ПАКБО

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ПАКБО

Как-то в апреле 1938 года я увидел на пороге нашей квартиры долговязую фигуру Коли. Он деликатно и молча стоял в полутемной передней, за спиной Лены, открывшей ему дверь.

На моем лице, по-видимому, застыло выражение изумления, и Коля поспешил успокоить меня.

— Все в порядке. Просто неотложная необходимость, — проговорил он, сняв шляпу и приглаживая помятые смоляные волосы.

В вопросах конспирации Коля был очень требователен, даже придирчив. И я понял: если он сейчас впервые явился на мою женевскую квартиру, значит, иного выбора не было, а дело ко мне спешное. Конечно, ни у кого из соседей по дому его визит не мог вызвать подозрений: в агентство ежедневно наведывались посетители, но из предосторожности мы все же исключили этот вариант связи. И вдруг он пришел!

Я провел его в кабинет. Коля сел в кресло, немного помолчал. Выглядел он очень утомленным. Морщинки на лице будто еще больше растрескались, мешки под глазами стали темными, как от бессонницы. Но голос был тверд и взгляд, как всегда, холоден и спокоен.

— Я получил указание Центра передать вам своих людей. Принято решение назначить вас руководителем группы в Швейцарии. Для этого я и приехал. Теперь вы будете работать самостоятельно.

— А вы? — вырвалось у меня.

Обычно такие вопросы не задают, так как на них не отвечают. Но Коля, вопреки правилам, почему-то ответил:

— Вы остаетесь, я уезжаю. — Он посмотрел на меня своими прозрачными глазами; в них была опять какая-то отрешенность, которую иногда я замечал и раньше. Может быть, тоска по родине?..

— Могу даже сказать, куда еду, — прибавил он. — В Москву. Отзывают… Ну а теперь о деле. Завтра я вас познакомлю в Берне с неким Отто Пюнтером. Псевдоним его Пакбо. У него есть полезные люди. Это надежный, проверенный человек. Он будет вашим ближайшим помощником.

Коля рассказал, кто такой Отто Пюнтер. Журналист, директор и владелец Инса — информационного агентства, Пюнтер располагал широкими связями как в журналистских, так и дипломатических кругах и даже в швейцарских правительственных органах, выступал с резкими антифашистскими статьями, разоблачал действия Германии и Италии против республиканской Испании, за что его, конечно, травила правая пресса. По своим убеждениям Пюнтер был социалист левого направления, симпатизировал Советскому Союзу. Согласился помогать нашей разведке из идейных побуждений, рассматривая борьбу с фашизмом своим гражданским долгом.

Считаю необходимым сказать, что убеждения Отто Пюнтера впоследствии претерпели удивительную эволюцию. Спустя много лет после войны взгляды этого социалиста, его оценка мотивов собственного сотрудничества с советской разведкой изменились в корне. Вот, например, какое «признание» он сделал в 1967 году в своих мемуарах «Секретная война в нейтральной стране»: «Мое решение сотрудничать с Радо не имело ничего общего с моими политическими убеждениями и неприятием коммунизма…»

Прочтя эти слова, я был несказанно удивлен, ибо в свое время знал Пюнтера совсем иным. Когда-то он неоднократно говорил мне, что хочет вступить в коммунистическую партию и даже мотивировал свое желание: по его словам, ему было не по душе, более того — он осуждал тесное сотрудничество швейцарской социалистической партии, членом которой он являлся, с буржуазными партиями и совершенно отвергал ее реформистскую политику, политику отказа от принципов классовой борьбы. Я отговорил моего единомышленника от этого шага, поскольку тогда нам пришлось бы отказаться от его помощи в разведывательной работе. Не знаю, какие побуждения двигали Пюнтером в ту пору: действительно ли он намеревался связать свою жизнь с партией борцов-коммунистов или же, быть может, то был лишь жест, чтобы завоевать еще большее доверие с нашей стороны? Во всяком случае, некоторые нынешние высказывания Пюнтера никак не вяжутся с его прежними поступками и убеждениями.

— Вы, конечно, знаете, что его Инса находится в Берне? — спросил Коля.

— Да, это мне известно. Время от времени я вижу в печати сообщения этого агентства. Пюнтер, по-видимому, способный журналист, но, если он хочет помочь нам, с его стороны, по-моему, очень неосмотрительно так откровенно прокламировать свои взгляды. Не помешает ли это нашему сотрудничеству с ним?

