Ирано-иракский вооруженный конфликт
Из всех событий во внешнеполитической области после революции вооруженный конфликт с Ираком представлял собой самую сложную проблему. Он был посложнее конфликта с США, связанного с захватом американского посольства и его персонала в качестве заложников. Конфликт с США сделал свое дело – помог Хомейни провести внутри страны меры по организации «исламского государства». Хотя это был дорогостоящий конфликт – иранцы потеряли почти 20 млрд. долларов, но на деньги иранское руководство смотрело просто: страна богатая, цена на нефть высокая – снова заработаем.
Война с Ираком также была внешним событием, которое правящая верхушка использовала для сплочения народа вокруг себя под лозунгом «защиты отечества», а главным образом для разгрома всех левых и прогрессивных организаций. Только вот, по-видимому, расчеты иранского руководства оказались неточными: хотя война была навязана Ирану, надежды все-таки были на более быстрое достижение успеха в борьбе с Ираком.
Победа революции в Иране явно не вызвала восторга в соседнем Ираке, хотя, как мы знаем, ирано-иракские отношения в истории редко были дружественными. Иранцы до сих пор любят при случае напомнить, что когда-то столица могущественного иранского государства была неподалеку от Багдада. Шах тайно поддерживал антиправительственное движение курдов в Ираке. Ирак платил буквально той же монетой, поддерживая антишахские выступления курдов в Иране. Яблоком раздора было прохождение границы между обеими странами на юге по реке Шатт-эль-Араб. Граница здесь была проведена по иранскому берегу, так что, образно говоря, всякий иранец, опустивший ногу в воду этой знаменитой реки, немедленно оказывался нарушителем границы. На Шатт-эль-Арабе был расположен крупнейший иранский порт в Персидском заливе Хорремшахр. Даже иранским судам, идущим в этот порт, следовало поднимать иракский флаг при проходе по фарватеру. Население в этом пограничном районе, естественно, смешанное, т. е. на иракской стороне живет много персов, а на иранской – арабов. Власти обеих стран всегда дурно относились к «иноплеменникам». Инциденты возникали часто, отдаваясь волной возмущения в другой стране.
Шах и его министры, видимо, не на 100 % кривили душой, когда говорили, что усиленное вооружение Ирана с помощью американцев имеет целью оградить себя от потенциальной опасности со стороны Ирака. Выведший на Западе незадолго до революции фантастический роман «Крах-79» говорил о предполагаемой ирано-иракской войне. Это событие считалось почему-то неизбежным, хотя шах и достиг в 1975 г. удовлетворительного решения спорных вопросов с Ираком. В обмен на отказ шаха поддерживать курдское движение в Ираке иракцы согласились на некоторое изменение линии прохождения границы по Шатт-эль-Арабу. Она стала отныне проходить не по иранскому берегу, а по тальвегу, т. е. линии наибольших глубин, и, кроме того, Иран должен был передать Ираку на севере несколько небольших территорий для более спокойного прохождения границы.
Напомним, что Хомейни, высланный шахом из страны, жил тогда в Ираке, в Неджефе, у «святых мест», разрабатывал свою «теорию» исламского правления. В начале 1978 г. он активизировал свою антишахскую деятельность – ведь в Иране начала складываться неспокойная обстановка. Осенью того же года иракские власти по просьбе шаха лишили Хомейни убежища в Ираке, он вынужден был переселиться в Париж. Этот момент также важен для понимания продолжительности ирано-иракского вооруженного конфликта. Хомейни не забыл этого унижения.
В Ираке много мусульман-шиитов, которые, по мнению Хомейни, должны следовать предписаниям, исходящим из Кума, из Ирана. Они также должны совершить в Ираке «исламскую революцию». Поэтому у иракского правительства появление Хомейни во главе соседнего государства никакого восторга не вызвало, тем более что одним из официальных лозунгов нового иранского руководства стал «экспорт исламской революции». Куда? Туда, где много шиитов, следовательно в Ирак.
Так что в основе ирано-иракского вооруженного конфликта в первую очередь лежала, так сказать, идеологическая несовместимость режимов обеих стран.
