СОСЛУЖИВЦЫ О ГЕНЕРАЛЕ

СОСЛУЖИВЦЫ О ГЕНЕРАЛЕ

Генерал-лейтенант в отставке, участник Великой Отечественной войны Устинов Иван Лаврентьевич.

— Иван Лаврентьевич, служа в Германии, вы были свидетелем эпохальных событий 1953 года. В это время начальником управления военной контрразведки МГБ СССР по ГСВГ был генерал-лейтенант Железников Николай Иванович, с которым мне довелось общаться во время учебы в Высшей школе КГБ при СМ СССР в начале шестидесятых. Он был начальником 1-го факультета. У нас, слушателей того периода, создалось о нем впечатление как о высоком профессионале и добром человеке. Как известно, это было время гонения на органы со стороны нового руководства страны в лице Н.С.Хрущева. Что случилось с руководством управления?

— Да, время вы правильно охарактеризовали — время гонения. Не разбирались, кто прав, кто виноват. Генерал-лейтенант Николай Иванович Железников судебных преследований избежал, но был уволен в отставку. В годы войны он был опытным руководителем больших коллективов военных контрразведчиков, армий и фронтов. Он обладал качествами доброго и внимательного человека, смелого в принятии сложных решений. В целом это был достойный и преданный делу руководитель. Жаль, что с ним в то время обошлись так грубо и незаслуженно.

— А кто был его заместителем?

— Первым его заместителем некоторое время был генерал-майор Николай Григорьевич Кравченко, который во время войны принимал непосредственное участие в предотвращении в Тегеране террористической акции против тройки глав государств антигитлеровской коалиции СССР, США и Великобритании — Иосифа Сталина, Франклина Рузвельта и Уинстона Черчилля. Физическое устранение так называемой «Большой тройки», планировавшееся немецкими спецслужбами

Именно за это, как стало известно потом, по предложению президента США Франклина Рузвельта нашему военному контрразведчику, сотруднику СМЕРШа НКО СССР Николаю Григорьевичу Кравченко, 32-летнему подполковнику, было присвоено генеральское звание. Однако он никогда не упоминал об обстоятельствах этого события, вел замкнутый, одинокий образ жизни.

Генерал Кравченко завершил службу на должности руководителя Особого отдела КГБ при СМ СССР по Прикарпатскому военному округу. Он был уволен без пенсии за якобы участие в допросах во время массовых репрессий 1937 года.

Позднее с моим участием дело было пересмотрено, и его восстановили в правах. Как оказалось, в допросах он участвовал в качестве стажера, исполняя практически роль писаря. Так нелепо складывались иногда судьбы людей.

Заполучить у генерала Кравченко какие-либо материалы или воспоминания об участии в событиях Тегеранской конференции так и не удалось…

Генерал-майор в отставке Иванов Леонид Георгиевич, участник Великой Отечественной войны, служивший с нашим героем в ГСОВГ.

— Леонид Георгиевич, вы наш гуру, по многим вопросам истории военной контрразведки, и в частности периода, когда она называлась хлестким, как выстрел, именем — СМЕРШ. Знаю, вы служили с Николаем Григорьевичем Кравченко в Группе советских оккупационных войск в Германии (ГСОВГ). Не могли бы вы вспомнить что-либо об этом человеке?

— Да, я имел счастье служить с таким изумительным человеком, каким был заместитель начальника Управления особых отделов МГБ СССР по Группе советских оккупационных войск в Германии (ГСОВГ), так она тогда называлась, генерал-майор Кравченко Николай Григорьевич. Вскоре после окончания Великой Отечественной войны И.В.Сталин дал высокую оценку деятельности органов СМЕРШ и высказал благодарность всему личному составу военной контрразведки за проделанную титаническую работу в годы войны.

Но война закончилась. Шел процесс широкого сокращения Вооруженных сил СССР. За ненадобностью ликвидировались и многие отделы СМЕРШа, ставшие потом отделами МГБ после образования 15 марта 1946 года Министерства государственной безопасности СССР во главе с Виктором Семеновичем Абакумовым.

Под сокращение попали сотни оперативных работников. Я же под увольнение не угодил: напротив, меня перевели с повышением из отдела контрразведки СМЕРШ армии в управление МГБ СССР ГСОВГ. Там был назначен начальником отделения, которое занималось оперативным обслуживанием всех частей группового подчинения.

В начале 1949 года меня руководство выдвинуло начальником Особого отдела 28-го гвардейского стрелкового корпуса, штаб которого дислоцировался в городе Гере — земля Тюрингия. Курировал корпус заместитель начальника Управления особых отделов МГБ СССР группы войск генерал-майор Николай Григорьевич Кравченко.

— Какое впечатление сложилось у вас при рабочих встречах с ним?

— Скажу кратко, он был профессионал, как говорится, высокой ковки. Дело наше знал глубоко. Часто бывал в гарнизонах. Чувствовалось сразу, опытный был контрразведчик. При планировании тех или иных агентурно-оперативных мероприятий мог подсказать и посоветовать недостающие детали, дельные пункты. Писал документы грамотно и быстро.

Ростом был, примерно, как я — высокий. Стройная фигура, крепкое телосложение, копна черных, как смоль, рассыпающихся волос, лицо с карими глазами вызывало умиление. Его женщины так и называли — красавец. Бегало за ним много дам. Мне тогда казалось, что он мог легко убедить в своей правоте любого. Это был оперативник-агентурист, что называется, от Бога!

— Что вы знаете о личной жизни Николая Григорьевича?

— Знал, что он был холостяком. Но на одном из концертов он приглянулся известной тогда киноактрисе, фамилию, к сожалению, забыл, сколько воды уже утекло. Лицо ее по фильмам представляю, а вот как величали артистку не смогу вспомнить. Она первой озвучила роль Аксиньи в фильме по роману Шолохова «Тихий Дон»…

Мне скоро столетие.

