СИМОНА СИНЬОРЕ И ИВ МОНТАН

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

СИМОНА СИНЬОРЕ И ИВ МОНТАН

В течение многих лет брак одной из легендарных актрис мирового кинематографа и знаменитого певца и киноактера оставался образцом верности и любви, пока не прошел нелегкое испытание «американской любовной интрижкой»…

Она – одна из легендарных актрис мирового кинематографа, обладательница золотого «Оскара». Он – киноактер и знаменитый певец. В течение многих лет брак Монтана и Синьоре оставался образцом верности и любви. Симона как-то призналась: «В Париже Монтан был Монтаном, я была я, и мы были мужем и женой. В Москве я была женой Монтана, в Нью-Йорке, перед первым концертом, к нему относились только как к мужу известной актрисы. А нам… Нам очень нравилось любить друг друга, что мы и делали».

Симона Каминкер-Синьоре родилась 25 марта 1921 г. в Висбадене. Спустя два года семья переехала из Германии во Францию. Ее мать по происхождению относилась к французской аристократии, а отец был родом из семьи ювелира. Получив юридическое образование, он стал впоследствии переводчиком и был одним из первых, кто ввел синхронный перевод в практику проведения международных конгрессов. Неизменным ритуалом отца по воскресеньям были прогулки в Булонском лесу. Придерживая за руку дочь, он изящным жестом приподнимал шляпу и легким кивком приветствовал знакомых и даже малознакомых ему людей – он слыл общительным человеком.

Симона была единственным ребенком в семье: «У меня не было ни собаки, ни кошки, ни роликовых коньков – только золотые рыбки, проплывающие за толстым стеклом аквариума. А я так мечтала о брате!» Когда девочке исполнилось девять лет, ее терпение было вознаграждено. На Рождество в их доме появился Ален, а спустя полтора года – еще один ребенок – Жан Пьер. «Вот тогда я впервые почувствовала, как во мне пробудился материнский инстинкт», – писала Синьоре.

В старших классах школы Симона увлеклась Хемингуэем, Фолкнером, Стейнбеком. Тогда она впервые посмотрела спектакль «Три товарища» Э. М. Ремарка: «В финале я уже просто не могла сдерживать слезы. Я рыдала». Ее судьба решилась одним мартовским вечером, когда она, скромная стенографистка, работавшая в редакции, переступила порог парижского кафе «Флор». Оттуда начался ее «Путь в высшее общество» – фильм под таким названием спустя годы принес ей мировую славу.

Завсегдатаями кафе были представители столичной богемы. Здесь собирались популярные и неизвестные актеры, художники, певцы, писатели, среди которых были Жан Поль Сартр, Гийом Аполлинер, Пабло Пикассо. Вся эта публика безумно нравилась Симоне, а артистический мир притягивал и манил к себе. Ей всегда было трудно поверить в искренность тех людей, кто утверждал, что «в юности не хотел стать актером». При поддержке новых друзей она впервые попала на съемочную площадку и увлеклась кинематографом. Однако до настоящих ролей было еще далеко. В течение четырех лет Симона снималась в массовках, и только в 1946 г. ее имя впервые появилось в титрах фильма «Демоны зари».

В это время она встретила режиссера Ива Аллегре и в первый раз по-настоящему влюбилась. Позже Синьоре вспоминала: «В кино так часто снимают встречи на вокзале, что я боюсь показаться банальной. Это была робость, неловкость мужчины и женщины, которые встречаются после трех недель разлуки. И вот каждый из них все три недели только и спрашивал себя, думает ли он (она) обо мне. Это хорошо сыграть, но лучше пережить самой». В 1949 г. у Симоны Синьоре и Ива Аллегре родилась дочь Катрин, но их брак так и остался незарегистрированным… В том же году жизнь Симоны круто изменилась: она встретила того, с кем будет жить до самой смерти, – Ива Монтана.

