Утро республики

Забрезжило утра 12 февраля, а с ним возобновились и бои, прервавшиеся на пару часов. Постепенно, один за другим, с боями в руки восставших переходят опорные пункты армии. Федаи в ответ на призыв временного революционного правительства сдавать оружие (!) заявляют: борьба не окончена, нужна бдительность, оружие сдавать рано. И, действительно, странный призыв. Несмотря на призывы руководителей восстания (где они находятся – не известно) прекратить вооруженную борьбу, бои продолжаются, по-прежнему на улицах раздается оружие. Перелом в ходе борьбы наметился явный, но победа не закреплена. Создается впечатление, что армейское руководство не хочет революционизирования армии, сговаривается с Базарганом, им нужно сохранить армию. Для чего? Скорее всего для борьбы с левыми силами, смело начавшими восстание и пробивающимися к его полной победе. Федаи и моджахеды четко заявляют: необходимо полностью разоружить армию, а потом ее перестроить.

Идут сообщения о захвате видных деятелей старого режима, в том числе бывшего премьер-министра Ховейды, бывшего начальника САВАКа Насири, начальника военной администрации Тегерана Рахими – он был опознан и схвачен на улице. Ховейда был в тюрьме, куда его поместил еще шах, пытаясь откупиться от оппозиционного движения.

Возникают большие проблемы с американцами. В Султанат-Абаде, где расположен один из крупнейших тегеранских гарнизонов, продолжаются бои с «гвардией бессмертных» – остатками отборного шахского войска. Там много и американских военных советников, они отбиваются вместе с гвардией. Наконец Салтанат-Абад пал. Поднявших руки американцев взяли в плен, кто не сложил оружие, тех… Остатки гвардии с частью американских военных советников пытались пробиться к аэропорту. Призыв по радио – и туда уже бросились вооруженные отряды восставших. Скоро новое объявление по радио: указание правительства – отыскивать и интернировать американцев, чтобы не допустить самосуда, расправы.

Экстренное сообщение по радио: Базарган прибыл в здание премьер-министра. Объявлено о назначении трех заместителей премьер-министра: по вопросам революции (Язди), передаче власти (Саббагиан) и общим вопросам (Амир-Энтезам). Назначены также начальник штаба вооруженных сил, начальник полицейского управления и руководитель радио и телевидения (Готбзаде). Эти люди нам неизвестны, знаем лишь, что Язди и Готбзаде появились в Париже в окружении Хомейни и прибыли вместе с ним в Тегеран. Остальные члены правительства будут назначены позже. Все-таки не совсем ясно – взяло ли новое правительство всю полноту власти, момент важный, исторический, и об этом надо своевременно сообщить, и нужно быть осмотрительным. Решил обратиться к самому Базаргану. Как? Где это новое правительство?

Наши сотрудники проявили изобретательность и находчивость, пробились к телефону Амир-Энтезама, передали о пожелании советского посла переговорить по телефону с Базарганом. Долго ждали, затем звонок: «Говорит Базарган». Поздравил первого премьер-министра нового Ирана. Базарган поблагодарил и сказал, что новое правительство твердо у власти, завтра будет обнародован и его полный состав, а послезавтра он хотел бы видеть у себя советского посла.

В этот же вечер московское радио в вещании на персидском и на русском языках передало послание Председателя Совета Министров СССР А.Н. Косыгина Базаргану с поздравлениями и официальным признанием временного революционного правительства. Срочно вновь связались с Амир-Энтезамом, в правительстве пока еще не знали об этом важной новости и весьма обрадовались. Связались с редакциями газет, с радио и телевидением.

В 3 часа ночи иранское радио также передало сообщение о признании Советским Союзом нового иранского правительства.

Итак, это был первый день республики в Иране и первый день отношений Советского Союза с ней.

Утренние газеты 13 февраля вышли с крупными заголовками об официальном признании Советским Союзом победы иранской революции.

Советник-посланник Островенко и первый секретарь Фенопетов направились в помещение правительства. Вернулись довольные и возбужденные. Правительственное здание напоминает военный лагерь, все с оружием, тщательная проверка всех входящих. Пока беседовали с личным секретарем Базаргана, завязалась перестрелка неподалеку от здания премьер-министра, все вооруженные люди ринулись к своим позициям.

Ко мне со срочным визитом пришел английский посол. Он хотел бы уточнить, действительно ли было официальное признание Советским Союзом нового иранского правительства. Получив утвердительный ответ, сказал со вздохом, что теперь английскому правительству придется поступить подобным же образом, раньше они думали, что можно было бы обойтись молчаливым признанием де-факто.