— Ее фамилия не Цесарская?

— Да-да, она.

— Так они жили вместе?

— Нет, она нередко приезжала к нему. Наберет тряпок и другого барахла, и в Москву. А он ее опекал, видно любил, что ли…

— Можете вспомнить что-либо интересное в оперативной работе, где участвовал генерал Кравченко?

— Почти все оперативные операции, проводимые личным составом особого отдела МГБ 28 гвардейского корпуса, он курировал лично. Вот несколько характерных для того времени примеров.

Офицер-артиллерист в городе Гере, майор, установил близкую связь с одной из немок, которая, по нашим данным, была связана с иностранной разведкой. Она стала потихоньку обрабатывать майора и склонять его к уходу на запад. Имея такие сведенья, я вызвал к себе офицера для профилактической беседы, в которой потребовал от него прекращения контактов с немкой. Указав, что в противном случае он может быть отправлен в Советский Союз. Он в принципе согласился с моими доводами.

Через некоторое время поступили данные, что офицер не является на службу. Мы естественно встревожились, думая о том, что он, возможно, бежал с пассией на запад.

— Вверх, наверное, докладывали?

— Конечно, сразу же доложил генерал-майору Кравченко. Он, скажу вам, довольно спокойно отреагировал на мою «неприятность» и порекомендовал провести серию конкретных мероприятий.

Незамедлительно пошли на квартиру к немке. Дверь оказалась закрыта. На стук и звонки никто не отвечал. Ну, думаю, вот будет взбучка мне, проворонил перебежчика. Уволят из органов, а я на взлете…

Взломав дверь, мы нашли несчастную хозяйку и нашего майора, молодых и красивых, лежавших на кровати валетом мертвыми. Она погибла от выстрела в сердце, а он от пули в висок.

— Записки никакой не оставил?

— Оставил. На клочке бумаги майор просил никого не винить о произошедшем. Офицер писал, что он и Габриель любят друг друга, но от него требуют прекратить связь, что выше его сил. Уйти на запад, как советский офицер, он не может, и потому они избрали единственный оставшийся им путь, решив по взаимному согласию покончить жизнь самоубийством.

До сих пор вижу перед собой мужественное лицо того боевого майора с множественными орденскими планками на кителе, вновь спрашиваю себя, так ли я все ему сказал при профилактической беседе, все ли нужные слова тогда нашел?

Похоронили их в одном гробу…

А вот другой пример.

Молоденький лейтенант изнасиловал молодую немку. В этом не было необходимости, эта немка свободно и с большим желанием шла на интимную связь с нашими офицерами. Лейтенант был очередной ее жертвой. Его арестовали. Узнав об этом, к командиру части пришел отец потерпевшей немки.

Он задал вопрос:

— Зачем и за что арестован герр офицер?

Узнав причину ареста, он возмутился:

— Подумаешь, изнасиловал дочь! Что здесь такого? Раньше в Германии, с того, кто совершит изнасилование, брали штраф в 50 марок и все. А вы — сразу арест! И потом, имейте в виду, — продолжал ходатай, — девочка ведь тоже получила удовольствие.

Вот такая мораль.

Во всяком случае, военные контрразведчики продолжали заниматься выявлением связей армейских офицеров с немками, так как через эти связи могла идти обработка офицеров на вербовку или склонение к измене Родине.

— Как вел себя Николай Григорьевич с подчиненными?

— Я не знал другого такого начальника, который так бы спокойно чувствовал себя в любой стрессовой ситуации. Он умел сдерживать эмоции даже тогда, когда подчиненный был неправ или совершал ошибку.

Неправого пытался убедить в неправоте, а ошибающемуся доказать в корректной форме суть ошибки и как ему теперь ее исправить. В оценках деятельности того или иного работника он был беспристрастен, объективен и честен. Ценил работников по их деловым качествам и конкретным результатам.

Взвешивая чужие промахи, мало кто из нас не положит руку на чашу весов. Он никогда не клал ее для лишнего веса.

Убыл генерал Кравченко из Германии где-то в начале пятидесятых годов…

Больше я с ним не встречался, хотя знал, что в последнее время он служил в Прикарпатском военном округе. Со Львова он и был уволен…

Генерал-майор в отставке, прослуживший с героем повествования Н.Г.Кравченко в Особом отделе КГБ при СМ СССР по ПрикВО четыре года, Кириллов Василий Афанасьевич.

— Василий Афанасьевич, мы с вами служили в 1-м секторе особого отдела КГБ при СМ СССР по Прикарпатскому военному округу, только вы ровно на десять лет раньше покинули Львов, убыв в 1959 году в ГСВГ, а я в 1969 — в ЮГВ. К сожалению, мне не посчастливилось застать Николая Григорьевича Кравченко, а вы с ним проработали не один год. Расскажите о совместной службе с ним и, конечно, об этой интересной личности.

— Летом 1954 года после окончания 311-й школы военных контрразведчиков в Новосибирске я был направлен в распоряжение кадров Особого отдела КГБ по Прикарпатскому военному округу.

Выпуск наш был необычным и, по-моему, единственным по двухгодичной программе. Ранее обучение продолжалось один год. В 1953 году обстановка в органах госбезопасности была сложной: смерть И.В.Сталина, арест Л.П.Берии, в тюрьме сидел и бывший руководитель СМЕРШа Виктор Семенович Абакумов, начался пересмотр дел на ранее репрессированных советских граждан и увольнений многих виновных и невиновных сотрудников.

Поэтому в школе после прохождения плановой программы решили продлить срок учебы еще на один год с тем, чтобы более качественно подготовить нас.

