А. Ф. ВАСИЛЬЕВ, ветеран войны, старший лейтенант в отставке ТАНКИСТЫ ИЗ «ГРОМА»
А. Ф. ВАСИЛЬЕВ,
ветеран войны, старший лейтенант в отставке
ТАНКИСТЫ ИЗ «ГРОМА»
Сандомирский плацдарм — клочок польской земли, вдавившийся дугой километров на семьдесят в немецкую оборону. Отсюда начиналось очередное наступление наших войск. Промерзлая почва потрескалась. Во всю ширь неубранной свекловичной плантации из трещин выглядывали увесистые корнеплоды.
«Тридцатьчетверки» 91-й танковой бригады вступили на плацдарм ночью. И в ожидании сигнала атаки наспех замаскировались свекловичной ботвой. Если посмотреть на танки с самолета, то они походили на раскиданные по полю бурты овощей. Но стоило в утреннюю проседь зари взвиться красной ракете, как танки ожили, и в вихревом порыве один за другим помчались к размытому взрывами прорыву в минном поле противника. Артиллеристы потрудились на славу. Сорок минут вокруг гремело, стонало, трещало.
«Тридцатьчетверка» (надпись по стволу пушки: «Капут тебе, Гитлер!», а на лобовой броне — «Даешь Берлин!»), прозванная «Громом», первой ворвалась на разминированную взрывами землю. За ней пристроились танкодесантники.
— Толя! Справа пулемет! — крикнул наводчику командир танка старший лейтенант Панов.
Танк приостановился. Полыхнул выстрел. Пулемет смолк. Но тут же застрочил другой, слева, и не давал десантникам продвигаться.
— Ви-тя!
В танке члены экипажа называли друг друга, за исключением командира, по имени. Трое из четырех — старшие сержанты. И назови одного по званию, как откликаются все четверо.
— Живучие, гады! Вот мы вас! — механик-водитель Виктор Ломов нажал на педаль сцепления и потянул рычаг на себя.
Танк круто развернулся на месте и стал утюжить полузаваленную траншею. Натренированный экипаж с полуслова понимал своего командира. Уверенность, слаженность экипажа, конечно, дались не сами собой — много пота пролито во время учебы в училище, где получили первую боевую машину. Много смертельных схваток с врагом пришлось выдержать до этого сражения. А навык, полученный в бою, никогда не забывается.
И пошли танкисты-гвардейцы по многострадальной польской земле. Ченстохов — бой. Рейвинц — бой. Николаи — бой. На стволе пушки «Грома» от Сандомирского плацдарма до Николаи к двум звездочкам, обозначающим количество подбитых танков, прибавилось еще три. А сколько подавлено огневых точек противника, сколько попало под гусеницы танка фашистов — никто не считал.
Танкистам-гвардейцам не удалось с ходу ворваться в город Николаи. Бой завязался на его восточной окраине. «Гром», рискуя быть отрезанным от своих, рискуя быть сожженным, расстрелянным в одиночку, проник в город окольным путем.
В центре на широкой магистральной улице беспорядочно скучилось с полсотни автомашин. Немецкое командование то ли не успело заранее вывести тылы, то ли надеялось удержать город. Ясно было одно — враг не ждал русские танки с тыла. И стоило «тридцатьчетверке» выскользнуть из-за угла, как поднялась паника. Шоферы пытались развернуться, но только загораживали путь один другому.
— Толя, осколочным!
Наводчик прицелился в машину с кузовом, обтянутым брезентом. Прогремел выстрел. Машину подбросило, словно пустой ящик, и она воспламенилась.
— Толя! Может, там груз государственного значения, а ты так по-варварски. — Вася-радист нажал на гашетку пулемета. Короткая очередь. Спешившая свернуть за угол другая машина остановилась. Из открытой кабины вывалился водитель. — Вот так надо. И машина цела.
— Ты, Вася, смотри, чтобы тебя самого фашист не поджарил фаустом. Не в чистом поле воюем, поглядывай изредка на окна.
— Не беспокойся, пушкарь, — и радист полоснул длинной очередью — грузовик заметно осел на одно колесо, но не остановился, скрылся за углом.
— Утек! Пропали трофеи!
— Сейчас наведем порядок, — ответил механик-водитель.