Знаменитый французский актер и шансонье Ив Монтан родился в 1921 г. в маленькой итальянской деревушке Монсуммано-Альто, в бедной крестьянской семье и носил имя Иво Ливи. Сценический псевдоним возник из памяти о детстве: когда мать звала мальчика обедать, она кричала по-итальянски: «Иво, монта!» (Иво, поднимайся!) Едва ему исполнилось два года, родители эмигрировали из Тосканы во Францию и поселились в Марселе. В 11-летнем возрасте ребенок уже работал: он был учеником парикмахера, докером в порту, рабочим на макаронной фабрике…

Когда к Иво пришла известность и у него появились деньги, он подарил родителям дом в пригороде Марселя, а семью старшего брата Жюльена пригласил жить к себе. Эльвира, жена Жюльена, стала работать у Монтана секретарем, а Жан Луи, их сын, начал помогать своему дяде в кино и с его помощью приобрел профессию продюсера.

Простой провинциальный парень Иво Ливи стал популярным шансонье Ивом Монтаном после встречи с Эдит Пиаф, которая произошла в середине 1940-х гг. За месяц до освобождения Франции от фашистов в жизни Пиаф начался период, который она называла «фабрикой по производству певцов», продолжавшийся до самой ее смерти. Первым в ряду ее воспитанников и возлюбленных был худой, длиннющий марсельский «пижон», который воображал себя эстрадным исполнителем.

День встречи навсегда остался у них в памяти. «Я изведал особенно жестокий страх, – признавался позже Ив. – Как ни уговаривал я себя, но эта тщедушная зрительница, внимательная и бесстрастная, производила на меня большее впечатление, чем триста человек, шумных и нетерпеливых. Чтобы взять себя в руки, мне понадобилась вся мужская гордость: не мог же я спасовать перед женщиной…»

Эдит влюбилась в него по уши: «Когда он запел, я сразу попала под его обаяние. Самобытная личность артиста, впечатление силы и мужественности, красивые артистичные руки, интересное выразительное лицо, проникновенный голос…» Ив отвечал ей взаимностью и неоднократно предлагал стать его женой. Однако этот разговор он заводил всегда не вовремя – либо за едой, либо когда Эдит была в дурном расположении духа. Ив упорно продолжал называть ее своей невестой и то носил на руках, то ни с того ни с сего закатывал ей сцены ревности, и они часами орали друг на друга.

После первого удачного выступления Монтана в «Альгамбре» в отношениях между ними повеяло холодом, а после совместных съемок в кинофильме Марселя Блистэна «Безымянная звезда» они расстались. Уходя с триумфом после двухчасового сольного концерта на сцене «Этуаль», где до этого мог выступать только великий Морис Шевалье, Ив обнял Эдит в последний раз и сказал: «Спасибо. Я тебе обязан всем».

А летом 1949 г. в кафе «Золотая голубка» городка Сент-Поль-де-Ванс Монтан впервые встретил Симону. К тому времени они уже были знамениты: он – звезда французского мюзик-холла с прозвищем «Динамит на сцене», а она – известная киноактриса. Позже Монтан так описывал их знакомство: «Посреди двора, окруженная легкокрылыми голубями, стоит молодая женщина. У нее необычайно светлые волосы. Она улыбается точь-в-точь, как улыбаются девушки на старинных картинах итальянских мастеров. Я знаю, что ее зовут Симона Синьоре; я никогда не видел картин, в которых она снималась; я не знаком с ней, но я знаю, что сейчас подойду к ней, стараясь не вспугнуть голубей, и скажу ей две-три фразы – просто так, все равно какие две-три фразы, чтобы она повернулась ко мне, две-три фразы, так, чтобы не вспугнуть голубей…

Это был счастливый день. И всякий раз, когда я вспоминаю его, передо мной возникают светлые волосы, блики солнца, голуби и Симона в то самое мгновение, когда она взглянула на меня и поняла, что я иду к ней». Уже после смерти Синьоре, когда Монтан начал писать новую книгу воспоминаний, он дал другую, более правдоподобную, версию их знакомства: «Образ женщины с голубями мы не разрушали, чтобы не разочаровывать журналистов. Существует действительно фотография, на которой Симона, сидя на корточках, кормит голубей, пристально глядя на кого-то (может быть, на меня, но я за кадром)…

Нас представили друг другу в “Золотой голубке”, а уже на следующий день мы обедали вместе. За десертом, взяв ее за руку, я прошептал: “Какие у вас тонкие запястья!” – и с тех пор мы не расставались».

