В. Афанасьева ПРЕЗИРАЯ СМЕРТЬ
В. Афанасьева
ПРЕЗИРАЯ СМЕРТЬ
Герой Советского Союза
Николай Владимирович Терещенко
Шли полки по дорогам войны. Штурмовали высоты. Форсировали реки. Пядь за пядью отбивали у врага израненную, выжженную родную землю. В жестоких боях освобождали советские города и села.
Шел на запад и офицер Николай Терещенко. Ему тогда было девятнадцать. В начале 1942 года после десятилетки он окончил специальные курсы, а затем в звании младшего лейтенанта был направлен на фронт. Боевое крещение получил под Сталинградом. Вскоре стал командиром взвода, а затем роты разведчиков отдельной стрелковой бригады морской пехоты. На этом посту он участвовал в освобождении Новороссийска и Крыма, проявив незаурядные способности. Здесь он проложил путь в бессмертие…
* * *
Письма тоже имеют свою судьбу. У одних жизнь коротка: о них забывают тотчас же. Другие перечитываешь еще и еще, каждый раз находя что-то новое.
Вот они, эти письма. Потертые на сгибах треугольники с номером полевой почты. Короткие и задушевные. Простые и трогательные. Письма человека, на заре своей жизни познавшего войну. Но полные оптимизма и веры, неизменно кончающиеся заверениями:
«Обо мне не беспокойтесь. Все хорошо. Ваш Коля».
Коля… Перед моим мысленным взором встает сороковой год. Акбулакская железнодорожная средняя школа. Девятый класс. Мои первые уроки математики. И мальчишечье, всегда освещенное умной, немного иронической улыбкой лицо Коли Терещенко. Помнятся его проницательные глаза — глаза человека, который никогда не успокоится, пока не выведает все тонкости, все детали, все подробности того, что его заинтересовало.
Как сейчас вижу его за первой партой, нетерпеливого и наблюдательного. Временами он даже вскакивает с места и выкрикивает: «Не верно!», — пытается доказать теорему по-своему. Или, подперев подбородок сжатыми кулаками, затихает на несколько минут, раскачиваясь из стороны в сторону и не отрывая глаз от вереницы цифр в своей тетради, а потом, стряхнув упрямую прядь волос со лба, вдруг выпаливает ответ задачи в то время, как остальные едва успевают разобраться с ее условием. Решал он молниеносно и своеобразно. И учителям приходилось выбирать потяжелее пищу для его ума.
Этот стройный и необыкновенно подвижный юноша был душой класса. Он заразительно смеялся, откидывая голову назад. Увлекался шахматами. Любил спорт и литературу. Был чуточку мечтатель и романтик.
Быть бы сейчас Николаю математиком, талантливым конструктором или изобретателем (так много обещали его способности), если бы не война. И остались лишь вот эти треугольники, которые аккуратно приходили из Ростова, Новороссийска, Тамани, Керчи, Алушты, Ялты, Балаклавы, Севастополя, Одесщины.
Читаешь их и не перестаешь удивляться: и откуда это такая выдержка, сила воли, житейская мудрость у только вступавшего в жизнь юноши? Находясь в самом пекле войны, он не переставал интересоваться: «Как дела в школе?», «Здоровы ли?». Он советовал, шутил, подбадривал. А о себе — «все хорошо», ни единой жалобы. Ни строчки о пережитом. Ни страха. Ни сомнений.
«Очень больно становится на сердце при воспоминании о твоем отце, — писал он сыну своего брата Филиппа, погибшего на фронте. — Но его имя будет бессмертно. Ибо отдал он свою жизнь за наше счастье, за любимую Родину… Скоро еду опять в часть. Снова буду бить фрицев. Я отомщу за павшего смертью храбрых твоего отца».
А когда узнал, что дома нет никаких вестей с фронта от старшего брата Александра, Николай утешал всех как мог. Особенно его волновала судьба племянников.
«Я вам преподнесу сюрпризы, — обещал он малышам. — Вовке — пистолет и пушку, Эдику — велосипед и танк, Марику — костюм и самолет, Киму — 2 килограмма сала и 5 килограммов колбасы… Мужайтесь на страх фашистам! Слушайтесь дедушку, бабушку. Учитесь писать, читать. Любите свою Родину».
А их матери писал:
«Мне только одно хочется, чтобы и Вовик и Эдик знали — если я буду жив, то у них будет папа такой же, как был… Сейчас я на фронте, все время в боях…»
Но разве Николай не знал, что за ним по пятам ходит смерть? Знал. И уже не раз бесстрашно смотрел в ее пустые глазницы. Но никому об этом не писал и не рассказывал.
