Гончарова Наталья Николаевна
Гончарова Наталья Николаевна
Наталья Николаевна Пушкина (1812–1863), ур. Гончарова, младшая дочь обнищавшего владельца ткацкой мануфактуры Николая Афанасьевича Гончарова (1787–1861) и Натальи Ивановны Гончаровой (1785–1848), жена (с 1831) Александра Сергеевича Пушкина, которому родила четверых детей: Марию (1832), Александра (1833), Григория (1835) и Наталью (1836). После смерти поэта жена (c 1844) генерал-майора Петра Петровича Ланского (1799–1877), сестра Екатерины Николаевны Гончаровой (1809–1843), жены (с 10 января 1837) Ж. Дантеса-Геккерна, убийцы поэта.
Свою будущую жену поэт встретил в декабре 1828 года на балу у учителя танцев Иогеля в Москве на Тверской улице. Ей тогда было 16 лет. «В белом воздушном платье, с золотым обручем на голове, она в этот знаменательный вечер поражала всех своей классической, царственной красотой», — писала об этом дне ее дочь от второго брака А. П. Арапова. «Когда я увидел ее в первый раз, красоту ее едва начинали замечать в свете. Я полюбил ее, голова моя закружилась», — вспоминал Пушкин.
Она росла в тяжелой материальной обстановке: огромное состояние калужских купцов и заводчиков Гончаровых было вконец промотано, особенно благодаря ее деду Афанасию Николаевичу. Отец, Николай Афанасьевич, с ранних лет страдал меланхолией и на почве алкоголизма впоследствии заболел острой формой нервного расстройства. Ее мать, Наталья Ивановна Гончарова, слыла невыносимым деспотом. В самом строгом монастыре молодых послушниц не держали в таком слепом и диком повиновении, как детей Гончаровых: Екатерину (рожд. 1809), Александру (рожд. 1811) и Наталью. Кроме них в семье были другие дети: Дмитрий (рожд. 1808), Иван (рожд. 1810), Сергей (рожд. 1815) и Софья (рожд. 1818), умершая в младенчестве.
Такая обстановка в семье сделала характер Натальи замкнутым и робким. Дети Гончаровых получили неплохое образование: изучали российскую и всемирную историю, русскую словесность, географию, французский, немецкий и английский языки. Они даже писали друг другу в альбомы стихи.
Вскоре после знакомства с Натальей Гончаровой Пушкин сделал ее родным предложение (1 мая 1829 года), но получил неопределенный ответ, который все же не был однозначным отказом. Мать будущей жены поэта в это время рассчитывала выдать дочь за более благонадежного и богатого человека, чем поэт.
Пушкин, находясь на Кавказе и узнав об этом (январь 1830), спрашивал в письме П. А. Вяземского: «…Правда ли, что моя Гончарова выходит за архивного Мещерского?»
Пушкин адресовал Наталье Гончаровой ранее написанное (для Марии Волконской) стихотворение «На холмы Грузии легла ночная мгла…» (1829). Но в марте 1830 года согласие Гончаровых, уже не имевших к тому времени иных вариантов и подпираемых материальными проблемами, было получено, и уже в мае состоялась помолвка.
Бракосочетание Пушкина с Натальей Гончаровой по разным причинам долго откладывалось, в конце августа из-за серьезной ссоры Пушкина с матерью невесты оно вообще казалось уже неосуществимым, но 18 февраля 1831 года в церкви Вознесения у Никитских ворот в Москве венчание все-таки произошло.
Очевидно, что молодая и красивая девушка, вышедшая замуж за человека внешне некрасивого, маленького роста, не очень обеспеченного, не имеющего придворных чинов и титулов, пользующегося дурной известностью и окруженного светскими сплетнями, не была осчастливлена таким поворотом своей жизни. Известно, что и сам поэт, безусловно, как магнит, притянутый внешней красотой своей невесты, до последнего момента искал повод избежать этого супружества.
