического сосуществования всех граждан Польши, основанного на равенстве обязанностей и прав для всех», — говорил польский министр.

«Подчёркиваю необходимость равенства прав и обязанностей, потому что она должна стать основой системы существования как польского общества, так и обществ, которые представляют национальные меньшинства в нашем государстве», — был убеждён Перацкий.

«Как аргумент, подтверждающий «злодеяния» Перацкого, — пишет В. Бровко, — украинские националисты на протяжении всех 70 лет обычно цитируют выдержки из статьи в английской газете «Манчестер Гардиан» от 22.11.1935 г. — «Генерал Перацкий… был также ответственным за позорную пацификацию Украины в 1930 году. Украинцы пассивно терпели, до тех пор пока экстремисты не начали поджигать скирды в польских хозяйствах. В ответ отряды конницы и полиции напали на сёла, арестовывали всех подряд крестьян и побили их… Точнее число избитых крестьян неизвестно, но приблизительно их могло быть 10 000, из которых почти все были невиновны». И далее, что много крестьян заболело, а несколько вследствие причинных им ран умерли. И всё! Но вот после начала суда над Бандерой ОУН так пояснила действия своих боевиков.

«Перацкий — это творец незаконных судов… полицейских издевательств и пыток украинских политических заключённых… профанации и глумления над памятью героев украинского освободительного движения, раскапывания могил и уничтожения крестов. Боевик ударил не только в Перацкого как личность, а в Перацкого как реализатора польской оккупационной политики на западноукраинских землях».

В качестве небольшого отступления, чтобы современному читателю было понятно, о каких могилах идёт речь, процитирую выдержку из книги Я. Святко «Миссия Бандеры» (Львов. Галицкий издательский союз. 2003 г.): «Народ всегда вспоминал погибших за его свободу. На могилах сичевых стрельцов проводились массовые мероприятия на Пасху и в начале ноября. Но не в каждом селе была могила сичевых стрельцов. Для распространения акций почитания было начато насыпание по сёлам своего рода могил Неизвестного Стрельца. Власть запрещала насыпание таких могил, полиция их раскапывала. Но при насыпании могил украинские священники освящали их, и поэтому разрушение могил вызывало возмущение религиозных чувств населения…. Два раза полиция раскидывала могилу в с. Веринь, а на третий раз в могилу… зарыли… самодельную бомбу. На кресте повесили предупреждение о том, что могилу раскапывать нельзя. Полиция предупреждение проигнорировала, и, когда вынимали крест из земли, бомба взорвалась. Один из полицейских был убит».

Можно ли эти действия полиции считать глумлением над могилами?»

Согласно польской истории, «Перацкий был сторонником украинско-польского сотрудничества — вплоть до превращения украинцев и поляков в единую политическую нацию, поддерживал отношения с митрополитом Андреем Шептицким и всячески защищал равенство украинцев и поляков перед законом, за что снискал славу либерала» (К. Бондаренко).

Зато украинская историография считает иначе: «Перацкий был врагом всего украинского и проводил массовые пацификации в украинских сёлах Галичины, сажал в тюрьмы украинских патриотов и бесчинствовал относительно мирного населения» (К. Бондаренко).

Действительно, по долгу службы министр внутренних дел Польши принимал жёсткие меры, однако он не мог не понимать, что в дальнейшем обострение взаимоотношений между украинцами и поляками взрывоопасно. Например, 16 января 1932 г. Перацкий выступил в сейме после встречи с представителями украинской общественности, где достаточно серьёзно предостерегал именно от такого развития событий. Не за это ли он был и убит?

В Варшаве летний день 15 июня 1934 года был самым обычным и совершенно спокойным. По календарю — просто пятница. Около 15.40 генерал Перацкий подъехал к фешенебельному кафе «Клюбу Товажискего», что располагалось по улице Фоскаль, дом 3.

Он прибыл на обед, как всегда, без охраны. Ещё в вестибюле к нему сзади приблизился неизвестный человек и, трижды выстрелив из револьвера в министра, тут же быстро выбежал на улицу.

