ТИФЛИССКИЕ СОСЛУЖИВЦЫ

ТИФЛИССКИЕ СОСЛУЖИВЦЫ

Да, вот это мы узнаем впервые. И узнаем из тетради племянника — Василия Завелейского. Теперь становится окончательно ясным, что не зря я искал ее, она того стойла! Потому что племянник сообщает много новых и весьма интересных сведений, рассказывая о своих отношениях с дядей и шестнадцатилетнею «теткой».

«Я, — пишет Завелейский-племянник, — стал бывать у них довольно часто, а обедал каждое воскресенье и каждый праздник. У них я познакомился с некоторыми лицами, значительными в нашей администрации, и аристократами. Здесь, — продолжает мемуарист, — я познакомился с князем Александром Гарсевановичем Чавчавадзе, грузином, генерал-лейтенантом и владетелем Кахетии, с Василием Семеновичем Легкобытовым и с Николаем, по отчеству забыл, Калиновским и некоторыми другими лицами, которые служили или так были знакомы дяде, когда он был грузинским губернатором».

И снова — через тридцать страниц — вспоминает, что дядя познакомил его с «несколькими хорошими людьми». Кто же эти хорошие люди?

Тот же Александр Гарсеванович Чавчавадзе, Василий Семенович Легкобытов, тот же Калиновский, «который был при дяде в Грузии вице-губернатором». И два новых имени: сочинитель Григорьев и Лысенко, «который был у дяди правителем канцелярии».

Фамилия Чавчавадзе не нуждается здесь в пояснениях. Поэтому начнем с Легкобытова.

Василий Семенович Легкобытов смолоду служил в министерстве финансов, потом был отправлен в Грузию к Завелейскому — советником грузинской казенной экспедиции. Занимался описанием восточных провинций Закавказья и по возвращении в Петербург на основе тех материалов, что были собраны им и его товарищами, написал четырехтомное исследование «Обозрение российских владений за Кавказом в статистическом, этнографическом, топографическом и финансовом отношениях», обозначив долю участия каждого в этом общем труде.

Все четыре тома вышли в 1836 году. Вернулся Легкобытов в столицу в 1834-м. Стало быть, в то самое время, когда его встречает Завелейский Василий, он трудится над составлением этого описания, которое в продолжение многих десятилетий будет считаться «самым обстоятельным трудом» по экономике Закавказья.

Иван Николаевич Калиновский — старый сослуживец П. Д. Завелейского по министерству финансов. Они вместе участвовали в поимке контрабандистов, вместе отправились в Грузию, где Калиновский возглавлял после Петра Демьяновича грузинскую казенную экспедицию и в отсутствие Завелейского постоянно заменял его на посту губернатора. В 1833 году по неудовольствию барона Розена освобожден от должности и возвратился в столицу.

А кто такой литератор Григорьев?

Тоже сослуживец по Грузии, кстати — лицо в литературе небезызвестное.

По окончании петербургской гимназии Василий Никифорович Григорьев увлекся литературой и познакомился с Кондратием Федоровичем Рылеевым — будущим руководителем Северного общества декабристов. Стал часто бывать у него, «оставался с ним наедине, толкуя о современной литературе».

В ту пору Григорьев писал стихи в рылеевском духе и печатал их в «Полярной звезде», альманахе Рылеева и Бестужева.

Вскоре Рылеев рекомендовал молодого литератора в члены «Вольного общества любителей российской словесности». Тут, на заседаниях Общества, Григорьев встречал будущих участников декабрьского восстания Александра и Николая Бестужевых, Федора Глинку, Александра Корниловича… Этим его литературные знакомства не ограничивались. Григорьев знал Пушкина, Языкова, Сомова, Дельвига, знал Грибоедова. Знакомство с Грибоедовым продолжилось на Кавказе, когда Григорьев был послан из Петербурга на службу в Грузию, к Завелейскому. В Тифлисе встречал он и Чавчавадзе и был позван на бал по случаю свадьбы Грибоедова и дочери Чавчавадзе Нины. Это в разговоре с Григорьевым Грибоедов назвал «самой пиитической принадлежностию Тифлиса» монастырь святого Давида, в ограде которого хотел найти последний приют. Так случилось, что именно он, Григорьев, первый из русских встретил «бренные останки Грибоедова у Аракса, на самой нашей границе», когда гроб с телом великого драматурга везли из Тегерана в Тифлис. Описание этой печальной встречи Григорьев послал в Петербург, и оно появилось в «Сыне отечества».

