КАК ПОСТУПИТЬ?
КАК ПОСТУПИТЬ?
В июле 1944 года я узнал, что власти выпустили из тюрьмы Маргариту Болли, Эдмонда и Ольгу Хамель. Их освободили временно, предложив внести денежный залог, как это принято во многих капиталистических государствах. Кроме того, взяли письменное обязательство, что они не будут стремиться покинуть пределы конфедерации до судебного процесса.
Об этом мне рассказали Пакбо, которому стало известно о Маргарите от ее матери, и другой товарищ, связавшийся с Хамелями. Освобождение подследственных казалось странным. Но, поразмыслив, я понял мотивы, побудившие полицию сделать такой шаг.
Одной из причин было, несомненно, то, что в середине 1944 года политическая обстановка в Европе и положение на фронтах коренным образом изменились в пользу стран антигитлеровской коалиции. Советские армии уже подходили, можно сказать, к воротам нацистской Германии. Наши союзники, непомерно долго оттягивавшие открытие второго фронта, высадились наконец-то в Нормандии. А двумя днями раньше, 4 июня, американо-английские войска овладели Римом. При таких обстоятельствах швейцарское правительство обрело уверенность, перестало опасаться вторжения гитлеровцев, которым теперь было не до угроз или оккупации чужих стран.
Естественно, произошли изменения и во взаимоотношениях секретных служб. Тайные силы рейха — агентура СД и гестапо — уже не способны были оказывать на швейцарцев того давления, которым они так успешно пользовались. Полковник Массон отныне мог позволить себе пренебречь диктатом могущественных фюреров СС — Гиммлера и Шелленберга.
Вторая причина проявленной мягкости к нашим радистам совсем иного свойства. То был коварный расчет, впрочем не новый, довольно известный в международной полицейской практике. Им очень любили пользоваться гитлеровцы. Швейцарские контрразведчики применили тот же прием.
Они выпустили радистов, полагая, что руководитель организации сам или через доверенных лиц захочет вновь с ними связаться. Это было вполне вероятно — контрразведка знала, что у нас больше нет людей, умеющих обращаться с передатчиком. Безусловно, за подследственными зорко наблюдали, и в случае контакта с ними наших сотрудников агентура взяла бы их на заметку. Таким способом полиция сумела бы выявить новых, еще не раскрытых членов группы, а возможно и напасть на мой след.
Когда в августе меня впервые за время подпольной жизни навестил Пакбо (я попросил посещавшего меня товарища привести его), мы действительно обсуждали возможность связи с Хамелями, но все же решили отказаться от этой идеи, понимая, что нам подготовлена ловушка. С Маргаритой Болли я также запретил устраивать свидание.
Пакбо рассказал мне о положении в организации, сообщил, что новых арестов пока нет. Он обратился к депутату швейцарского парламента, социал-демократу, хорошему знакомому Пауля Бётхера, с просьбой помочь освободить из заключения Сиси и Бётхера, но попытка эта не имела успеха из-за обстановки сугубой секретности, созданной военными властями.
По собственной инициативе Пакбо задумал осуществить связь с Центром по дипломатическим каналам. Он и Зальтер начали, в частности, переговоры с китайским послом в Берне, желая получить согласие на пересылку информации в Москву дипломатической почтой через Китай. Но их переговоры не дали результатов.
Положение складывалось совершенно безвыходное. Дальнейший сбор разведывательных сведений не имел практического смысла.
Сотрудники группы исчерпали возможности, отыскивая выход из тупика. Сам я также ничего не мог предпринять, пока оставался на нелегальном положении. Было очевидно, что, только выбравшись за границу, я сумею наладить связь с Центром, сообщить, что нужно, и получить указания, как нам действовать: свертывать ли работу в Швейцарии или организовать ее на какой-то иной основе.
Бежать можно было только во Францию, так как Австрию и Италию еще занимали немецко-фашистские войска. Во Франции же военная обстановка к началу сентября 1944 года изменилась коренным образом. В Нормандии союзники продвигались вперед, а восставшие парижане в августе изгнали оккупантов из столицы. Гитлеровское командование вынуждено было вывести войска из пограничных со Швейцарией французских областей и перебросить их на боевые участки фронта. Теперь в департаменте Верхняя Савойя власть находилась в руках французских партизан. Идти нужно было к ним.
Самым трудным было пройти швейцарские контрольные посты на границе. Они казались непреодолимыми. Мы долго обсуждали этот вопрос с женевскими товарищами. Было даже такое предложение: устроить подкоп под проволочным ограждением, тянувшимся вдоль границы, по которому был пропущен электрический ток. Другие советовали поехать в Кампионе — итальянскую территорию внутри швейцарского кантона Тессин, находящуюся в руках итальянских партизан. Но чтобы попасть туда, нужно было пересечь поездом всю Швейцарию (дальнее автомобильное сообщение из-за нехватки горючего уже давно прекратилось). Другой же путь в Кампионе через озеро Лугано находился под наблюдением катеров швейцарской пограничной службы. Все эти предложения пришлось отвергнуть. Самое лучшее, по моему убеждению, было перейти границу с помощью савойских партизан, которые отлично знали местность и наверняка не отказались бы нас провести.
Пока мы размышляли над этой проблемой, товарищи сообщили: полиция выпустила из тюрьмы Фута. Он, так же как и остальные радисты, не имел права до судебного процесса и вынесения приговора выезжать из страны. Фута освободили 8 сентября, за несколько дней до того, как мы с женой покинули Швейцарию. Свидание наше не состоялось, так как я опасался полицейской ловушки.
При сложившихся обстоятельствах разумный выбор был только один уходить во Францию и там искать представителей нашего Центра. Я обязан был выполнить свой долг, и даже родительские чувства не должны были этому воспрепятствовать. Нам с женой, конечно, было очень тяжело уезжать, не повидавшись с детьми и старушкой матерью. Но иначе поступить было нельзя. Мы верили, что друзья позаботятся о нашей семье, как это они делали и раньше, когда чиновники в полицейских мундирах пытались учинить над ней расправу.