ЧТО РЕАЛЬНО УГРОЖАЛО «БОЛЬШОЙ ТРОЙКЕ»?

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ЧТО РЕАЛЬНО УГРОЖАЛО «БОЛЬШОЙ ТРОЙКЕ»?

Так планировали ли нацистские спецслужбы операцию по устранению лидеров антигитлеровской коалиции или же все это досужий вымысел?

В нашей послевоенной литературе прочно укоренилось мнение: такой нацистский заговор реально существовал. Сошлюсь на один из наиболее солидных источников — книгу воспоминаний «Страницы дипломатической истории», принадлежащую перу известного дипломата и литератора Валентина Бережкова, ныне покойного. Он принимал участие в Тегеранской конференции в качестве личного переводчика И. Сталина. Автор излагает официальную версию Кремля: гитлеровская разведка готовила покушение на участников встречи; разработку этой операции, получившей кодовое название «Длинный прыжок», Гитлер поручил начальнику абвера {6} адмиралу Вильгельму Канарису и шефу Главного управления имперской безопасности обергруппенфюреру СС и генералу полиции Эрнсту Кальтенбруннеру.

В качестве доказательства В. Бережков ссылается на сведения, которые поступили в Наркомат государственной безопасности СССР «из лесов под Ровно», где за линией фронта действовал специальный разведывательно-диверсионный отряд под командованием Д. Медведева и А. Лукина. Там находился знаменитый разведчик-диверсант Николай Кузнецов.

От Д. Медведева в октябре 1943 года поступило следующее донесение. Н. Кузнецов, выступивший в немецком тылу под видом немецкого фронтового офицера, обер-лейтенанта Пауля Зиберта, установил дружеские отношения с приехавшим из Берлина в Ровно штурмбаннфюрером (майором) СС Ульрихом фон Ортелем и выведал у него великую тайну. Однажды эсэсовец предложил полюбившемуся ему фронтовику перейти в службу безопасности и пообещал познакомить его с одним из ответственных сотрудников того учреждения, «героем рейха и спасителем Муссолини» штурмбаннфюрером СС Отто Скорцени. С ним фон Ортелю якобы придется выполнять какую-то важную операцию.

Кузнецову-Зиберту не пришлось долго допытываться, о чем идет речь. Размякший, как пишет автор, от коньячных паров фон Ортель все выболтал.

— Скоро я отправлюсь в Иран, друг мой, — доверительно шепнул он. — В конце ноября там соберется «Большая тройка». Мы повторим прыжок в Абруцци {7}. Только это будет длинный прыжок! Мы ликвидируем «Большую тройку» и повернем ход войны. Мы попытаемся похитить Рузвельта, чтобы фюреру легче было договориться с Америкой…»

А вот как красочно описывал сам Д. Медведев, командир Н. Кузнецова, этот эпизод в своих, вышедших после войны воспоминаниях «Сильные духом».

«Зиберт и фон Ортель встретились в казино… И тогда фон Ортель сказал ему наконец, куда он собрался направить свои стопы: на самый решающий участок фронта.

— Где же тогда этот решающий участок?

— В Тегеране, — с улыбкой сказал фон Ортель.

— В Тегеране? Но ведь это Иран, нейтральное государство?

— Так вот именно здесь и соберется в ноябре «Большая тройка». Сталин, Рузвельт, Черчилль.

И фон Ортель рассказал, что он ездил недавно в Берлин, был принят генералом Мюллером и получил весьма заманчивое предложение, о смысле которого Зиберт, вероятно, догадывается. Впрочем, он, фон Ортель, может сказать ему прямо: предполагается ликвидация «Большой тройки». Готовятся специальные люди. Если Зиберт изъявит желание, то он, фон Ортель, походатайствует за него. Школа — в Копенгагене. Специально готовятся террористы для Тегерана. Разумеется, об этом не стоит болтать».

И далее: «В тот же день на политинформации партизанам прочитали сообщение о провале гитлеровского заговора в Тегеране. Разумеется, фамилия Кузнецова не было при этом упомянута… Не могло быть сомнения, что гитлеровские агенты, о которых шла речь в телеграмме, в том числе, конечно, и фон Ортель, занимавший среди них не последнее место, вовремя были найдены и обезврежены.

— Поздравляю вас, Николай Иванович!

— Ну я-то, может, здесь и ни при чем, — ответил Кузнецов. — Тут ведь, надо думать, десятки людей потрудились…»

А вот бывший начальник Четвертого управления НКВД-НКГБ генерал-лейтенант Павел Судоплатов, который руководил и Медведевым, и Кузнецовым, в своих мемуарах «Специальные операции. Записки нежелательного свидетеля», появившиеся в 1994 году на английском языке в Соединенных Штатах и лишь через два года на русском под названием «Разведка и Кремль» в Российской Федерации, излагает этот эпизод кратко, сухо, без лишних эмоций и прикрас:

«Медведев и Кузнецов установили, что Скорцени готовит группы нападения на американское и советское посольства в Тегеране, где в 1943 году должна была состояться первая конференция «Большой тройки».

Далее П. Судоплатов поясняет, что Кузнецов-Зиберт подружился с офицером немецкой спецслужбы фон Ортелем, занятым поиском людей, которые имеют опыт борьбы с русскими партизанами. Такие «специалисты» нужны ему для операций против высшего советского командования.

«Задолжав Кузнецову, — продолжает высокопоставленный мемуарист, — фон Ортель предложил расплатиться с ним иранскими коврами, которые собирался привезти из деловой поездки в Тегеран. Это сообщение, немедленно переданное в Москву, совпало с информацией из других источников и помогло нам предотвратить акции в Тегеране против «Большой тройки».

