Рождество в Бельгии
Рождество в Бельгии
К декабрю 1944 года Кельн превратился в сплошные развалины. Я встретился с гаулейтером Грохе в бункере в парке, где деревья были изломаны и изрублены на тысячи кусков. Оптимизм в этом подземном убежище был заметно ниже, чем в Берлине на Вильгельмштрассе.
«Англо-американцы? Да они всего в 32 километрах!»
Так оно и было. Позиции союзников в Аахене вытянулись почти до самого Рейна. Гаулейтер вернул меня к реальности. Еще один удар в его секторе, и тогда американские танки в тот же день окажутся перед входом в его маленький бетонный бункер.
Обычно каждый думает, что порог его дома — это порог целого мира. Тем не менее 4 декабря 1944 года американские машины находились в 30 минутах пути от Кельнского собора, американские и английские войска надвигались на Рейнланд с запада и юго- запада в направлении рек Маас и Саар.
Гаулейтер сказал нам, где следует искать штаб Зеппа Дитриха, он находился почти на бельгийской границе. Наши сердца стучали, когда мы начали марш. Мы видели лишь проблески солнца. Мы могли слышать рев моторов британских штурмовиков, но, укрытые плотными тучами, затянувшими все небо, мы довольно спокойно двигались на юго-запад.
Мы подходили к холмам Эйфель. Дорога шла через фантастически прекрасную долину. Города вдоль реки, с их старыми домами, средневековыми стенами, массивными воротами и сторожевыми башнями сохранились относительно неплохо.
В глубине долины сияли фиолетовые шиферные крыши и синие часовые башни. Снег был ясным и сверкал на полях. Каждый холм, возвышавшийся над дорогой, был увенчан мощной зенитной батареей. На нас это произвело хорошее впечатление. Колонны грузовиков двигались без задержек.
В 16.00 мы добрались до Зеппа Дитриха. Он возвращался из инспекционной поездки. Зепп не подтвердил радостные новости, которые со скоростью света носились по Берлину. Льеж так и не был отбит у союзников, но немецкие танки дошли до Либрамона и Сен-Убера. Они захватили Ла-Рош и Марш. Арденны были очищены на большом расстоянии от этих городов, немцы находились в нескольких километрах от Намюра и Динана. Они пересекли Арденнское плато всего за три дня. Река Ур была форсирована без единого выстрела. Бросок к Маасу оказался таким же стремительным, как в мае 1940 года.
Я спал в промороженном насквозь доме, а над головой со зловещим свистом пролетали немецкие ракеты V-1, оставляя за собой длинные красные огненные хвосты.
Мороз был очень сильным. В десять утра я посетил рождественскую мессу. Из церкви мы вышли толпой, старые фермеры, ребятишки с красными носами, полусонные солдаты. Но мы едва успели броситься в снег. Англо-американские истребители кружили над нами. Бомбардировщики проносились в морозном воздухе, оставляя за собой длинные белые следы.
Они громили коттеджи и убивали людей. Фермы горели. Женщины и маленькие девочки, перепачканные и окровавленные, оказывались под завалами.
Началось контрнаступление союзников. Не на земле, а в небе, в этом прозрачном свете. Следующие десять дней багровое солнце светило от рассвета и до заката. Ночи были прозрачными, каждое строение, каждый дом отчетливо виднелись на фоне белого снега.
Солнце было более смертоносным для немцев, чем две тысячи танков, использованные в контрнаступлении. Благодаря ему тысячи самолетов союзников постоянно бомбили и обстреливали дороги, деревни, развилки и зенитки, которые пытались остановить их.
* * *
На Рождество Зепп Дитрих перенес свой командный пункт в район между Мальмеди и Сен-Витом. Мы тоже двинулись в путь. Солнце поднималось ненадолго. Но масштабы опустошения определить стало уже невозможно.
