Управлять имперским наследством
Управлять имперским наследством
Как это ни парадоксально, но проблема управления колониальным наследством заботила Маргарет довольно мало. Зато ее заботила проблема нации, ведь нация еще существовала и являлась основой королевской власти. А империя была старой идеей, пригодной только для пантеона утраченных иллюзий. Маргарет была реалисткой, а не романтичной мечтательницей. Во времена юности она, возможно, и мечтала об уланах Бенгальского полка и о героях фильма «Четыре белых пера». Но теперь Маргарет предпочитала иметь хорошие британские заводы, крупные капиталы и солидные контракты. Королева официально является главой Содружества, организации, объединяющей 48 стран, бывших колоний и доминионов Британской империи, но Маргарет уделяла Содружеству немного внимания. В своих мемуарах она очень редко употребляет слово «Содружество», потому что для нее это было прошлое. О конференции глав правительств Содружества она обычно говорит мимоходом, употребляя сокращение КГПС. Кроме того, Маргарет не любила генеральный секретариат этой организации, располагавшийся в Лондоне. Руководил им дипломат из Гвианы, Его Преосвященство господин Рамфал, который только тем и занимался, что критиковал британскую дипломатию. Четыреста чиновников, находившихся у него в подчинении, бюджет его организации, на 40 процентов финансировавшийся бывшей метрополией, деятельность этой организации, лишенная всякой демократической легитимности, а также непомерные амбиции этих «очень известных особ» очень напоминали Маргарет Еврокомиссию.
Кроме того, Маргарет раздражали «большие обедни» по поводу отношений Севера и Юга. Происходило ли это внутри Содружества или в рамках международных саммитов, таких как Канкунский саммит 1981 года, у Маргарет возникало ощущение, что она зря теряет время, так как концепция диалога между Севером и Югом казалась ей ошибочной. Было ошибкой позволять людям верить в то, что существовал единообразно богатый Север, противостоявший единообразно бедному Югу, а кроме того, по мнению Маргарет, такая концепция подразумевала, что единственными адекватными подходами к преодолению бедности и голода были способы перераспределения мировых богатств и ресурсов, а не поощрение саморазвития бедных стран и народов. Маргарет писала: «На самом же деле эти страны более всего нуждались в том, чтобы им был дан наиболее свободный доступ на наши рынки». Кстати, вовсе не факт, что сегодня многое изменилось.
Надо сказать, что каждый саммит являлся для Маргарет испытанием, а их было немало: в Лусаке в 1979-м, в Мельбурне в 1981-м, в Нью-Дели в 1983-м, в Нассау в 1985-м, в Ванкувере в 1987-м и в Куала-Лумпуре в 1989 году. Но, как бы то ни было, Маргарет, ничуть не страдавшая от националистического зуда или чувства вины бывших колонизаторов, как и от неуместной ностальгии, с большим мастерством руководила решением вопросов, связанных с подвластными некогда английской Короне территориями, такими как Южная Родезия или Гонконг. Только Южная Африка создавала для Маргарет определенные трудности. Но там, надо признать, на кон были поставлены большие деньги.