В особом отделе округа, который размещался во Львове на улице Гвардейской, приняли меня хорошо. Жили мы с женой в гостинице «Варшавской» и после того, когда кончились наши подъемные деньги, нам дали комнату в центре города с подселением к семье пожилых поляков. Как имеющего неполное высшее образование и успешно завершившего учебу на курсах ВКР в Новосибирске, меня оставили работать в 1-м секторе Особого отдела КГБ при СМ СССР по Прикарпатскому военному округу.

В оперативное обслуживание дали Львовское пехотное училище, отдельную часть «ОСНАЗ», занимающуюся радиоперехватом и подчиненную непосредственно ГРУ Генштаба; несколько отдельных складов, хозяйственных и ремонтно-строительных организаций, обеспечивающих штаб и части округа. Одним словом, нагрузили по полной программе.

Сотрудники отдела в свой коллектив приняли меня доброжелательно. Многие из них были участниками Великой Отечественной войны, имели большой опыт, но не всегда высокие звания. Должность старшего оперуполномоченного в то время была капитанской. Моим первым наставников был майор Кабанов Иван Яковлевич, от которого я и принял часть перечисленных выше объектов. На первых порах он учил меня чекистскому мастерству, и всю работу сначала делали вдвоем. Помогали мне и другие оперативные работники. Коллектив был очень дружный, и во всем поддерживали друг друга.

Начальником 1 сектора в то время был полковник Катков Н.А., который хорошо разбирался в специфике нашей работы, очень грамотно составлял оперативные документы.

— Когда вы первый раз встретились с Николаем Григорьевичем?

— После принятия перечисленных объектов, а также документации по ним, я был вызван на ознакомительную беседу к начальнику Особого отдела округа генерал-майору Кравченко Николаю Григорьевичу.

Это было первое близкое знакомство с ним, хотя от ветеранов отдела мне было известно, что звание генерала он получил лично от товарища И.В.Сталина за участие в предотвращении террористического акта в 1943 году, когда главы нашего государства, США и Англии собрались для международной встречи в Тегеране. Кравченко в тот период было чуть больше тридцати.

Со смешанным чувством шел я на встречу со столь легендарной личностью, предварительно хорошо подготовившись к докладу по обстановке на объектах и по делам оперативного учета. Вместе со мной на беседе был и мой начальник полковник Катков Н.А.

Однако мои тревоги оказались напрасными. Состоялся обстоятельный разговор руководителя с начинающим оперативником, который запомнился мне на долгие годы. Внимательно, ни разу не перебив, генерал выслушал мой доклад, а затем стал говорить о сложной послевоенной обстановке в западных областях Украины.

Особый упор он сделал на возможные подрывные действия украинских националистов, приведя пример гибели от рук бандеровцев легендарного разведчика Николая Кузнецова и прогрессивного украинского писателя Ярослава Галана.

Кстати, последний жил на этой же улице Гвардейской в доме между Особым отделом и Управлением КГБ по Львовской области.

Высказывая практические советы по организации работы на обслуживаемых мною объектах, он подчеркнул, что во всяких мелких строительно-ремонтных организациях, где работают в основном гражданские лица, может быть самый разный контингент, заслуживающий нашего внимания.

При рассмотрении находящихся у меня в производстве дел и сигналов он обратил внимание на одного служащего квартирноэксплуатационной части гарнизона, который во время одной из командировок в войска проявил интерес к режимному объекту, имел переписку с лицами, проживающими за границей, а его дальние родственники, якобы, поддерживали связь с местными националистами.

Это дело он оставил у себя, пригласив меня одного на следующий день, для продолжения разговора. В назначенное время я прибыл к нему в кабинет с рабочей тетрадью и был готов записать все его указания.

Вместо этого он сразу же предложил составить по делу конкретный план и стал диктовать готовые пункты. В этом документе, как подчеркнул он, должны быть предусмотрены меры по использованию нашего негласного аппарата и территориальных органов, оперативно-технические и другие проверочные мероприятия. Так незаметно над документами мы проработали полдня. В период работы над планом я не только писал, но и наблюдал, как Николай Григорьевич Кравченко ведет себя.

А он, сняв мундир и повесив его на спинку стула, широкими шагами ходил по кабинету, и все время курил трубку. Когда она гасла, он вновь набивал ее табаком и продолжал курить. Не знаю, было ли это его постоянной привычкой или подражанием И.В.Сталину, но я это зафиксировал и помню до сих пор.

План был составлен и утвержден им, а мне предстояло трудиться над его выполнением.

О результатах работы по делу можно сказать коротко. Оно было прекращено, так как ничего серьезного из первоначальных материалов не было подтверждено.

Интерес к режимной части объект оперативного интереса проявил только один раз, спросив нашего источника, почему его не приглашают для контроля в указанный гарнизон. Ему было сказано, что это объект центрального подчинения и их офицеры сами занимаются организацией работ на нем.

Больше ни разу к разговорам на эту тему он не возвращался. В процессе общения с нашим источником было установлено, что никакого интереса к другим военным объектам он не проявлял, вел нормальный образ жизни, неоднократно подчеркивал, что люди в городе и селах стали жить лучше, и он вполне доволен своим служебным положением.

Что касается его связи с заграницей, он не скрывал, что в Канаде проживают его дальние родственники, выехавшие туда до войны, в период массовой эмиграции украинцев в поисках лучшей жизни. Занимаются они там фермерством, живут скромно, два раза прислали жене посылки с поношенными вещами. Не было получено никаких серьезных данных о контактах с националистами. По месту рождения его жены некоторые родственники действительно привлекались за совершенные ранее преступления, но все они, отбыв свои сроки, вернулись из лагерей, и связи с ними семья проверяемого не поддерживала.