Вот что писал по этому поводу известный пушкинист Н. А. Раевский: «Некоторые, в том числе один из ближайших друзей поэта, П. А. Вяземский, долго не хотели верить, что Пушкин женится. Петр Андреевич, сообщая жене, что он в этот день обедал вместе с Е. М. Хитрово у Фикельмонов, прибавлял в виде шутки: „Все у меня спрашивают: правда ли, что Пушкин женится? В кого он теперь влюблен, между прочим? Насчитай мне главнейших“».
В другом недатированном письме к жене Вяземский называл сообщение о женитьбе поэта мистификацией. Он снова писал Вере Федоровне: «Ты все вздор мне пишешь о женитьбе Пушкина; он и не думает жениться…» Да и как друг Пушкина мог думать иначе, если сам поэт еще в 1826 году поучал его: «Правда ли, что Баратынский женится? Боюсь за его ум…»
За неделю до свадьбы (10 февраля 1831 года) Пушкин, сам, наконец, поверивший в ее неизбежность, писал в письме Н. И. Кривцову: «Мне за 30 лет. В тридцать лет люди обыкновенно женятся — я поступаю как люди и, вероятно, не буду в том раскаиваться. К тому же женюсь я без упоения, без ребяческого очарования… Горести не удивят меня: они входят в мои домашние расчеты. Всякая радость будет мне неожиданностью».
П. И. Бартенев отметил очень примечательный момент:
«Н. Н. Пушкина сама сказала княгине Вяземской, что муж ее в первый день брака, как встал с постели, так более и не видел ее. К нему пришли друзья, с которыми он до того заговорился, что забыл про жену… Она очутилась одна в чужом доме [в съемной квартире на Арбате в Москве] и заливалась слезами».
5 мая 1831 года Д. Ф. Фикельмон записала в свой дневник: «Пушкин приехал из Москвы и привез свою жену, но не хочет еще показывать. Я видела ее у маменьки — это очень молодая и очень красивая особа, тонкая, стройная, высокая — лицо Мадонны, чрезвычайно бледное, с кротким, застенчивым и меланхолическим выражением. Глаза зеленовато-карие, светлые и прозрачные, взгляд не то чтобы косящий, но неопределенный, — тонкие черты, красивые черные волосы. Он очень в нее влюблен, рядом с ней его уродливость еще более поразительна…»
Писатель В. А. Соллогуб тоже оставил описание внешности жены поэта: «…Никогда не видывал такую законченность классически правильных черт и стана. Ростом высокая, с баснословно тонкой талией, при роскошно развитых плечах и груди, ее маленькая головка, как лилия на стебле, колыхалась и грациозно поворачивалась на тонкой шее; такого красивого и правильного профиля не видел никогда более, а кожа, глаза, зубы, уши! Да, это была настоящая красавица, и недаром все остальные, даже из самых прелестных женщин, меркли как-то при ее появлении».
Хотя, если быть справедливым, следует привести оценку внешности Натальи Гончаровой близким другом поэта, А. Н. Вульфом: «Удостоился я лицезреть супругу А. Пушкина, о красоте коей молва далеко разнеслась. Как всегда это случается, я нашел, что молва увеличила многое».
Конечно, прославленный поэт, избалованный к этому времени вниманием многих красивых женщин, видимо, ожидал от этой молодой и привлекательной девушки безоглядной любви. Но она начала семейную жизнь с ним, может быть, в силу своего воспитания в родительском доме или черт характера, весьма холодно и неэмоционально, что оказалось полной неожиданностью для Пушкина. Свое «неудовольствие» Пушкин высказал уже вскоре после женитьбы в стихотворении «Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем…» и решил сам заняться воспитанием жены. Взяв ее под свою опеку, он осторожно, но настойчиво попытался воспитать из юной девушки ту женщину, которая «умела бы его понимать», и стала бы той женой, которая была ему нужна. Он учил ее умению любить, вести хозяйство и держать себя в обществе. Пушкину в этой безнадежной для себя ситуации хотелось зажечь в ее сердце искру приязни, чтобы согреть тепло семейного очага, хотя иногда в душе поэта прорывалось глубокое отчаяние, высказанное им в стихотворении «О, как мучительно тобою счастлив я…».