— Да, да, — согласился Коля. — Пюнтер бывает неосторожен, элементарно неосмотрителен. Вы это, пожалуйста, учтите. Вокруг него крутятся порой какие-то авантюристы и проходимцы. Среди них, несомненно, есть люди из полиции и контрразведки. Я уже не раз его предупреждал, чтобы он был крайне осторожен в выборе знакомств. Но Пюнтер считает наши опасения чрезмерными, говорит, что все знакомства интересуют его в первую очередь в чисто профессиональном плане: как журналист, он, дескать, может проявлять интерес к любой информации, не возбуждая ни у кого подозрения, и это естественное профессиональное любопытство дает ему надежную защиту.

— А нет ли за ним слежки? — спросил я.

— Он полагает, что его почта и телефонные разговоры контролируются федеральной полицией. По телефону с ним пытались вести провокационные разговоры, правда довольно глупые. Есть подозрения, что гестапо уже подсылало к нему своих людей, по-видимому, он у них на учете. Его пытался прощупать некий Жабэ, швейцарец, секретарь японского посольства, приятель Пюнтера с детских лет. Центр недавно строго предупредил его, чтобы он избегал встреч с подобными типами.

Коля помолчал, щуря глаза на яркий солнечный свет в окне, и отодвинул кресло в тень.

— Вам следует детально продумать, как наладить связь с Пюнтером, соблюдая надежную конспирацию. Это очень важно.

— А как делали вы? Встречались здесь, в Швейцарии, или в Париже?

— Сначала здесь. Раза два в неделю. Где я живу, Пюнтер не знал. Я звонил ему сам и назначал встречу — обычно где-нибудь в горах. Но после того как Пюнтер сообщил, что за ним установлена слежка, Центр рекомендовал мне воздержаться от поездок в Швейцарию и вызывать его в Париж. Это давало некоторую гарантию, что он не приведет за собой хвост. Впрочем, — Коля усмехнулся, — в нашем деле почти нет никаких гарантий. Единственная надежда — на собственную наблюдательность и осторожность.

— Значит, по-вашему, не стоят встречаться с ним в Берне или Женеве?

— Пожалуй, нет. — И после минутного раздумья: — Хотя вы, как и Пюнтер, владелец информационного агентства. У вас вполне могут быть общие интересы, связанные с делами ваших фирм. Легальные встречи не вызовут подозрений, если не будут слишком частыми. Впрочем, я думаю, Центр даст вам указания и советы. Что же касается связи с Центром, то она, как и прежде, будет осуществляться через Париж. На встрече в Берне вы представитесь Пюнтеру под вымышленной фамилией, о Геопрессе пока не упоминайте. Коротко о возможностях Пакбо-Пюнтера, — продолжал Коля. — Его основное задание — военная информация по Германии и Италии, а также, конечно, все, что связано с их интервенцией в Испании. У Пакбо есть несколько хороших источников. Полезную информацию присылает источник, именуемый Габель. Он югослав. Люди Пюнтера есть также в Италии. Ну, кроме того, как я уже говорил, у него немало знакомых в политических, дипломатических и журналистских кругах. Оттуда иногда удается получить полезную информацию. Он вам расскажет подробнее о своих источниках.

Коля устало потер ладонями желтоватое, морщинистое лицо и повторил:

— Вы можете быть уверены в Пакбо. Он будет вам хорошим помощником. С людьми он сходится легко. Человек интеллигентный, образованный, свободно говорит на нескольких языках. Зная вас обоих, уверен: сработаетесь наверняка. Только помните: иногда его необходимо охлаждать. Он энергичен, любит рискнуть, и это, надо признать, порой приносит ему успех, однако, стараясь сделать сразу слишком много, он распыляется. Его приходится сдерживать от всяких «воздушных», нереальных планов. Это вы учтите. Направьте его инициативу на главное — расширение связей с людьми такого типа, как Габель. Ваша цель — информация по Германии и Италии. Вот, пожалуй, и все.

Коля улыбнулся краешками сухих губ.

— Итак, завтра мы отправимся в Берн на встречу с Пакбо. Вы поедете без меня, отдельно. В шесть часов вечера встретимся в ресторане. — И он назвал один из фешенебельных ресторанов Берна вблизи здания парламента. — Пакбо прибудет к этому же времени.

— Значит, своей фамилии не нужно ему называть?

— Нет, пока не надо. Ни фамилии, ни чем занимаетесь.

Вечерним поездом Коля уехал в Берн. На следующий день туда же отправился я.