Перацкий вскоре был доставлен в больницу, но в тот же день, не приходя в сознание, скончался от огнестрельного ранения в голову. Два других возможных ранения обнаружено не было.

«Прибывшая на место полиция организовала осмотр места происшествия и розыск убийцы по горячим следам.

К окончанию первого дня удалось установить следующее:

Работники кафе Юзеф Зайонц, Генрик Опольский и Адам Давда показали, что убийство совершил молодой мужчина, одетый в летний зелёный плащ, который также держал в руках и пакет. На голове была шляпа песочного цвета. Они начали его преследовать, но незнакомец сумел скрыться. При этом он уронил имевшийся с собой пакет.

На основании описаний свидетелей был составлен словесный портрет подозреваемого: блондин, правильные черты лица, без усов и бороды, лицо загорелое, рост средний, одетый в костюм тёмного цвета.

Попытка преследования подозреваемого вышеназванными свидетелями не увенчалась успехом, поскольку неизвестный начал отстреливаться из револьвера.

Полицейские постовые Станислав Багынски и Владислав Обребски показали, что они начали преследовать неизвестного преступника на ул. Коперника, при этом преследуемый начал отстреливаться и ранил Обребски. После чего преступник на ул. Щигльон внезапно скрылся из их поля зрения.

Во время осмотра всех близлежащих домов в этом районе, в подъезде д. № 4 по ул. Окульник на площадке 4-го этажа был найден плащ, в котором, по свидетельству очевидцев убийства Перацкого, находился неизвестный преступник. В карманах плаща были найдены платный билет за вход в парк за 9-е число и сине-жёлтая кокарда, которую, как было хорошо известно полиции, носили украинские националисты в Западной Украине.

При осмотре места происшествия были найдены три гильзы и из мебели и стен извлечены 2 пули. Экспертизой установлено, что пули выстрелены из автоматического револьвера калибра 7,65 производства Испании и боеприпасы (патроны) имеют марку «Д.В.А.» и являются немецкого производства, не находящейся в свободной продаже на территории Польши.

Пуля, извлечённая из головы Перацкого, имела аналогичное проихождение.

Также на улице вблизи кафе был найдена летняя шляпа, песочного цвета, которую убийца потерял, убегая от преследования.

При осмотре брошенного подозреваемым пакета было установлено, что это — самодельная бомба. По заключению экспертов, бомба не взорвалась ввиду неразбития ампулы с азотной кислотой. Сила взрыва этой бомбы могла равняться 3–5 ручным гранатам.

И это была первая удача следствия, та ниточка, с которой началось успешное расследование уголовного дела. Этому поспособствовало то обстоятельство, что ранее, 14 июня 1934 г. полиция при проведении проверок лиц заподозренных в причастности к Организации украинских националистов (ОУН) в г. Кракове в доме у Ярослава Карпинца (29-ти лет) обнаружила подпольную химическую лабораторию.

В досье польской полиции Карпинец значился как украинский националист под псевдонимами: «Цыган», «Изидор».

Анализ изъятых у Карпинца материалов и устройств, показал, что именно с них была изготовлена, изъятая в Варшаве 18 июня, неразорвавшаяся бомба.

Сам Карпинец, отрицал свою причастность к изготовлению, каких либо взрывных устройств, утверждая, что лаборатория была ему нужна для научной работы.

Таким образом, на основании собранных на протяжении первого дня данных, полиция пришла к однозначному и обоснованному материалами уголовного дела выводу, что убийцу нужно искать среди членов ОУН», — констатирует В. Бровко.

«На протяжении двух последующих дней полиция не достигла большего прогресса в расследовании, но 18 июня 1934 г. в полицию добровольно явился Измаил Чернов, проживающий в ночлежном доме по ул. Вольской, 42 в Варшаве и дал показания о том, что 15 июня с ночлежного дома пропал неизвестный ему мужчина, вещи которого остались в его комнате.