С легкой руки Долли Фикельмон Наталью Николаевну в высшем свете пророчески прозвали «Психеей». По древнегреческому мифологическому сюжету Психея, царская дочь, стала женой бога любви Амура. Но, сделав его смертным, боги поставили условие, что Психея не должна видеть истинное лицо своего загадочного супруга. Однажды ночью, сгорая от любопытства, Психея зажгла факел и осветила прекрасное лицо спящего Амура, не заметив, как раскаленные капли масла из факела ручьем полились на нежное тело юноши, сжигая его. Разгневанные боги призвали Амура обратно на небо, а Психея была подвергнута жестокому наказанию.
Поэт же называл жену «Карс», по имени турецкой крепости, подвергшейся длительной, но успешной осаде русской армии. Возможно, в основе этого прозвища лежала старинная восточная пословица: «Брак подобен осажденной крепости, те, кто снаружи, стремятся в нее поскорее проникнуть; те же, кто внутри, жаждут из нее поскорее выбраться».
Наталья Николаевна исправно несла бремя своих супружеских обязанностей, родила мужу четырех детей, ревновала его к другим женщинам, но при всем том, можно смело утверждать, что к Пушкину ее сердце не раскрылось, и страстная любовь к мужу в ней не пробудилась. На свидании с Дантесом в феврале 1836 года она сама подтвердила это, сказав тому: «Я вас люблю, как никогда не любила… любите меня всегда так, как любите сейчас, и да будет вам наградой моя любовь».
Вот строки из письма Дантеса барону Геккерну (20 января 1836 года): «…Я безумно влюблен! Да, безумно, так как не знаю, как быть; я тебе ее не назову, потому что письмо может затеряться, но вспомни самое прелестное создание в Петербурге, и ты будешь знать ее имя. Но всего ужаснее в моем положении то, что она тоже любит меня и мы не можем видеться до сих пор, так как муж бешено ревнив… ты должен теперь понять, что можно потерять рассудок от подобного существа, особенно когда она тебя любит!»
Не мудрено, что, вращаясь в великосветском обществе, Наталья Николаевна своей эффектной внешностью и душевной простотой вскружила голову не только красавцу-французу. Большой интерес к ней проявил и сам Николай I. Современники были прекрасно осведомлены об этом. «Император Николай был очень живого и веселого нрава, а в тесном кругу даже и шаловлив», — писал лицейский товарищ поэта М. А. Корф, отметив далее, что «жена поэта Пушкина, урожденная Гончарова» входила в узкое число лиц ближнего круга государя.
Дальнейший ход событий явственно показал, что участие императора в жизни семьи поэта не было простой заботой о подданных. Например, когда Пушкин решил было ограничить времяпрепровождение жены рамками семьи, появился царский указ о назначении его камер-юнкером с обязанностью присутствовать на всех, в том числе и развлекательных мероприятиях царского двора. Мать поэта, Надежда Осиповна, писала 4 января 1834 года Е. Н. Вревской: «Сообщу вам новость: Александр назначен камер-юнкером. Натали в восторге, потому что это открывает ей доступ ко двору; в ожидании этого, она танцует повсюду каждый день».
Считается, что причиной произошедшей с поэтом трагедии является его якобы доходящая до патологии ревность. Но так ли это? Ведь до, да и после женитьбы поэт без всякого самоунижения и ревности делил своих возлюбленных с другими людьми, часто близкими друзьями, не говоря уже об их законных мужьях. Когда красавец-мужчина С. Л. Безобразов, флигель-адъютант великого князя Константина Павловича, кстати, одно время довольно откровенно домогавшийся замужней Натали Пушкиной, в порыве ревности избил свою жену, фаворитку Николая I Любовь Хилкову, поэт записал в дневнике (1 января 1834 года): «Скоро по городу разнесутся толки о семейных ссорах Безобразова с молодой своей женою. Он ревнив до безумия… Он, кажется, сошел с ума». Известно, что довольно длительный период (более полутора лет) Пушкин вообще не обращал никакого внимания на настойчивые ухаживания и любовные записки Дантеса, посещавшего Наталью Николаевну даже в доме семьи поэта и на летней даче на Каменном острове и иногда даже совершавшего вместе с ней верховые прогулки.
