ЛЕТЧИК ЛАВРИНЕНКОВ

Солидный генерал с двумя золотыми звездами Героя Советского Союза глядит на меня с фотографии. Это — прославленный летчик, крупный военачальник. Но я вижу сейчас не генерала, а коренастого молодого человека с волевым мужественным лицом, с пронзительным взглядом из-под густых нависших бровей. Я вижу Володю Лавриненкова. Память уносит меня на двадцать лет назад в приднепровские леса, в партизанское соединение имени Чапаева. Там, в тылу врага, впервые встретились мы с ним, и товарищи навсегда полюбили его за беззаветную храбрость и высокое чувство долга перед Родиной.

Отчетливо помню день нашего знакомства. Ранним утром я вернулся с операции и отдыхал в землянке комиссара соединения Емельяна Демьяновича Ломако. Ночь прошла удачно, я со своим отрядом выполнил задание, не потеряв ни одного человека, и поэтому, должно быть, мне спалось особенно хорошо. Однако поспать мне на этот раз долго не пришлось. Во сне я почувствовал вдруг, что кто-то сильно дергает меня за ногу. По партизанской привычке схватился за пистолет и быстро вскочил.

— В чем дело? — недовольно и тревожно спросил я комиссара.

— Вставай, — сказал Ломако. — Сигнал с дальнего поста. Вызывают кого-нибудь из командиров.

Через минуту мы уже были наверху и торопливо шагали по лесу. Партизанский лагерь сильно охранялся. Далеко вокруг были расставлены посты и секреты. Никто не мог попасть к партизанам без разрешения командира или комиссара. Посты задерживали всех приходящих и с помощью секретной сигнализации сообщали об этом командованию. Таков был строгий порядок, гарантировавший партизан от проникновения в лагерь вражеских лазутчиков. Выйдя на опушку леса, где в кустах был замаскирован секретный пост, мы увидели часового и двух человек в потрепанной одежде.

— Вот, — сказал часовой, — летчиками себя называют. Говорят, что из плена убежали, просят доставить к командиру.

— К какому командиру? — нарочито удивился Ломако. — Здесь нет воинских частей, нет и командиров.

— Не мути воду, товарищ, — нетерпеливо сказал плечистый паренек и сердито сверкнул глазами. — Мы действительно летчики, были сбиты, попали в руки к немцам, а теперь вырвались и пришли к вам. К вам, к партизанам…

Я заметил под рваным комбинезоном говорившего куртку на «молнии», у другого из-под плаща виднелся военный китель. Тем не менее они, конечно, мало походили на военных. Либо их раздели фашисты, когда брали в плен, либо они долго маялись в плену и растеряли, износили свое обмундирование. Я знал, что летчиков обычно одевали очень хорошо, их форма резко отличалась от одежды других родов войск. Как верить этим людям? Враг коварен. Он может выдать себя и за летчика, и за кого угодно. Но что-то располагающее было в смелых, честных глазах пришельцев, и мое недоверие как-то быстро стало улетучиваться.

— Когда вас сбили? Где? — спросил Ломако.

— 23 августа, в районе Таганрога, — твердо ответил летчик, видно, понимавший неизбежность такого допроса.

— Где расположен лагерь, откуда вы бежали?

— Нас везли в Берлин, — вздохнул летчик. — Вот с ним, с моим товарищем Виктором Карюкиным. У города Фастова мы выпрыгнули из эшелона и спаслись.

— А как ваша фамилия? — Ломако спросил это уже не так строго.

Маршрут летчик описал правильно, назвал несколько деревень по дороге из Фастова. Только через них можно было попасть в район партизанского лагеря.

— Лавриненков, — ответил летчик. — Владимир. Летчик-истребитель.

— Лавриненков! — Ломако затих, что-то припоминая, и наконец спросил: — А вы не Герой Советского Союза?

— Да, — сказал летчик и тут же поинтересовался: — А вы откуда знаете?

— А это уже наше дело, — улыбнулся Емельян Демьянович, крепко пожал летчикам руки, добавил: — Пойдемте в лагерь, к командиру.

Лавриненков Владимир Дмитриевич — дважды Герой Советского Союза, генерал-лейтенант. Бывший летчик, самолет которого сбит врагом на оккупированной территории. Сражался в рядах советских партизан.

Так летом 1943 года в партизанском соединении имени Чапаева, действовавшем в районе Днепра неподалеку от Киева, появились летчики Владимир Лавриненков и Виктор Карюкин. Храбрые это были люди. Они так быстро овладели партизанским ремеслом, что старые опытные вояки только диву давались. К сожалению, капитан Виктор Карюкин вскоре погиб. 12 сентября партизаны похоронили его на крутом берегу Днепра под густой кроной ветвистого дуба. А Владимира Лавриненкова нам удалось уберечь от гибели. Как и почему все-таки не погиб Лавриненков при его безрассудной храбрости и полном презрении к опасности, когда он буквально лез под пули, я расскажу позднее. А сейчас мне хочется познакомить читателя с боевой деятельностью Лавриненкова до его пленения и побега из плена.

Владимир Лавриненков был талантливым летчиком-истребителем, способным педагогом-инструктором. Потому его, несмотря на настойчивые просьбы, не отпускали на фронт, поручив ему воспитание молодых летчиков. Только когда началась гигантская битва на Волге, Лавриненков добился отправки на фронт. По шесть-семь раз в день поднимался он с аэродрома и вступал в бой с неприятельскими самолетами. Гитлеровские летчики хорошо знали его. Как только Лавриненков появлялся в воздухе, враги уклонялись от боя и удирали. Но не всем удавалось. К концу битвы на Волге на счету Лавриненкова было двадцать шесть сбитых самолетов противника. Он стал Героем Советского Союза. Имя прославленного летчика было широко известно не только на фронте, но и у нас, у партизан, в тылу врага. Вот почему наш комиссар так доверчиво принял пришельцев.