Улаживание «родезийского вопроса» было одним из значительных дипломатических успехов Маргарет Тэтчер. С 1965 года «белый» Юг, который вел за собой Ян Смит, провозгласил независимость, которую признало очень небольшое число стран, среди которых была и Южная Африка. Англия отказывалась это сделать, одновременно проявляя повышенный интерес к судьбам белых фермеров, в большинстве своем британцев. Гражданская война раздирала страну, более двадцати тысяч человек погибли там за 15 лет. Со всего мира туда съезжались отчаянные головорезы, защитники всяческих утраченных иллюзий, от разочарованных оасовцев[194] до наемников с Коморских островов. В этом царстве «власти белых» крайне правые находили нечто вроде вымышленной Валгаллы, а леваки — нечто вроде справедливого дела, ради которого можно воспламениться и подняться на борьбу. И все ожидали, что Маргарет, эта мужеподобная женщина, консерваторша до мозга костей, бросится на помощь южанам и Яну Смиту, тем более что Ян Смит согласился на проведение выборов, в результате которых к власти был вознесен епископ Абель Музорева, умеренный черный националист. Маргарет склонялась к этому решению, но так называемые «прифронтовые страны» — Мозамбик, Ангола, Ботсвана, Замбия и Танзания — отказались признать результаты этих выборов. Да, Музорева был бы всего лишь марионеткой в руках Яна Смита, как утверждали представители этих стран, но ведь выборы были проведены в соответствии с правилами, по африканским меркам. Однако какое это имело значение? Никто не собирался сражаться за несколько акров саванны. У Маргарет Тэтчер было чувство реальности. Ведь эти страны находились так далеко от Англии, и там нечего было делать… После саммита Содружества в Лусаке Маргарет согласилась на то, чтобы все стороны процесса собрались в Ланкастер-хаусе 10–21 сентября 1979 года. Конференцией замечательно руководили лорд Каррингтон и Малькольм Фрэзер, и завершилась она заключением договора, по которому Великобритания должна была временно вновь взять под свой контроль бывшую колонию. На февраль 1980 года были назначены выборы. На десять лет белые гарантировали бы себе 20 депутатских мест из ста. Реализм одержал победу над Маргарет. С властью «белых» должно было быть покончено. Патриотический фронт Роберта Мугабе одержал победу на выборах, получив 57 мест из ста. Поворот в политике, совершенный Маргарет, приветствовали со всех сторон. «Сан» вышла под шапкой «Поведение государственного деятеля». Соглашения, подписанные в Ланкастер-хаусе, считали ее заслугой. «Жесткие» рычали и радовались. Маргарет в мемуарах пишет, что «пошла на подписание соглашений скрепя сердце, ибо другого выхода не было». Не случайно у нее тревожно сжималось сердце[195]. Спустя 35 лет Роберт Мугабе все больше и больше морит свой народ голодом…
В Гонконге Маргарет тоже проявила склонность к реализму. В этом деле можно было бы найти множество поводов для всяческих юридических придирок и уловок. Великобритании, по сути, принадлежала вся полнота суверенной власти на острове Гонконг. На так называемых Новых территориях и полуострове Коулун (которые занимают, к несчастью, до 90 процентов обжитой территории) она обладала лишь призрачной властью, даруемой договором аренды сроком на 99 лет, и срок этот истекал в январе 1997 года. Министерство иностранных дел и Джеффри Хау не знали, как решить этот вопрос, даже как к нему подступить. Они опасались, что в Гонконге может возникнуть паника, которая завершится отчаянным бегством населения перед лицом «красной угрозы» со стороны Китая. К тому же Индийский океан был переполнен «людьми в лодках», то есть незаконными иммигрантами; часть из них находилась в лагерях «перемещенных лиц», располагавшихся в самом Гонконге. Никто не строил себе иллюзий относительно того, что такое «рай по-советски», даже приправленный китайским соусом. Запад, в особенности Запад Маргарет Тэтчер, не мог позволить, чтобы несколько сотен тысяч китайцев беспрепятственно попали под коммунистический гнет. Во время визита в Китай в 1982 году Маргарет не удалось изменить положение дел к лучшему. Китайцы хотели получить всё: суверенитет и управление. Маргарет быстро поняла, что придется идти на уступки. Еще до того, как китайское руководство объявило о своих намерениях, она написала Джао Дзияну; в послании говорилось, что «в случае, если правительства Англии и Китая придут к соглашению <…>, которое станет гарантией будущего процветания и будущей стабильности острова, которое удовлетворит британский парламент и население Гонконга, а также правительство Китая, я представлю на рассмотрение парламента предложение о передаче суверенитета Гонконга Китаю».