Утверждая постановление о прекращении дела, генерал-майор Кравченко Н.Г. сказал, что работа проделана большая в короткие сроки, а негласная проверка этого гражданина позволила нам самим разобраться в существе дела и не допустить никакой натяжки в материалах.

Практически нам пришлось исправлять ошибки работника, который заводил дело. Но это тоже был результат — снимались подозрения с честного человека.

Ну, а для меня это был наглядный урок к подходу в оценке материалов, и я получил первые навыки работы по конкретным делам. Все последующие годы работы в военной контрразведке я помнил об этом, старался строго соблюдать принципы законности, а став руководителем, передавал эти навыки своим подчиненным.

— Были ли еще чисто деловые контакты у вас с начальником Особого отдела КГБ округа?

— Кроме указанного примера, за пять лет пребывания в Особом отделе округа был еще ряд случаев, которые докладывались лично генералу Кравченко Н.Г.

Так, однажды ночью меня поднял телефонный звонок дежурного пехотного училища. Он сообщил, что совершено нападение на часовых, один из которых получил ранение. Все это произошло на хозяйственной территории, где находились склады с оружием, ГСМ, учебная техника и автотранспорт. Склад охранялся только в ночное время. Он находился в стороне от учебных корпусов и вплотную примыкал к Лычаковскому кладбищу.

Прибыв на место, я начал разбираться в обстоятельствах. Пострадавший курсант, который впервые нес службу с боевым оружием, был страшно напуган, но утверждал, что его забросали камнями, одним из которых он был ранен в голову. Когда он открыл стрельбу, со стороны кладбища тоже начали стрелять, и отчетливо были видны вспышки выстрелов. На его выстрелы прибежал начальник караула, который подтвердил, что со стороны кладбища велась ответная стрельба, и он тоже зафиксировал вспышки выстрелов. Общий опрос часовых ничего нового не дал, и я начал беседовать с каждым в отдельности, подробно расспрашивая их о службе, и как они готовились к наряду, не было ли каких подозрительных моментов.

Один из них неожиданно рассказал, что днем он лично видел как курсант, который готовился в наряд, встречался с девушкой и договаривался о какой-то встрече в ночное время. Этот курсант первым отстоял свою смену и сейчас отдыхает. Его немедленно подняли, и после некоторого запирательства он рассказал, что во время нахождения на посту он в течение двух часов говорил со своей знакомой через забор, а потом ушел спать.

Он назвал имя девушки и адрес, где она живет. Утром она рассказала, что действительно приходила на свидание к знакомому курсанту, но поскольку ночью одной ходить опасно, то пригласила свою подругу. После смены часового девушки остались около забора, чтобы познакомиться с другим курсантом.

Для привлечения его внимания они первоначально стали бросать в его сторону маленькие камушки, а затем и более крупные. Но этот «псих», как они выразились, не понял их добрых намерений и открыл стрельбу. Они спрятались за памятником, а потом покинули кладбище.

Никаких посторонних лиц они не видели. Было сделано предположение, что попадание пуль в каменные памятники вызывало искры от ударов, что часовые в темноте могли принять за ответные выстрелы. При осмотре эта версия нашла свое подтверждение, так как на многих памятниках были обнаружены свежие следы от пуль.

По этому факту я докладывал лично Кравченко Н.Г., а тот имел разговор с начальником штаба округа. После этого случая командование училища по всем нарушениям караульной службы приняло самые строгие меры.

Еще один пример, когда мне пришлось принимать активное участие в разбирательстве конкретного факта. К дежурному по особому отделу пришел прапорщик, который принес бумажник, обнаруженный им в туалете на станции Львов. В бумажнике находились три листовки, исполненные от руки на обрывках газет с призывом «Бей москалей» и подпись — «Сичовый стрилець запорожец».

Автора искать не надо было. Кроме листовок, там же лежал его паспорт и на клочке бумаги записан адрес КЭЧ, Львовского гарнизона, которую обслуживал я.

Однако в списках работников этого заведения он не значился, и пришлось потратить нимало сил, чтобы найти его. Первоначально было принято решение направить меня в село Пустомыты, расположенное недалеко от города Львова, в котором объект оперативной заинтересованности был прописан.

Приехав рано утром в это село на пригородной электричке, я обратил внимание на какую-то чрезмерную оживленность его жителей. Они собирались группами, переходили из дома в дом и о чем-то негромко переговаривались. Некоторые из них, увидев меня в военной форме, низко кланялись и говорили: «День добрый, пан офицер». Один из подростков даже вызвался проводить меня до здания, где размещался районный отдел госбезопасности.

Там во дворе тоже было много оперативных сотрудников и автомашин. Начальник райотдела, узнав о цели моего приезда, удивился, почему я без оружия и повел в каменный сарай, где находились задержанные ночью трое бандитов. Он добавил, что всех бандеровцев они переловили, а эти — последние, которые около десяти лет скрывались в бункере, построенном в лесу.

Стало известно, что они в эту ночь придут за продуктами. Задержанными были два мужчины с обросшими бородами, с лицами землистого цвета и молодая девушка привлекательной внешности, которая являлась связной надрайонного провода ОУН. Как сказал начальник райотдела, их дальнейшую судьбу будет определять следствие и суд, а пока мы их отправляем во Львов — в следственный изолятор.

Во время этой поездки об интересующем меня человеке удалось узнать немного. Он постоянный житель этого села, никакой активной националистической деятельностью ранее не занимался, малограмотный, в основном проводил время на приусадебном хозяйстве. Часто выпивает, иногда как печник выезжает во Львов, чтобы заработать дополнительно денег на содержание семьи и выпивку. К сожалению, они не знали, где он работает.

