Б. М. ЦИКУНКОВ, ветеран войны, старший лейтенант в отставке ПОСЛЕДНЯЯ ГРАНАТА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Б. М. ЦИКУНКОВ,

ветеран войны, старший лейтенант в отставке

ПОСЛЕДНЯЯ ГРАНАТА

Для меня и моих однополчан по 85-й ордена Ленина Челябинской стрелковой дивизии война началась в 4 часа утра 22 июня 1941 года под Гродно. Многие мои боевые друзья пали в том первом бою на белорусской земле.

Мы остались жить. Но мы остались во вражеском кольце, из которого не смогли прорваться. Спрятаться? Отсидеться? Переждать?

Бороться! Бороться не на жизнь, а на смерть, пока хоть один фашист топчет нашу землю.

Так через несколько дней после начала войны 10 июля возник партизанский отряд. До этого я был командиром батальона. Здесь командиров выбирали. Выбрали меня. Три года пришлось мне командовать партизанским отрядом имени Буденного бригады № 100 Полесского соединения. Долгие месяцы, проведенные в лесных переходах, ночных атаках. Десятки людей, прошедших суровую партизанскую школу. Всех и все помню. Но Апсатара и Марата не могу забыть и на минуту…

Апсатара знал еще до войны. Был он старшим сержантом в моем батальоне. И вместе мы слышали первые разрывы, вместе принимали первый бой.

Наш батальон двигался в голове полка на местечко Мосты. Шел третий день войны. Перед Мостами с опушек сосновых рощ хлестнули по нашей колонне автоматные очереди. Залегли. Вскоре заметили на высокой сосне одного из снайперов. Старший лейтенант Верховинский дал по нему две короткие очереди из «станкача». Бойцы притащили свалившегося фашиста.

Еще немного спустя, младший лейтенант Ахлюстин доложил мне, что кто-то из младших командиров взял из мешка убитого фашиста его офицерский мундир.

Что это? Кто? Зачем? Разбираться было некогда — мы входили в Мосты. Шли спокойно, там должна быть наша разведка. Но с чердаков, из-за домов и заборов на нас обрушился огненный смерч. И танк, стоявший посреди улицы, развернув башню, ударил прямой наводкой, не давая подняться.

Со стороны к танку бросился немецкий офицер. Вскочил на броню, постучал по башне. Навстречу ему открылся люк и… вдруг в люк полетели гранаты.

Мы поднялись в атаку, фашисты побежали, кроме того офицера, который полз к нам, срывая френч и пилотку. Мы разглядели… старшего сержанта Апсатара Тактасинова!

Апсатар уцелел в тех боях, воевал в партизанском отряде имени Буденного. Был таким же смелым, находчивым.

Весной сорок третьего с комиссаром отряда Н. М. Альхимовичем Апсатар пошел на задание в окрестности Минска. Комиссара подпольный обком оставил там, а Тактасинов, нагрузив повозку оружием, снова надел фашистский мундир, рассчитывая таким образом проскочить к нашему отряду. В одной из деревенек завязался бой, и тяжело раненный Апсатар подорвал себя последней гранатой…

В первые дни войны возник наш отряд. В нас жило страстное желание бить врага. Но не было опыта партизанской войны. Поначалу-то и сил не было — все измотаны боями, изранены.

Решили распределить раненых по селам. Разбились на группы по шесть-восемь человек. Политрук И. Д. Дозмарев, Апсатар Тактасинов и я провели рекогносцировку, выбрали место для лагеря и базы, вырыли первые землянки. Потом направили Дозмарева в Станьково. Там уже был фашистский гарнизон тысяч в пять. Но и была наша подпольная группа. Ею политрук и должен был руководить.

Порешили, что жить он будет у Анны Александровны Казей. Мы ее знали. Предполагали только жить, но вскоре ее дом стал своеобразным штабом подпольщиков, а дети — двенадцатилетний Марат и четырнадцатилетняя Ада — связными нашего отряда. Марат-связной переправлял мне в лес донесения Дозмарева, оружие, боеприпасы, одежду. Марат-проводник почти каждую ночь водил нас взрывать мосты, уничтожать из засад вражеские машины, мотоциклистов, полицаев. Марат-разведчик разведал два погреба с взрывчаткой и гранатами и помог вынести двести гранат, полсотни килограммов тола, десятки запалов, бикфордов шнур…

Он был бесстрашным парнишкой, мой двенадцатилетний помощник, пионер Марат Казей. Он погиб в 1944 году.

И у Марата была последняя граната. Так с нею он и на памятнике в центре Минска. Привстал на колено, взмахнул над головой. Застывшее мгновение подвига, за который он стал Героем Советского Союза…

Такие люди были в нашем отряде, и много славных боевых дел на их счету. Ни днем ни ночью фашистские захватчики не знали покоя, партизанские пули и гранаты доставали их всюду. Земля горела под ногами захватчиков.

