СИМОНА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

СИМОНА

Он всегда думал о Симоне. В тюрьме он старался себе представить, как она живет без него. Утро в Розьере. Симона идет на работу. Он помнит мастерскую и витрину с манекеном, изображающим модно одетую женщину.

«Здравствуй, Симона! — Подруга нагоняет ее. — Письма оттуда есть?»

Об этом, должно быть, спрашивают и заказчицы, приходящие на примерку. «Вы давно были там?» — «Я ездила в прошлое воскресенье»… — «Он здоров?» — «Говорит, что вполне здоров, но решетка густая, плохо видно». — «Как у него в семье?.. Передайте от меня привет ему». — «Спасибо, спасибо, мадам!»

Все к Симоне относятся дружески. Незнакомые люди здороваются с ней. Пожилая женщина остановила ее, обняла и сказала: «Все мы желаем тебе, чтобы жених вернулся поскорее». Симона в письме рассказала об этом Анри. Он улыбнулся и задумался. Как долго ей ждать его… Не лучше ли написать ей отсюда, из тесного закутка, где сложены старые, истрепанные книги, последнее письмо? Не лучше ли освободить ее от слова, которое она дала? Ведь может случиться и так, как говорит бессрочный… Вот бумага, перо. Письмо сегодня же прочтет начальник тюрьмы, вероятно ухмыльнется, сообщит по секрету жене. Жена, возможно, посочувствует Симоне и ругнет мужа за черствость. О его заветном письме будут говорить чужие люди.

Нет, нельзя это писать. Письмо оскорбит Симону. Нет, не надо, не надо писать! Что за мысли лезут в этом «хорошеньком местечке»! За станком он не додумался бы до такой чепухи.

Как медленно тянется время в закутке! Книги не позволяют забыть об этом. На полках одно старье. Ни одной послевоенной книги. Есть книги по истории Франции, но это история королей, а не страны. И начальник тюрьмы, который получает от республики жалованье, не видит ничего плохого в том, что в книгах поносят революцию 1789 года. Но, если бы пришли книги о борьбе за мир, начальник задержал бы их. Этот же начальник мирится с тем, что бессрочный, который предал республику, завел комфорт у себя в камере. А для француза, который боролся за то, чтобы прекратилась гнусная, бесполезная, уносящая столько жизней война, установлен гораздо более суровый режим, чем для врага родины. Враг выполняет в тюрьме какие-то тайные, подлые поручения, идущие от тех, кто пытается навязать Франции новую войну. Им нужно раскаяние Мартэна, его покорность. Вот почему бессрочный заводит подлые разговоры.

Если бы написать об этом на волю! Нет, не пропустит начальник. Не позволят и рассказать у решетки в минуты свидания. Надзиратели тотчас уведут заключенного № 2078.

Далекий Розьер… Симона не перестает думать об Анри.

Наступает день, когда она говорит подруге:

— Завтра еду к нему.

— Да? Ты решила? — Подруга внимательно смотрит на нее.

— Окончательно. Пусть это поддержит его.

Подруга знает, в чем состоит решение Симоны, — они уже говорили об этом.

— Я поступила бы так же, поверь…

— Верю.

Подруга обнимает и целует Симону.

Дома Симона с грустью смотрит на белое платье. Нет, его не придется брать с собой.

Они выезжают в ночь — родители Анри, Симона, родители Симоны. Мать не вполне поправилась, но такой день она не может пропустить. О нем она будет вспоминать до конца жизни. Завтра в тюрьме будет зарегистрирован брак Анри и Симоны.

Комната в маленьком доме в Мелане. Симона разглаживает темное платье. Через час ей надо быть в тюрьме.

Мэр города не принадлежит к числу прогрессивных людей. Но и он обратился с просьбой к начальнику тюрьмы — нельзя ли доставить заключенного в мэрию. Его матери, здоровье которой пошатнулось, было бы легче увидеть своего сына там. Начальник тюрьмы ссылается на устав — арестант ни на минуту не может выйти за ворота, пока не истечет срок заключения. Мэр огорченно сообщает об этом родителям, невесте.

— Что ж, — отвечает мать, — я была готова к этому. Вы не даете даже часа свободы человеку, который хочет одного — чтобы не убивали людей. Что ж… Пойдемте к моему сыну, в тюрьму.

Небольшая группа людей идет по деревянному мосту. Перед ними ворота тюрьмы. Постовой сообщает:

— Будут пропущены члены семьи, свидетели и еще пять человек. Остальные должны вернуться в город.