В мою задачу не входит анализ ирано-иракского вооруженного конфликта или точное описание хода военных действий. Этим проблемам должны быть посвящены позднее труды историков, которые еще когда-нибудь поднимут документы и, споря между собой, напишут много противоречивых книг об этой странице в истории Ирана и Ирака. Я ограничусь описанием того, что видел, слышал, чувствовал, о чем думал, т. е. собственными наблюдениями.
Для вхождения «в курс дела», как обычно, встретился с послами ряда стран. Посол Франции сообщил, что в ближайшие дни он покидает Иран, хотя совсем недавно прибыл в страну. Англичане не думают возвращать своего посла и штат посольства резко сократили. Уезжает также весьма быстро посол Голландии. Посетил турецкого посла – тот тоже уезжает! Настроение пессимистическое: в Иране все разваливается, после ухода (?!) Хомейни начнется сильнейшая драка и к власти придут… левые, почему все религиозные деятели и против левых, и Советского Союза. Только левые могут дать понятную народу и приемлемую программу действий и жизни. Народ устал и разочарован муллами, нужны перемены.
Посол ФРГ также собирается уезжать! Что это натовцы задумали?
Посол также развивает тему о том, что будет «после ухода Хомейни» (?!). И вывод тот же, что у других западных послов, – придут к власти левые, больше некому. А затем посол многозначительно говорит: скоро в Иране возникнут невероятные трудности. Представьте себе, говорит он, если Иран, например, лишится Хорремшахра или Абадана (!). Не будет ни топлива, ни продовольствия – бунт, недовольство, и в первую очередь всеми иностранцами. По-дружески советую, говорит посол, уезжайте отсюда поскорее…
Эта беседа была 21 сентября.
22 сентября произошло резкое обострение конфликта с Ираком, конфликта, который как бы тлел – словесная перепалка, угрозы и т. д. Иракцы подвергли воздушной бомбардировке аэропорт, столицу Ирана, а также такие важные иранские города, как Табриз, Хорремшахр, Абадан и другие. Ирак начал военные действия против Ирана на суше, на море, в воздухе, заявив, что будет готов вести переговоры с Ираном, если тот признает суверенитет Ирака над Шатт-эль-Арабом. Ничего себе «условие», это же нарушение договора 1975 г., возвращение к предыдущему положению, вызывавшему столько споров! Какое же правительство в Иране пойдет на это? Кто же здесь рискнет отдать Ираку то, что даже шах получил от Ирака?
Нам, например, стало ясным, что иракцы рассчитывают на решающее военное поражение Ирана или на свержение власти Хомейни.
Ну а Хомейни сразу же объявил, что война, начатая Ираком, – это война против ислама, поэтому нужно свергать правящий в Ираке режим как режим неверных. Но появились и новые нотки, он начал говорить о защите родины, раньше к такому понятию он не прибегал. Говорил: наций нет, это «супердержавы» разделили людей на нации и государства. Мусульмане, где бы они ни находились, – единая община. Одним словом, «ислам сметет все границы!». Нечто вроде исламского космополитизма. Сейчас же появилось вполне определенное и нужное понятие «родина».
В первые дни войны Банисадр, Кяни и многие другие деятели говорили мне, что Иран не ищет возмездия, пусть Ирак прекратит военные действия, выведет свои войска с иранской территории, и все можно будет уладить мирным путем. Ведь иракцы – мусульмане, следовательно братья. О своей задиристости перед Ираком, антибаасистской пропаганде и призывах к исламской революции в Ираке, предшествовавших наступлению иракцев, иранцы, конечно, не вспоминали.
Война была, без сомнения, братоубийственная с самого начала. Думаю, что иранское руководство не ожидало военного наступления иракцев, все свидетельствовало о том, что открытие Ираком военных действий застало его врасплох. К войне не были готовы ни иранские войска, ни «корпус стражей исламской революции», ни гражданское население. Потому что к этому они явно не готовились.