В вечерних газетах появились сообщения о подходе кораблей американского военно-морского флота к южным берегам Ирана…

Утром 14 февраля поехал к Базаргану. В городе относительно тихо, на улицах баррикады, часть из них уже полуразобрана, можно двигаться посередине улиц, по бокам – разбитые витрины многих магазинов, следы пожаров. Вооружен чуть ли не каждый второй встречающийся мужчина. Нашу «Чайку» с красным советским флагом радостно приветствуют – машут руками, просто улыбаются, показывая пальцем, заглядывают внутрь, делают растопыренными указательным и средние пальцами знак победы. Из переполненного такси вооруженные молодые люди кричат: «Калашников бали!» (что означает «хороший автомат «калашников»!»), даже поднимают большой палец кверху – хорошо!

У молодых ребят оружие: тут и западногерманские автоматические винтовки G-3 (явно взяты с армейских складов), коротенькие тупорылые израильские «узи» (это в основном оружие жандармерии) и старые английские винтовки (из армейских резервов), и «калашниковы» – АК-47 (откуда?). К АК-47 отношение явно особое – надраены, вычищены, многие с завистью разглядывают их у счастливых обладателей этого оружия. На лицах молодых людей выражения большой серьезности, деловитости, расторопно расчищают дорогу, показывают, куда проехать. И радость – тщательно скрываемая за напускной серьезностью, какое-то физическое ощущение большой сознательности и ответственности. Невольно вспомнились утверждения шахских сановников о том, что иранцы по натуре ленивы, неподвижны и инертны. Как плохо они знали свой народ!

У здания премьер-министра большая охрана, на ступеньках подъезда в упор глядит пулемет с заправленной лентой патронов. В помещениях уйма вооруженного люда, видна усталость на лицах. Видимо, здесь и спали, и питались. На нас смотрят с большим и откровенным любопытством: вот они – «шурави», первые иностранные посланцы к главе революционного правительства.

Мы прибыли немного раньше времени, но ждать пришлось недолго – быстро пригласили в кабинет премьер-министра. Это одна из комнат, где ранее помещались советники аппарата. В официальной резиденции премьер-министра новое правительство демонстративно решило не размещаться.

В кабинете было трое: Вазарган, Амир-Энтезам и только что назначенный министр иностранных дел Санджаби – видный деятель «Национального фронта». Все они – инженеры по образованию, перешедшие затем к политической деятельности.

Поздравил присутствующих с победой революции, передал Базаргану официальную телеграмму А.Н. Косыгина с признанием временного революционного правительства Ирана, а Санджаби – поздравительную телеграмму от А.А. Громыко.

Беседа сразу же завязалась весьма непринужденно. Вазарган, не скрывая радости, тепло поблагодарил советских руководителей за быстрое признание. Наши народы, говорил он, всегда испытывали друг к другу дружественные чувства, но только сейчас появилась настоящая возможность их открытого проявления, и поэтому отношения между нашими странами должны получить новое развитие. Он рассказал, что революционное движение в Иране переживало различные этапы, но главное в нем то, что оно всенародное, национальное, сугубо иранское, а не «руководимое из-за границы». Ненависть ко всему злому и деспотичному слилась в единый поток. Но в то же время, поспешно подчеркнул Вазарган, оно и исламское движение со своим вождем. Сейчас после революции – первый трудный этап, но опыт и знания придут, и движение пойдет дальше.

Я поинтересовался, насколько верны сообщения о разногласиях в движении. Вазарган ответил образно: Иран был как безводная пустыня, но пошел дождь, превратился в ливень, Иран обрел свободу. Но ливень порождает селевые потоки, которые и разрушают. Однако как и сель, так и движение со временем успокоится, отстоится, и «мы перейдем к созиданию», завершил Базарган.

Внезапно премьер-министр заявил: мне еще полтора месяца назад американцы предсказали, что Советский Союз первым признает иранскую революцию, если она случится. Я удивился. Базарган пояснил: американцы уже давно установили с ним контакт, убеждали, что любые изменения в стране нужно делать строго в рамках конституции (шахской?!), т. е. «законно» и постепенно. Иначе, предостерегали они, если в Иране произойдет революция, тогда ее первым признает Советский Союз! Так и случилось, засмеялся Базарган.

«Это вы научили нас, как делать революцию, – продолжал он в шутливом тоне, – в Иране хорошо знают о революции в России 1917 года».