Так британское правительство довольно эффективно зарабатывало очки. Оно имело еще один козырь в рукаве. Дело в том, что процветание британской колонии всегда разжигало зависть «желтых тигров» из Пекина. Они хотели заполучить суверенитет, но не хотели убивать курицу, несущую золотые яйца. После длительных переговоров стороны пришли к соглашению в 1984 году. Лозунг, якобы выдуманный Дэн Сяопином благодаря «премудростям исторической марксистской диалектики», как утверждает один из дипломатов Форин Оффиса, звучал так: «Одна страна, две системы». Предусматривалось, что лозунг этот будет действовать 40 лет. Гонконг сохранит большую степень законодательной автономии, им будет управлять исполнительный совет, члены которого частично будут избираться. Экономическая система меняться не будет. Гонконг останется в статусе порто-франко, а также его жителям будут гарантированы личные свободы по западному образцу. Наконец, бюджет Гонконга не станет одной из составляющих бюджета КНР.
Маргарет Тэтчер признаётся, что ничто не гарантировало соблюдение этого договора, кроме «заботы КНР о своем имидже на международной арене»; она могла бы к этому добавить еще и желание Китая воспользоваться дивидендами Гонконга, а также то, о чем она тогда еще не знала, а именно ориентацию Китая на авторитарный капитализм, при котором марксизм остается всего лишь ширмой, скрывающей большие геополитические и коммерческие амбиции.
В 1989 году возникла угроза, что соглашение будет с треском провалено. Население Гонконга пришло в ужас от событий на площади Тяньаньмэнь[196]. Вчера это случилось в Пекине, так почему не произойдет завтра в Гонконге? Около шестидесяти тысяч человек бежали из Гонконга в том же году, в 1990-м — около восьмидесяти тысяч. Но Маргарет прекрасно отдавала себе отчет в том, что Англия уже не в состоянии гарантировать безопасность кому бы то ни было в Юго-Восточной Азии. Времена восстаний боксеров, опиумных войн и неравных договоров давно миновали. Надо было найти решение, которое могло бы успокоить население, но это должно было быть не военное и даже не дипломатическое решение. Маргарет в Великобритании вела упорную борьбу с незаконной иммиграцией, но она пошла на очень неординарный шаг, разрешив предоставить британские паспорта членам пятидесяти тысяч семей, наиболее необходимых для успешного функционирования острова, то есть более чем 250 тысячам человек. Так была успокоена гонконгская элита, которая осталась на месте и управляла процессом перехода острова из-под власти Великобритании под власть Китая. Передача власти в июле 1997 года совершилась без особых осложнений. Личные свободы граждан и экономические свободы там соблюдаются до сих пор. Так что это можно признать несомненным успехом тэтчеровской дипломатии; правда, следует учитывать еще и тот факт, что за это время в КНР произошли существенные изменения.
Случай с Южной Африкой был гораздо сложнее. После «медового месяца», последовавшего вслед за решением родезийской проблемы, образовалась заноза, осложнявшая отношения Маргарет Тэтчер со странами Содружества. На каждом саммите Маргарет будет вновь и вновь оказываться в положении обвиняемой по причине ее отказа от применения жестких экономических санкций против Южно-Африканской Республики, чего от нее требовали многие африканские страны. Хотя эта страна была изгнана из Содружества в 1961 году из-за проводимой в ней политики апартеида, в глазах Маргарет она оставалась главной фигурой на африканской шахматной доске. Кроме того, что речь шла о сильной, развитой стране, способной быть противовесом советскому влиянию на Черном континенте, эта страна была еще и замечательным резервуаром природных богатств, которых нельзя было лишиться: золота, платины, алмазов, хрома, марганца, ванадия. Белое население (около пяти миллионов человек из двадцати пяти миллионов) обладало правом проживания и в Великобритании. В самом Соединенном Королевстве около 120 тысяч рабочих мест напрямую зависели от торговли с Южно-Африканской Республикой. Легко можно себе представить, сколь катастрофические последствия могло бы иметь «крушение» Претории: скачок цен на природные ресурсы, приток беженцев, экономические трудности в Великобритании, не говоря уже о том «пожаре», что мог охватить всю Южную Африку. Итак, Маргарет была против жестких санкций и предпочитала вести «политику морковки», а не «политику палки или кнута». К тому же она ощущала поддержку общественности, ибо англичане чувствовали инстинктивную солидарность со своими братьями по расе. Зондаж общественного мнения, проведенный в 1986 году, продемонстрировал, что около 70 процентов британцев продолжали покупать продукты южноафриканского производства, хотя около 54 процентов из них были убеждены в том, что рано или поздно там придут к власти представители черного большинства.
