Глава 32. В зазеркалье

Глава 32. В зазеркалье

П осле того, как Москва отклонила запрос на Лугового, дело было за Лондоном. 16 июля 2007 года Дэвид Милибанд, новый министр иностранных дел выступил в Парламенте. В отместку за отказ России выдать подозреваемого в убийстве, объявил он, Великобритания высылает четырех российских дипломатов, прекращает сотрудничество в области борьбы с террором и ужесточает визовый режим для чиновников. Отныне обладатели официальных российских паспортов будут стоять в очереди за одноразовой визой, словно обычные туристы.

Всем было ясно, что санкции в первую очередь направлены против ФСБ. Газеты писали, что четверо высланных дипломатов — верхушка лондонской резидентуры. Сигнал был четким — мы знаем, кто все это устроил. Но официальная линия оставалась прежней: санкции — это реакция на отказ выдать подозреваемого в обыкновенном убийстве без каких бы то ни было намеков на причастность государства. Дипломаты за стенами Уайтхолла победили разведчиков.

В своем выступлении в парламенте Милибанд признал, что российский закон запрещает выдачу граждан РФ, но предположил, что если бы Кремль стремился к сотрудничеству, конституцию можно было бы и изменить.

— Ситуация не уникальна; другие страны изменяли свои конституции, чтобы дать ход соглашению о “Европейском ордере” на арест, — заявил он с невинным видом.

Это был одновременно и вызов Кремлю, и способ завести дело в тупик. Ясно, что после ответной высылки британских дипломатов ничего больше не произойдет. Луговой навсегда будет заперт в Москве, суд в Лондоне так и не состоится, а улики, указывающие на причастность российской власти, никогда не увидят свет. Все закончится пропагандистской перебранкой, а потом сойдет на нет.

— Лев рычит, но не кусается, — сказал я Марине.

— А что ты хочешь, чтобы они сделали? — спросила она.

— Для начала они могли бы официально заявить, что это был акт государственного терроризма. Затем отозвать посла из Москвы и поднять вопрос в Совете безопасности ООН, — сказал я с вызывающим видом, сам прекрасно понимая, что этого не будет.

УМЕРЕННАЯ ЛИНИЯ, ВЫБРАННАЯ британцами, назвать Лугового единственным подозреваемым, беспокоила меня и по другой причине; она подставляла нашу лондонскую компанию под возможность сокрушительного удара. Теперь Луговой может “признаться”, что связан с нами, и это будет вполне логичный ход со стороны ФСБ. Например, он может сказать, что привез в Лондон полоний для Ахмеда Закаева — чеченского “террориста”; это выглядело бы особенно пикантно в свете Сашиного предсмертного “перехода в ислам”. По этой версии Саша погиб бы по неосторожности, случайно вдохнув радиоактивный порошок.

Или же Лугового могли заставить признаться в том, что он раздобыл полоний и отравил Сашу по приказу Бориса, в подтверждение теории, что Березовский принес Литвиненко в жертву, чтобы навредить Путину. Экстрадировать Лугового, конечно же, не станут, но, получив необходимое признание, запрут на пожизненный срок в каком-нибудь тайном застенке, пообещав потом отпустить с новой фамилией и после пластической операции. Впрочем, могут и просто потихоньку прикончить. А его “признания” будут использованы, чтобы с новой силой требовать выдачи Бориса и Ахмеда. И все будет прекрасно укладываться в “неопровержимые улики” против Лугового, собранные Скотланд-Ярдом.

И в самом деле, кремлевская пропагандистская машина уже начала отрабатывать обе эти легенды, но их мало кто принимал всерьез. Все будет иначе, опасался я, если Луговой “признается”.

Если и был на свете человек, который страшился такого развития событий еще больше, чем мы, то это был сам Андрей Луговой. После всего, что с ним произошло, перспектива признаваться в отравлении и изображать из себя агента Березовского или Закаева его совершенно не устраивала. Страх, что из него сделают козла отпущения, сквозил в каждом слове, когда он появился на публике после оглашения британских обвинений. Он остался один: его компаньон Ковтун отделался легким испугом, и весь международный конфликт сошелся клином на его скромной персоне. Он всерьез опасался, что под давлением британских доказательств и дипломатической целесообразности могущественный заказчик решит принести его в жертву.