Вот так — не больше и не меньше!

Странно, но никто до сих пор не заметил грубых разночтений в изложении одного и того же эпизода у двух вроде бы самых компетентных в спецвопросах мемуаристов. Если фон Ортель у Дмитрия Медведева уже готов отправить Кузнецова-Зиберта в копенгагенскую школу, готовящую диверсантов и террористов для использования в операции «Длинный прыжок», которую поручено проводить Отто Скорцени, то у Павла Судоплатова речь идет только о поездке фон Ортеля в Тегеран для участия в ликвидации «Большой тройки» — и только. Начальник разведывательного диверсионного управления НКВД не упомянул о названии немецкой операции — «Длинный прыжок», ни об участии в этом деле Отто Скорцени. Есть и другие разночтения, и они сразу заставляют насторожиться внимательного читателя — здесь что-то не то!

К сожалению, свидетельства Д. Медведева и П. Судоплатова, как показывает пример с В. Бережковым, были приняты нашими исследователями и литераторами целиком и полностью на веру. И никто, насколько мне известно, до сих пор не задумывался, мягко выражаясь, над странностью и нелогичностью эпизода, который лег в основу «сообщения из ровенских лесов» в Центр. Если же немного пошевелить мозгами, то сразу бросится в глаза сверхъестественное везение, сопутствовавшее Кузнецову-Зиберту. Далеко от Берлина, где планируются крупные операции немецких спецслужб, в прифронтовой полосе, он встречает ответственного сотрудника внешней разведки Главного управления имперской безопасности штурмбаннфюрера СС фон Ортеля, носителя сверхсекретных сведений гитлеровского рейха, который быстренько выбалтывает их малоизвестному армейскому обер-лейтенанту, хотя тот и был весьма приятным и щедрым собутыльником. Эта история словно списана со страниц незатейливого шпионского романа. Смею уверить, такой в жизни вряд ли встретишь.

Нужно также обладать немалой фантазией, чтобы вообразить, как фон Ортель, беседуя в Ровно с Кузнецовым-Зибертом в ноябре или пусть даже в октябре 1943 года, смог бы принять участие в операции «Длинный прыжок», намеченной на конец ноября. Ведь нужно было вернуться из украинской глухомани в Берлин, пройти там или в Копенгагене боевую и специальную подготовку, десантироваться на юге Ирана с промежуточной остановкой в Крыму {8}.

Самое удивительное в истории с фон Ортелем было то, что она, как выяснилось в наши дни, не нашла должного отражения в личном деле Кузнецова-Зиберта. Не веря себе, я обратился, пожалуй, к самому лучшему знатоку биографии выдающегося советского разведчика, писателю Теодору Гладкову, автору великолепной документальной повести о нем «С места покушения скрылся», которая была издана в 1998 году.

— Да, там, в личном деле, я ничего не нашел, — подтвердил Теодор Кириллович.

— Фон Ортель ни словом не обмолвился с Кузнецовым-Зибертом об Иране и предстоящей в Тегеране конференции «Большой тройки».

Что же заставило тогда отправить в Центр радиошифровку о готовящейся немецкой разведкой террористической акции против Сталина, Рузвельта и Черчилля? Лишь весьма расплывчатые данные от одной из помощниц Кузнецова, жительницы Ровно Марины Мякоты, которая была агентом фон Ортеля. В ее деле Гладков обнаружил документ, который, лишь имея большую фантазию, можно истолковать как косвенное подтверждение возможной операции гитлеровской разведки в Иране. Мякота сообщила, что ее шеф, штурмбаннфюрер СС фон Ортель, собирается уехать, но куда точно — не сказал. Кузнецов настойчиво попросил Марину постараться вспомнить все, самые мельчайшие подробности разговора с фон Ортелем, любые детали, намеки — все это очень важно.

— Да ничего он мне больше не говорил, — после раздумья ответила девушка. — Вот только упомянул, что, когда вернется, привезет мне в подарок персидский ковер.

Вот отсюда и пошло. Персидский ковер — это Иран {9}. А столица Ирана — Тегеран, там собирается провести конференцию «Большая тройка». Зачем ехать туда немецким диверсантам и террористам? Ясно, чтобы воспользоваться редким случаем, когда лидеры антигитлеровской коалиции соберутся вместе, и ликвидировать их. И закрутилось…

Удивительно, но никто из руководителей советских спецслужб и аналитиков почему-то не подумал: персидские ковры не обязательно было тащить за тридевять земель из Ирана. Фон Ортель мог бы купить или конфисковать их в любой европейской стране, оккупированной гитлеровцами. Например, в той части Советского Союза, которая попала под пяту вермахта, немцы отобрали у населения и вывезли из музеев немало великолепных изделий восточных мастеров.

А Николай Кузнецов, он же Пауль Вильгельм Зиберт, так и не смог выяснить, почему фон Ортель завел разговор о персидских коврах. Когда недели через три он вернулся в Ровно, Марина Мякота сообщила ему, что штурмбаннфюрер СС застрелился в своем рабочем кабинете. Когда и где прошли его похороны — неизвестно.

«Кузнецов не сомневался, — пишет Т. Гладков, — что никаких похорон не было, потому как не было никакого самоубийства. Его интересовало другое: почему фон Ортель так неожиданно покинул город и для чего устроил такую инсценировку? Об этом можно было только гадать…»