Б. Д. ДРОБИЗ, журналист, ветеран войны, капитан в отставке КОММУНИСТ СЕРЖАНТ НИКОЛАЙ АЛЕКСЕЕВ
Б. Д. ДРОБИЗ,
журналист, ветеран войны, капитан в отставке
КОММУНИСТ СЕРЖАНТ НИКОЛАЙ АЛЕКСЕЕВ
Июльская ночь медленно, будто нехотя, двигалась навстречу новому тревожному дню. Разведчики еще с вечера замаскировались в высокой траве. До переднего края обороны немцев рукой подать — один-два броска, но гитлеровцы были настороже, беспрерывно подвешивали в небе осветительные ракеты, строчили из пулеметов куда попало.
— Слышь, Никола, страх фашист нагоняет, — авторитетно заметил разведчик Наумов.
Алексеев промолчал. Подстелив плащ-палатку, он лежал, улавливая терпкий запах перестоявших трав, полной грудью вдыхал знакомый с детства аромат зрелой пшеницы. Взгляд его заскользил по темному пологу неба, искусно расшитому звездами, задержался на ковше Большой Медведицы. «Вот и небо, и звезды такие же, как у нас, в Челябинске, — подумалось Николаю. Он еще раз взглянул на Большую Медведицу, улыбнулся: «Повисла, точно над озером Смолино».
— Курить хочется, аж зубы ломит, — донесся до Николая шепот Романова.
— Бачу, як у тэбэ вуха опухлы, — также вполголоса отозвался Петренко. — Знаешь, заборонэно…
Николай прислушался к голосам друзей, вспомнил разговор с командиром полковой разведки капитаном Веревкиным.
— Три ночи зря ухлопали, — сетовал Веревкин. — И все бестолку. Главное — приказ командира не выполнили. Хитер фашист, как лиса. Голыми руками его не возьмешь.
— Не возьмешь, — согласился Алексеев. — Хитра лиса, вот и надо ее перехитрить. А берут лису, товарищ капитан, не ночью, а днем. Может быть, и нам попробовать?
Веревкин ответил неопределенно, пожав плечами:
— Слишком рискованно.
— А вы мне поручите! — неожиданно выпалил Николай и смутился.
Под вечер Алексеева вызвали в штаб полка. Командир полка гвардии полковник Фирсов и начальник штаба майор Федоровский выслушали разведчика.
— Ну, что же, пусть будет во-вашему, — заключил полковник. — Добровольцев подбирайте сами.
И вот они лежат, замаскировавшись в траве, готовые к выполнению боевой задачи. Взошло солнце. Слышно было, как немцы затараторили, заработали ложками: значит, начался завтрак. Разведчики выждали, пока там стихнет, бесшумно поползли к оврагу, за которым проходила вражеская оборона. Узкой тропой, разминированной накануне саперами, они преодолели нейтральную полосу, сделали проход в проволочном заграждении.
Алексеев увидел окоп. Два фашиста, разморенные солнцем, дремали возле пулемета. В нескольких шагах за окопом виднелся блиндаж.
— Этих — без выстрела! — прошептал Николай. — А я в блиндаж.
Он вскочил в раскрытую дверь блиндажа, и что было сил крикнул:
— Хенде хох!
Гитлеровец вскочил, увидев русского солдата и наведенный автомат, задрожал:
— О, Гитлер капут!
Пленный — штабной офицер — сообщил важные сведения.
Похлопывая Алексеева по плечу, разведчики говорили:
— Ишь, охотник, лису перехитрил. Молодец!
— Фашисты у меня в большом долгу, — тяжело вздохнув, сказал он. — Пока жив, буду мстить за смерть отчима и сестры.
Командир полка наградил всех участников группы захвата медалями «За отвагу».
20 сентября 1943 года Совинформбюро передало:
«Войска Калининского фронта в результате четырехдневных ожесточенных боев прорвали сильно укрепленную полосу обороны врага, разгромили его долговременные опорные пункты и штурмом овладели важнейшим опорным пунктом обороны немцев на путях к Смоленску — Духовщина».
В тот день Николай был ранен, но с поля боя не ушел. Домой, в Челябинск, матери Анне Герасимовне он с гордостью писал:
«Дорогая мама! Мы теперь «Духовщинские»! Верховный Главнокомандующий объявил нам благодарность. А я представлен к награде «За боевые заслуги». Был легко ранен в левую руку, но ты, мама, не волнуйся, рана не страшная, скоро заживет, и я снова пойду в бой».
В Смоленске в уличных боях Николай вторично получил ранение, но и на этот раз остался в строю.