После их первой встречи прошло еще четыре дня и… «произошло нечто молниеносное, неприличное и необратимое». Это сильнейшее чувство будет продолжаться 27 лет. «Сердце мое разрывалось на части. Надо было особенно сильно любить, чтобы ринуться в это удивительное путешествие», – вспоминала Синьоре. Она собрала вещи и переехала к нему, а «иначе, – как сказал Монтан, – все это ни к чему, и звонить незачем». Спустя два года, в мэрии Сент-Поль-де-Ванс, состоялась церемония бракосочетания. В подарок на свадьбу Пикассо прислал рисунок, выполненный фломастером, что по тем временам было большой диковинкой. Синьоре вспоминала: «Это была настоящая деревенская свадьба, как я мечтала. Я была счастлива, как девчонка в рождественское утро».

Во Франции Симону не раз признавали лучшей актрисой года. Она удостаивалась престижнейших призов, премий в США, Англии, Японии, Италии. Вершиной ее успеха в кино стал золотой «Оскар» за роль Элис в фильме «Путь в высшее общество». Синьоре неоднократно делилась секретами своего мастерства: «Даже если я знаю, что в кадре “обрезана по плечи” и, следовательно, не будет видно моих ног, мне совершенно необходимо надеть чулки, которые соответствуют моей реплике». В другой раз она писала: «После того как я соглашаюсь на роль, где-то внутри меня происходит химическая реакция. Образ рождается как бы постепенно, начинает “жить” во мне, а я… не вмешиваюсь. Чем старше я становилась, чем больше переживала горя, счастья, тем легче мне было играть». И далее: «Я думаю, что надо много наблюдать жизнь, современную жизнь, правду… Играть – это значит также восстанавливать истину, а чтобы восстановить истину, надо ее знать, только при этих обстоятельствах можно хорошо играть, то есть отдавать жизни то, что от нее получил».

Она создала целую галерею образов, которые так не похожи один на другой: разбитная вульгарная Мари из фильма «Золотая каска»; замкнутая, ушедшая в себя Тереза Ракен из одноименной картины, пережившая после встречи с любимым нежность и страх, надежду и отчаяние; любящая, сексуально раскрепощенная, лишенная предрассудков Элис… Последняя роль была особенно дорога Симоне. После съемок она еще долго продолжала жить и думать, как ее героиня, причесываясь и одеваясь, как она.

Сыгранных ролей было много, но еще больше было тех, от которых она отказалась после того, как вышла замуж. Симона болезненно переживала свой успех, опасаясь, не ранит ли это Ива, не заденет ли его самолюбие. Она знала, что многие творческие семьи распадались как раз по этой причине. Но зато она искренне радовалась успеху мужа во время гастролей в США, где в числе его поклонников оказались Марлен Дитрих, Кларк Гейбл, Ингрид Бергман, Фрэнк Синатра… Все восхищались его пластикой, подвижностью, парижской элегантностью. Симона собирала рецензии с восторженными откликами: «Когда поет Монтан, чувствуешь, как стучит его сердце».

Влияние жены в становлении Монтана и как актера, и как певца было огромно. Он сам признавался: «Я встретил двух замечательных женщин: Эдит Пиаф, которая вывела меня на французскую эстраду, и Симону, значение которой в моей жизни трудно переоценить… Перед концертом я всегда снимал обручальное кольцо, но сознание того, что Симона в зале, было высшим счастьем, которое поддерживало меня». Она смогла раствориться в шумной суете мюзик-холла, повсюду сопровождая мужа, а на киностудиях появляясь все реже и реже. Она слушала его песни, ей нравилось постигать тайны его ремесла, тихо сидеть в зале, где он репетировал, и ликовать после концерта, вслушиваясь в гром аплодисментов и выкриков: «Браво!»