Наверняка большинство бомб падало рядом с целью, создавая огромные грязные воронки на заснеженных полях или ломая ветви елей. Тем не менее союзники сыпали бомбы в таком количестве, что сотни их все-таки находили цель. Автомобили взрывались в пламени. Зияющие дыры возникали на дороге, вьющейся по склону горы. Дома складывались, словно были выстроены из игральных карт, и их обломки перекрывали дороги.
Следовало ожидать бомбардировки, поэтому сотни русских и итальянских пленных заранее отправляли в угрожаемое место. Они расчищали завалы и засыпали воронки, но это требовало времени. Колонны грузовиков стояли на месте. Штурмовики пикировали на них, поджигая множество машин, что создавало дополнительные проблемы. С этого дня мы были вынуждены рассчитывать, сколько именно машин потеряет очередной конвой.
Я использовал в качестве командной машины большой вездеход. Он имел мощный мотор и проходил повсюду не хуже танка, но при этом жрал 70 литров бензина на 100 километров. Заливая бензобак на остановке, я задержался на пять минут. Эта задержка спасла мне жизнь. Если бы не она, я оказался бы в Сен-Вите как раз в тот момент, когда весь город буквально взлетел на воздух.
Я находился еще в 150 метрах от этого симпатичного маленького городка. Я выезжал из рощи, чьи деревья спускались по крутому склону холма подобно кудряшкам, когда увидел прямо над головой эскадрилью самолетов союзников. Вероятно, это произошло где-то около 16.30.
То, что произошло дальше, напоминало конец света. Мигнула едва заметная вспышка, и тут же внезапно вся улица взлетела на воздух. Не дома. Не фонтаны обломков. Именно вся улица целиком. Она поднялась в воздух как единое целое, а потом рухнула обратно с ужасным грохотом.
В течение 20 минут одна эскадрилья сменяла другую. Издалека были видны люди, разбегающиеся по полям, маленькие синие точки на снегу. Затем огромное крутящееся облако поднялось к солнцу, которое уже цеплялось за вершины елей.
Ноги, руки, головы женщин и солдат торчали из куч мусора. Руины домов лежали прежними четкими линиями бывших улиц.
Мы увидели несколько больших деревьев, упавших поперек мостовой у первых домов, но скоро стало понятно, что все наши усилия будут напрасны. Повсюду лежали кучи обломков. Никто и никак не мог проехать сквозь этот хаос. Мой вездеход был вынужден капитулировать, как и другие машины. За эти 20 минут Сен-Вит был разрушен настолько, что через него нельзя было проехать до самого конца наступления.
* * *
Мы попытались объехать эти апокалипсические руины стороной по полям. Мой автомобиль подскакивал на бороздах, буксовал в снегу. Я вывел его к траншее на западной окраине Сен-Вита. Там рядком лежали мертвые американцы. Все они были прекрасно одеты. Все солдаты были мускулистыми и прекрасно сложенными парнями, которые явно не голодали и проводили время на свежем воздухе. Они были уничтожены огнем наших танков. У двоих лица стали каким-то плоскими, как рисунок на листе бумаги, но даже эти плоские лица дышали благородством.
В траншее не было свободного места. Каждый из этих парней прочно стоял на своем посту, хотя на них шли 50 или даже 100 танков. Следы гусениц четко виднелись на плотном снегу.
Мы хотели добраться до северного выезда из Сен-Вита, чтобы направиться в Мальмеди, но все выезды были заблокированы. Фельджандармы буквально разрывались на части, но не могли указать ни одной объездной дороги, по которой можно было направить колонну. Мы провели ночь на лесных тропинках, забитых грузовиками. Задержка казалась бесконечной.
Только на рассвете мы прибыли в заброшенную деревушку у северного конца долины примерно в 8 километрах от Сен-Вита. Маленькая церквушка, построенная на холмике, была окружена простыми крестьянскими могилами, украшенными изящными синими крестами, высеченными из сланца.
Северный фронт был близко. Мы могли слышать грозный грохот пушек. Ночью американцы подтянули артиллерию и вели огонь с опушки леса.