Более того, еще в 1832 году в отсутствие мужа Наталья Николаевна принимала дома полковника Ф. И. Мусина-Пушкина, о чем поэт узнал совершенно случайно и был этим крайне рассержен. Возможно, это не был единичный случай, потому что в следующем году он писал жене: «…Хочу тебя немного пожурить. Ты, кажется, не путем искокетничалась. Смотри: недаром кокетство не в моде и почитается признаком дурного тона. В нем мало толку. Ты радуешься, что за тобою, как за сучкой бегают кобели, подняв хвост трубочкой и понюхивая тебе задницу, есть чему радоваться! Не только тебе, но и Парасковье Петровне легко приучить бегать холостых шаромыжников; стоит разгласить, что-де я большая охотница. Вот вся тайна кокетства. Было бы корыто, а свиньи будут…»
В то же время сам поэт не был образцовым семьянином. Он по-прежнему увлекался другими женщинами. С. Н. Карамзина писала в письме (И. И. Дмитриеву, 20 января 1834 года): «…[Жена поэта] часто и преискренно страдает мучением ревности, потому что посредственная красота и посредственный ум других женщин не перестают кружить поэтическую голову ее мужа». Так, 24 июля 1833 года на балу у Фикельмонов Пушкин уделил все свое внимание не жене, а 23-летней немецкой красавице Амалии Максимилиановне Крюднер, сестре императрицы Александры Федоровны и жены (с 1825) дипломата, барона А. С. Крюднера. Разгневанная Натали Пушкина уехала с бала в одиночестве, а когда поэт вернулся домой, в ярости влепила ему пощечину, чем очень обрадовала супруга, уже свыкшегося с отсутствием темперамента у своей жены.
Остается также много загадочного в отношениях Натальи Николаевны с Дантесом и Идалией Полетика, между Геккерном, Дантесом и авторами «Диплома Рогоносцев» и др.
Например, почему ее близкая подруга Идалия Полетика 2 ноября 1836 года пригласила к себе Наталью Николаевну, а сама ушла из дома, оставив там одного Дантеса, с которым и встретилась Натали? Почему после этого Наталья Николаевна явилась к В. Ф. Вяземской «вся впопыхах и в смятении чувств», а Пушкин узнал об этом лишь 4-го ноября после получения анонимного письма. Означает ли текст полученного друзьями поэта «Диплома Рогоносцев»:
«Великие кавалеры, командоры и рыцари светлейшего Ордена Рогоносцев в полном собрании своем, под председательством Д. Л. Нарышкина [его жена была любовницей Александра I], единогласно выбрали Александра Пушкина коадъютантом [заместителем] великого магистра Ордена Рогоносцев и историографом [царь, действительно, назначил Пушкина историографом] ордена. Непременный секретарь: граф И. Борх», что жена поэта состояла в интимной связи с царем? Ведь писала же императрица Александра Федоровна 4 февраля 1837 года в письме Софье Бобринской: «Я теперь знаю все анонимное письмо, подлое и вместе с тем отчасти верное».
И кто же все-таки является автором (авторами) этого пасквиля?
Еще одна тема, постоянно вызывающая споры у исследователей: загадочные обстоятельства женитьбы Дантеса на Екатерине Гончаровой. Бобринская писала мужу: «Никогда еще с тех пор как стоит свет, не подымалось такого шума, от которого содрогается воздух во всех петербургских гостиных. Геккерн-Дантес женится!.. Он женится на старшей Гончаровой, некрасивой, черной и бедной сестре белолицей, поэтичной красавицы, жены Пушкина… чем больше мне рассказывают об этой непостижимой истории, тем меньше я что-либо в ней понимаю».
В 1963 году в Париже были опубликованы воспоминания дочери Николая I, Ольги Николаевны, королевы Вюртембергской, в которых она написала, что царь был очень обеспокоен взаимным интересом Натальи Пушкиной и молодого француза, и эта навязанная Дантесу женитьба была своеобразной попыткой Николая I оградить Наталью Николаевну от этого увлечения.