Маргарет старалась изо всех сил помешать введению санкций. Была ли она сторонницей «власти белых»? Ее муж, без сомнения, был таковым. Когда ему задали вопрос по поводу санкций, он ответил: «Политика — дело моей жены. Я знаю только одно: у них самые лучшие поля для гольфа в мире, и будет очень жаль, если они исчезнут». В отношении Маргарет это маловероятно. В ее мемуарах и речах нет ни намека на расистские высказывания. Но в глубине души Маргарет, будучи прежде всего прагматиком, считала, что Великобритания должна проводить политику защиты своих интересов и не ставить позорное клеймо на одного из своих главных партнеров. К тому же ее раздражали СМИ и оппозиция, которая «не думала ни о чем, кроме Южной Африки». Она хотела, чтобы в Южно-Африканской Республике была проведена реформа, «чтобы там стало больше демократии, чтобы там были защищены права человека, чтобы там развивалась свободная экономика, способная принести богатство и поднять уровень жизни как белых, так и черных». Однако это не означает, что она была «адвокатом апартеида», она считала, что права человека не должны зависеть от цвета кожи человека, но в то же время разоблачала лицемерие, которым тогда отличались как СМИ, так и главы правительств стран Содружества.
На конференции в Нассау 16–23 октября дело было близко к разрыву. Когда Маргарет стали задавать вопросы относительно пассивности Англии, она ответила, что было бы лучше, если бы политики столь же активно занимались изучением вопроса о соблюдении прав человека в СССР. Представителю Уганды, обвинившему ее в расизме, Маргарет напомнила о сотнях тысяч выходцев из Азии, изгнанных из его страны только за то, что они родились не черными, а желтыми. Президент Шри-Ланки требовал от стран Запада введения санкций, но одновременно заявлял, что его страна не сможет разорвать торговые отношения с Южной Африкой, ибо он не хочет, чтобы владельцы чайных плантаций на его родине впали в нищету. Президент Мугабе сказал то же самое. Говоря другими словами, они ратовали за введение санкций, но только при том условии, что «платить по счетам» будут другие.
Похоже, что в то время Содружество едва-едва миновало начало процесса развала. Ходят слухи, будто в дело тайно вмешалась королева, чтобы сподвигнуть своего премьер-министра на демонстративные действия. Ведь она была главой Содружества. Отношения между премьер-министром и Букингемским дворцом были одной из самых сокровенных тайн Великобритании, так что никаких свидетельств и доказательств этого вмешательства нет, есть только слухи[197]. В конце концов, Маргарет сделала демонстративный жест. Она согласилась на то, чтобы «группа видных деятелей Содружества» отправилась на место с миссией расследования и осмысления положения дел. Это был еще один способ выиграть время, но «единство фасада» было сохранено. Маргарет же писала: «Я по-прежнему не верила в необходимость введения санкций и не была расположена соглашаться на их введение».
Доклад группы, возглавляемой лордом Барбером, бывшим канцлером Казначейства, представленный в июне 1986 года, свидетельствовал о приближающейся катастрофе. Правительство Боты указывало, что оно не готово рассматривать вопрос об окончании эпохи владычества белых в ближайшем будущем. Армия Южно-Африканской Республики проводила рейды по базам Африканского национального конгресса (АНК), находившимся на территориях соседних стран: Ботсваны, Намибии и Зимбабве. Маргарет Тэтчер была вынуждена пойти на кое-какие уступки. Вместо того чтобы поддаться антиюжноафриканской истерии, охватившей руководителей стран Содружества и большинство западных СМИ, она предложила присоединиться к частичным и постепенно вводимым санкциям, предложенным ЕЭС во время саммита на мысе Аг в июне 1986 года: бойкот инвестиций и ограничение импорта угля, стали и других видов сырья.