И тут, надо отдать ему должное, он совершил отчаянный и удивительно хитрый маневр с целью дезавуировать ту линию, что дело его “чисто уголовное и не имеет отношения ни к политике, ни к безопасности” — он объявил, что Литвиненко и Березовский работают на британскую разведку и пытались завербовать его! Этот упреждающий ход сделал Лугового совершенно не пригодным для роли “расколовшегося” контрабандиста радиоактивных материалов или киллера на службе у Березовского. Это означало бы, что контрабанда и убийство осуществились с ведома британских спецслужб. Теперь заставлять его признаваться в отравлении не имело никакого смысла.

Сенсационное “разоблачение” прозвучало в выступлении Лугового 31 мая 2007 года в прямом эфире “Эха Москвы”. Он рассказал, будто Саша свел его с “деловыми партнерами” в лондонской фирме “Риск Мэнеджмент”, которые при ближайшем рассмотрении оказались сотрудниками МИ-6. Подумав, он отказался от сотрудничества.

— Все мои контакты с Литвиненко были под жестким контролем спецслужб Британии, — сообщил Луговой.

Он также объявил, что не позволит сделать из себя крайнего:

— Мне кажется, что британская королевская прокуратура, заявив, что обвиняют меня, а не российские власти и спецслужбы, фактически предлагает России компромисс. Вы, то есть Россия, молчите о наших контактах с Березовским, Литвиненко и Луговым, а мы откажемся от обвинений в адрес российских спецслужб и президента… Но я категорически с этим не согласен, категорически! Надо же, нашли российского Джеймса Бонда, проникающего в ядерные центры, хладнокровно травящего своего приятеля. И все это сделал террорист-одиночка Луговой? А главное, во имя чего, где мотив моего преступления?…Мне ставят клеймо преступника, только всего этого не будет… [Я] буду бороться за свое честное имя!

Я слушал его заявление по “Эху Москвы” и чувствовал, как у меня отлегает от сердца. Теперь в любом вынужденном признании ему придется повторить утверждения о причастности МИ-6. Но никто никогда не поверит, что МИ-6 организовало убийство Саши или покупало “грязную бомбу” для террористов. Мы, конечно, никогда не узнаем, был или не был Саша в контакте с МИ-6. Но одно было ясно: теперь “признание” Лугового в том, что он действовал по нашему приказу, нам больше не грозит.

НО КОНСПИРОЛОГИЧЕСКИЕ ТЕОРИИ живучи, часто вопреки своей очевидной абсурдности. В безбрежном море западных публикаций по делу Литвененко все же были и такие, в которых версия, выдвинутая Луговым обсуждалась всерьез. Весной 2008 года лондонская “Индепендент” выступила с теорией, что МИ-6 могло использовать Сашу как подставное лицо в операции, где он покупал у Лугового радиоактивный материал, якобы для чеченцев, а на самом деле под контролем британских охотников за террористами. Прочитав это, Марина возмутилась:

— Ну как можно печатать вещи, которые противоречат элементарной логике? Саша ведь умер, так и не узнав, чем его отравили!

“Индепендент” пришлось опубликовать ее ответ: “Если бы Саша знал, что отравился радиоактивностью, неужели он не сообщил бы об этом врачам, хотя бы потому, что так страшно мучился?”

Вторая теория — что за смертью Саши стоит Березовский, оказалась более живучей, в основном потому, что ее активно “подпитывал фактурой” российский официоз. После того как Луговой дисквалифицировал себя в качестве “агента Березовского,” в этом амплуа выступил новый персонаж, вернее, давно забытый старый фигурант этой истории Володя Терлюк, тот самый, который в 2003 году утверждал, что кураторы из российского посольства поручили ему приблизиться к Борису, имея при себе металлическую авторучку.

Возвращение на сцену Терлюка было обставлено как драматический и захватывающий поворот сюжета — неожиданное появление загадочного свидетеля, в руках у которого ключ к тайне гибели Литвиненко. Терлюка показали в программе российского телевидения с закрытым лицом и измененным голосом под вымышленным именем “Петр”. Этот свидетель, объяснил диктор, — российский эмигрант, проживающий в Лондоне, который по просьбе генпрокуратуры находится под защитой британской полиции. По словам “Петра”, в 2003 году Саша предлагал ему сорок миллионов фунтов за показания, что он подослан убить Бориса с помощью отравленной авторучки. Когда “Петр” отказался, Литвиненко с Гольдфарбом заманили его в японский ресторан и опоили дурманящим напитком. В бессознательном состоянии он подписал заявление, которое стало основанием для предоставления Березовскому убежища. Три года спустя Литвиненко, по словам телепрограммы, стал вымогать у Березовского деньги, угрожая разоблачением, и тот организовал отравление.