Проведённой проверкой установлено, что неизвестный, о котором говорил Чернов, есть Влодзимеж Ольшанский, который прибыл в Варшаву 12 июня 1934 г. из Львова, о чём он предъявил хозяйке ночлежного дома свои документы.

Предъявленные полицией хозяйке ночлежного дома и жильцам, плащ и шляпа, брошенные неизвестным преступником, убившим Перацкого, были им опознаны как предметы принадлежащие Влодзимежу Ольшанскому. Описание личности сделанное этими свидетелями полностью совпали с описания очевидцев убийцы.

Срочной проверкой в Львове, было установлено, что там проживают два лица с такими данными, но оба хотя и состоят на учёте, как украинские националисты в момент убийства Перацкого достоверно находились в Львове.

В безуспешных поисках убийцы, полиция провела ещё 4 дня, когда 22 июня 1934 г. когда посланный в г. Гданьск в связи с убийством Перацкого, начальник следственной службы г. Львова Юзеф Будни установил появления в обществе Андрея Федины (32-х лет) видного функционера и резидента ОУН—УПА в этом городе, значившим в полиции как украинский националист под псевдонимами: «Моисей», «Сак», «Саковский», «Смок», и ранее неизвестного полиции украинца, плохо ориентирующегося в городе.

При этом оба, тщательно конспирировали все встречи между собой. После этого Федина и присоединившаяся к ним неизвестная женщина, проводили незнакомца на пароход, идущий в немецкий город Звинемюнде.

На основе полученной от Юзефа Будни информации, польская полиция, заподозрив в неизвестном, убийцу Перацкого, потребовала от немецкой полиции, немедленно задержать неизвестного.

По прибытии парохода, немецкой полицией с участием польского консула было установлено, что разыскиваемый есть подданный Польши — Евгений Скиба, но документы на его прибытие в Германию явились поддельными. По настоянию польской полиции Скиба был доставлен самолётом в Варшаву, где допрошен по делу об убийстве Перацкого. При этом Скиба отрицал всякую свою причастность к этому делу, заявляя так же, что он никогда ранее не был в Варшаве.

Но к этому времени полицией было достоверно на основе показаний свидетелей установлен, факт нахождения Скибы в доме Карпинца, где была изготовлена бомба.

Одновременно полиция также установила подлинное имя Скибы — Николай Лебедь, (24-х лет) член УВО с 1929 г. который значился в картотеках полиции под псевдонимами: «Чорт», «Игорь», «Максим Рубан», «Ярополк» и который уже находится в розыске на вооружённое нападение на почту в Городку Ягелонском 30 ноября 1932 г.

Получив в своё распоряжение такого важного подозреваемого, полиция правильно сконцентрировала основное своё внимание на проверке Лебедя к причастности к убийству Перацкого.

Эти усилия дали свой результат, и уже 4 июля 1934 г. в Варшаве, была найдена квартира, которую Лебедь снимал с 15 мая под именем Сварычевского и которую бросил 16 июня 1934 г., оставив там часть своих вещей. Хозяйка квартиры опознала Лебедя как Сварычевского, тогда же в поле зрения полиции попала и некая Ванда Квецинская. «невеста» Сварычевского, как он представил её хозяйке квартиры. Для неё Лебедь нанял другую квартиру, на ул. Служевской, 3. Поиск этой женщины не дал результатов, поскольку фамилия была вымышлена.

Допрошенный с учётом собранных доказательств, подозреваемый Лебедь признал своё участие в вооружённом нападении на почту и факты проживания с «невестой» в Варшаве. Но при этом отрицал всякую причастность к убийству Перацкого и отказался назвать свою невесту.

К этому времени на основании свидетельских показаний было установлено, что Лебедь неоднократно бывал в кафе на месте убийства, и 15 июня 1934 года его маршрут по Варшаве два раза пересекался с маршрутом бегства убийцы, что ещё более усилило подозрения полиции в отношении Лебедя как возможного организатора и руководителя убийства Перацкого.