За полчаса до того в тюрьме происходил разговор, очень неприятный для начальства. Мартэн заявил, что выйдет в своем обычном арестантском платье с номером, вшитым в рукав. Это напугало начальника. Из Парижа приехал журналист. Он может сделать снимок. Подумают, что начальник приказал заключенному быть в арестантской одежде. Анри понимал, почему беспокоится начальник. Пусть же он теперь понервничает. Страдания людей не трогают его. Зато он очень заботится о своей служебной репутации. Так вот, заключенному № 2078 представляется теперь случай наказать начальника — за «хорошенькое местечко», за льготы бессрочному.

Насмешка сквозила во взгляде Мартэна. Он настаивал на своем.

— В такой одежде в такую минуту жизни! Нет, это невозможно! — убеждал начальник. — Подумайте, что скажет ваша невеста!

— Она ничего не скажет. Она не упрекнет меня.

— Но меня упрекнут! — Начальник не выдержал. — Нет, нет, я прошу вас! — В нарушение устава он назвал заключенного № 2078 по имени: — Я прошу вас, дорогой Мартэн!

Конечно, Анри и не думал выходить к родным в арестантской куртке. Но так комично было беспокойство тюремщика, что заключенный № 2078, известный на воле своим веселым нравом, остроумными шутками, не отказал себе в удовольствии позлить его.

Спокоен отец Анри. Он поддерживает жену под руку. Мать не отрывает взгляда от сына. Слезы на глазах родителей Симоны.

Впервые за долгое время Симона может встать рядом с Анри. Несколько минут они могут простоять так, только несколько минут!

Мэр смущен. Он знает, что даже это событие в жизни Анри Мартэна заставило власти принять особые меры предосторожности. В тюрьму введено полтораста молодцов из корпуса республиканской безопасности.

— Итак, — говорит мэр, маленький, щуплый человек, оглядывая присутствующих, — будем считать эту комнату на время, которое потребует церемония, помещением мэрии.

Маленькая, плохо освещенная комната канцелярии. Зимний день глядит в решетчатое окно.

— Свидетели. Родные. Прошу вас, господа!

Свидетель Анри Мартэна — видный ученый, в прошлом начальник штаба партизанских отрядов. Свидетель Симоны — слесарь из Розьера, товарищ Анри по партизанскому отряду. Вместе они сражались у Руайяна.

Так, в тюремной канцелярии, в необычной обстановке, собрались три товарища по оружию, три патриота-партизана, а среди охранников, которые, стоя у открытых дверей, с наглым любопытством глазеют на происходящее, можно найти предателей родины, служивших Петэну, гитлеровцам.

Мэр скороговоркой прочитывает статьи закона о браке. Он чувствует себя неуверенно и все время теребит трехцветную перевязь на груди.

В законе есть параграф: «Право выбора места жительства семьи принадлежит мужу». Мэр, чуть пожав плечами, сообщает об этом новобрачным.

Анри Мартэн весело говорит:

— Честное слово, я только того и хочу! А ты, Симона?

Симона находит в себе силы пошутить:

— Я покорна мужу и закону.

Мэр спешит окончить церемонию. Он кланяется и торопливо уходит.

Анри целует Симону. Он жмет руки свидетелям. Церемония окончена.

Мать все время сдерживала себя. Но пора уходить. Она разражается слезами:

— И это после всего того, что сделал мой сын для родины… Пусть стыдится правительство!..

Приехавшие уходят обратно по деревянному мосту. Анри в камере. На нем снова куртка с номером, вшитым в рукав.

Наутро бессрочный приветствует его с преувеличенной любезностью:

— Позволь поздравить тебя…

Ну, как ответить ему? Ударом? Но этого-то он, возможно, и добивается. На этом могут сыграть негодяи.

Анри молча проходит мимо.

Симона, Симона!.. Когда-то он снова встретится с нею?

Они увиделись летом. Анри опасно заболел. Все сразу сказалось: камера с заколоченным окошком в Тулоне, сырая тюрьма, вынужденное томительное безделье, скверная пища. Эту болезнь многие испытали в гитлеровских лагерях. Ее приносит истощение. Она называется гнойной экземой. Человек становится не похож на себя. Он не может открыть глаза. Угрожающе поднимается температура.

Была послана телеграмма в Розьер. Почтальон, старый знакомый семьи, молча передал ее сестре Анри, работавшей в палисаднике. При этом он выразительно поглядел на окна дома. Предосторожность не мешает — он не видит матери Анри. Сестра осужденного кивнула головой — это был знак благодарности почтальону. Да, предосторожность оказалась нелишней. Мать снова прихворнула. Телеграмму скрыли от матери. Срочно выехали отец и Симона. Они сказали, что едут на очередное свидание. Их провели в лазарет. Анри поднял пальцами веки, чтобы увидеть Симону, стоявшую у его койки.