После приветливой часовой беседы распрощались, вышли в приемную, а там… там уже сидел, ожидая приема, временный поверенный в делах Японии в Иране! Без галстука, как бы подстраиваясь к новым «демократичным» временам.

А в это время… Совсем, как это было в немых кинофильмах, нужна подобная фраза. А в это время, когда мы были у Базаргана, беседовали и шутили, в это время, как оказалось, было захвачено посольство США с перестрелкой между морскими пехотинцами, охранявшими посольство, и вооруженной иранской молодежью. Перестрелка прекратилась после того, как посол Салливан приказал своей охране сдаться. Посла, около 70 сотрудников посольства и 20 морских пехотинцев взяли в плен. На место происшествия срочно прибыл Язди. Событие чрезвычайное, но беседовавшие с нами не проявляли никакого беспокойства – то ли им не сообщили, то ли они заранее знали… Любопытная деталь: наш помощник военного атташе был в это время по своим официальным делам в генштабе. Иранскому полковнику, с которым он вел беседу, позвонили и спросили, что делать: муллы у американского посольства никак не могут остановить нападающих. Полковник сердито рявкнул в трубку: «Скажите американцам, пусть вывесят белый флаг, тогда никто не будет нападать!» А ведь этот полковник еще несколько дней тому назад и не подумал бы о таком отношении к «союзнику».

Из множества версий о причинах нападения на американское посольство наиболее часто указывалось на укрытие в посольстве США архивов САВАКа.

Вечером наступившая было в городе тишина взорвалась. Внезапно прекратились передачи по радио и телевидению – срочное объявление: произошло нападение на станцию телевидения, просят как можно больше вооруженных отрядов прибыть на подмогу, как можно скорее… Через некоторое время: нападение на одну из мечетей, просим боевые отряды прибыть туда… И через 2–3 минуты уже слышны стрельба, шум, крики, мчатся грузовики, легковые автомашины с вооруженными людьми. Кажется, весь город спешит на помощь.

Борьба со сторонниками прежнего режима продолжается и в других городах Ирана, хотя к старому возврата нет, но что в будущем – никому не известно.

Идут сильные бои в Табризе – центре азербайджанских провинций Ирана. У нас там, в районе Маралана, группа специалистов, работающих на электрификации железной дороги. Они сообщают по телефону, что перебрались в подвал дома, который оказался между противоборствующими силами: с одной стороны ведут огонь саваковцы, засевшие в больнице, с другой – вооруженные отряды обстреливают больницу. Окна с обеих сторон дома разбиты пулями, побиты и глинобитные стены. Сидят вторые сутки. Иранские дружинники ползком принесли им кур и иранского хлеба-лаваша.

16 февраля было впервые объявлено о расстреле группы генералов. Помещены в газетах крупные фотографии до и после расстрела. Затем такие сообщения начали появляться весьма часто – заработали так называемые «исламские революционные трибуналы». Суд вершился по исламским законам. Все они были объявлены виновными не только в расстрелах демонстраций, пытках людей и верности шаху, но и в богоотступничестве, распространении «коррупции на земле».

Что-то мало слышно о сверженном Бахтияре, который кичился тем, что армия полностью ему подчиняется. А армия-то стреляла в народ по приказам Бахтияра. Промелькнуло лишь сообщение, что он «задержан». Всем, однако, хорошо известно, что Бахтияр, «ученик» Базаргана, находится под его прикрытием и ситуация для первого премьера революционного правительства создается деликатная – ведь Бахтияр действительно повинен в расстрелах тысяч людей, он стоял до конца, защищая шахскую конституцию, его ненависть к революции общеизвестна. А потом, этак походя, как незначительная информация: сообщение об аресте Бахтияра было «ошибкой», Бахтияр скрывается неизвестно где. Тут же предположение: поскольку Бахтияр в течение 30 лет был другом Базаргана, ему позволили избежать ареста. Действительно, через некоторое время Бахтияр вынырнул в Париже, развил бурную деятельность против иранской революции, против Хомейни, но… не против Базаргана. К тому же в это время Базарган был сметен со своего поста премьера новой волной борьбы за власть. Но это случилось спустя 8 месяцев…

Странные первые дни правления новой власти. Изменений вроде бы не ощущается, во всяком случае, на поверхности: так же толпятся, торопятся люди на улицах, скопление автомашин, открыты лавочки. Но это только на поверхности. Идут чистки в государственных учреждениях. Не успеют назначить одних руководителей, как их меняют на других. Многие заводы и фабрики стоят – это там, где владельцы, инженерно-технический и управленческий аппарат сбежали за границу или где-то притаились в стране в ожидании «лучших времен».