Откровения Терлюка совпали с “ответным” визитом в Лондон следователей из Москвы, которые в присутствии английских коллег допросили Бориса и Ахмеда в качестве “свидетелей” по делу об убийстве российского гражданина Литвиненко. А по заявлению Терлюка генпрокуратура возбудила еще одно уголовное дело — о похищении и принуждении российского гражданина к даче ложных показаний.

Британские полицейские при упоминании “российского расследования” только саркастически улыбались. За несколько месяцев “сотрудничества” они убедились в том, что их московские коллеги вовсе не пытаются помочь в сборе доказательств, а выстраивают мистификацию, зеркальное отражение британского следствия, в котором имеются свои собственные подозреваемые, свидетели, следственные действия и целый список претензий к британской стороне. В этом виртуальном расследовании каждая британская находка балансируется российской “контрнаходкой”, каждое утверждение — “антиутверждением”.

Российское “зеркальное дело” исходило из версии, будто Луговой и Ковтун не исполнители, а жертвы отравления полонием. Дозу они могли получить случайно, в момент отравления Саши, или их могли загрязнить специально, чтобы запутать следы. В этой версии злоумышленниками выступали Березовский, Закаев и я. Виртуальная реальность российского расследования в свою очередь отражалась в зеркале прессы; ведь журналисты обязаны давать “сбалансированные” репортажи, отражать все версии. Подконтрольные Кремлю СМИ обличали “злобную антироссийскую пропаганду” на Западе. Все это напоминало классическую дезинформационную кампанию по калькам старого КГБ времен холодной войны.

Конечно, при ближайшем рассмотрении российская версия разваливалась перед лицом фактов. Консенсус общественного мнения был четко на нашей стороне, но я не переставал благодарить судьбу за то, что англичане нашли полоний: не будь полония, виртуальная версия, склеенная в Москве, имела бы все шансы затмить реальность.

Но так было на Западе, а в России все виделось иначе — значительная часть общественного мнения оказалась в кремлевском “зазеркалье”. Один мой московский приятель так и сказал: “Для тебя убийца — Путин, что закономерно, ведь ты работаешь на Бориса и живешь на Западе. А я живу в Москве и Путин мой президент. И не просто президент, а лидер, которого обожает большинство граждан. Он, как английская королева, — символ нации, глава государства. Я, конечно, не во всем с ним согласен, но если на секунду допустить, что он убийца, то я не смогу жить в этом государстве. Так что, уж извини, дорогой, но убийца — Борис, какие бы доказательства ты не приводил. Если это один из них двоих, то, значит, Борис, ведь он злодей по должности”.

Мой приятель представляет образованный слой России, ему претит мысль об убийце в Кремле. Большинство же простых людей, я уверен, думают иначе — они убеждены, что Сашу убили по приказу Путина, и гордятся своим президентом. Литвиненко — предатель, и Путин его достал в Лондоне. Полонием. Так ему и надо. Наш президент таким и должен быть — беспощадным, грозным. Тогда нас будут уважать.

ТО, ЧТО В Уайтхолле казалось “умеренной линией”, в Кремле было воспринято как пощечина.

Запрос о выдаче Лугового стал для Путина полной неожиданностью. От наших источников в Москве мы знали, что аналитики убеждали его, что запроса не будет. Англичане не полезут в бутылку с позиции слабости. Европейцы и американцы не захотят вмешиваться. Агенты российского влияния в лондонском бизнес-сообществе будут давить на власть, чтобы та не убивала курицу, несущую золотые яйца. К тому же англичан предупредили о конституционном запрете на экстрадицию.

И когда запрос все же поступил, Путин не стал обращать внимания на приглашение сыграть вничью, завуалированное в британском “чисто уголовном” подходе; он был слишком рассержен, чтобы договариваться о том, как совместно разрулить кризис. Возможно, это и спасло Лугового от участи козла отпущения.