Кроме того, в петербургских журналах в те годы печатались его грузинские очерки: «Грузинская свадьба», «Алавердский праздник», «Встреча с англичанами в Кахетии». Содержание очерков объясняется тем, что Григорьев занимался камеральным описанием Кахетии и заодно побывал в гостях в Цинандали — кахетинском имении А. Г. Чавчавадзе, где был принят Ниной Александровной очень радушно.

Однажды — это было в Тифлисе — Григорьев обедал у военного губернатора Стрекалова, — в комнату ввели людей, только что доставленных из Сибири. Это были декабристы Владимир Толстой и Александр Бестужев-Марлинский, «сгорбленный, с мрачной физиономией».

«Может ли быть! — вскричал Бестужев, узнав в молодом чиновнике юношу, коего некогда встречал в Петербурге на заседаниях «ученой республики», как называли «Вольное общество любителей российской словесности». — «Вы ли это, Григорьев?»

Вспоминал об этом Григорьев в старости, когда от революционного пыла в ном уже ничего не осталось и о своих Декабристских симпатиях он говорит неохотно и как-то вскользь. Тем не менее, описав эту встречу, он добавляет:

«Я раз, навестив его, нашел в нем прежнего Александра Бестужева. Остроты по-прежнему так и сыпались… В обществе он был при всей колкости своей очень занимательный собеседник, душа у него была добрая…»

«Нашел прежнего Бестужева!» Значит, знал его близко! Бестужев в его присутствии разговаривает с непринужденностью…

Становится ясным, что их знакомство было более коротким, а встречи — более частыми, нежели Григорьев собирался представить это в своих записках: в Тифлисе они встречались, и, можно думать, не один раз. Потом Григорьева послали в Нахичевань. Вернувшись в столицу, в прежний свой департамент, он выпустил книгу «Статистическое описание Нахичеванской провинции». Об этой книге Пушкин в своем «Современнике» 1836 года напечатал очень похвальный отзыв.

Что касается упомянутого Василием Завелейским Дмитрия Степановича Лысенко (или Лисенкова), то он действительно был в Грузии правителем канцелярии при Петре Демьяновиче Завелейском и к этому времени тоже вернулся в столицу.

Вот, оказывается, кого встречал автор воспоминаний в доме своего дяди. Его старого друга А. Г. Чавчавадзе и прежних дядиных сослуживцев, которые стали друзьями обоих — и Завелейского, и Чавчавадзе. Это — Калиновский, Легкобытов, Григорьев и Лысенко, удаленные из Грузии по соображениям политического порядка. Розен не доверяет им. Он предписал местным начальникам, какие должно давать им сведения, как учинить за ними надзор.

Розен достиг своего. Министерство финансов вынуждено было отозвать с Кавказа этих способных чиновников, не успевших завершить порученную работу, ибо Розен продолжал настаивать на том, что разыскания о состоянии жителей закавказских провинций «должны были породить недоверчивость, а потом и негодование».

«Нерешительность, — писал Легкобытов в предисловии к своей книге, подразумевая наместника Розена, — нерешительность думала видеть препятствия… в то уже время, когда важнейшая и большая часть владений были осмотрены… Невозможность существовала только в воображении и представлялась тому только, кому характер обитателей Закавказья вовсе был не известен, кто не желал или не был в состоянии видеть слишком ясной пользы этого предприятия».