362

М. Кадо (Cadot. Р. 208–209) усматривает здесь намек на так называемый «Кружок Шестнадцати» — общество, которое образовалось в 1839 г. в Петербурге «частью из окончивших университет, частью из кавказских офицеров» и в котором любые вопросы обсуждались «с полнейшей непринужденностью и свободой, как будто бы III Отделения собственной его императорского величества канцелярии вовсе и не существовало» (воспоминания одного из членов кружка, К. Браницкого, в его книге «Les Nationalitеs slaves», 1879; цит. по кн.: Герштейн Э. Г. Судьба Лермонтова. М., 1986. С. 130); в кружок входили, среди прочих, М. Ю. Лермонтов, будущий иезуит И. С. Гагарин и сын приятельницы Кюстина «баронессы***» (Ц. В. Фредерикс) — барон Дмитрий Петрович Фредерикс. Не отвергая полностью возможности знакомства Кюстина с кем-то из Шестнадцати (ср., однако, признание самого маркиза в письме к Варнгагену от 27 июля 1В43 г.: «В России много тайных обществ, в которые наверняка входят лучшие умы страны; я с ними не познакомился». — Lettres а Varnhagen. P. 461), заметим, что французские газеты на протяжении 1837–1839 гг. неоднократно помещали информацию о волнениях в русской армии, о проекте заговора по образу того, какой возглавил в 1825 году С. Муравьев-Апостол (Commerce, 19 ноября 1837 г.; Presse, 29 ноября 1837 г.; Siеcle, 29 ноября 1837 г.), об офицерах русского корпуса, стоящего в Варшаве, которые были частью арестованы, а частью переведены в Сибирь по обвинению в причастности к заговорам (Constitutionnel, 12 декабря 1837 г.), о «разжаловании и отставке сотни высших военных и гражданских чиновников, замешанных в заговоре против правительства» (Commerce, 19 февраля 1839 г.), о заговоре в стоящем в Литве корпусе генерала Ф. К. Гейсмара (Univers, 23 октября 1839 г.). Либеральная пресса даже использовала эти сведения для противопоставления слабой России, где «народ и армия перейдут на сторону противника, чтобы бороться с имперским деспотизмом», Франции, где «народ и армия составляют единую нацию» (Constitutionnel, 25 сентября 1837 г.). О недовольстве, зреющем среди русских военных, были осведомлены и находившиеся в России французские дипломаты; так, первый секретарь посольства Серее доносил 1 августа 1838 г. главе кабинета графу де Моле: «Все отмечают, что с некоторых пор офицеры питают неподдельное недовольство, выражающееся в публичных жалобах, которые отсутствие императора делает еще более смелыми. Строгость великого князя Михаила <Павловича> и безжалостное упорство, с которым он заставляет подчиненные ему полки участвовать в самых утомительных маневрах, не имеющих никакой видимой пользы, немало способствовали росту этого недовольства. Рассказывают, что многие солдаты сами прекращают течение своей жизни, дабы избегнуть варварских наказаний, которые обрушиваются на них за мельчайшую небрежность или нарушение военного регламента. Я принадлежу к числу тех, кто полагают, что главная опасность грозит России со стороны этой огромной массы вооруженных людей, посредством которой император играет в солдатики и которою он командует со строгостью, принимаемой за здравую дисциплину. Ему, однако, не следовало бы забывать о множестве империй, которые сначала попадали в зависимость от этой страшной масcы, в России, вдобавок, не имеющей никакого противовеса, а затем гибли, растерзанные ею» (АМАЕ. Т. 193. Fol. 131 verso). Таким образом, о брожении в армии Кюстин мог знать из прессы или из разговоров с дипломатами, и само по себе упоминание в его тексте офицеров-«фрондеров» еще не дает основания представлять его рупором русских либералов, как вслед за Жюлем Мишле (см.: Michelet J. Legendes democratiques du Nord. P., 1968. P. XXXV) делает M. Кадо.