Между тем планомерная и целенаправленная работа полиции по отработке членов ОУН как возможных убийц Перацкого дала ещё один неожиданный, но важный положительный результат.

12 сентября полиция г. Львова сообщила, что житель города Львова Григорий Мацейко (21 год), боевик ОУН, состоящий на учёте под псевдонимом Гонта, по месту своего проживания длительное время отсутствует. При предъявлении фото Мацейко хозяйке ночлежного дома и её постоянным постояльцам было установлено, что Григорий Мацейко и Влодзимеж Ольшанский — одно лицо. Последующее предъявление фото очевидцам убийства также дало положительные результаты — Г. Мацейко был опознан как лицо, совершившее убийство Перацкого.

Все усилия найти Мацейко на территории Польши не давали результатов. Кроме того факта, что после бегства из Варшавы Мацейко на несколько дней останавливался в г. Люблине у некого Якова Чорния (27 лет), студента Люблинского университета, члена ОУН с 1929 г., известного под псевдонимами Ударник, Пуля, Мушка.

Но зато уже 7 октября 1934 г. полиция установила, что на место своего проживания во Львове из Гданьска вернулась некая Дария Гнаткивская (22 года).

Допрошенная во Львове, Гнаткивская признала своё знакомство с Лебедем, но отрицала факт пребывания с ним в Варшаве в июне 1934 г. Будучи доставленной в Варшаву и допрошенной с учётом собранных в отношении неё доказательств, признала свой и Лебедя факт нахождения в Варшаве и то, что 15 июня они с Лебедем, узнав об убийстве Перацкого, срочно покинули Варшаву и поехали в г. Гданьск. Дальнейшее расследование установило, что Гнаткивская является членом ОУН и одновременно одной из пяти женщин-разведчиц в КЭ ОУН, известной под псевдонимом Ода.

В ходе продолжавшегося расследования полиции удалось существенно продвинуться в расследовании дела с помощью Ярослава Карпинца, который в своих показаниях признал, что в ОУН вступил летом 1933 г. Карпинец сознался, что на основании приказа ОУН изготовил бомбу, которую передал студенту Климишину Николаю (25 лет). Сам Климишин, значился в полиции как активный член ОУН, известный под псевдонимами Недобитый, Непобедимый.

На основании собранных данных полицией было достоверно установлено, что следы организаторов и исполнителей убийства Перацкого ведут в г. Львов, где и до убийства Перацкого также членами ОУН был совершён ряд тяжких преступлений.

Одним из таких преступлений было убийство 3 мая 1934 г. в Стрийском парке г. Львова студента Якова Бачинского, застреленного группой неустановленных лиц.

При исследовании пуль и гильз, изъятых с места убийства Бачинского, с пулями и гильзами с места убийства Перацкого судебно-баллистической экспертизой было установлено, что убийства Бачинского и Перацкого совершены из одного и того же револьвера.

В начале ноября 1934 г. (по официальной версии) пражской полицией при проведении обыска в доме Сеника Емельяна (43 года) занимавшего в то время должность канцлера ОУН, известного полиции как один из основателей ОУН, под псевдонимами Грибовский, Канцлер, Урбан было изъято и передано полиции Польши около 2 тыс. документов. Это были личные учётные карточки на 2 тысяч функционеров ОУН, переписка. Отчёты про финансовую помощь от правительства Литвы. Полученные документальные данные позволили в краткий срок изобличить и арестовать 62 членов ОУН и все их связи. В дальнейшем эти документы получили название «Архив Сеника».

А по неофициальной версии, провал и сдача главного архива ОУН произошёл вследствие предательства в рядах ОУН, польская полиция агентурным путём сумела уже в начале июня 1934 года заполучить вышеназванные документы…

В ходе дальнейшего расследования дела об убийстве Бачинского было установлено, что к его совершению причастны: Евген Качмаровский (24 года, известный боевик ОУН, ранее судимый за вооружённое нападение, который 31 марта 1934 г. пытался ножом зарезать Бачинского, и 9 мая 1934 г. Бачинский был убит с револьвера Романа Мигаль (24 года, член ОУН, командир отдела боевой разведки КП ОУН) и Романа Сенькива (25 лет, боевик ОУН). Все вышеперечисленные лица, будучи арестованы в сентябре 1934 г. полностью признали свою вину и дали показания.