Внезапно, без объявления,18 февраля в Тегеран прибыл председатель Исполкома Организации освобождения Палестины Ясир Арафат. Его восторженно встречают повсюду: помимо революционных симпатий молодежи здесь еще и чувство благодарности – ведь палестинское движение подготовило много мужественных иранских борцов, сражавшихся и в подполье, и на баррикадах в последние дни. У Арафата – встречи с Хомейни, с ближайшим его окружением, с молодежью. Повсюду оптимизм, радость победы.

Палестинское движение – это борьба целого народа за свою независимость, даже за свое место на земле. Но это движение отнюдь не религиозное. Скоро во время встреч с палестинцами в Иране выявляется и маленький водораздел: религиозные деятели Ирана хотели бы видеть палестинское движение приспособленным к их целям – целям так называемой «исламской революции». Им, например, непонятно, почему палестинское движение, резко выступая против США и Израиля, видит в Советском Союзе дружественную силу. Такой подход вызывает, в свою очередь, недоумение у палестинцев – как можно не видеть, кто является врагами, а кто друзьями иранской революции?

В эти первые же дни начинает все более явственно чувствоваться трещина в том союзе сил, который совершил победоносную иранскую революцию. Уже через неделю после восстания «федаи иранского народа» объявили об организации демонстрации к дому Хомейни – требовать участия в послереволюционных делах. Хомейни выпустил воззвание, в котором назвал федаев «смутьянами», не имеющих отношения к исламу; заявил, что никого из федаев не примет и вообще призвал иранцев не участвовать в демонстрации. Неужели будет открытая конфронтация? Федаи сманеврировали: отменили демонстрацию, которая могла бы действительно продемонстрировать их силу, но и привести к стычкам, заявили, что проведут лишь митинги.

Вдруг появились сообщения, что неспокойно в Курдистане. Вроде бы начинается движение за автономию в рамках единого Ирана. Новое руководство страны решительно выступает против предоставления курдам каких-либо автономных прав. Куда пойдет это движение? Неужели новая власть не проявит понимания к требованиям курдов? Тогда неизбежны не только стыки, но может разгореться и борьба. На пользу ли это будет молодой республике?

Внезапно разражается сенсация. Американский общественный деятель Шоенманн, выступающий в защиту «прав человека», устраивает в одной из тегеранских гостиниц пресс-конференцию. (В свое время он был председателем общественного суда над американцами, воевавшими во Вьетнаме.) Шоенманн огласил магнитофонные записи своих разговоров с полковником Таваколли – нынешним военным советником Хомейни, заместителем начальника генштаба. Таваколли, видимо, приняв Шоенманна за агента ЦРУ, убеждал его в необходимости сохранения интересов США и Англии в Иране. Он был против намечавшегося ранее, до революции, американцами военного путча лишь по той причине, что в этом случае армия, уничтожившая, по подсчетам, тысяч двести (!) иранцев, сама разложится от этих массовых убийств. А она нужна прежде всего для борьбы, как он говорил, «с коммунистами». Поэтому он и убеждал американцев сохранить армию в этих целях. Хомейни, по его словам, антикоммунист, еще большими антикоммунистами являются окружающие его люди. Тактика Таваколли в том, чтобы не допустить развала армии, создать видимость, что она на стороне народа, всячески провоцировать левые силы на выступления, тем самым выявляя их, и ликвидировать левых. Конечно, убеждал он собеседника, существует угроза Ирану со стороны Советского Союза. Много говорил о роли Англии в Иране, о том, что американцам нужно поучиться у англичан, как нужно работать в стране, и т. д.

В конце своей пресс-конференции Шоенманн заявил, что понимает, какому он подвергается риску, но хочет внести свой вклад в героическую борьбу иранского народа, с тем чтобы не повторились трагедии Чили, Индонезии и других стран.

Примечательно, что, как выяснилось, корреспонденты американских, английских и французских агентств не передали сообщения об этой пресс-конференции. Зато круги, «близкие к исламскому ревсовету», усиленно распространяют опровержения материалов, представленных Шоенманном. Видимо, им ничего не остается делать другого.

Шоенманна быстренько выпроводили из страны. И до сих пор много неясного в этой истории.

Владельцам кинотеатров разослан циркуляр: не показывать фильмы о сексе, насилии, карате, а также… советские кинофильмы! Такого не было даже при шахском режиме.