Синьоре отклонила предложенный ей Голливудом контракт: «Без Монтана меня не заставили бы пройти от Венсенских ворот до Аньерских… Что уж говорить об Америке». Во всем этом не было и тени притворства или кокетства. Супругам действительно было трудно расстаться даже на один день. Однажды режиссер Жак Беккер в ответ на очередной отказ Симоны принять участие в съемках сказал: «Ты совершенно права, у нас только одна жизнь, любовь требует того, чтобы за ней ухаживали каждый день, как за растением».

Но даже такая романтическая супружеская жизнь не всегда была безоблачной. Случались и ссоры. Как-то во время репетиции в минуту раздражения, когда что-то не ладилось, Монтан вдруг резко обернулся к жене: «Чем ты тут занимаешься? Сидишь, вяжешь? Ты не снимаешься, потому что тебя не приглашают». Симона поднялась и неторопливо подошла к телефону. «Я согласна на роль Терезы Ракен, – произнесла она, набрав номер, – завтра я подпишу контракт». Так, «благодаря» Монтану в истории мирового кинематографа появилась еще одна классическая работа Синьоре, а зрители смогли снова увидеть свою любимицу на экранах кинотеатров.

В жизни Ива и Симоны было немало счастливых дней. Монтан удочерил ее дочь Катрин, рожденную от первого брака. Прошли годы, и Катрин, ставшая актрисой, издала книгу об их семейной жизни, в которой писала: «Мама была поклонницей Монтана. Их связывала бурная страсть, которая никому другому не оставляла места… Я не встречала человека более талантливого, чем Монтан. К тому же он безумно много работал. Мама же, которая вышла из буржуазной среды, была хорошо образованна и стремилась всем поделиться с Монтаном. А он был одержим стремлением добиться успеха. Не будь Эдит Пиаф или Симоны Синьоре, он все равно стал бы Монтаном…»

Одним из самых серьезных и драматичных испытаний их семейного союза стал роман Монтана с Мэрилин Монро. Она «положила на него глаз» во время одной случайной встречи и проявила особую настойчивость, чтобы познакомиться поближе. Перед съемками очередного фильма это было очень просто сделать: «Я хочу видеть в главной роли только его». А когда послушные продюсеры пригласили популярного француза в фильм Джорджа Кьюкора «Займемся любовью» (другое название «Миллионер»), Симона сама его поддержала: «Участие в съемках даст тебе шанс пробиться к высотам».

Монтана не пришлось долго уговаривать. На вопрос журналистов, когда он впервые почувствовал себя настоящей звездой, певец ответил: «Тогда, когда услышал: “Хотите сниматься с Мэрилин Монро?”» Так они оказались партнерами на съемочной площадке и соседями по дому на бульваре Сан-Сет в Голливуде. Поначалу ничего не предвещало грозу: Монро с мужем Артуром Миллером и Симона с Ивом частенько собирались на общей кухне и «дружили семьями».

Их день обычно проходил так. Первым приходил Ив и, наскоро перекусив, принимался за новую порцию текста на английском языке, который следовало осилить. Драматург Миллер стучал что-то на пишущей машинке, а Симона «демонстрировала искусство красиво терять время». Ближе к вечеру они усаживались с Миллером и, потягивая виски, вели разговоры по душам. Последней в квартиру влетала Монро и, на ходу бросив: «Я под душ и сразу к вам», – исчезала, чтобы вернуться через несколько минут. Уже тогда Мэрилин считала, что они с Монтаном просто созданы друг для друга: «Артуру нужны интеллектуалки, с которыми он мог бы беседовать. Вроде Симоны. А Иву нужна я».