По-видимому, расчет иракцев в том и состоял, чтобы воспользоваться неподготовленностью иранцев, развалом армии, нанести сокрушающий удар и добиться смены режима. Позднейшие материалы говорили о том, что к иракцам поступали сведения о якобы реальной готовности арабского населения в южных провинциях Ирана восстать против центрального правительства и создать «Арабистан» на юге стране. Бахтияр и другие противники режима в эмиграции внушали мысль, что в Иране все готово к активному выступлению оппозиции, нужен только внешний удар; у иранской армии мало боеприпасов, нет и запчастей к американской военной технике ввиду конфронтации с США из-за заложников.
Не этим ли объясняются действия натовских послов и их советы покинуть поскорее Иран? Кто знает, когда-нибудь и это станет ясным.
Наступление иракских войск на юге сразу же создало заботы и нам. На второй-третий день стало ясно, что одна из их целей – административный центр провинции Хузестан – Ахваз, а неподалеку от него находилась крупная стройка теплоэлектростанции «Рамин», на которой в тот момент находились 1150 советских специалистов. Поселок, где жили наши люди, – рядом с аэродромом, который уже бомбили иракские самолеты. В жилых домах специалистов выбиты стекла, появились трещины. Стройка также была обстреляна ракетами с воздуха. Иракские танки – вблизи города Ахваза, там отчетливо слышна артиллерийская канонада. Толпы беженцев покидают Ахваз. Обо всем этом доложил старший группы советских специалистов Жилинский ночью по телефону. Я спросил, какое решение он предлагает. Тот ответил – немедленную эвакуацию. Работать невозможно: нет ни стройматериалов, ни электроэнергии, ни газа, ни воды, много иранских рабочих разбежалось. Дали, конечно, согласие на эвакуацию.
Через некоторое время получили сообщение: иранские местные власти противятся эвакуации советских специалистов. Распространяются дикие слухи: русские хорошо знают, что делают, если уж они покидают Ахваз, значит уверены, что иракцы возьмут город. Другие кричат: «Не позволяйте русским уезжать, пока они здесь, иракцы не будут бомбить Ахваз!» Отняли у наших рабочих автобусы. Иранские рабочие потребовали немедленного расчета, т. е. выплаты им денег вперед, а сделать это оказалось невозможным, так как во всем Ахвазе ни в одном банке денег просто-напросто нет – вывезены…
Наших сотрудников удалось все-таки вовремя вывезти из опасного района, когда иракские танки уже появились на окраинах Ахваза. Большую помощь в этом деле оказал аятолла Кяни, бывший тогда министром внутренних дел. К нему я пошел лично, принял он подчеркнуто уважительно, дал необходимые распоряжения, согласившись, что оставлять такую большую группу советских специалистов в опасном районе без работы и без питания – дело бессмысленное. Мы, конечно, заверили, что наши специалисты вернутся, как только создастся обстановка для продолжения работы.
Но события в начале войны развивались стремительно. Иракцы повели бои за Хорреншахр – крупнейший порт Ирана, объявили о блокаде других портов в Персидском заливе. В Тегеране и других городах – строжайшая светомаскировка, по ночам воздушные тревоги; часто стали отключать электричество – и днем, и ночью. Разбомблены крупнейшие нефтеперегонные заводы, в том числе в Абадане и Табризе, мгновенно образовалась нехватка горючего, как автобензина, так и дизельного топлива и мазута для отопления. В магазинах – очереди, продукты быстро исчезли с полок, началось карточное распределение: карточки выдавались по мечетям («опорные пункты» режима, хорошо знающие обо всем, что происходит на местах, вплоть до численности населения в приходе той или иной мечети). Это был конец сентября – начало октября, прошла всего неделя с начала войны. Подумалось: что же будет зимой, если война к тому времени не закончится?
С началом конфликта Иран оказался практически отрезанным от внешнего мира по тем путям, которые считались для него традиционными. Оставалась открытой северная граница, т. е. путь через Советский Союз.
С первых же дней войны пришлось принимать послов многих стран с просьбами помочь срочно отправить на родину их соотечественников через Советский Союз. Здесь были итальянцы, японцы, индийцы, югославы, немцы, испанцы, шведы, финны и другие. Уже через неделю мы имели просьбы на отправку более 800 иностранцев. Железнодорожный путь был малоэффективным, в неделю ходило два пассажирских вагона Тегеран – Москва, воздушная линия не работала. Оставался путь от Энзели советскими теплоходами до Баку. Здесь ходил еженедельно рейсовый теплоход «Гурьев», который мог забрать всего 85 пассажиров.