В столицу Швейцарии я приехал раньше условленного часа и решил побродить по улицам. Этот небольшой средневековый город лежит в крутом изгибе реки Аары. Всякий раз, приезжая сюда, я любовался своеобразным архитектурным обликом Берна. На его главной улице одна за другой поднимаются арки, образующие над мостовой высокие своды. В дождливую погоду тут можно пройти, не замочив костюма.

Здесь говорят на одном из германских диалектов — «бернердюч», очень трудном даже для немцев нешвейцарцев. Не только язык, стиль жизни в Женеве и в Берне совершенно разные. В Женеве, как и в Париже, масса увеселительных заведений, кутят до поздней ночи. А в Берне, как, впрочем, вообще в немецкой части Швейцарии, в одиннадцать часов вечера жизнь замирает, на улицах почти не увидишь прохожих.

Вероятно, поэтому, учитывая вечернее малолюдье швейцарской столицы, Коля и назначил час нашей встречи. Чем меньше глаз, тем лучше. Таково первое правило конспирации.

Когда я вошел в ресторан, было минут десять седьмого. Коля был уже здесь. Он выбрал столик в дальнем углу, откуда виден был весь зал. Соседний стол у окна был пуст. Рядом с Колей сидел человек, с которым мне предстояло работать.

Пюнтер-Пакбо выглядел лет на тридцать, оказалось же, что этому невысокому, крепкого сложения, плечистому блондину было тридцать семь. Круглое лицо его дышало здоровьем и энергией. За стеклами очков весело блестели серо-синие глаза.

Мы говорили на разные темы, избегая главного. Пакбо был живым, приятным собеседником. Он охотно рассказал о себе, упомянул, что женат, но детей у них нет.

Как и я, он уже успел изрядно поездить и повидать. С той лишь разницей, что меня носила по свету беспокойная судьба эмигранта, а его гнал из страны в страну кипучий темперамент газетчика. Где он только не работал! В Париже и Лондоне, в Лейпциге и Барселоне… Был на испанском фронте, писал репортажи и статьи в защиту Испанской республики. Ну а теперь наконец возвратился в Берн.

Пюнтер-Пакбо мне понравился. Он производил впечатление человека, обладавшего широким кругозором.

Коля почти не участвовал в нашей беседе. Он ел, пил, изредка из вежливости вставлял в разговор фразу-другую и снова умолкал. Но слушал внимательно. А когда мы с Пакбо наговорились, перевел беседу в деловое русло.

— Вам нужно условиться о следующей встрече, — сказал в конце разговора Коля. — Вы, Отто, отныне передаетесь в подчинение Альберта (под таким именем я представился Пакбо). Все задания, которые он будет давать вам, — задания Центра.

Коля ушел первым. Я знал, что сейчас он отправится на вокзал и сядет в экспресс Берн — Париж. Мы с Пакбо договорились о свидании на ближайшие дни. Последним ночным поездом я уехал в Женеву.

С этого времени я возглавил группу в Швейцарии.

Колю мне больше не пришлось повидать. Правда, спустя недели две из Москвы пришла от него открытка. Коля поздравлял меня и жену с праздником Первое мая.

Встречаться с Пакбо в Женеве мне, конечно, не следовало: он не должен знать, где я живу. В Берне же за Пакбо следили, и он был там слишком известен. Безопаснее всего повидаться в другом городе либо где-нибудь на полпути между Женевой и Берном. Например, на станции Шебр. И там условиться о месте очередного свидания. Пока, пожалуй, хватит одной-двух встреч в неделю. А как наладить связь в дальнейшем, надо еще поразмыслить.

В назначенный день мы встретились на маленькой безлюдной станции Шебр. Стояла июньская жара. Мы медленно, как бы прогуливаясь, пошли от станции по проселочной дороге, петлявшей среди виноградников. Будто невзначай я оглянулся.

— Проверяете, не привел ли за собой хвост? — шутливо спросил Пакбо. Можете быть спокойны: единственный пассажир, вышедший на этой станции, был я. Специально пронаблюдал.

— Вам, Отто, надо быть очень осмотрительным. Нам поручено слишком серьезное дело, чтобы ставить его под удар опрометчивыми действиями. Коля сказал, что вас уже пытались провоцировать подозрительные люди. Он уверен, что вы взяты на заметку в гестапо, не говоря уже о здешней полиции. А то, что Швейцария наводнена немецкими агентами, вам известно лучше, чем мне.

Веселый блеск в глазах Пакбо погас, он нахмурился.