«Тридцатьчетверка» стремительно приблизилась к первой же машине и, подталкивая ее лобовой броней, как бульдозером, развернула поперек улицы…
Фашисты, засев в окраинных домах, сопротивлялись умело, отчаянно. Уже час грохотала ружейно-артиллерийская перестрелка, а наши и на шаг не продвинулись.
На перекрестке стоял во весь квартал домина с тремя подъездами-арками. В конце дома замаскировался стропилами, листами железа, сорванными снарядами с крыши, немецкий танк и не давал «тридцатьчетверкам» ходу. Уже успел подбить одну нашу машину. Старшему лейтенанту в открытый башенный люк хорошо было видно весь квартал.
— Толя! «Тигр». Подкалиберным!
Заряжающий перезарядил пушку, но выстрелить не успел. «Тигр» заметил русский танк и развернулся.
— В подъезд! — крикнул командир и захлопнул за собой крышку люка. Он знал, что их пушкой лобовую бронь «тигра» не пробить.
«Тигр» успел выстрелить, но болванка лишь коснулась кормы нырнувшей в подъезд «тридцатьчетверки».
— Молодец, Витек! — облегченно вздохнув, похвалил командир, что случалось с ним очень редко. Скуп был на похвалы. — Витя, жми по двору к последнему подъезду!
Танк, послушный водителю, залязгал траками гусениц по брусчатке. Двор, зажатый в четырехугольник высоких домов, наполнился грохотом.
— Стой! — Старший лейтенант спрыгнул с башни — отчаянный парень! — выглянул из-за угла подъезда — и бегом в машину.
«Тигр» сам пошел на сближение с нашим танком.
— Толя, не зевай! С такого расстояния нашу коробку фашист одним снарядом просквозит! — предупредил командир.
— Пусть лезет, встречу! — твердо ответил Анатолий.
Он мысленно прикинул высоту «тигра» и поставил конец ствола пушки на уровне моторной части. Он не боялся промазать, опасался, что «тигр» успеет ударить первым и напрягал зрение до рези в глазах. Помнил об ответственности, о том, что от его выстрела зависит жизнь товарищей, а может быть, и исход боя. И каждая секунда ему казалась вечностью. Этот критический момент ожидания переживали все в танке. И вот исполосованный желто-зеленой краской «тигр» показался в просвете подъезда. Рука наводчика нажала на спуск.
«Тридцатьчетверка» содрогнулась, будто и она ожидала приближения опасности. В ушах невыносимо зазвенело. Звук выстрела, стиснутый в подъезде каменными стенами, ударил по барабанным перепонкам. «Тигр» встал, корма заклубилась густым черным дымом. Но башня его закрутилась, пушка повернулась прямо в подъезд. Враг не сдавался.
— Толя! Бей по башне! По башне бей! — неистово выкрикнул старший лейтенант.
Наводчик прицелился, зажмурился и с остервенением нажал на спуск. Когда открыл глаза, то ни башни, ни пушки не увидел. «Тигр» стал неуклюжим, приплюснутым и не вызывал страха. А рука у Толи все еще нажимала на спуск.
И вдруг в просвете подъезда появился немец с фаустпатроном. Василий был начеку. Протрещала короткая очередь пулемета. «Фауст» выскользнул из рук немца, ударился головкой о каменную мостовую, взорвался. Подъезд наполнился густым, рыжеватым дымом.
Василий, ожидая очередного фаустника, будто пристыл к пулемету и тут же испуганно проговорил:
— Товарищ старший лейтенант, в доме немцы, слышите — стреляют.
— Доложи десятому!
— «Смирный»! «Смирный», я «Гром»…
— «Гром»! «Гром»! Слышу вас отлично, куда запропастились?
— «Смирный», записывай координаты!
После небольшой паузы последовал приказ командира корпуса:
— «Гром»! С вокзала бьют из орудий, подавить! Как понял? Перехожу на прием.
— «Смирный»! Все понял — подавить.
Вокзал оказался рядом, через улицу, стоило объехать один квартал и — вот он. Но как попасть туда? Противник наверняка стянул вокруг подъезда фаустников. Они могут ударить из-за любого угла, с любого этажа, правда, в движущуюся машину на большой скорости «фаустом» труднее попасть. Но дорогу из подъезда загородил горящий «тигр» — не столкнешь. Развернуться назад — подъезд узкий. Настоящая ловушка. Ни вперед, ни назад.