— Надо беречь соколов, — сказал командир соединения Иван Кузьмич Примак, когда ему доложили, какие гости пожаловали к нам в лагерь. — При первой же возможности переправим их через фронт. Там они сейчас нужнее всего.

Но как было уберечь летчиков, когда сами партизаны ежедневно подвергались всевозможным опасностям. Отряды вступали в бой с карателями, каждый день совершали вылазки. В одну из таких вылазок и погиб Виктор Карюкин. Узнав об этом, Иван Кузьмич Примак настолько был рассержен, что засадил под арест командира группы, который взял Карюкина на выполнение боевого задания. Мы знали, что Карюкин сам упросил командира взять его с группой. Он кричал и ругался, говоря, что не хочет есть даром партизанский хлеб и отсиживаться, когда оккупанты топчут родную землю.

— Такого специалиста не уберегли, — сурово говорил Примак собранным по этому случаю командирам отрядов. — В целом соединении не нашлось другого человека, чтобы послать вместо него? Слушайте теперь мой приказ: ответственность за безопасность Лавриненкова возлагаю лично на комиссара отряда Витряка. И вы, командиры, следите, чтобы дело не дошло до беды, как с летчиком Карюкиным.

Но Лавриненков был удивительным человеком. День и ночь он только и думал о том, как бы вырваться из лагеря и бить, громить фашистов. Уже в первую неделю пребывания в отряде Лавриненков ушел с оперативной группой, которая перерезала подземный немецкий кабель на стратегической дороге. Лавриненков часто самовольно уходил из лагеря и делал это так искусно, что его не замечали даже секретные партизанские посты. Комиссар Витряк, «шеф» Лавриненкова, наконец не выдержал и доложил командиру соединения о поведении своего подопечного.

— Попросите его ко мне, — приказал командир, — я поговорю с ним по-партизански.

— По вашему приказанию явился, — лихо отрапортовал командиру Лавриненков.

Иван Кузьмич и комиссар соединения Емельян Демьянович сидели за столом в командирской землянке. Во время рапорта Лавриненкова комиссар приподнялся с лавки, а Примак даже не повернул головы в сторону вошедшего.

— Смотри-ка, комиссар, — сказал Примак, отрываясь от бумаг — какой, оказывается, он дисциплинированный. Не забыл даже, как рапортовать командиру. А ребята жалуются на него. Может быть, несправедливо? А?

— Совершенно справедливо, товарищ командир соединения, — Лавриненков залился краской, как девушка, и вытянулся по стойке «смирно».

— Справедливо? — Примак встал из-за стола, лицо его посуровело. — Так что ж ты, милый человек, издеваешься над нами? Почему не слушаешь старших? Ты сейчас партизан и обязан подчиняться своим командирам. Я не допущу самовольства. Чтобы больше подобного не повторялось.

— Слушаюсь! — четко сказал Лавриненков. — Больше не повторится.

…Лавриненков притих, замкнулся в себе. Мы замечали, как тяготило его вынужденное безделье, как жаждал он настоящего боевого дела. Партизаны каждую ночь группами уходили в ближние и дальние рейды, громили оккупантов. Он слушал рассказы товарищей об операциях и заметно тосковал. А когда Лавриненков узнал, что соединение готовится к большой и важной вылазке, то и вовсе потерял покой. Партизаны собирались напасть на лагерь наших военнопленных и освободить товарищей. Лавриненков пошел к командиру соединения.

— Вы не можете мне запретить пойти вместе со всеми, — решительно сказал летчик, — мои товарищи томятся в фашистском плену, и я обязан помочь им. Я знаю, что такое плен…

— Разрешаю, — Примак пожал летчику руку. — Командир знал, что удерживать в такое время Лавриненкова просто нельзя. — Пойдете с отрядом Попова. Прошу без надобности не рисковать.

Лагерь военнопленных располагался в селе Хоцком в Приднепровье. По сведениям разведки, в нем содержалось около двух тысяч человек. Лагерь усиленно охранялся конвойными немецкими частями, жандармами и полицейскими. Партизаны тщательно подготовились к операции. Глубокой ночью лагерь был окружен. Партизаны-разведчики скрытно подобрались к часовым и быстро обезоружили их. Нечего и говорить, что среди разведчиков оказался и Владимир Лавриненков. С изумительной ловкостью он снял трех часовых, пробрался к домику караульного помещения фашистских охранников к забросал его гранатами.

Операция прошла очень удачно. Партизаны привели в свой лагерь больше тысячи бывших советских военнопленных. Соединение имени Чапаева получило прекрасное пополнение и резко усилило борьбу с оккупантами.

В это время шло успешное наступление Советской Армии на фронтах, и поддержка партизан была очень важной. Вскоре передовые отряды наших войск вышли к Днепру. Партизаны радовались встрече со своими братьями. Но особенную радость испытывал Владимир Лавриненков. Ведь он получил теперь возможность снова подняться в небо и умножить счет сбитых фашистских стервятников.

Владимир Лавриненков, оказавшись в родной стихии, сполна проявил свой боевой талант летчика-истребителя. Летом 1944 года грудь Владимира Лавриненкова украсила вторая звезда Героя. Войну он закончил в Берлине, куда в свое время фашисты пытались доставить его в качестве своего пленника.