Гнев Путина выплеснулся с телеэкрана во время встречи с прокремлевской молодежью, прозванной в либеральных кругах “Путинюгендом”. Дело происходило в летней резиденции президента; в расстегнутой на две пуговицы рубашке, без пиджака и галстука, он объяснял внешнюю политику группе симпатичных, спортивных, типично русских подростков, одетых в ярко-красные футболки. Англичане, сказал он, “предъявляют претензии, оскорбительные для нашей страны и для нашего народа… Мозги им надо поменять, а не конституцию нашу, мозги! То, что они предлагают — это, очевидно, рудимент колониального мышления. Они, должно быть, забыли, что Великобритания больше не колониальная империя. Слава Богу, Россия никогда не была британской колонией…”

Было видно, что Президент находится в одном из своих характерных состояний — самонаведенной ярости готовящегося к драке подростка, нарастающей по мере того как он говорит. С такой же пацанской манерностью, которую первая заметила в нем Трегубова, он когда-то предлагал устроить обрезание журналисту из-за вопроса о Чечне или грозил ударить дубиной по голове Березовского. Путин был рассержен. Он воспринял запрос на Лугового как личное оскорбление.

Лондонские эксперты и политики были в замешательстве: почему он так реагирует? Ведь ему-то известно, откуда взялся полоний! Зачем же он поднимает градус и персонально влезает в скандал, вместо того, чтобы от него дистанцироваться? Почему бы не сыграть в предложенную ничью и свести тему на нет путем длительной прокурорской переписки?

Но для Бориса все было ясно как день. Он только пожал плечами:

— Неужели не понятно, человек продолжает бой. Не забудь, ведь он думает, что имел полное право убить Сашу — изменника Родины. А рассвирепел от того, что англичане устроили скандал, прекрасно зная, что он не выдаст Лугового. Считает, что это сделано исключительно в пику ему, то есть России. Да еще предложили изменить конституцию, то есть намекнули, что он диктатор. К тому же он уверен, что я манипулирую британцами, и это бесит его вдвойне…

ПОСЛЕ ПУТИНСКОЙ РЕЧИ о колониализме в Москве начался охотничий сезон на все британское. Бранить англичан было возведено в ранг официальной политики, телеканалы соревновались между собой в антибританских программах, а стаи “Наших” — пропутинской молодежи, повсюду преследовали автомобиль английского посла Тони Брентона, скандируя непристойности. Быть англоманом стало небезопасно. Британцы в московском бизнес-сообществе вдруг почувствовали, что их гражданство стало предметом беспокойства для аборигенов: кто-то демонстративно выражал солидарность; а кто-то переставал общаться.

А потом началась атака на Британский совет.

Эта почтенная организация имела представительства в Москве, Санкт-Петербурге и Екатеринбурге, занимаясь развитием деловых и культурных контактов, предлагая курсы английского языка и помощь желающим поехать в Англию на учебу. В течение нескольких месяцев власти засыпали Британский совет обвинениями во всевозможных грехах: от неуплаты налогов и нарушения пожарных правил до организации утечки мозгов. Наконец 14 декабря 2007 года министр иностранных дел Лавров без обиняков заявил: “Этим летом британская сторона намеренно пошла на ухудшение отношений, выслав наших дипломатов, прервав контакты с Федеральной службой безопасности в антитеррористическом сотрудничестве и введя визовые ограничения. В дипломатии такие вещи недопустимы, и в качестве ответных мер мы решили приостановить деятельность Британского совета во всех городах, кроме Москвы, начиная с 1 января”.

Британцы возмутились: закрытие культурных представительств неправомерно; они обжалуют это решение. Не станут же русские закрывать их силой без решения суда?! Дело Литвиненко не имеет никакого отношения к политике или культурным обменам, настаивали они. То, что российская сторона пытается политизировать это “чисто уголовное дело”, взяв в заложники культурно-просветительную организацию, не делает ей чести.