При этом Роман Мигаль показал, что орудие убийства — револьвер — он передал члену ОУН Богдану Пидгайному, проходящему в полиции под псевдонимом Бык.

Для справки: Пидгайный Богдан (31 год), член УВО с 1923 г., 19.10.1926 г. совместно с Р. Шухевичем совершил убийство польского школьного куратора Яна Собинского за перевод украинских школ на обучение на польском языке. В 1933 г. Пидгайный стал референтом Боевой референтуры КЭ ОУН.

Сам Пидгайный 14 июня 1934 г., как это усматривается из обвинительного заключения, был арестован полицией вместе с руководителем ОУН Степаном Бандерой (26 лет), на основе данных полученных польской полицией из выше упоминавшегося «Архива Сенника»…

Как уже выше отмечалось, наличие в руках польской полиции этого «Архива Сеника» помогло ей склонить на свою сторону подследственных Малюцу, Мигаля, Качмарского и Пидгайного, которые сознались в причастности к ОУН, подготовке к убийству Перацкого и дали полиции необходимые показания.

На основании их показаний было установлено, что в октябре 1933 года Степан Бандера, как руководитель КЭ ОУН, поручил Николаю Лебедю с целью активизации боевой работы совершение ряда террористических актов против высших государственных лиц Польши. При этом Бандера потребовал от Романа Мигаля оказания помощи Лебедю в организации ряда конспиративных квартир и предоставлении ему помощника — женщины. По показаниям Ивана Малюцы, при выполнении этого поручения Бандеры он лично встречался 10 и 15 мая 1934 г. с Лебедем, последний рассказал ему, что прибыл из Берлина. А до того был в Бельгии и Женеве. И что также встречался с хорватскими националистами — усташами и даже проходил в их лагере боевую подготовку.

При этом Лебедь пояснил, что зарубежное руководство ОУН приняло решение перейти от «эксов» (т. е. от нападений для завладения деньгами и др. ценностями) к «мокрым делам».

В мае 1934 г. Бандера выбрал из членов ОУН для оказания помощи Николаю Лебедю разведчицу ОУН Гнаткивскую Дарью. Кроме того, Бандера лично выслал в Варшаву 12 июня на вымышленное имя для Гнаткивской денежный перевод на 100 злотых.

Пидгайный Богдан показал, что по поручению Бандеры, который на протяжении 1933–1934 годов готовился на основании решения специальной конференции ОУН в апреле 1933 года в Берлине (в которой Бандера принимал участие как руководитель КЭ ОУН) совершить ряд террористических актов против государственных деятелей Польши — начальника следственной части полиции г. Кракова, министра Наконечникова-Клюковского и советника Ивахова. Он оказывал Бандере помощь в подборе исполнителей и закупке оружия и боеприпасов. В частности, он с помощью Качмарского приобрёл револьвер испанского производства, калибра 7,65 мм и две обоймы патронов к нему.

Тогда же, в июне 1934 г. Бандера хотел вначале совершить убийство заместителя тюремной охраны г. Львова Владислава Коссобузского, и на это добровольно вызвался подчинённый Пидгайному боевик ОУН Григорий Мацейко.

При этом Мацейко в мотивирование своего поступка заявлял, что хочет тем самым смыть свою вину за задержание и передачу в руки полиции по незнанию истинных мотивов поступка другого боевика ОУН, Ивана Мыцика, который 16 июня 1931 г. убил Евгения Бережницкого, заподозренного в роли провокатора, проникшего в ряды ОУН, и за что Мыцик был приговорён к 15 годам лишения свободы.

Но Бандера изменил своё намерение и дал Мацейко другое задание, не поставив в известность прочих членов ОУН. При этом Пидгайный по указанию Бандеры передал Мацейко пистолет, из которого ранее был убит Бачинский, хотя и не сообщил ему об этом.

