НАШ ГОРЬКИЙ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

НАШ ГОРЬКИЙ

После трех лет ссылки и семнадцати лет странствований по Сибири я в 1922 году вернулся на фабрику «Красный Перекоп». Многие здесь еще помнили меня по революционной подпольной деятельности, по первой рабочей библиотеке на фабрике. Мне дали квартиру в Петропавловском парке, а при рабочем факультете устроили на работу в библиотеку.

По-прежнему захватывала меня не только любовь к хорошим книгам, но и к их творцам-писателям. Влюбишься в произведение какого-нибудь писателя и невольно полюбишь его самого… Не посторонний он уже для тебя человек, а близкий, дорогой, родной. И вот живешь и чувствуешь, что у тебя есть друг. От этой мысли делается на душе хорошо и как-то легче и радостнее становится жить. Забываются разные житейские трудности и невзгоды.

Еще с юных лет моим любимым писателем был Владимир Галактионович Короленко. Часто я думал о нем, перечитывал его рассказы и крепко держал их в памяти. Он мне казался добрым, ласковым. Однажды я осмелился написать ему письмо и послал свое стихотворение для отзыва. Ох, как он раскритиковал его! И это неладно и то не так; одним словом — плохо. Я не удивился этому и не жалел, что читатели не увидят этого моего стихотворения. А удивился я искренне тому, что он, большой и занятый писатель, нашел время заниматься моими стихами и отвечать мне.

Через десять лет я осмелился написать ему вторично. И тоже кое-что послал для отзыва. На этот раз он написал, что о первых моих стихах забыл основательно, а присланные сейчас вполне литературны. Но я мало этому радовался, так как сам начал понимать, что многого мне еще не хватает. Но как мне был дорог и приятен его дружелюбный ответ.

Неожиданно для меня засверкал еще один замечательный талант, смелый, простой и ясный, как солнечный день. Описывая грязь и темноту пошлой обывательской, мещанской жизни, он звал к другой, светлой, разумной человеческой жизни. Это был Горький! Я прочитал первые его рассказы, и сразу же автор стал представляться мне необыкновенно умным, чутким и отзывчивым человеком. А когда узнал его биографию, понял, что не любить его не могу. Жизнь его напоминала мою. У него суровый, жестокий дедушка и мытарства в жизни… У меня сердитая мачеха, от которой я прятался по ночам в погребе с маленькой керосинкой, чтобы прочитать случайно попавшую в руки книжку.

Судьба провела меня мимо школ и прямо из погреба поставила на плоты, на баржи Шексны и Волги, бросила в шумные города, в водоворот жизни и сказала: плыви, борись, отстаивай свои права или погибай.

Иван Петрович Малютин.

И вот как только появились рассказы Горького, я сразу почувствовал в авторе близкого человека… Меня потянуло написать письмо Алексею Максимовичу. Мне посчастливилось познакомиться в Ярославском краеведческом музее с Адамом Егоровичем Богдановичем, родственником Алексея Максимовича. Разговорились о Горьком. Я сказал, что собираюсь давно написать ему письмо, да адреса не знаю…

Богданович тотчас же написал на бумажке адрес Алексея Максимовича и передал мне.

— Спасибо, — говорю, — вам, большое спасибо, только не знаю, ответит ли он?

Получив адрес Горького, я еще долго думал, чем же я его заинтересую? Что ему написать? И решил написать об истории фабрики, на которой работал. Фабрика эта действительно интересна: основана она была ярославским купцом Затрапезным при содействии Петра I.

Собрал я по документам, найденным в архиве, разные сведения и написал большое письмо, такое откровенное и подробное, как будто своему давно знакомому товарищу. Послал заказной бандеролью и брошюру: «Ярославская большая мануфактура».

Отправив письмо, я стал ждать ответа. Ответ пришел очень аккуратно, без промедлений. Почтальон вручил мне также бандероль с книгами: «Дело Артамоновых» Берлинского издания и «Детство» с автографами. В письме Алексей Максимович благодарил за сведения о фабрике и сообщил, что очень интересуется этим вопросом.

В письме он отправил свою фотографию, но ее там не оказалось. Я написал Алексею Максимовичу об этом. А. М. Горький ответил, что это обычная история, и он вышлет новую.

Потом я написал ему, какие книги читаю. Об одной из них он отозвался хорошо. Там говорилось о беспримерной жестокости англичан, которые господствовали в Индии, истребляя мирное население для того, чтобы легче было управлять страной.

Горький в письмах указывал мне, как надо писать, чтобы не получилось, например, так: «Встретил я Якова», а надо: «Я встретил Якова» и т. д. Чтобы получалось четко, плавно и красиво.

Я безгранично был рад этому дружескому отклику и совету, он растрогал меня до слез. Наша переписка продолжалась с перерывами лет восемь, почти до самой его кончины.

В 1934 году мне посчастливилось присутствовать на Первом Всесоюзном съезде советских писателей. Там встретил я много знакомых писателей.

Но особенно интересовал меня Алексей Максимович Горький. Однако встретиться и поговорить с ним не было никакой возможности потому, что он все время был окружен разными делегациями, представителями фабрик, заводов, колхозов, учреждений.

Только кончит с одними разговаривать, как уже другие ждут своей очереди.

И так целые дни.

Отдохнуть ему можно было разве тогда, когда выступал с докладами: говорил он спокойно и не спеша, то и дело заглядывая в тетрадку.

— Я, — сказал он, — не оратор, произносить речи не умею, я вот по тетрадке, — и, ссутулясь, то и дело заглядывая в нее, продолжал выступление.

Скажет какое-нибудь острое шуточное словечко, рассмешит всех, и весь колонный зал ответит громом аплодисментов. Каждый, услышав его шутку, подумает про себя: «Какой он простой, искренний, не гордый человек».

И сразу станет хорошо и легко на душе. Будто вот этой шуточкой приблизил он к себе на самое близкое расстояние, поднял настроение, обострил внимание. Его очень утомляли продолжительные аплодисменты, особое внимание. И вот стоит, ждет, когда перестанут хлопать, а потом начнет махать тетрадкой или рукой и, как только перестанут, скажет:

— Товарищи, надо экономить время.

Однажды был такой случай. Вечером делегаты и гости выстроились в две шеренги от трибуны до выхода на площадь. Всем хотелось повидать Горького. Президиум весь разошелся, а Горького все нет. Дежурный начал гасить свет, сказав, что Горький уже ушел. Но люди не верили и ждали. Наконец они потребовали включить свет, и, только убедившись, что Горького действительно нет, стали нехотя расходиться.

Каждый вечер после заседаний десятки автобусов направлялись в Горки, где жил тогда великий и родной писатель нашей земли.