Я представил себе улыбку Путина: идея обращения британцев в российский суд с иском против российского правительства должна была его очень позабавить. Он покажет этим колонизаторам, кто в доме хозяин! Перед Новым годом милиция и ФСБ начали навещать российских сотрудников Британского совета на дому. Гости появлялись под вечер для “дружеской беседы”. Они объясняли перепуганным сотрудникам, их мужьям и женам, что к ним лично пока нет претензий, но долг органов безопасности предупредить, что их работодатель действует на территории РФ в нарушение закона, не говоря уж о хорошо известной, хотя и неофициальной, точке зрения, что Британский совет служит прикрытием для шпионской деятельности МИ-6.

Через неделю после начала “дружеских визитов” англичане сдались. Они отказались от планов искать справедливости в суде и закрыли представительства в Санкт-Петербурге и Екатеринбурге “в интересах безопасности своих российских сотрудников”.

ДЛЯ АНДРЕЯ ЛУГОВОГО отповедь Путина английским колонизаторам прозвучала музыкой. Запрос на его экстрадицию — это оскорбление России, сказал Президент. До этого момента Луговой не мог быть уверен, кто и как в ФСБ решит его судьбу. А теперь стало ясно, что без высочайшего повеления с его головы не упадет ни один волос, а высочайшее мнение заявлено однозначно: мы не откажемся от Лугового, он — наш!

Президент не оставил сомнений — Луговой не виноват. Если не в убийстве, то по крайней мере в предательстве. После выступления Путина аполитичного Лугового как подменили; он полностью перестроился и решил занять достойное своему подвигу место в российской политике.

Поддержка президента превратила Лугового в национального героя — патриота, которого иностранцы ложно обвинили в убийстве чтобы очернить Россию. Но даже если он это и сделал, то что ж плохого в том, что уничтожил врага? Вскоре после выступления Путина Луговой объявил, что будет баллотироваться в Думу. Через несколько дней, одетый в полосатый костюм с непристойно ярком галстуком, посвежевший и загорелый, Луговой включился в предвыборную кампанию.

На пресс-конференции на “Эхе Москвы”, которая транслировалась по Интернету в Лондон, Луговой больше не выглядел запуганным “сгоревшим ресурсом,” выброшенным за ненадобностью, который в равной степени страшится британских детективов и российских заказчиков. На экране появился новый Луговой — уверенный в себе патриот, готовый ради Родины на все, гордый своей страной, которая не бросила его в трудную минуту. Отвечая на вопрос о возможной роли российской власти в Сашином убийстве, он неожиданно разразился тирадой о заговоре против России:

— Я воспитывался очень патриотично, я русский офицер, и могу вам сказать, что в самом вопросе уже заложена ментальность по отношению к России. Вы посмотрите, стоило России поднять стратегические бомбардировщики в воздух спустя 20 лет, как вы все, весь западный мир занервничал. То есть все остальные летают, а России нельзя летать. Я думаю, что России надо не просто на патрулирование, а на боевое дежурство [летать]. Чтобы было совершенно четкое понятие, что Россия в этом мире не будет никогда на задворках. Она была ведущей державой мира, слава богу, встала с колен, и будет находиться, кому бы это ни нравилось.

И вам всем придется с этим считаться. А то вот я читал вчера, [что] президент Франции Саркози выступал и журил Россию за брутальность в вопросах энергетики. Друзья мои, ну никто же не виноват, что у вас нет нефти и газа! И еще, я хочу обратить внимание, что все богатство британской империи создано на крови колониальных войн. Вы 400 лет грабили весь мир и теперь пожинаете плоды. Теперь вы демократы. Теперь у вас все в порядке. Теперь у вас достаточно денег, теперь можно брать и учить весь мир.

Луговой имитировал Путина. Теперь он был “одним из наших”, членом стаи. Став в декабре 2007 года депутатом Думы, он занял место в комитете по безопасности.

БОРИС ПОСЛЕ СМЕРТИ САШИ странным образом успокоился. Он сделал все необходимое, чтобы обеспечить будущее Марины и Толика, сказав: “Вы для меня теперь как члены семьи”. Но потерял всякий интерес к продолжению кампании по “разоблачению путинского режима”. Какие бы мероприятия в рамках “Фонда гражданских свобод” я ему ни предлагал, он на все накладывал вето. Похоже было, что Путин вообще перестал его интересовать. Однажды он мне сказал:

— Послушай, зачем попусту тратить деньги. К тому, что произошло, ничего не добавишь. Мы сделали все возможное и выполнили задачу. Вернее, не мы, а Саша. Ужасной ценой, но мы победили. И не потому, что такие умные, а потому, что они идиоты. Я всегда говорил, что исход нашего спора с Володей решит не самый умный ход, а самый глупый. И он, наконец, совершил его — самый идиотский из всех возможных ходов. У него не выдержали нервы. И он проиграл. Теперь он никуда не денется.