После того как Мацейко уехал в Варшаву, Качмарский ему сказал, что Мацейко поехал на «Перацкого».

К слову сказать, в основу этого исследования автором был взят подлинный документ: «Обвинительное заключение против: Степана Бандеры, Николая Лебедя, Дарьи Гнаткивской, Ярослава Карпинца, Николая Климишина, Богдана Пидгайного, Ивана Малюцы, Якова Чорния, Евгения Качмарского, Романа Мигаля, Екатерины Зарицкой, Ярослава Рака по ст. 97 п. 1, ст. 93 п. 1, ст. 148 п. 1 Уголовного кодекса Польши 1932 г.».

Известно, что украинский перевод этого документа хранится в Львовском историческом музее (ФГ ПВЗ ЛІМ. — № 788).

Более того, это единственный сохранившийся и дошедший до наших дней исторический документ, так как все материалы уголовного дела, составляющие 25 томов, пропали в 1939 году, в период войны между Германией и Польшей.

Не исключено, что они могли быть просто уничтожены заинтересованными лицами.

«В разговоре с Бандерой Пидгайный узнал, что действительно Мацейко поехал в Варшаву, но о том, чем ему там надо будет заняться, его должны были уведомить на месте. Сам Бандера был страшно недоволен своим выбором Мацейко и его поведением, в частности, написанием родителям прощального письма, называл «дураком» и намеревался отозвать из Варшавы. Дата покушения на Перацкого Бандерой точно никем не была определена.

Но 14 июня 1934 г. он и Степан Бандера были арестованы львовской полицией и уже ничем не могли руководить или повлиять на ход дальнейших событий.

Ввиду ареста Степана Бандеры его место занял Роман Шухевич (27 лет), который через Малюцу пытался связаться с Лебедем в Варшаве, но найти его быстро не смогли. 15 июня 1934 г. им из газет стало известно об убийстве Перацкого, и необходимость связи с Лебедем отпала.

Из показаний Мигаля и Качмарского стало известно, что Мацейко вернулся во Львов в первых числах июля 1934 г. и тогда же на конспиративной встрече рассказал Мигалю, Качмарскому, что это он совершил убийство Перацкого.

До убийства ему помогал один человек по фамилии Скиба, который в день убийства передал ему бомбу и с которым он должен был встретиться после убийства Перацкого в условном месте. На это Скиба в условленное место не явился, и тогда Мацейко пешим ходом покинул Варшаву, а затем поездом добрался до Люблина, на конспиративную квартиру, откуда и прибыл во Львов».

С 18 ноября 1935 года по 13 января 1936 года в Варшаве проходил суд. Двенадцать членов ОУН обвинялись в соучастии в убийстве министра внутренних дел Польши. Обвинительный акт состоял из 102 машинописных страниц.

«Об обстоятельствах убийства Мацейко рассказал, что, когда бомба, переданная ему «Скибой», не сработала, он, достав револьвер, несколько раз выстрелил в министра Перацкого и убежал из кафе. По пути выбросил револьвер в речку.

В ходе встречи Мацейко попросил дать ему временное убежище, чтобы он смог вскоре покинуть Львов и незаконно перейти границу Чехословакии».

5 августа 1934 г. он с помощью членов ОУН перешёл границу Чехословакии.

Как выяснилось в ходе следствия, «причины, заставившие Ивана Малюцу дать признательные показания против своих товарищей, заключались не в перевербовке его полицией, а в личной трагедии — и мести Степану Бандере. Так в своё время Малюца получил приказ ликвидировать Р. Мигаля за невыход на связь с Бандерой, но не выполнил его.