После возвращения во Львов мы пригласили коменданта нашего отдела подполковника Королева и попросили его оказать помощь в розыске. Когда ему показали паспорт и фотокарточку, он тут же сказал, а что его искать он работает у нас в хозяйственном взводе, вместе с солдатом переводит печное отопление на газовое. Этого человека ему рекомендовали в КЭЧ, а работал он по разовому соглашению.

Дальнейшая работа по печнику больших затруднений не вызывала. Был добыт образец его почерка, и графическая экспертиза подтвердила его авторство в изготовлении листовок. Через территориальные органы было установлено, что нигде аналогичных листовок не обнаружено, а сам автор был малограмотным человеком, никакой враждебной деятельностью не занимался.

Поэтому генерал-майор Кравченко Н.Г. дал указание о его профилактике с последующей пересылкой материалов по месту жительства.

В ходе профилактической беседы «печник» сначала отрицал свое авторство в изготовлении листовок, но после изобличения материалами графической экспертизы сознался, что действительно изготовил их в количестве трех штук, но долго не решался где-либо разбросать их. Мотивом к их написанию послужило то, что он длительное время искал работу по специальности, но везде ему отказывали, в том числе и на военных объектах. Сделал он это после «хорошей пьянки».

Ремонт печей во взводе охраны продолжал уже другой печник, а коменданту отдела Королеву генерал Кравченко Н.Г. сделал серьезное внушение за допущенное нарушение в поборе специалистов из гражданских лиц.

— В Киеве проживает ветеран военной контрразведки генерал-майор Василий Ефимович Грачев. Говорят, он тоже был знаком с Николаем Григорьевичем. Это соответствует действительности?

— Действительно, в конце 2010 года в Киеве вышла книга ветерана военной контрразведки генерал-майора Грачева Василия Ефимовича «Через годы, через расстояния». Издание является подарочным и предназначено для ветеранов и родственников, поскольку тираж его всего шестьдесят экземпляров.

В этой книге наряду с личными воспоминаниями Грачев В.Е. довольно подробно делится своими впечатлениями о генерале Кравченко Н.Г., у которого он пользовался особым доверием. В частности, во время одной из поездок в подчиненные органы он услышал рассказ Кравченко Н.Г. о его пребывании в Тегеране и обстоятельствах получения генеральского звания.

Грачев В.Е. описывает это следующим образом:

«…И вдруг Кравченко Н.Г. получает команду немедленно явиться к И.В.Сталину, который в этот момент находился в посольском парке вместе с Рузвельтом. Он сидел в кресле, а Сталин похаживал возле него. Подполковник Кравченко по воинским правилам и уставу доложил Сталину о своем прибытии по его указанию. Он взял Н.Г.Кравченко под руку и сказал Рузвельту:

— Вы хотели видеть своего спасителя? Вот, пожалуйста.

Рузвельт подал руку Кравченко и, пожимая, долго продолжал

держать ее. Он выразил ему слова благодарности за важную победу над врагом. А обращаясь к Сталину, сказал:

— Я хотел бы видеть его генералом.

Сталин мигом ответил:

— С Вами встречается генерал Кравченко.

Так на тридцать втором году жизни этот замечательный, внешне очень красивый, высокого роста и плотного телосложения, скромный человек, о котором я еще не раз буду вспоминать, получил звание генерала фактически от Рузвельта.

Обрадованного этой встречей Николая Григорьевича не покидало сомнение — не являлось ли услышанное от двух великих мира сего вождей вынужденным эпизодом дипломатического приличия? Но всякие сомнения рассеялись, когда через два дня из Москвы ему был доставлен полный комплект генеральского обмундирования. Официально оформлено это было в феврале 1944 года».

Грачев В.Е. уже после увольнения Кравченко Н.Г. старался поддерживать его в моральном плане. До последних дней между ними поддерживалась почтовая связь, из которой видно как было ему трудно переносить свое падение. В августе 1960 года Кравченко Н.Г. писал:

«Я уехал от Вас с позорным клеймом, утешает меня одно — время покажет, что я не был подлецом и никогда им не буду».

В другом письме он признавался:

«Я горько страдаю, хочу забыть все, но не в силах — много отдано жизни и здоровья… Жестоко со мной обошлись руководители — одним махом уничтожили мою жизнь, плюнули в лицо».

В 1962 году переписка между ними прекратилась, и Н.Г.Кравченко вскоре ушел из жизни.

Считаю необходимым заметить, что Грачев В.Е. во время руководства Кравченко Н.Г. Особым отделом КГБ по ПрикВО прошел ступени оперуполномоченного, старшего оперуполномоченного, заместителя начальника второго сектора, заместителя и начальника 24-й Железной мотострелковой дивизии. На последнюю должность он был назначен в звании капитана.

Кравченко Н.Г. хорошо разбирался в людях, ценил их упорство и трудолюбие. И пример с Грачевым не единственный. В отношении достойных сотрудников он смело принимал решения об их дальнейшем росте.

Николая Григорьевича я знал в течение пяти лет и, наблюдая за его поведением в повседневной жизни, могу сказать, что он никогда не подчеркивал и не выпячивал свои заслуги. Держал себя скромно, но с достоинством.

Ходил в военной форме, всегда был подтянут, ухожен, опрятен. Жил он рядом с Особым отделом округа в особняке. Всегда на службу ходил пешком. Машиной пользовался только при поездках в штаб округа или в подчиненные органы. Оперативные совещания проводил грамотно, задачи ставил предельно четко. На партийных собраниях присутствовал, но выступал крайне редко, объясняя это тем, что надо больше работать и меньше говорить.