Я посмотрел на него недоуменным взглядом. Пока что получалось, что наш противник вполне преуспевает: у него неограниченная власть, любовь народа и, как утверждают некоторые, припрятано миллиардов тридцать в офшорах. А британцы предлагают ему ничью. Какое же тут поражение?

— Ты не понимаешь, — объяснил Борис. — Власть и деньги очень мало значат, если все показывают на тебя пальцем, как в сказке про голого короля. Вспомни, когда мы сюда приехали, как на нас смотрели? Путин был для них как свет в окошке — друг Владимир, высокая душа. А на меня он спустил всех собак, мол, беглый уголовник, пособник террористов. Но меня-то британцы от всего очистили, а он попался на убийстве со своим полонием и вынужден прятаться за Конституцию. И все это понимают, какие бы ничьи ему не предлагали. Плюс, в России каждый знает про взрывы домов — тоже наша заслуга. Страна, экономика не смогут стабильно функционировать, когда у власти человек с таким криминальным багажом. Это все до первого кризиса, и тогда нарыв лопнет, и ему крышка. Вот увидишь.

СТАВ СВИДЕТЕЛЕМ ЧЬЕЙ-ТО гибели, невольно задумываешься о собственной смертной персоне. Смерть Саши заставила и меня по-новому взглянуть на свою роль в конфликте Путина с Борисом. С того самого момента, как я отправился в Турцию спасать семейство Литвиненко и оказался на шесть лет втянутым в схватку олигарха с президентом, я считал это политической деятельностью. Путин и его режим были продолжением советской власти, с которой у меня были счеты с юных лет. Но я не был эмоционально вовлечен в персональный конфликт этих двух людей. В отличие от Бориса, у меня не было личного отношения к Путину — он был всего лишь кагэбэшник, функционер системы, или, максимум, враг моего приятеля. Бориса я, кстати, тоже не идеализировал; просто, зная все его грехи и слабости, я находил их в пределах допустимого (многие имеют ко мне по этому поводу претензии). Можно сказать, что для меня их схватка была чем-то вроде спортивного состязания, и я болел за более близкую мне команду.

Но гибель Саши изменила все. Конфликт перешел в другое измерение — теперь речь шла о смерти моего друга, о варварском убийстве. Это уже была не политическая интрига или столкновение уязвленных самолюбий. Спектакль, на который мне достался билет в партере, перестал быть мыльной оперой и приобрел шекспировский размах, яд и смерть вышли на авансцену, а все остальное — борьба за власть и богатство, геополитика, несбывшиеся ожидания свободы, судьба государства — все это отошло на второй план, став обстоятельствами убийства. Не важно, что будет с датским королевством, главное — коварное злодейство, накал страстей и черты личности действующих лиц. Сашина гибель стала нравственным стандартом, меркой, определившей сущность двух соперников: пусть Борис — самый алчный из капиталистов, а Володя — самый беззаветный из патриотов, но убийца — все равно убийца. И впервые я вдруг ощутил, что у меня есть отдельный от Бориса, персональный счет к Путину. Более того, я в первый раз почувствовал, что и сам нахожусь под прицелом.

Я больше не ощущал себя отстраненным болельщиком; при виде Путина, клеймящего по телевизору британский колониализм, или изрекающего “кто нас обидит, тот три дня не проживет,” я кожей чувствовал, что его ярость и обида имеют отношение и ко мне лично, что этот человек, если только сможет, сделает со мной и моей семьей то же, что он сделал с Сашей и Мариной. Поэтому, не скрою, когда я предложил Марине написать книгу про Сашу, Бориса и Володю, я смотрел на этот проект как на способ с ним хоть как-то расквитаться, и, может быть, немного подстраховаться от неприятностей, если вообще книги могут защитить от полония.

^{Путин в сопровождеии директора ФСО Евгения Мурова (слева) и начальника охраны Виктора Золотова (в центре). (Комсомольская правда)}

^{“Кто нас обидит, тот три дня не проживет…”}