ГУСЛЯР, ПОЭТ И ПИСАТЕЛЬ

ГУСЛЯР, ПОЭТ И ПИСАТЕЛЬ

Проходя по одной из улиц Самары в конце августа 1918 года, я заметил на доске объявлений огромную афишу. Крупными буквами было напечатано, что в театре имени Пушкина состоится вечер волжских песен, устроитель Скиталец.

Я заблаговременно достал билет поближе к сцене, чтобы как следует посмотреть на живого Скитальца. Я уже знал и любил стихи Степана Гавриловича. Стихотворения «Гусляр», «Кузнец», «Колокольчики-бубенчики звенят» и другие призывали к борьбе, очень нравились молодежи и волновали всех, особенно в 1905 году.

С 1905 года в издательствах «Донская речь», «Знание» и др. стали выходить сборники песен революционного содержания.

Горький, Скиталец и Шаляпин прозвучали в те годы, как настоящие буревестники.

Скиталец писал:

«Пусть лежит у вас на сердце тень,

Песнь моя не понравится вам,

Зазвенит она, словно кистень

По пустым головам.

           Я к вам явился возвестить,

           Жизнь казни вашей ждет.

           Жизнь хочет вам нещадно мстить,

           Она за мной идет!

Я вхожу во дворец к богачу

И ковры дорогие топчу,

Полны скуки, тоски и мольбы

Здесь живут сытой жизни рабы.

И вдруг такой редкий счастливый случай — увидеть самого автора. Я с нетерпением ждал восьми часов вечера. Стояло прекрасное «бабье лето». Волга густо пестрела лодками, оглашалась песнями и музыкой. Воздух был пропитан запахом яблок, которых в ту осень собрали много.

Бульвары и сады были переполнены гуляющей публикой. Никто не торопился в театр.

А мне хотелось поторопить время, но оно как будто остановилось.

Но вот, наконец, слушатели собрались в зале. Открыли занавес. На сцене появился Скиталец — мужчина богатырского сложения. Бросились в глаза крупные черты его лица и длинные откинутые назад волосы. Он был одет в черную бархатную блузу. Скиталец подошел к столу, покрытому зеленым сукном, на котором лежали его знаменитые гусли, и остановился.

Вышел конферансье и рассказал публике краткую биографию Степана Гавриловича. Мне представилось, как он мальчиком ходил с отцом по деревням и селам и пел песни на ярмарках под отцовские гусли. Сколько пришлось перенести ему всевозможных испытаний, нужды и горя! И вот, несмотря на все трудности, он стал известным писателем и артистом-гусляром.

— Скиталец сегодня расскажет, — говорил конферансье, — истории многих волжских песен и особенно остановится на песне «Из-за острова на стрежень».

Скиталец начал объяснять, откуда появилась эта песня, как создавалась она, дополнялась и исправлялась. И перед слушателями будто раскрылась родословная этой песни и то, как поют ее в народе. Затем Скиталец под звон гуслей исполнил ее.

Голос его — сильный и приятный, грудной и выразительный бас — был очень подходящим для исполнения народных песен, которые поэт хорошо знал и чувствовал.

…Вечер кончился поздно. Насмотрелся я на Скитальца вдоволь, но поговорить с ним в этот раз мне не пришлось.

На другой день появилась новая афиша о спектакле «Вольница» (инсценировка по повести «Огарки»), где роль певчего исполнит Скиталец. Во второй части вечера — литературное чтение. Рассказ «Казнь лейтенанта Шмидта» читает сам автор.

Я снова был в театре задолго до начала и одиноко прогуливался в фойе.

На мое счастье, появился еще один человек. Это был Скиталец. Мы познакомились.

— Вы меня не знаете, — заговорил я, — но я давно и хорошо знаю вас, а особенно с 1905 года, по вашим стихам и рассказам.

— Благодарю вас, — сказал он.

Я рассказал ему о себе и в заключение спросил Скитальца, как он живет.

— Я сейчас живу в Симбирске, — ответил он, — там у меня жена и 12-летний сын, а приехал сюда на два вечера, немножко подработать и проветриться…

— Самарские писатели дали мне поручение пригласить вас на вечер, мы собираемся каждую пятницу. Особенно просили А. Неверов и А. Смирнов. Смирнов говорил, что вспомнили бы минувшие дни, когда вы у него собирались с Шаляпиным и Горьким. Алексей Максимович еще квартировал когда-то у него…

— Очень благодарю, если будет возможность, то с удовольствием приду.

Я спросил Скитальца о программе вечера.

— Сегодня поставим пьесу, переделанную из моей повести «Огарки». В этой пьесе есть три действующих лица, которые живут в Самаре и придут смотреть, как их будут играть артисты, я вас познакомлю с ними. Это хорошие ребята: один механик большого завода, другие мастеровые.

Публика стала собираться, а мы все ходили и разговаривали.