Кравченко Н.Г. не боялся черновой работы, знал хорошо обстановку во всех органах, лично участвовал в некоторых сложных оперативных разработках. Во время его нахождения в указанной должности Особый отдел Прикарпатского военного округа проверялся комиссией 3-го управления КГБ при СМ СССР. Округу в целом была дана положительная оценка.

Он постоянно поддерживал деловой контакт с территориальными органами ряда областей, где размещались войска округа. Также хорошие отношения у него были с командованием и Военным Советом округа. В то же время предвзято относился к нему военный прокурор, который ссылался на Указ Президиума Верховного Совета об усилении контроля за правоохранительными органами, пытался вмешиваться и в служебную деятельность Особого отдела. На этой почве отношения их были натянутыми.

За время прохождения службы в Прикарпатском военном округе я прошел хорошую школу. В этом немалая заслуга генерала Кравченко Н.Г. Он был для меня, молодого сотрудника, не только начальником, но и учителем, наставником, уважаемым человеком, на которого можно было равняться.

В этом округе я получил очередное звание и в 1959 году был рекомендован для прохождения службы в группе советских войск в Германии.

Помню, как подписывая мою аттестацию, он не забыл поблагодарить меня за службу в округе и высказал ряд практических рекомендаций. Ему это было сделать легко, так как до прибытия во Львов, он четыре года был заместителем в управлении Особого отдела КГБ по ГСОВГ и Белорусском военном округе.

Во время этого разговора я обратил внимание, что он чувствовал себя как-то подавленно, возможно предвидел, что тучи над ним сгущаются, и он может стать очередной жертвой своего времени.

В октябре 1959 года, уже будучи в Германии, я узнал, что Кравченко Н.Г. в числе двух других генералов разжалован в рядовые и уволен из органов. С большим сожалением воспринял я это сообщение.

По моему глубокому убеждению, ставить точку в деле Кравченко Н.Г. рано, и к 100-летнему его юбилею в этом году, а также к 70-летию образования СМЕРШ пусть с большим опозданием, но надо восстановить его доброе имя.

Считаю необходимым рассмотреть вопрос о его реабилитации и переносе останков с малоизвестного погоста на Центральное кладбище Калининграда, где покоятся и погибшие воины в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 годов.

Это нужно не только ветеранам, которые работали вместе с ним, но и всем военным контрразведчикам, продолжающим сегодня нести свою нелегкую службу.

* * *

Полковник в отставке, участник Великой Отечественной войны Капранов Дмитрий Федорович.

— В конце пятидесятых вы служили в Особом отделе КГБ при СМ СССР по Прикарпатскому военному округу, обслуживая авиационные подразделения. Руководителем органа военной контрразведки в этот период был генерал-майор Кравченко Николай Григорьевич. Что вы знаете о нем?

— Да, все точно, я служил в это время во Львове. Обслуживал подразделения и части, а также штаб 14-й воздушной армии. Часто приходилось бывать на совещаниях и дежурить в Особом отделе КГБ округа, в том числе и во время руководства им генерал-майором Николаем Григорьевичем Кравченко.

— Каким он был чисто внешне?

— Что могу сказать, он тогда мне виделся высоким, плечистым, черноволосым человеком, а может и с темно-русыми волосами, — сколько времени уже прошло! У него были доверчивые карие большие глаза, всегда открытые и смотрящие в разговорах в глаза собеседника, а еще неторопливая походка. Хотя ходил он «по-маяковски», делая широкие шаги, — ноги длинные.

Пряди волос у него постоянно спадали на лоб, и тогда он одной рукой, а то и двумя заглаживал, нет, скорее, закидывал их назад.

Форма военная, как и гражданские костюмы, всегда были наглажены и вписывались в богатырскую фигуру.

Говорить особо он не любил, но если о чем-то и высказывался, то всегда по делу. На разборах и при подведении итогов высказывался неторопливо, умно, подмечая реальные недостатки и указывая пути и направления их устранения.

Я не был свидетелем ни одного случая, чтобы он повысил на кого-то свой голос. С собеседником говорил на равных, выслушивая до конца визави и никогда не перебивая его. Одним словом, умел слушать и слышать беседующего с ним.

Жил он в доме — особняке, как и все руководящие работники Особого отдела, недалеко от места службы. Командование военным округом тоже обитало в аналогичных условиях. Много вилл, коттеджей и шикарных особняков оставили поляки и евреи соответственно в 1939 и 1941 годах. Одни убыли в Польшу, других расстреляли немцы.

Поэтому часто, даже в выходные дни, он приходил на работу. К нему нередко приезжала из Москвы — то ли гражданская жена, то ли любовница, то ли хорошая знакомая, статуса ее до сих пор не знаю. Говорили, что это была артистка, с которой он познакомился во время службы в Германии. Со Львова и он иногда летал к ней в Москву. Но это было редко, и неизвестно к ней ли летал или по делам.

Однажды во время моего дежурства в выходной, как сейчас помню, день, это было под вечер, Кравченко пришел в отдел. Я доложился по уставу, что никаких происшествий за время моего дежурства в Особом отделе и его подразделениях на местах не произошло.

— Если все в порядке, то и хорошо. Я немного поработаю, — сказал он и прошел в кабинет.

Примерно часа через два он покинул помещение. В руке генерал держал конверт с письмом.

— Передайте его завтра с утра коменданту, он знает, как сделать, чтобы оно дошло быстрее до адресата.

Письмо он положил на стол.

— Есть, — ответил я ему.

Когда генерал покинул дежурную комнату, я взглянул на конверт письма. Оно адресовалось в Москву женщине по фамилии Цесарская. Естественно, адрес и имени ее я не запомнил. Да и не знал, кто она есть.