Советское правительство оказало большое содействие, были выделены дополнительные пассажирские суда для перевозки людей из Энзели в Баку. Всего этим путем в короткие сроки было вывезено около 2 тыс. иностранных граждан разных стран и, кроме того, большое число советских специалистов, членов семей советских работников. Были, конечно, и курьезы. Поскольку подходящих судов на Каспии в это время не оказалось, для перевозки было подано большое паромное судно «Советский Азербайджан». Зная нашу придирчивость к порядку и чистоте, в Баку решили быстро покрасить судно, но успели обновить только один борт – правый, которым оно швартовалось в Баку. Капитан рассчитывал, что так он сможет пришвартоваться и в Энзели, однако там можно было швартоваться только левым бортом. И сколько ни горячился капитан, пришлось ему грязный бок выставлять напоказ и видеть укоризненные взгляды наших товарищей. Впрочем, иностранцам было не до разглядывания бортов теплохода.
Когда начались военные действия, мы, насколько могли, проанализировали ситуацию и пришли к выводу, что, несмотря на неудачи первых дней войны, потерю портов и значительной территории, иранцы выстоят в этой войне. За это говорили прежде всего такие факты, как значительное превосходство в населении, территории и экономическом потенциале, несомненно, высокий моральный дух иранцев, поскольку они сражались с врагом, занявшим их территорию, исконные персидские города, иранцы сражались за правое дело, за свой дом. С военной точки зрения, были видны крупные просчеты иракского командования, растянувшего фронт на большую линию, да еще в неудобной для наступления местности, что позволяло иранцам хорошо маневрировать. Подготовка иранских пилотов, видимо, была неплохая. Уже в первые дни войны они совершили успешный налет на Багдад в ответ на иракские налеты на Тегеран.
Мы видели и энтузиазм иранцев в первые дни, недели и даже месяцы войны. Не думаю, что такое же было на иракской стороне.
Менее чем через неделю после начала военных действий в Тегеран срочно прибыли президент Пакистана Зия-уль-Хак и председатель исполкома ООП Ясир Арафат. Это была первая попытка посредничать в конфликте. Иранцы напрочь отказались разговаривать с иракцами до тех пор, пока они не выведут все свои войска с захваченных иранских территорий. И это было понятно. Иракцы же заявляли о «готовности» вести переговоры, если Иран согласится на изменение прохождения границы по Шатт-эль-Арабу. Конечно, трудно было рассчитывать на согласие с этим иранцев. Да и с какой стати им соглашаться, ведь это означало бы капитуляцию перед силой.
В дальнейшем в Иран много раз приезжали посреднические миссии то неприсоединившихся стран во главе с министром иностранных дел Кубы Мальмиркой, то конференции исламских государств во главе с Шатти, то бывший шведский премьер-министр Пальме. Были и другие. Но поскольку иракцы ни разу не дали согласия на возврат к границам, существовавшим до конфликта, поездки этих всех миссий оказывались безрезультатными. Более того, иранцы ужесточали условия, требуя не только возврата захваченных территорий, но и определения агрессора, наказания его, уплаты Ирану убытков, исчислявшихся уже сотнями миллиардов долларов, и, наконец, свержения режима иракских баасистов. Последнее стало как бы навязчивой идеей у Хомейни и соответствовало «исламским нормам»: тот, кто начал войну, должен быть наказан. Приводились в связи с этим даже ссылки на… Нюрнбергский трибунал гитлеровских военных преступников как на подходящий международный прецедент.
Конечно, иранская пропаганда вовсю расписывала свои победы, но… когда по телевидению показывают, например, похороны сразу 11 летчиков, то, естественно, вряд ли кто поверит в сообщение в сводке, что в этот день «все иранские самолеты вернулись на свои базы». Вообще похороны в Иране сопровождаются массовыми шествиями, люди рвут на себе волосы, стучат руками по голове, в грудь. Гроб несут на высоко вытянутых вверх руках, он каким-то чудом не падает, перемещаясь с рук на руки, раскачиваясь во все стороны, плывет по морю рук, как щепочка в бурном потоке. Существовал и обычай развозить трупы для похорон в родных местах. Поскольку Тегеран – крупный железнодорожный узел, то трупы сначала поступали в морги столицы. У нас имелись сведения, что иногда в день прибывало 200–250 трупов, которые потом развозили в другие города.