— Товарищ старший лейтенант, может, вперед? — подал робкий голос Василий.
— Перепрыгнуть через горящий танк? А вдруг боеприпасы взорвутся там.
— Может, снарядом попробовать? Произвести выстрел — работа одной секунды.
Наводчик опустил ствол пушки до отказа и нажал на спуск. Взрыв. Корму «тигра» отбросило в сторону, но не настолько, чтобы проскочить на танке.
Еще выстрел. На этот раз «тигра» подбросило вверх, гусеницы размотались, колеса поразлетались во все стороны, но проход не увеличился. Правда, машина гореть перестала. Взрывной волной потушило пламя. Опасность взрыва боеприпасов внутри танка миновала. Теперь можно попытаться его столкнуть.
«Тридцатьчетверка» взревела мотором. Заскрежетал металл о металл. И вот «тигр» в стороне. «Тридцатьчетверка» выскочила на простор улицы. Вслед ей один за другим полетели два фаустпатрона. Три! Четыре! Но момент немцы прозевали. «Гром» оказался на безопасном расстоянии…
…И вот — станция, вокзал. На путях — товарные вагоны, цистерны с бензином и спиртом, военный эшелон. На его платформах тягачи, крупнокалиберные зенитные пушки. Впереди пыхтел паровоз.
Выстрел. От паровоза во все стороны полетели горящие угли, искры, туча золы и дыма. На последней платформе эшелона неожиданно появились солдаты. Ствол пушки зашевелился. И опять дуэль. Замешкался заряжающий, выбирая осколочный снаряд. Вася-радист тем временем тщательно прицелился из пулемета и нажал на гашетку. Протрещала короткая очередь. Немец у прицела пушки упал, подскочил второй. Еще очередь. И этот пошатнулся, но не оставил прицела. И тут прогремело два мощных взрыва одновременно. Пушки и солдат с платформы как ветром сдуло. «Тридцатьчетверку» резко тряхнуло. Вспыхнула. Снаряд угодил в моторную часть.
— Открыть люки! Покинуть машину! — скомандовал старший лейтенант и выпрыгнул из горящего танка. За ним в десантный люк спустились другие. Один Вася задержался, снимал пулемет. Выбравшись из танка, успел отбежать всего несколько метров, как сзади раздался оглушительный взрыв. Взорвались снаряды. «Тридцатьчетверку» разнесло. Василий упал. Товарищи втащили его в здание вокзала, уложили на скамейку.
— Вася! Васек! Ну скажи что-нибудь! Васек! Неужели умер?
…Нет, Васек выжил. Как он выжил? Это другая история, и в коротком очерке не опишешь. Василий в двадцать лет остался без обеих рук. Выдержал все. И победил.
Василий Кузьмич Борейша окончил юридический институт и стал работать в Челябинске народным судьей. Все годы не оставляла его мысль разыскать боевых товарищей. Разослал письма танкистам из «Грома», но безрезультатно. И вот, когда уже надеяться перестал, случилась такая радостная встреча…
Василий Кузьмич шел по тропинке парка после работы. Впереди двое мужчин. Судья прислушался. Голос показался знакомым. И походку где-то видел, этакая вразвалку. Прибавил шагу. И…
— Витя!
— Ошиблись, товарищ. — Молодой спокойно посмотрел на Борейшу.
— Не на то поколение, Вася, смотришь, — откликнулся второй.
— Виктор, ты?! — Василий Кузьмич признал в пожилом мужчине фронтового друга.
— Я, Вася, я. А это мой старший.
И еще встреча. Приехал из командировки Толька-наводчик, или, как его тогда называли товарищи, пушкарь. Сейчас Анатолий Иванович Драчев работает преподавателем в школе механизации.
А вскоре Василий Кузьмич получил из Москвы объемистый пакет с фотографиями. Нашелся командир!
В то время, когда В. К. Борейшу в Москве хирурги спасали от смерти, а В. В. Ломов (ныне работник органов внутренних дел Челябинской области) лечился в курском госпитале, командир танка В. Е. Панов (ныне подполковник в отставке, Герой Советского Союза) и старший сержант А. И. Драчев, получив новую машину, бились с фашистами в Берлине.
И вот фронтовые друзья снова вместе.