И только спустя годы, я узнал, что это была его подруга — артистка кино и Московской филармонии, которая, в конечном счете, предала его в трудные минуты жизни. Об этом мне рассказывали мои сослуживцы…

* * *

Генерал-майор в отставке, участник Афганских событий Казимир Георгий Максимович.

— Григорий Максимович, в период своей службы в Особом отделе КГБ по ПрикВО в середине пятидесятых вы имели отношение к следственной работе. Руководил отделом в то время генерал-майор Николай Григорьевич Кравченко. Что вы можете рассказать о нем, как о человеке и чекисте?

— Получив высшее юридическое образование, я был действительно определен в органы военной контрразведки на следовательский участок службы. Попал во Львов, в Особый отдел округа. Это был период, когда Хрущев лихорадочно «пересматривал» дела на репрессированных. Он заставлял прокуроров и следователей разных уровней и степеней искать материалы для показа делегатам XX съезда партии о преступлениях Сталина.

— Но в этих преступлениях он и сам участвовал. Он тоже ведь был в партийной обойме ВКП(б). Не так ли?

— Все так, но об этом он тогда не думал, в зобу дыханье сперло от радости получения главного портфеля страны — действовал на упреждение и опережение. Главное для него в тот период было — найти как можно больше доказательств «виновности» конкретных лиц.

— Пересматривая дела, вы общались с Николаем Григорьевичем?

— Конечно.

— Расскажите, как это было и каким он вам тогда представлялся?

— Помню, наш отдел располагался на улице Гвардейской. Двухоконный кабинет начальника отдела располагался на втором этаже здания. Обстановка в кабинете была привычная для того времени с казенной мебелью: письменный стол, приставной стол, стулья и старинные напольные часы.

Дверцы книжного шкафа почему-то были застеклены матовыми стеклами, поэтому трудно было разобрать, какие книги в нем стояли. Но книг было много. Как говорили сослуживцы, он книги любил — и покупал, и читал. К кабинету примыкала небольшая комната отдыха с одним окошком и кушеткой с тумбочкой.

Что касается внешности его: высок, чернобров, волосы темно-русые, даже скорее черные, зачесанные назад. Ходил медленно, говорил правильно и тихо. Не любил спешки. Фразы в разговорах подавал отточенные, а потому меткие. В оперативных вопросах разбирался как профессионал — глубоко и масштабно.

Я никогда не слышал, чтобы он в разговорах или на совещаниях срывался на крик или ругань. В нем угадывалось какое-то данное от природы благородство. Когда входил к нему любого уровня сотрудник, он обязательно вставал из-за стола и, подходя к нему, здоровался за руку.

К рассматриваемым делам по реабилитации всегда относился с вниманием и пониманием, замечая, что «невиновных надо вытаскивать из темноты того страшного времени». Следователей Особого отдела округа считал элитой, поэтому относился к ним с пиететом.

— Говорил ли он сам о степени своего участия в Тегеранской конференции?

— Мы знали только то, что Николай Григорьевич получил досрочно генеральское звание в тридцать два года по указанию Сталина за спасение жизни «Большой тройки» от готовящегося на них покушения со стороны немецких террористов и диверсантов.

О своей конкретной деятельности иранского периода 1943 года он никогда и ничего не говорил, то ли из-за скромности, то ли по каким-то другим причинам.

И еще хочется отметить, что у него были натянутые отношения с окружным военным прокурором, который якобы «копал» под него за участие в делах тридцать седьмого года. А с другой стороны, этот прокурор пытался вмешиваться в деятельность отдела, что естественно не нравилось генералу Николаю Григорьевичу Кравченко.

Последний год перед снятием с должности он ходил усталым, чувствовалось, что переживал за нападки на него и на органы госбезопасности со стороны нового хозяина страны…

Генерал-лейтенант в отставке, участник Великой Отечественной войны Федор Иванович Рыбинцев.

- Федор Иванович, в середине пятидесятых вы служили в Особом отделе КГБ по ПрикВО вместе с генерал-майором Кравченко Николаем Григорьевичем, какое впечатление он произвел на вас?

— Да, я пришел в органы контрразведки уже в зрелом возрасте, — сначала заместителем начальника 1-го сектора отдела, а потом стал и его начальником.

Особый отдел по Прикарпатскому военному округу располагался на улице Гвардейской и занимал два здания. Основные подразделения находились в пятиэтажном доме квартирного типа, а остальные, в том числе и подразделения охраны, в двухэтажном казарменном здании.

Обосновался на этом месте Особый отдел с момента освобождения города Львова частями Советской Армии в 1944 году.

Прибыв к месту назначения, я, как положено, направился в кадровый аппарат и оказался в кабинете его начальника — полковника Вячеслава Петровича Адоевцева. Он приветливо меня встретил и тут же повел представляться начальнику Особого отдела округа генерал-майору Николаю Григорьевичу Кравченко. В общем, это был руководитель со стажем, хотя ему тогда было всего сорок четыре года.

Беседовал он со мною при первой встрече недолго, а закончил словами:

— Работать будем в одном доме, так что будет время не только ближе познакомиться, а и узнать друг друга.

На том и распрощались.

Я отправился принимать объект — сейф с делами заместителя начальника 1-го сектора, предварительно представившись теперь уже непосредственному начальнику полковнику Николаю Алексеевичу Каткову.

Как известно, первый сектор являлся штабным подразделением в системе окружной армейской контрразведки, поэтому очень часто приходилось по служебным вопросам заходить в кабинет генерала.

Сотрудники знали, что Сталин ему досрочно присвоил звание генерала за предотвращение теракта в Тегеране против лидеров СССР, США и Англии в 1943 году.

Он был красив собой. Волосы темные, густые, зачесанные назад и часто рассыпающие, поэтому он их всякий раз поправлял; глаза карие, добрые и большие под ярко выраженными темными бровями; лицо круглое, смуглое.