— Ну, конечно. Тут есть целый ряд нелегальных нацистских организаций. Не секрет, что в программу Гитлера входит присоединение немецкой части Швейцарии к территории германского рейха. Даже в швейцаркой армии есть офицеры, которые не прочь повторить здесь нечто вроде австрийского аншлюса.

Опасаясь за Пакбо, я вновь вернулся к началу нашего разговора:

— В Берне швейцарские фашисты наверняка наблюдают за вами. Они, конечно, работают по заданию германских секретных служб. А вы тут ходите в таких красных, что краснее некуда. В газете «Курьер де Женев» я как-то прочел заметку, которая называлась «Коминтерн в Швейцарии». Там прямо упоминаются ваше имя и ваше агентство, которое-де распространяет вредную большевистскую агитацию.

Пакбо рассмеялся, хотел что-то сказать, но я опередил его:

— Там есть менее смешные вещи. В той же заметке сказано, что, по слухам, вы связаны с агентами Коминтерна. Хотя это явная провокация, ее опасности недооценивать нельзя. После такой публичной аттестации вам нелегко будет получать у полезных для нас людей нужную информацию.

Пакбо покачал головой, не соглашаясь.

— Меня лично это мало волнует. Вы, Альберт, очевидно, недавно в Швейцарии и еще не знакомы с нашими либеральными порядками. Я в свое время объяснял Коле и докладывал в Центр, которые упрекали меня за излишне рискованные действия, что, как журналист имею право собирать и передавать информацию кому угодно. Меня могут арестовать лишь в том случае, если я нанесу вред государственным интересам Швейцарии чего я никогда не делал и не собираюсь делать. Кроме того, меня в известной степени защищает положение видного члена социалистической партии, партия наша, как вам известно, имеет значительный вес в правительстве. Но, во всяком случае, — Пакбо с открытой улыбкой взглянул мне в лицо, — обещаю вам быть предельно осторожным.

— Хорошо, Отто, с этим покончено. Давайте потолкуем теперь о делах. Расскажите сначала о Габеле. Что он за человек?

— Что за человек? — Пакбо на секунду задумался, — Это весьма полезный для нас и вполне надежный человек. Он югослав, в прошлом летчик, сейчас служит консулом — представляет в югославском пограничном порту Сушак интересы испанского республиканского правительства. У него есть хороший знакомый — официальный югославский представитель при генерале Франко. Через него Габель получает весьма ценную информацию. Главная задача Габеля — информация по Италии и Испании.

Мы отошли уже довольно далеко от станции. Кругом — ни души.

— Первое мое впечатление о Габеле укрепилось при последующих встречах, — продолжал Пакбо. — Его политическая подготовка довольно примитивна. Он не умеет делать принципиальных политических оценок. Габель — антифашист, хотя его взгляды складываются, скорее, под влиянием чувств, нежели ума и знаний. Он яростно ненавидит итальянских чернорубашечников. Меньше — немецких фашистов. По характеру человек он импульсивный, горячий, подвержен резкой смене настроений. Это, конечно, большой недостаток в нашем деле, и я стараюсь влиять на него нужным образом. Мысль о возможности его измены, предательства я исключаю. Это — открытая, честная натура.

— Когда теперь вы с ним увидитесь и где назначили встречу? — поинтересовался я.

— В последних числах месяца в одной швейцарской деревушке, у итальянской границы.

Я попросил Пакбо подробнее рассказать, как осуществляется между ними связь. Оказалось, что доставка оперативной информации сопряжена с большой потерей времени. Габель ездил в Швейцарию через Италию. Сам Пакбо не навещал его в Сушаке, хотя ему, швейцарскому гражданину, чтобы попасть в Югославию, не нужна транзитная итальянская виза. Но такая поездка известного антифашистского журналиста была бы чересчур рискованной, тогда как Габель с его дипломатическим паспортом легко получал разрешение на проезд в Швейцарию, не вызывая у полицейских чиновников никаких подозрений. Габель привозит информацию с собой. Если по каким-либо причинам он не может отлучиться из Сушака, используется почтовая связь: условными словами в письмах они с Пакбо договариваются о новом дне и месте встречи.

— Очень длинный путь, — сказал я, выслушав Пакбо.— Пока Габель к вам доберется, передаст сведения, а затем мы их перешлем в Центр, информация может устареть. Особенно данные по отправке войск в Испанию. Нужно придумать что-то более оперативное. А с другими информаторами у вас, кажется, проще?

— Значительно проще, — подтвердил Пакбо. — Они живут в Швейцарии, с ними я могу встретиться в любое время.