Для того чтобы быть объективным, приведем свидетельство, часто используемое защитниками чести Натали. В 1937 году, отмечая столетие со дня смерти великого поэта, его внук Николай Александрович Пушкин привел фразу, якобы произнесенную Дантесом перед смертью: «Из всех женщин, которых я любил, Наталья Николаевна Гончарова-Пушкина была единственной, которая мне не принадлежала». В противовес этому есть свидетельство А. С. Суворина: «Соболевский рассказывал, что виделся с Дантесом и долго говорил с ним. Я спросил: „Дело теперь прошлое, жил ли он с Пушкиной?“ — „Никакого нет сомнения“, — отвечал тот».
Тут уместно привести слова Е. Н. Карамзиной, проведшей с Натальей Николаевной первые часы после смерти поэта: «Она никогда не изменяла чести, но она медленно, ежеминутно терзала восприимчивую и пламенную душу Пушкина; теперь, когда несчастье раскрыло ей глаза, она вполне все это чувствует, и совесть иногда страшно ее мучит».
Вопросов, до сих пор не имеющих однозначных ответов, остается очень много, и, видимо, ответов на них не будет уже никогда. Лишь один ответ, один результат дальнейшего развития событий знает история: гениальный русский поэт А. С. Пушкин был убит французом немецкого происхождения, пользовавшимся явным расположением его жены. Как написал затем в своем стихотворении «Участь русских поэтов» близкий друг Пушкина В. К. Кюхельбекер:
Горька судьба поэтов всех времен
Тяжеле всех судьба казнит Россию…
Или болезнь наводит ночь и мглу
На очи прозорливцев вдохновенных;
Или рука любовников презренных
Шлет пулю их священному челу…
В то же время совершенно очевидно, что поэт пал жертвой хорошо организованного и глубоко продуманного заговора. Первым в этом убедился и заговорил об этом, еще находясь под следствием, друг и секундант поэта К. К. Данзас. И действительно, как иначе объяснить тот факт, что всесильное Третье отделение, набившее руку на политическом сыске, не смогло разыскать авторов анонимного пасквиля.
Одни, близкие Пушкину люди, обвиняли жену в его трагической гибели, другие — оправдывали. Так, Е. А. Карамзина писала: «…Великому и доброму Пушкину следовало иметь жену, способную лучше понять его, и более подходящую к его уровню… Бедный, бедный Пушкин, жертва легкомыслия, неосторожности, опрометчивого поведения своей молодой красавицы-жены, которая, сама того не подозревая, поставила на карту его жизнь против нескольких часов кокетства».
Д. Ф. Фикельмон в день смерти Пушкина в своем дневнике записала: «1837. 29 января. Сегодня Россия потеряла своего дорогого, горячо любимого поэта Пушкина… Пять лет тому назад он вступил в брак, женившись на Наталье Гончаровой… Она веселилась от души и без всякого кокетства, пока один француз по имени Дантес… не начал за ней ухаживать… Она совершенно потеряла способность обуздывать этого человека… Пушкин тогда совершил большую ошибку, разрешая своей молодой и очень красивой жене выезжать в свет без него. Его доверие к ней было безгранично… Однако… Все кончено… Несчастную жену с большим трудом спасли от безумия… Но какая женщина посмела бы осудить госпожу Пушкину? Ни одна. Потому что все мы находим удовольствие в том, чтобы нами восхищались и нас любили — все мы слишком часто бываем неосторожны и играем с сердцами в эту ужасную и безрасчетную игру!.. Печальна эта зима 1837 года, похитившая у нас Пушкина, друга сердца маменьки…»
Жена поэта, оставшись вдовой в 24 года, вместе с сестрой Александрой и детьми переехала в имение брата Полотняный Завод. Проезжая через Москву, она даже не навестила одиноко жившего там Сергея Львовича Пушкина, потерявшего любимого сына и очень хотевшего повидать внуков, чем в очередной раз проявила, по словам Е. А. Карамзиной, «недостаток сердечности и ума».