«Идиллия без будущего», как окрестили газетчики новую любовь самой знаменитой блондинки Америки и самого известного француза, стала подлинной находкой для рекламы будущего фильма. Его бюджет удвоился, как только они оба стали героями бульварной хроники. Позже Монтан признавался журналистам: «Многие из моих друзей до сих пор убеждены, что эта связь прежде всего льстила моему самолюбию. Да, это так: я действительно был польщен. Но куда больше растроган и тронут. Тронут тем, как это было прекрасно. Тронут, потому что это было безысходно. Ни разу ни на один миг не возникала у меня мысль порвать с женой. Но если бы она, Симона, хлопнула дверью, я бы…»

Для Синьоре эта история стала едва ли не самой большой драмой в жизни. Она уехала на съемки в Италию, понимая, что рискует потерять мужа навсегда. Ее преследовали репортеры: «Вы думаете, он еще вернется?» Симона старалась быть невозмутимой: «Конечно. А как же иначе!» Но самое ужасное, что у нее не было никаких иллюзий относительно дальнейшего развития событий: «Вы знаете много мужчин, которые устояли бы перед объятиями Мэрилин?» Симона так страдала, что начала пить. В результате ее лицо быстро изменилось, подурнело, а она опустила руки и не сопротивлялась ни возрасту, ни алкоголю.

Между тем, роман Монтана закончился с последним съемочным днем того злополучного фильма. После душераздирающего прощания он вернулся в Париж к жене и больше с Монро не встречался. Дома его ждало первое и последнее бурное объяснение. «Это было ужасно, – вспоминал Ив, – потом все затихло, улеглось. Но только внешне. Я видел, что она разбита, глубоко опечалена сознанием того, что десять потрясающих лет, которые мы прожили вместе, оказались омрачены. Я раскаивался…» Но «жизнь не переделаешь, надо продолжать жить», – сказал он тогда себе.

Что касается Симоны, то со свойственной ей проницательностью она поняла, что не стоит раздувать эту историю до вселенских масштабов. «Я никогда не стану судить о том, что произошло с моей подругой и моим мужем, которые работали вместе, жили под одной крышей и стало быть… делили одиночество», – сказала она. Терзали ли ее другие мысли? Если да, то никто не знал о том, как ей больно. Каждый нес в своей душе свое: кто – чувство вины, кто – обиды, но ни разу, даже во время вспыхивавших между ними ссор, Симона «не припоминала ему эту историю».

В середине 1970-х гг. Монтан и Синьоре жили на площади Дофин в «каморке», как они называли свою квартиру, окна которой выходили прямо на тротуар оживленной улицы. Это была уютная обжитая квартира со множеством фотографий и сувениров, привезенных с гастролей, со съемок, из поездок. Там всегда жил кто-нибудь из посторонних – какие-то беженцы, люди без родины, странные путешественники всех национальностей. Единственное, что сближало этих разномастных «квартирантов», – страдание от несправедливости, которая убивала их морально или физически. Здесь они находили внимательных слушателей, братскую помощь, а зачастую просто средства на жизнь.

Симона играла в театре, Ив выступал на эстраде, снимался в кино, активно занимался политикой. Что касается семьи, то роли в ней давно были распределены: Монтан – отчасти ребенок, отчасти хозяин, Симона – всегда хранительница очага, в котором тлеют угли… Последнее десятилетие своей жизни она много пила. Ее дочь Катрин писала в своей книге: «Мама не могла смириться с тем, что стареет. Монтан, который отказывался стареть, обожал Симону, но и любил жизнь. Я служила ему алиби. Мы с ним часто совершали различные загулы. И порой я помогала ему в его похождениях…»

Как призналась Катрин в одном из недавних интервью, Синьоре до конца своей жизни так и не оправилась от потрясения, которое испытала во время «американской любовной интрижки» своего мужа. Она ушла из жизни 30 августа 1985 г. и была похоронена на знаменитом кладбище Пер-Лашез. Спустя шесть лет рядом с ней похоронили и Монтана, который скончался от сердечного приступа прямо на съемочной площадке.

Когда у Ива Монтана на склоне лет спросили, что в его жизни не сбылось, он ответил: «… Я хотел умереть раньше Симоны».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.