Тогда боевики ОУН убили сотрудницу и подругу Малюцы Марию Ковалюк. Это, как сказал в своей речи на суде Малюца, «стало последней каплей, которая переполнила чашу моего терпения. ОУН — это организация, которая признаёт только индивидуальный террор. Её методы и тактика загнали нас в угол без выхода. Террор ОУН создал о нас такое мнение среди общественности, что практически сделало невозможным создание независимой украинской державы. ОУН не есть, никогда не была и не будет полезной народу Украины, ОУН есть наследница УВО, которая не признавала ничего, кроме террора».

По делу в качестве свидетелей были привлечены также члены ОУН — Ярослав Сопольский и Ярослав Макарушки. Последний из них прямо охарактеризовал деятельность ОУН как опасную для молодёжи, что ОУН учит демагогии и террору против собственного народа.

В результате «варшавского процесса» Бандера, Лебедь, Карпинец были приговорены к смертной казни, правда, по амнистии этот приговор им заменили на пожизненное заключение. Остальные получили от семи до пятнадцати лет заключения.

Следующим станет «львовский процесс», где на скамье подсудимых окажутся уже более двадцати оуновцев, в том числе Шухевич, Стецько, Зарицкая. Их обвиняли не только в соучастии в убийствах, но и в совершении «эксов» — экспроприаций — нападении на почтовые дилижансы, кассы и банки.

«К тому моменту к власти в Германии уже пришёл Гитлер, и его режим вновь наладил с оуновцами сотрудничество, стремясь использовать их в антипольских и антисоветских целях, — рассказывает А. Гогун, — оуновцы, в свою очередь, стремились использовать нацистов, причём в тех же самых целях. Но не всегда это сотрудничество было удачным для оуновцев.

После теракта один из его организаторов, Николай Лебедь убежал в Германию, надеясь найти там укрытие. Но нацисты, опасаясь преждевременного международного скандала, выдали Лебедя полякам.

Потрясённая убийством министра внутренних дел в соседнем государстве, чешская полиция сдала часть оуновской организации полиции польской.

Стоит добавить, что к тому времени ОУН буквально кишела польскими шпионами и провокаторами, выдававшими польским властям активных националистов одного за другим.

Поэтому из всех межвоенных лет 1934 г. был для ОУН годом самых больших потерь.

Бандера вёл себя на суде откровенно вызывающе. На вопрос о гражданстве он ответил: «Украинское».

Выдача нацистами Лебедя привела к разрыву между ОУН и Третьим рейхом, длившемуся с 1934-го по 1938 год.

Но убийство ненавистного украинцам Перацкого подняло популярность ОУН в среде радикально настроенных украинцев, в том числе представителей диаспоры. Поэтому в 1934–1938 гг. да и далее финансирование ОУН осуществлялось преимущественно за счёт американских и канадских украинцев, что позволило националистам достичь определённой независимости от европейских государств и режимов».

Однако это абсолютная ложь. Как утверждает профессор, доктор исторических наук А. Чайковский, в 1936–1937 годах только Литва выделила ОУН 30 тысяч долларов, где Коновалец был своим человеком.

С литовским паспортом он свободно разъезжал по Европе, жил в столицах, где вёл переговоры и добывал средства «на развитие».

Гитлеровцам, которые вынашивали планы вторжения в Польшу, сначала было необходимо как можно сильнее натравить украинцев на поляков. Когда же они захватили Польшу, то переключили ОУН на подрыв стабильности СССР».

Но вернёмся к Бандере. На суде он вёл себя, как говорят, крайне дерзко, благодаря чему его имя сразу же стало известно широким массам. Подробные стенограммы судебного заседания над оуновцами печатались как в украинской, так и в польской прессе. Это было не что иное, как период «славы» Бандеры. Известно, что «даже советские газеты опубликовали портрет Бандеры с сопутствующим текстом — мол, украинские патриоты борются с польскими оккупантами. Украинский национализм в ту пору ещё не воспринимался как нечто откровенно враждебное, тем более что ОУН выступала фактором дестабилизации ситуации на территории Польши, а Коновалец в своём умении находить общий язык со всеми нормально общался и с советскими агентами, получая из СССР деньги (а одновременно — и из Германии, Литвы и других государств)» (К. Бондаренко).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.