Когда бы я ни заходил к нему в кабинет, у него на столе всегда лежали небольших размеров блокноты. Что он туда записывал, не знаю. Говорили, что он был книгочеем и мог, наверное, фиксировать мудрые изречения или другие какие-то мысли авторов.

По характеру он был спокойным, никогда ни опускался на разносы подчиненных во время совещаний. Был опытен в вопросах оперативной деятельности. Часто, как высокий профессионал, помогал подчиненным в отработке планов той или иной операции. Садился рядом и «чистил шедевры» подчиненных.

Очень хорошие отношения у него были с командующим генералом армии Павлом Ивановичем Батовым, который командовал округом с 1955 по 1958 годы.

Штаб и управление округа как таковые для меня не были чем-то неведомым. Я сам в свое время шесть лет проработал в штабе Московского военного округа, поэтому достаточно было посмотреть, где кто в штабе ПрикВО находится, а чем занимается, я знал как никто другой из моих коллег. Армии отдал почти 17 лет, окончил Военную академию им. М.В.Фрунзе, до предложения перейти на службу в военную контрразведку.

Поэтому у меня довольно быстро установились деловые отношения с руководящим составом управлений и отделов, что способствовало успешному разрешению возникающих вопросов, а они случались как с одной, так и с другой стороны.

Как правило, с командованием округа деловые контакты поддерживает, прежде всего, сам начальник Особого отдела округа. Он присутствует на заседаниях Военного совета, совещаниях, бывает с личными докладами и прочее. Я говорю, как правило.

Николай Григорьевич Кравченко почему-то это правило не соблюдал. Когда и как он общался с командованием округа, я не знаю, а поручения давал нам — мне и полковнику Каткову.

Однако, еще раз подчеркну, с командующим и начальником штаба округа у него были очень хорошие отношения.

Генерал Кравченко принимал активное участие в организации процесса оперативного обеспечения войск, в частности 11-й гвардейской механизированной Ровенской и 128-й гвардейской стрелковой Мукачевской дивизий, направляющихся на подавление контрреволюционного мятежа в Будапеште осенью 1956 года.

Все венгерские события в деле обеспечения государственной безопасности войск прошли через его душу.

Знали мы и о его гражданской жене актрисе Цесарской, редко приезжавшей из Москвы во Львов. Он к ней летал в столицу периодически. О дальнейшей их судьбе знаю одно: она покинула генерала, как только узнала о его увольнении.

— Федор Иванович, скажите, почему его деятельность по периоду Тегерана-43 нигде до сих пор не афишируется, тогда как разведчики пишут саги о своих победах на незримом фронте именно по этой конференции?

— Наверное, не пришло еще время обнародовать то, что скрывают архивисты. А по-моему мнению, уже давно надо было людям сказать правду о деятельности СМЕРШ в Тегеране. Там был огромный кусок именно нашей контрразведывательной работы. Прерогативой Абакумова являлась борьба с диверсантами и террористами, он бы своего не упустил, как и забрал у Берии и Меркулова работу практически по всем оперативным играм в эфире, за исключением нескольких, кажется, «Монастырь», «Березино» и «Курьеры». Думаю, военные контрразведчики попали под хрущевский пресс из-за Абакумова, которого не Сталин, а он приказал расстрелять. Виктор Семенович очень много знал о проделках Никиты Сергеевича в деле участия в репрессиях. За ним тысячи подписей под расстрельными списками. Вот одна из причин немилости к нам. И это молчание катилось под гору десятилетиями. Сейчас только стали оценивать то, что сделал СМЕРШ в годы войны. Он переиграл в невидимой войне хваленые спецслужбы фашистской Германии, и Абвер, и РСХА, и Гестапо.

— А как вы попали на курсы в Москву?

— Однажды, помниться, в июне 1957 года меня вызвал к себе начальник Особого отдела Николай Григорьевич Кравченко и прямо в лоб ошарашил предложением о необходимости поучиться.

Вот он и говорит:

— Федор Иванович во второй половине года в Москве открываются курсы усовершенствования подготовки руководящего состава военной контрразведки. Вы тоже включены в группу. Так что собирайтесь на учебу. Учиться всегда и всем полезно. Знаете, кто знает все, тому еще многому нужно учиться. Нужно много учиться, чтобы немногое знать. Так говорили умные люди.

Мне осталось взять под козырек и сказать по-военному — есть!..

После возвращения с учебы я представился Николаю Григорьевичу. Он улыбнулся и загадочно произнес:

— Продолжай руководить.

Через некоторое время он мне поручил возглавить 1-й сектор Особого отдела ПрикВО…

* * *

Полковник в отставке, бывший начальник 1-го отдела Управления делами КГБ СССР Николай Васильевич Кузнецов.

— Николай Васильевич, мы с вами знакомы более тридцати лет, и я совершенно случайно узнал, что вы встречались с генерал-майором

Николаем Григорьевичем Кравченко. Это правда? При каких обстоятельствах это произошло?

— Да, правда. Я видел Николая Григорьевича, как говорится, в действии, в роли оперативника, но проверяющего.

— Как и где?

— Это было в середине пятидесятых. В то время я служил в должности оперуполномоченного по обслуживанию большого военного гарнизона на Волыни в городе Ковеле. Имел тогда звание старшего лейтенанта. Работа спорилась. Удалось завести несколько интересных розыскных дел на военных преступников, пособников немецких захватчиков из числа местного населения, имеющих отношение к воинским частям.

— Примерно в это время я бывал в городе Ковеле — приезжал на отдых в пионерский лагерь. Он располагался в одной из школ возле парка с прудом. Да и отец участвовал в освобождении этого города.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.