Этих людей Пакбо также привлек по заданию Коли. Среди тех, кто давал важную информацию, был эмигрировавший из Германии и принявший швейцарское подданство немец, социал-демократ, бывший чиновник аппарата Лиги Наций в Саарской области, которой, как известно, до 1935 года управляла комиссия Лиги Наций. Он, несомненно, обладал широкими связями, настроен был резко антифашистски. По словам Пакбо, в ближайшие дни он обещал дать первую информацию о военно-политических мероприятиях правительства Гитлера. В наших последующих сообщениях Центру этот источник упоминается под псевдонимом Пуассон.

Договорившись с Пакбо о следующей встрече, я отбыл в Женеву почтово-пассажирским поездом, останавливающимся на каждой станции, и сошел на тихом полустанке Преньи, в женевском пригороде. Отсюда было недалеко до Сешерона. Я предпочел этот поезд экспрессу, прибывающему на главный женевский вокзал Корнавен. Так надежней: на Корнавене всегда можно было столкнуться с сыщиками.

Я не имел специальной разведывательной подготовки. Французские журналисты Аккос и Кё в упоминавшейся выше книге утверждают, будто бы меня обучали в какой-то «подмосковной разведывательной школе». Это утверждение, как и многое другое в их книге, высосано из пальца.

Навыки подпольной работы, которой в свое время мне довелось заниматься, не могли полностью заменить отсутствие профессионального опыта. Этот существенный недостаток дал себя знать, как только я приступил к самостоятельной работе по руководству швейцарской группой. Учиться приходилось, что называется, на ходу. Возникало множество вопросов, которые требовали точного и быстрого разрешения. В тот период мне очень помогали конкретные указания, советы и рекомендации Директора — под таким кодом значился один из руководителей Центра.

Между тем обстановка в Европе становилась все напряженнее. Республиканская Испания истекала кровью. Западные державы по сговору в Мюнхене отдали на растерзание германским фашистам Чехословакию.

В декабре 1938 года поступили рекомендация из Москвы.

«Дорогая Дора! — писал Директор в письме, полученном мной через курьера в Париже. — В связи с общей обстановкой, которая Вам вполне ясна, я ставлю перед Вами задачу самого энергичного развертывания нашей работы, с максимальным использованием всех имеющихся в Вашем распоряжении возможностей. Всемерно усильте свою работу с Пакбо для получения ценной военной информации и привлечения интересных для нас лиц. Сконцентрируйте внимание Пакбо прежде всего на Германии, Австрии и Италии…»

Выполняя указания Центра, я договорился с Пакбо, что нам следует не только использовать имеющиеся источники, но и искать новые связи.

В 1939 году небольшая группа лиц уже постоянно снабжала нас довольно интересной информацией. Ее дополняли сведения, которые давали различные люди от случая к случаю.

Наиболее ценную информацию в то время поставлял Габель. Он сообщал об изменениях в дислокации сухопутных и авиационных частей итальянской армии, о состоянии военной промышленности и судостроения Италии, об отправке вооружения для Франко. В портах Триест, Неаполь, Специя товарищи Габеля внимательно наблюдали за передвижением итальянского флота, и наш Центр знал, когда и какой корабль или подводная лодка покидали эти порты и брали курс к берегам сражающейся Испании.

Состояние вооруженных сил Германии, подготовку ее военно-политических акций освещал в основном Пуассон. Летом 1939 года от него было получено важное сообщение о том, что гитлеровское правительство готовится к захвату Данцига (Гданьска) — тогда «свободного города» под управлением Лиги Наций. Как известно, этот агрессивный акт послужил сигналом к началу второй мировой войны. На основе поступавшей информации я составлял донесения, которые отправлял в Центр через Париж.

Со времени жизни и работы во Франции у меня сохранились довольно широкие знакомства, в том числе среди венгерских эмигрантов. Очень хорошие отношения были у меня с графом Карольи, бывшим президентом Венгерской республики, который эмигрировал с семьей во Францию после фашистского переворота в Венгрии. Это был замечательный человек с весьма прогрессивными взглядами. Он испытывал серьезные материальные затруднения, но имел широкие семейные связи с венгерскими аристократами, оппозиционно настроенными к режиму Хорти.

Через Карольи, знавшего меня по Инпрессу как антифашистского журналиста, я получал информацию главным образом по внешнеполитическим вопросам: граф и его супруга сохраняли личные контакты с некоторыми дипломатическими кругами. Но моя связь с Парижем просуществовала недолго.