Когда зашел разговор о гуслях, Скиталец повел меня на сцену. Там на большом столе, в футляре, лежали огромные гусли. Он вынул их, провел рукою по струнам и спросил:

— Хороши? А мне вот не особенно нравятся или не могу к ним привыкнуть. Не знаю, но старые гусли забыть не могу, с которыми чуть не весь свет объехал…

— А где они? — поинтересовался я.

— В берлинском музее, выпросили на память. Долго не отдавал, но все-таки уговорили… Мы, говорят, сделаем во много раз лучше старых. Ну, сделали. Работали самые лучшие немецкие мастера и во много раз дороже. Однако чего-то не хватает, словно души в них нет.

Мы опять пошли бродить по фойе, где уже собралась публика.

С одного дивана поднялся человек среднего роста в бархатной курточке в пестром цветном галстуке и цветных туфлях. Он подошел к Скитальцу и сказал:

— Здравствуй, Степан!

Это был герой его пьесы — механик, с которым Скиталец тотчас же познакомил меня. Очень худое землистого цвета лицо как бы говорило о том, что здоровье у этого человека подорвано.

Скитальца позвали на сцену. Мы с механиком остались одни. Он с первых же слов начал жаловаться на свое здоровье.

— С трудом пришел, — говорил он, — а не придти, Степан на меня обидится. Большие мы друзья с ним. Больше двадцати лет дружим. Еще вот столяр должен бы придти, да слесарь, все действующие лица из «Больницы» — бывшие «Огарки». Если вы интересуетесь Степаном, заходите завтра на квартиру, я вам многое расскажу.

Я записал его адрес. Дали первый звонок, и публика с шумом бросилась занимать места.

Пьесу смотрели с большим интересом. Рассказ «Казнь лейтенанта Шмидта» Скиталец прочитал замечательно, с каким-то особенным подъемом. Слова, произносимые им, были словно не слова, а раскаленные пули, которые летели в публику и пронзали сердца слушателей. Это было что-то невероятное. Казалось, звенели стекла в окнах. Было как-то страшно в эти минуты: все словно вновь переживали события минувших лет. Рассказ был прочитан на память. Это меня тоже очень удивило.

После спектакля, который кончился очень поздно, Скиталец подошел ко мне:

— Завтра утром зайдите ко мне на квартиру, поговорим, я вам кое-что подарю.

Но утром я его не застал. Он уехал ночью, вызванный телеграммой к больному сыну.

Из наших разговоров со Скитальцем я понял, как много вынес он глубоких впечатлений из рассказов своего отца, бывшего крепостного.

— Жизнь отца, — говорил Степан Гаврилович, — представлялась мне каким-то ужасным длинным «сквозь строем», свистом розог, плетей, палок, горьких обид и нескончаемых несчастий… И ненависть к прошлому осталась у меня на всю жизнь… Большое влияние в детстве оказала на меня бабушка, замечательная русская сказочница. Я вырос и входил в жизнь с неукротимой жаждой борьбы с пережитками прошлого и горячим стремлением к светлому будущему…

Скиталец рассказал, что встать на ноги ему помогли самарские гастроли Андреева-Бурлака и встречи с А. М. Горьким, особенно вторая встреча с Горьким имела решающее значение в жизни Скитальца.

— Друг, воспитатель, старший брат и вдохновитель, — говорил Скиталец о Горьком, хотя они были ровесники и одногодки.

Об этом периоде жизни Скиталец впоследствии писал в повести «Метеор», где вывел себя в образе Метеора, а Горького под именем писателя Заречного.

Горький стал литературным наставником Скитальца.

«Я живу на полном иждивении Горького, — писал Скиталец брату Аркадию 10 декабря 1900 года. — Под его влиянием я быстро развиваюсь, развертываюсь. Горький возится со мной, как с ребенком. Нянчится, учит меня, заставляет до бесконечности переделывать мои работы. Сам поправляет их, дает темы.

При таких хлопотах даже и бездарного человека можно выучить писательству, а я же не совсем бездарный. Он руководит моим чтением, я весь ушел в работу».

А Горький сообщал Миролюбову, что у него живет Скиталец, работает, как вол, не пьет.

«Хороший, серьезный, честный парень! Верю, что из него выйдет нечто, хотя и не крупное, может быть, но хорошее, цельное».

В 1900 году в журнале «Жизнь» появился рассказ «Октава». Это был выход Скитальца в большую литературу. В апреле 1901 года вместе с Горьким он был арестован по делу о приобретении мимеографа и заключен в Нижегородскую тюрьму.

Лучший период литературной деятельности Скитальца — 1905 год. В это время революционно-демократические мотивы особенно громко звучали в стихах и рассказах писателя. Росту Скитальца, как и многих других замечательных людей нашей страны, в сильной степени способствовало идейное влияние могучего Горького.