Когда в Акбулак дошла весть о том, что наш бывший ученик — замечательный разведчик, откровенно говоря, этому никто не удивился. В сущности Николай уже до фронта был именно таким, жадным до впечатлений разведчиком и следопытом. И те, кому довелось с ним шагать по дорогам войны, донесли до нас немало рассказов о мужестве, не знающем преград, о боевой дерзости, впитавшей большую военную мудрость, о блестящем таланте молодого офицера.
* * *
Опасное это дело — ходить в ночные поиски за «языком». От разведчика требуется особая выдержка, сноровка, смелость, умение. Всеми этими качествами Николай обладал. И не случайно каждый раз, когда требовалось добыть «языка» или срочно получить сведения о противнике, выбор командования останавливался на Николае. В таких случаях о нем говорили: «На Терещенко можно положиться вполне — не подведет».
Так было и на этот раз. Командир бригады, вызвав лейтенанта Терещенко, приказал:
— Надо к утру доставить контрольного пленного. Понимаете — н-а-д-о!
Лицо Николая посуровело. Он напряженно размышлял. Потом подтянулся и, глядя в глаза командиру, четко повторил приказ:
— Приказано доставить к утру контрольного пленного!
— Действуйте…
И приказ был выполнен.
Доставив пленного, документы и все трофеи, разведчики вернулись без потерь. За умело проведенный захват пленного наш земляк получил высокую боевую награду.
Через месяц Терещенко, уже будучи командиром роты разведчиков, совершил другую смелую вылазку в тыл врага. И опять был отмечен наградой.
* * *
Наша Армия вошла в Крым. Взят Джанкой. Взята Керчь. Над головами советских бойцов уже пылало в ночи звездное небо Тавриды.
В короткие минуты передышек между боями, расправив на коленях листок бумаги, многие советские воины писали заявления о вступлении в ленинскую партию, заканчивая их словами: «Если погибну, считайте меня коммунистом!» Несколько раз переписывал свое заявление и Терещенко. Тогда ему исполнилось двадцать. В боях он возмужал и закалился. 28 апреля 1944 года коммунисты роты приняли своего командира кандидатом в члены Коммунистической партии. Это был самый большой праздник в его жизни.
Вскоре разгорелись бои на подступах к Севастополю. С болью в сердце смотрел Николай на эту истерзанную, желтую, скалистую землю. Города почти нет. Не было больше Севастополя с его акациями и каштанами, чистенькими тенистыми улицами, парками, небольшими светлыми домами и железными балкончиками, которые каждую весну красили голубой или зеленой краской. Его разрушили фашисты. На его месте — горы битой черепицы.
Но Николай и его боевые друзья знали: пройдет немного времени и Севастополь вновь осветится сотнями огней, будет цвести своими садами. Разведчики гордились, что на их долю выпала великая радость — первыми увидеть крымскую весну, весну освобождения — туманный и свежий крымский апрель. В мощный кулак, созданный командованием на севастопольском направлении, вошла и рота разведчиков во главе с офицером Терещенко.
Рано утром б мая после шквального артиллерийского огня моряки пошли в наступление. Вот и траншеи близко, но враг вдруг открыл сильный огонь. Времени для размышлений не было. Все решали быстрота и натиск. Старший лейтенант Терещенко резким движением руки повернул морскую фуражку козырьком назад и крикнул:
— Гранаты к бою! За мной! П-о-л-у-н-д-р-а!
Разведчики стремительным броском, в упор расстреливая немцев, метая гранаты, прорвались во вражеские траншеи. Завязался рукопашный бой. Рядом с командиром роты штыком и прикладом действовали Георгий Дорофеев, Дмитрий Полянский, Петр Морозов.
Терещенко заметил: слева бил немецкий станковый пулемет, мешавший продвижению соседнего подразделения. Офицер точным, размеренным движением метнул гранату. Там, где был пулемет, вспыхнул красноватый язык пламени и стрельба прекратилась.
Гитлеровцев выбили из траншей. Те кинулись было в контратаку, но безуспешно. Оборона противника была прорвана.
В этом бою разведчики уничтожили до 200 вражеских солдат и офицеров, три пушки и много другого оружия. Терещенко лично истребил пятнадцать фашистов. Бесстрашный разведчик был представлен к высокой награде.
В те дни фронтовая газета опубликовала портрет Николая и заметку:
«В боях за освобождение Крыма отличились разведчики роты старшего лейтенанта Терещенко. Действуя в самых сложных условиях, они доставляли командованию ценные сведения о противнике…»
А сколько было ночных вылазок за «языком» на счету Николая! Под Ростовом и Сталинградом, Севастополем и Одессой. Он ни разу не пришел из разведки с пустыми руками. Солдаты даже шутили: «Везучий. К нему фрицы сами в руки лезут». Но мало кто знал, сколько к этому «везению» прикладывалось терпения, ума и сноровки, как тщательно изучалось все: и особенности обороны, и местность, и характер противника.