Вскоре МИД Ирана, а фактически премьер-министр Раджаи, начал чинить препятствия выезду иностранцев из Ирана. Это выражалось в задержках с выдачей выездных виз и в отказах на дополнительные заходы советских судов в порт Энзели. МИД даже разослал ноту, в которой, на удивление всем, говорилось в связи с просьбой о разрешении на заход теплоходов, что «если понадобится» выезд иностранцев, то он может быть осуществлен самолетами авиакомпаний! А ведь все аэропорты страны закрыты. Нота вызвала возмущение в дипкорпусе, но чиновники в МИДе, не стесняясь, отвечают всем посольствам, что МИД Ирана не хочет массового отъезда иностранцев! А ведь не имеют иранские власти никакого права насильственно задерживать иностранцев. Поэтому нам приходилось тратить уйму времени и усилий для «пробивания» разрешений на заход судов. Впрочем, тут была и антисоветская струнка. Посол ФРГ Ритцель решил возвратиться на родину также через Советский Союз. Он сообщил мне, что в МИДе его всячески отговаривали от этого, иранское правительство даже предложило бесплатно предоставить ему спецсамолет для полета в Европу, лишь бы он не ехал через СССР. Он отказался от самолета.
Началась и обработка посольств, нажимали с целью склонить другие страны к поддержке Ирана. Но получалось у МИДа Ирана плохо – слишком примитивные были аргументы. Иранцы недоумевали: почему ни одна страна их открыто не поддерживает? Они не могли, конечно, дать тот ответ, который имелся, – испортил Иран отношения практически со всеми странами мира. Действительно, как-то я задал вопрос одному из заместителей министра: с какой страной сейчас у Ирана дружественные отношения? Тот растерялся, не мог назвать ни одной страны.
Тогда иранцы начали валить все на «супердержавы» как источник войны. Это тем более не было ни для кого убедительным.
…Иногда по телевидению показывали: король Иордании Хусейн на фронте вместе с Саддамом Хусейном дергают за шнур артиллерийского орудия, выстрел – и снаряд летит в сторону Ирана. Оба довольны, смеются. Затем показывают: тоненький Банисадр с важным видом рассматривает карту или в окопе смотрит в бинокль, а то и принимает парад, присягу новобранцев, выпуск офицеров в училище.
Но в этой войне творились странные вещи: не было видно, например, действий армии. С самого начала конфликта на фронт стали посылать отряды корпуса «стражей исламской революции» – малообученных парней, да кроме того и так называемое ополчение – «басиджи» (это уже совсем необученные люди). Посылали их в непродуманные атаки, по минным полям. Они несли большие жертвы. Даже на улицах Тегерана стало заметно множество калек войны. Почему же армия не принимала такого активного участия, которое подобает ей? Вскоре выяснилось, что духовенство боится армии. Победы армии (а кто не верит в победу?) неизбежно приведут к усилению ее авторитета и положения в стране. Армия – это организованная сила, и как она поведет себя в отношении системы государственной власти, установленной духовенством, – не известно. К тому же президент Банисадр, став главнокомандующим, стал явно заигрывать с военным командованием. В армии подтянулась дисциплина, четкость, она могла стать и орудием в уже разгоравшейся борьбе Банисадра за верховное положение в стране.
Видимо, поэтому религиозно-политическое руководство сделало акцент на «партизанскую», народную войну, опираясь на высокий патриотический дух народа и, конечно, религиозное послушание, сплачивая тем самым вокруг себя большие массы народа. Таким образом, даже войну духовенство использовало в своих внутриполитических целях, для укрепления своего положения. Возможно, поэтому оно и не шло на проявление гибкости в политических вопросах, когда действовали различные посреднические миссии.