Собравшиеся в Лондоне представители африканских стран были в ярости от таких мер, которые казались им недостаточными. Маргарет могла сколь угодно долго говорить о том, что первыми от бойкота будут страдать чернокожие, поскольку будут утрачены около 200 тысяч рабочих мест, руководителей этих стран это не заботило. Они хотели, чтобы санкции были введены, и у многих из них были свои причины хотеть этого, ибо многим из них это позволило бы скрыть творимые ими бесчинства. Они даже приняли решение ввести санкции против Англии, подвергнув бойкоту ежегодные спортивные игры Содружества в Эдинбурге. Но Маргарет придерживалась прежнего курса. На конференции в Ванкувере в 1987 году она вновь оказалась на «скамье обвиняемых», но ей это было безразлично. Было нечто сталинское во всех этих осуждениях за намерения, когда «прокуроры», чьи руки были по локоть в крови, соревновались друг с другом на этих процессах, и среди них были чудовищный Мугабе и не менее чудовищный потомок Иди Амина…
В конце концов, политика ограниченных санкций принесла свои плоды. Без хаоса, без взрывов президент де Клерк был избран и стал главой государства; 2 февраля он объявил об освобождении Нельсона Манделы, о легализации АН К и об отмене военного положения. Маргарет выступила за немедленную отмену санкций, попросив министерство иностранных дел поработать над этим вопросом. Спустя несколько месяцев санкции были отменены, поток инвестиций мог вновь возобновиться.
Маргарет приняла энергичное участие в шедших тогда переговорах. Она приняла в имении «Чекерс» Нельсона Манделу 4 июля 1990 года, после того как в мае там же принимала президента де Клерка. Она была поражена мудростью этих двух политических деятелей. Президент де Клерк в чем-то напомнил ей Горбачева, ибо он, по ее словам, «умеет сочетать предвидение и осторожность, необходимые для того, чтобы изменить систему <…> и заставить АНК согласиться на создание такой политической и экономической системы, которая превратит Южно-Африканскую Республику в либеральную страну». Она также высоко оценила и Нельсона Манделу, человека, по ее выражению, «чрезвычайно любезного, чье поведение отмечено благородством и, что замечательно, полностью лишено следов горечи…», хотя, как она заметила, он и заключен в некое подобие «социалистической оболочки».
Маргарет полагала, что с такими людьми можно работать над решением сложных вопросов, но что это надо делать поэтапно. Она решительно выступала против избрания мульти-этнической ассамблеи, в которой белые и зулусы из движения «Инката», возглавляемого вождем Бутелези, неизменно оказались бы в меньшинстве. Для того чтобы каждый чувствовал себя в безопасности в создающемся многонациональном государстве, Маргарет настаивала на проведении прямых переговоров между правительством, АН К и «Инкатой» для создания конституции. И она одержала верх. Во время своей последней встречи с президентом де Клерком в имении «Чекерс» 14 октября 1990 года она с удовлетворением могла констатировать, что апартеид как система был сломан.
Санкции, несомненно, этому отчасти посодействовали, как и сдержанность, умеренность в применении этих санкций. Маргарет Тэтчер удалось избежать самого худшего и не допустить, чтобы Южная Африка превратилась в гигантский костер, после которого остались бы лишь руины и земля, покрытая слоем пепла. Спустя 15 лет после ухода Маргарет Тэтчер с политической сцены история показывает, что она сделала правильный выбор. Южно-Африканская Республика является самой процветающей страной в Африке. Апартеид более не существует. Правительство стало действительно многонациональным. На этих развалинах Британской империи прагматизм Маргарет Тэтчер, несомненно, доказал, что он был более эффективным для всех, черных и белых, чем вроде бы благородные, но иногда и лицемерные действия «прогрессивных сил» третьего мира и пр.
В других частях света политика Маргарет Тэтчер не отличалась особой оригинальностью, и вряд ли стоит на ней останавливать внимание. Единственное, что кажется важным, так это ее вмешательство в процесс падения коммунизма.