…Разведчики были у цели. Они лежали, плотно прижавшись к земле, чуть приподняв головы. Впереди темнели силуэты немецких часовых. Командир поисковой группы старший лейтенант Терещенко тронул за плечо лежащего рядом разведчика Копликова: «Пора!»
В ту минуту луна выглянула из-за туч и осветила все вокруг. Солдаты замерли, еще плотнее прижались к земле. Заметят или не заметят? Сердце стучало так сильно, что, казалось, земля вздрагивает при каждом его ударе.
Терещенко проклинал луну: было досадно, что так хорошо продуманная вылазка может сорваться. На этом участке его группа действовала впервые. Старший лейтенант сам наметил это место, пять суток изучал его. Узнал, где у немцев огневые точки, какие из них на день убираются, а ночью выставляются. Вот там, где сейчас стоят, вглядываясь в ночь, часовые, замаскирован блиндаж, в нем отдыхают фашисты. Влево — траншея, в конце ее — пулемет. А кругом — ни деревца, ни кустика, ни травинки на почерневшей, израненной снарядами земле. Только в воронках и можно укрыться. Николай настойчиво доказывал, что именно поэтому немцы здесь не так бдительны, и его план удастся. И надо же так случиться, что из-за какой-то луны все может сорваться.
Вот в нескольких метрах от Копликова разорвалась немецкая граната, а возле сержанта Мумладзе взметнулся красноватый язык пламени от другой гранаты.
Заметили!
Но разведчики не колыхнулись. Терещенко знал, что никто не тронется с места без приказа. Все лежали, не шевелясь.
И вдруг наступила тишина. Ошеломляющая. Непривычная на фронте. Луна медленно уползла за тучи. Но командир все же успел заметить, что немецкие часовые, присев у блиндажа, стали закуривать. Тогда он снова прикоснулся к плечу Копликова. Тот понимающе кивнул головой. А остальное все произошло бесшумно и молниеносно. Через несколько минут Копликов и Дорофеев тащили «языка». Другого часового сбил гранатой Кожевников. Мумладзе «на всякий случай» бросил противотанковую гранату в блиндаж, и оттуда уже никто не вышел.
Отход группы прикрывал Николай. Он никому не уступал этой роли в поиске. И в этот раз он вернулся в роту последним. Долгие часы напряжения и тревог остались позади. Его голубые глаза глядели весело, а на щеках играл румянец. Захваченный тогда немецкий ефрейтор был тринадцатым «языком», взятым ротой за короткий срок.
Бойцы с восхищением смотрели на своего командира. Они радовались удаче и, как всегда, связывали ее с именем Терещенко, с его выдержкой и храбростью. Разведчики знали его жизнь так же хорошо, как он знал жизнь каждого из них. Все лучшее, что получили они от своего командира, им самим выстрадано, проверено в боях. У него на теле 12 ран. Первую из них он получил еще под Спас-Демьянском, когда в составе поисковой группы захватил «языка» и прикрывал отход товарищей. Разведчики хорошо знали историю каждой его раны, каждой его награды…
* * *
19 августа 1944 года отдельная Новороссийская, дважды Краснознаменная ордена Суворова стрелковая бригада морской пехоты прибыла в Бессарабию. В ночь с 21 на 22 августа ее батальоны форсировали Днестровский лиман и пошли в наступление.
«Всюду личный состав бригады проявил исключительный героизм и отвагу, — говорится в донесении политуправления 3-го Украинского фронта. — Особенно отличилась группа разведчиков во главе со старшим лейтенантом Н. Терещенко. На мотоциклах она вырвалась вперед и отрезала пути отхода противнику. Ею захвачено 120 фашистов в плен, 7 орудий, 26 повозок с грузом, 60 лошадей».
Так, день за днем встает боевая биография нашего земляка. Мужественная и героическая. Биография парнишки, который в коротких перерывах между страшными боями, с трудом прилаживая листок бумаги на коленях, писал домой, что за него беспокоиться нет причины, который под свист пуль наказывал жене брата:
«Нюра, береги детей, не давай сырую воду…»
23 августа, накануне рокового боя, он писал своей сестре:
«У меня тоже свободного времени мало. Сообщи, пожалуйста, как у вас с овощами, как готовитесь к зиме, что нужно?..»
Это было последнее письмо Николая. В тот день завязались ожесточенные бои за Болград. Терещенко со своими разведчиками удалось проникнуть на окраину города и разведать расположение огневых точек противника.