Александр Сергеевич Пушкин посвятил Натали ряд произведений: сонет «Мадонна», «Когда в объятия мои…» (оба — 1830) и др. Сохранилось 78 — целая книга писем Пушкина к жене. В одном из них (1834 год) поэт писал: «Я должен был на тебе жениться, потому что всю жизнь был бы без тебя несчастлив»; в другом: «Конечно, друг мой, кроме тебя, в жизни моей утешения нет…» Письма Натальи Николаевны к мужу не найдены.
В начале 1842 года Наталья Николаевна Пушкина по личному приглашению Николая I вернулась ко двору. Ей было 30 лет, и, по выражению П. А. Вяземского, она была «удивительно, разрушительно, опустошительно хороша». Разумеется, на ее руку сразу же нашлось немало претендентов, среди которых были: блестящий дипломат Н. А. Столыпин, князь А. С. Голицын, секретарь неаполитанского посольства граф Гриффео и др.
Испытывал к светской красавице определенный интерес и Николай I, тем более что теперь его можно было особенно не скрывать. Зимой 1844 года, думается, по рекомендации царя, Наталья Николаевна приняла предложение о замужестве от 44-летнего П. П. Ланского, которого Николай перед этим (в октябре 1843 года) назначил генерал-майором, командиром лейб-гвардии Конного полка, находившегося в непосредственном подчинении самого царя и расквартированного в Царском Селе. В подарок новобрачной 16 июля 1844 года царь прислал великолепный бриллиантовый фермуар — очень дорогое и красивое женское бриллиантовое украшение в виде звезды и велел передать молодоженам, что станет крестным отцом их первенца. Действительно, когда Наталья родила на следующий год дочь Александру (будущая А. П. Арапова), царь приехал в Стрельну на ее крестины. В другой раз, когда Николай I навестил Ланских, он прошел в их детскую, взял на колени Александру, и долго ее целовал и ласкал. Когда же Петр Ланской преподнес в подарок царю красочный альбом с портретами офицеров своего полка, Николай I попросил его поместить на первую страницу этого альбома портрет Натальи Николаевны, что было исполнено. Когда Наталья Николаевна с гордостью писала из Петербурга брату Дмитрию (18 марта 1843 года): «Императрица даже оказала мне честь и попросила у меня портрет для своего альбома», она, видимо, не подозревала, что ее портрет, заказанный художнику Гау, Александра Федоровна, как и ее супруг позволявшая себе любовные связи на стороне, поместила в ту часть своего альбома, где были собраны портреты любовниц Николая Павловича: Варвары Нелидовой, Ольги Булгаковой, Александры Смирновой-Россет, Софьи Урусовой, Анны Бороздиной, Любови Хилковой, Елизаветы Бутурлиной, Анны Щербатовой, Зинаиды Юсуповой, Елены Завадовской, Амалии Крюднер и др. (сейчас этот альбом хранится в Государственном Русском музее).
Кроме того, миниатюрный портрет Натальи Николаевны был вделан во внутреннюю крышку массивных золотых часов, которые постоянно находились на письменном столе царя. Эти часы после смерти Николая I забрал себе его личный камердинер, знавший секрет часов, «дабы не было неловкости в семье». Все эти факты позволяют думать, что браком с Ланским в начале 1840-х годов была скрыта интимная связь царя с Натальей Николаевной.
Во втором браке она родила трех девочек. В целом отношения с мужем были ровными и спокойными, хотя известно, что Петр Ланской не раз предъявлял жене, не умевшей вести хозяйственные дела, претензии из-за неуместных трат денег. Несмотря на доставшееся семье Ланских бесценное пушкинское творческое наследие, денег всегда недоставало. Только в 1851 году после смерти отца поэта Сергея Львовича финансовое положение Ланских немного улучшилось.
В начале 1860-х годов здоровье Натальи Николаевны начало резко ухудшаться из-за хронического легочного заболевания. В 1861 году по наставлению врачей Ланской увез жену вместе с дочерьми на лечение в Германию, затем — в Швейцарию, а потом — в Ниццу.
Осенью 1863 года у сына Александра родился мальчик, тоже названный Александром. Наталья Николаевна, приехав на его крестины, сильно простудилась и 26 ноября 1863 года умерла.