Особенно памятен мне бой на Золотой горке. Мы базировались в трех километрах от деревни Шумятичи Глусского района Бобруйской области. Густой ельник хорошо маскировал лагерь.

В начале июня 1942 года мы получили донесение связной: в Глуск прибыла немецкая воинская часть, которая должна сменить немецко-полицейские гарнизоны в деревнях Клетное, Борборово и Катка.

— Надо организовать фашистам торжественные проводы… на тот свет! — сказал начальник штаба Корбут.

— Да и новых встретить похоронным маршем! — согласился я. — А кто хорошо знает местность у тех населенных пунктов?

Корбут говорит:

— Лучше Якова Зиньковского, пожалуй, никто. Ведь он все свои 55 лет безвыездно прожил в Борборово. В отряд пришел с женой, сыном и дочерью.

Вызвали Зиньковского. Он помог нам разобраться на карте, описал местность вокруг сел. Вечером в штабной землянке собрались командиры рот и взводов: И. И. Захаринский, С. Ф. Шумовский, И. Г. Гаврон, Г. Г. Русин, М. С. Мартинович, Ф. П. Бондаренко, заместитель мой Ф. Н. Кипель, командир соседнего отряда Д. Н. Гуляев.

Мы с начальником штаба Корбутом подробно доложили план тщательно разработанной операции, согласовали взаимодействие двух отрядов. Осуществить задуманное решили 6 июня.

Накануне поздно вечером оба отряда расположились на опушке леса. Жаркий день уступал вечерней прохладе, над болотами поднимался густой туман. Где-то перекликались перепела. На траву ложилась холодная роса, предвещая ночную прохладу.

Мы с Гуляевым сверили часы, пожелали друг другу удачи, и каждый повел своих людей в отведенное для засады место.

Глубокой ночью Яков Зиньковский привел отряд к перелеску, за которым находилась Золотая горка. Когда рассвело, мы увидели шоссе, по обе стороны которого находились глубокие кюветы. Метрах в двухстах от горки через шоссе пролегал небольшой деревянный мост, под которым блестел ручей. Место для засады очень удачное.

Отряд Гуляева в составе 60 человек и наш, насчитывавший 120 бойцов, заняли места на склоне Золотой горки. Замаскировавшись в высокой траве и кустах дикой малины, расположились по обе стороны шоссе. Наблюдатели, забравшись на высокие сосны, зорко следили за долиной, идущей из Борборово на Клетное.

Напряжение нарастало с каждой минутой. Но вот наблюдатели сообщили:

— Со стороны Борборово движется большая колонна конных подвод. На каждой — по трое-четверо гитлеровцев. Возы накрыты брезентами и коврами.

— Ясно, с награбленным добром! — определил комиссар Б. Ф. Любанец.

Кто-то считал вслух подводы:

— …45, 46, 47, 48, 49…

— Передать по цепи: без команды не стрелять!

Вижу сосредоточенные лица партизан. Крепко прижимая приклады винтовок, автоматов, склонившись над пулеметами, они с нетерпением ждут сигнала. В тот момент, когда первые вражеские солдаты подошли на расстояние 15—20 метров (подводы следовали за ними в нескольких шагах), раздался выстрел, за которым последовал дружный залп. Свинцовый дождь накрыл фашистов так неожиданно, что оставшиеся в живых стали в панике разбегаться.

— Ур-р-ра! За Родину! — с этим возгласом во весь рост поднялся Любанец, бросившись за удиравшими гитлеровцами.

Настигая врага, нам на помощь бежали партизаны гуляевского отряда.

— Из Борборово идет подкрепление! — доносит наблюдатель.

— Из Клетного вышла небольшая группа немецких солдат, — сообщает другой.

Партизаны встречают врага сильным ружейно-пулеметным огнем. Гитлеровцы отходят. В небо взвивается зеленая ракета — условный партизанский сигнал об окончании операции. На Золотой горке устанавливается тишина.

Боевые друзья выносят на руках тело Игната Дробова, несут тяжелораненого Порфирия Мартиновича, следом за ним с трудом шагает раненый Гуляев.

Мы были разными — солдат казах Апсатар Тактасинов, пионер белорус Марат Казей, один из самых старших среди нас белорусский крестьянин Яков Зиньковский и десятки других бойцов. И часто тогда приходила мысль, да возникнет порой и сейчас, что связывало нас? Дружба, любовь к своей Отчизне. Наш «партизанский интернационал», наш боевой союз был очень нам дорог. Для всех нас он был нерушим и священен. И мы защищали его, защищали Страну Советов. До последней гранаты.