Но… смельчаков заметили. Завязалась неравная схватка с фашистами. Враг наседал со всех сторон. Но доблестные разведчики, отражая свирепые атаки гитлеровцев, упорно удерживали захваченный рубеж. С каждым часом бой становился жарче. Терещенко получил ранение, его наспех перевязали, и Николай снова ринулся в бой. Превозмогая боль, командир всячески подбадривал боевых товарищей:
— Крепись, ребята! Скоро подойдет помощь. Все равно фрицу не одолеть нас…
А немцы буквально «поливали» смельчаков шквальным огнем. Казалось, сама земля уже вздрагивает и колеблется под ногами. Но даже сквозь грохот снарядов разведчики слышали призыв командира:
— Держитесь! Берегите патроны и гранаты… Бей без промаха!..
Вдруг громкий голос Николая оборвался. Осколком разорвавшейся мины отважный разведчик был сражен насмерть…
* * *
Перед нами — волнующий документ из Центрального архива Военно-Морского флота. Это — последний наградной лист нашего бесстрашного земляка:
«Старший лейтенант Терещенко Н. В., презирая смерть, с небольшой группой бойцов всегда первым врывался в освобождаемые села, разведывая силы противника, и не раз вступал в неравный бой с захватчиками, оставаясь всегда победителем, забирая колоссальные трофеи и большие колонны пленных.
23 августа, действуя во главе подвижного состава, т. Терещенко вступил в неравный бой с концентрированными силами немцев. В тяжелом бою он погиб смертью героя.
За подвиги в боях с немецко-фашистскими захватчиками, за проявленные геройство и мужество Терещенко Н. В. достоин высшей правительственной награды — присвоения звания Героя Советского Союза — посмертно…»
Президиум Верховного Совета СССР удовлетворил ходатайство командования бригады и Указом от 24 марта 1945 года присвоил Николаю Владимировичу Терещенко звание Героя Советского Союза.
Почти двадцать лет спустя после описываемых событий, в Москве встретились бывший командир бригады гвардии полковник запаса Л. Смирнов, бывшие моряки-разведчики Г. Дорофеев, Герой Советского Союза П. Морозов и другие, — все они с гордостью и любовью говорили о боевом товарище.
— Николай Терещенко, — вспоминал Л. Т. Смирнов, — был человеком необыкновенной храбрости и мужества…
— Может быть, именно потому, что Терещенко был особенно отважным командиром и человеком кристальной души, мы очень любили его, — продолжил П. Морозов. — За ним шли в бой без колебаний. И всегда побеждали.
Таким остался в памяти однополчан наш бесстрашный земляк, погибший смертью героя.
* * *
Он знал, что герои бессмертны. Но не знал, что в селе Калиновке Хобдинского района Актюбинской области, где он бегал босоногим мальчишкой, его именем будет названа школа, одна из улиц, установлен его бюст. Что на Одесщине, в городе Болграде, на той земле, откуда герой ушел в бессмертие, его имя будет высечено на высоком гранитном обелиске. Что пионерские дружины нескольких школ разных городов и сел будут носить его имя. Что в Оренбуржье Акбулакская средняя школа № 512, давшая ему путевку в жизнь, и ближайшая к ней улица станут носить его имя. А на аккуратном домике, куда приходили фронтовые треугольники с номером полевой почты, повесят мемориальную доску с надписью: «Здесь жил Герой Советского Союза Терещенко Николай Владимирович». Сейчас здесь живет со своей семьей старший брат Николая — Александр Владимирович, прошедший боевой путь от Бреста до Берлина.
В этом чистом, уютном домике мне довелось долго беседовать с матерью героя Елизаветой Ивановной Терещенко. Было это весной 1967 года — ровно за год до ее смерти. Старушке тогда было за девяносто. Сухонькая, голубоглазая, с потемневшим от времени лицом, она сохранила удивительные ясность памяти и взгляда.
— Коля-то у меня был двенадцатый ребенок. А всего их было тринадцать, — рассказывала Елизавета Ивановна. — В живых осталось лишь двое… Самый старший — Филипп — погиб в начале 1942 года. Комиссаром дивизиона был. Другой сын — Петр — летчиком был. Погиб при исполнении служебных обязанностей в звании подполковника. Николая тоже не дождалась…
И старушка долго сидела в скорбном молчании.
…Вот мы стоим перед школой, откуда Николай ушел на фронт. Прямо у входа — его бюст. На груди двадцатилетнего парня пять наград: орден Отечественной войны 2-й степени, орден Красной Звезды, два ордена Красного Знамени, орден Ленина и Золотая Звезда Героя. Устремив задумчивый взгляд вдаль, юноша будто прислушивается к чему-то.
Мне вспомнилось, что с таким лицом — задумчивым и серьезным — слушал Николай народные сказанья и легенды. И подумалось: а разве то, что совершил этот презиравший смерть юноша, не сильнее легенды!
1969 г.