Зепп Дитрих находился в отдельном белом домике над городом. Там я встретил фельдмаршала Моделя. Это был крепкий, живой, краснолицый маленький человек с блестящими глазами. Его отвага стала легендарной. Он совершил самоубийство в 1945 году, не пережив поражения своей страны.
Сопротивление на севере от Мальмеди до Моншо оказалось очень сильным. Знаменитый полковник Скорцени, который освободил Муссолини в августе 1943 года и вывез его на легком самолете, попытался захватить Мальмеди внезапной атакой с помощью нескольких сот человек, специально обученных диверсионным действиям. Он напрасно потерял огромное число солдат, ничего не добившись, и сам был ранен. Скорцени получил рваную рану на лбу. Его лицо, и так испещренное шрамами, и сверкающие черные глаза придавали ему совершенно жуткий вид.
V-1 без устали пролетали в небе днем и ночью, оставляя за собой длинные хвосты красного огня. Один из них дважды перевернулся в воздухе прямо над деревней, словно свихнулся, а потом совершенно неожиданно клюнул носом и спикировал на соседнее поле.
На картах ситуация за последние три дня не слишком изменилась. На глаза лезли все те же названия: Бастонь, Сен-Убер, Марш, Динан, Чини. Немецкие планы были грандиозными. Если бы они были исполнены, ситуация на западе могла кардинально измениться хотя бы на несколько месяцев.
Это был тройной маневр. Быстрое продвижение к Маасу и Северному морю не было единственной целью операции, но только ее первой стадией. Вторая операция была нацелена на то, чтобы обойти с тыла и полностью окружить войска союзников, которые были сосредоточены восточнее Льежа на плацдарме у Аахена. Это было задачей армии Зеппа Дитриха, развернутой к северу от Арденн. Третья операция должна была привести к разгрому союзников в Эльзасе.
Немецкие войска были готовы к наступлению. Гиммлер лично приехал на Рейн, ожидая успешного удара на Льеж и Седан, который повторял маневр обхода линии Мажино, совершенный весной 1940 года.
Удар в направлении Льежа (операция номер два) успеха не имел с самого начала. Линия от Льежа до Аахена выдержала наш натиск.
Армия Зеппа Дитриха намеревалась повторить операцию выше по течению Мааса. Реку следовало форсировать в Уи. Только после этого планировалось начать настоящее сражение, которое отсекло бы 200 ООО англо-американцев в районе Аахена от тыловых районов и могло бы привести к окружению этой группировки.
Зепп Дитрих показал мне карту района Тонгэ — Сен-Тронд к западу от Льежа. «Смотри! Именно здесь я прижму их!» — сказал он. Затем он большим пальцем ткнул в Аахен, священный город империи. Глаза его сверкали. «Аахен! К 1 января я буду в Аахене».
Тем же вечером штурмовые дивизии Ваффен СС выдвинулись на северо-запад и развернулись напротив Барво и Лерно. Командный пункт Зеппа Дитриха развернули на мельнице в большой деревне на проселке между Уффализом и Ла-Рошем.
* * *
Мы были пока заинтересованными зрителями. Мы проехали через две деревушки в Арденнах, на белых стенах ферм крупными буквами было написано «REX», что напоминало волнующие дни великих политических баталий.
Мы спустились до деревни Штейнбах, находящейся в паре километров к северо-востоку от Уффализа. Там находился древний замок, холодный и заброшенный, в котором наша маленькая колонна сделала остановку. Фермеры Арденн вышли из своих домов и приветствовали нас с подкупающей простотой. Все вспоминали моих предков, которые жили в этом районе, и встречи со мной. Они зазывали нас перекусить в свои низенькие дома, освещенные только старыми керосиновыми лампами. Картошка, поджаренная с салом, исходила паром на разукрашенных блюдах — точно так же, как это было в детстве.
Эти жесткие благородные лица, продубленные работой в поле, были типичными для нашего благородного народа. Мы свободно вздохнули. Мы были счастливы. Здесь, в теплых домах фермеров, полных теней, возле каминов, в которые потрескивали еловые поленья, мы блаженствовали, снова ощутив себя на родной земле, среди своего народа.