В марте 1981 г. группа из лидеров восьми «исламских» стран привезла в Тегеран неплохие предложения, позволявшие хотя бы начать переговоры с Ираком (Ирак отводит войска к границам, установленным в 1978 г., вопрос о Шатт-эль-Арабе обсуждается сторонами, вдоль границы – демилитаризованная зона; Саудовская Аравия и некоторые другие богатые арабские страны оказывают финансовое содействие в восстановлении разрушений в обеих странах и т. п.). У Банисадра явно проявлялась тенденция поскорее закончить войну («Лучше на один день раньше кончить войну, чем дожидаться решительной победы, хотя она и неизбежна», – говорил он мне в этот период). Духовенство усматривало в этом опасность. Но предложения восьмерки были заманчивы. Банисадр обратился к Хомейни за согласием принять предложения для переговоров. Хомейни, как всегда, в решающий момент схитрил. Он сказал: «Это дело Высшего совета обороны, пусть он и решает (аналогия поведения в решающий момент переговоров об освобождении американских заложников). ВСО хотел было принять предложение, но внутренние подозрения вспыхнули с новой силой. Что же получается: Банисадр вроде бы закончит войну (если удачно окончатся переговоры), вернет армию домой (а что он с ней будет делать?); если же переговоры не выйдут, он будет обвинять других в том, что ему не дали разгромить Ирак. Банисадр, видимо, со своей стороны, опасался, как бы духовенство не обвинило его в том, что он не смог добиться победы, из-за него, дескать, пришлось идти на мир (о том, что мир хорош, – забудут) и отказаться от свержения баасистского режима в Ираке.
А посему ВСО во главе с Банисадром объявил единодушно, что предложения отвергают. Ирану, на мой взгляд, этот план ничем не угрожал. Так, соображения внутренней борьбы за власть сорвали возможность почетного выхода из войны, прекращения бедствий народа, которому своими жизнями приходилось расплачиваться в ходе внутренней борьбы за полноту власти, которую вела кучка политиканов.
Любопытно отметить широко организованную иранцами пропагандистскую кампанию в пользу… ислама, которую они довольно умело вели во время войны. Так, например, широко рекламировалось исламское милосердие к пленным иракцам, а их было очень много, гораздо больше, чем иранцев. Убитых же было намного больше на иранской стороне, сказывалась «тактика» бросания на минные поля необученной фанатичной молодежи. Передачи телевидения были полны показа гуманного обращения с иракскими военнопленными. Конечно, все это было умелой пропагандой, но иранцы действительно однажды предложили через Международный Красный Крест организовать на условиях взаимности посещение родственниками пленных на чужой территории за счет принимающей стороны, для чего сделать на короткое время перемирие. Иракцы не приняли этого предложения, в пропагандистском плане оно было бы явно выгодным Ирану.
Вскоре война приняла затяжной характер. Иракцы не имели сил, чтобы двигаться далее в глубь иранской территории, надежды на разгром иранских вооруженных сил или падение режима не сбылись. Ирак потерял и политически на международной арене: очередная конференция глав государств и правительств неприсоединившихся стран, которая должна была состояться в Багдаде, была перенесена в Нью-Дели, и Ирак, таким образом, лишился поста главы движения неприсоединения.
В то же время Иран не имел достаточных сил, чтобы отбросить иракские войска за пределы страны. С большим трудом ему удалось наладить получение боеприпасов и запчастей к американскому оружию, находившемуся в Иране, через третьи страны, переплачивая громадные суммы посредникам. Несмотря на внутренние потрясения (ликвидация многих руководящих деятелей, бегство президента Банисадра, уничтожение высшего военного руководства, экономические трудности, падение популярности войны и т. д.), иранский режим выстоял. Более того, в 1982 г. иранские войска повели успешное наступление и освободили свою территорию. Конечно, раздавались лозунги: «До встречи в Багдаде!», «Путь в Иерусалим лежит через Багдад!» и т. д. Но вновь образовался тупик.
Как никогда, становилось все большему числу людей ясным, что эта война братоубийственная, выгодная лишь силам, желающим ослабления этих двух крупнейших государств в Персидском заливе, ждущим лишь удобного момента, чтобы вновь появиться в этом регионе.