Успешно наступая на Могилевском направлении, часть полковника Фирсова приближалась к важному узлу железнодорожных и грунтовых дорог — городу Кричеву. Во что бы то ни стало требовался «язык». Необходим был поиск. Его возглавил сержант Алексеев.
С наступлением темноты Алексеев вывел свое отделение на передний край. Пронизывающий октябрьский ветер хлестал в лицо холодными дождевыми струями. Неожиданно воздух распорола длинная пулеметная очередь, в небе вспыхнула осветительная ракета. Разведчики замерли. «Неужели обнаружены?» — с тревогой подумал Николай. Выждав минут пятнадцать, он позвал разведчиков за собой. Вышли на берег реки, Николай шагнул в воду. Становилось все глубже. Намокший маскхалат сковывал движения.
— Хорошая купель! — проговорил, ругаясь, Назаров. — Зуб на зуб не попадает. Фашист, поди, сидит в тепле, чаи гоняет.
— Обсохнешь, не велика персона! — бросил кто-то. — Покончим с фашистами, заберешься на печь, за всю войну отогреешься.
На противоположном берегу осмотрелись. У развилки дорог обнаружили хуторок в несколько домов. Прислушались. Ни звука. Хуторок оказался заброшенным.
— Вероятно, фашисты угнали жителей, — высказал предположение Алексеев. — Займем крайнюю хату под наблюдательный пункт — лучше не придумаешь.
С наступлением рассвета дорога на Кричев ожила. Весь день разведчики накапливали сведения о противнике. В стекла бинокля Николай даже видел лица гитлеровцев, и его пальцы сами собой сжимались в кулаки. В его душе клокотала неуемная ненависть к фашистам.
Северо-западнее Кричева разведчикам удалось засечь огневые позиции минометных батарей, обнаружили скопление танков, артиллерии и пехоты противника. Под вечер поток машин схлынул, дорога опустела.
— Пора, хлопцы, и о «языке» подумать. — И Николай изложил свой план захвата. — Давайте разберем хатенку. После войны сложим хозяевам новую, а теперь пусть-ка она сослужит нам добрую службу.
Соорудили из бревен баррикаду, перегородили ею дорогу. Сами залегли у обочины. Ждать пришлось недолго. Из-за поворота вынырнул мотоцикл с коляской. И с ходу ударился о бревна. Водитель разбился насмерть. У него нашли пакет, покрытый десятком сургучных пятаков. Мотоцикл оттащили с дороги.
Не прошло и десяти минут, как показалась машина с зажженными фарами, мчащаяся с большой скоростью. Она с грохотом врезалась в баррикаду. Шофер и сидевший рядом гитлеровец были мертвыми. На заднем сиденье стонал здоровенный майор.
— Берите его аккуратней, — предупредил Алексеев разведчиков. — Без «языка» нам приказано не возвращаться.
Взяли портфель, набитый картами, документами, и оружие. Уложили полуживого фашиста на плащ-палатку, с трудом поволокли его. С ценными трофеями вернулись в часть.
В августе сорок четвертого года сержантскую гимнастерку Алексеева украсил орден Красной Звезды. Награжден он им за особую операцию. Перед ночной штурмовой группой, в которую вошло отделение Алексеева, стояла сложная и рискованная задача: ворваться в город Радзимин Варшавского воеводства, разгромить немецкий штаб. Для ее выполнения отбирались добровольцы, умеющие хорошо плавать.
В кромешной тьме штурмовики переправились через водный рубеж. Николай одним из первых был на противоположном берегу. Гитлеровцы обнаружили смельчаков, открыли автоматно-пулеметный огонь. Броском гранаты Алексеев уничтожил огневую точку врага, обеспечил быструю переправу товарищей. Горстка отважных советских воинов пробилась к немецкому штабу, разгромила его, захватив при этом документы. Находчиво, решительно действовал сержант Алексеев, сразивший шестерых фашистов.
14 сентября 1944 года советские воины овладели предместьем польской столицы Варшавы — крепостью Прага.
«Здравствуй, дорогая мама! — писал Николай домой. — Шлю тебе свой горячий гвардейский фронтовой привет, а также наилучшие пожелания в жизни. На фронте у нас дела идут отлично, разведчики — крепкая семья, в которой один стоит за другого. Фашистов бьем почем зря! Пишу тебе после ожесточенного боя за Прагу. Бой был не на жизнь, а на смерть. Мы стойко стояли на своем рубеже. На рассвете пошли в наступление. Сломив сопротивление фашистов, ворвались в крепость. Ни днем, ни ночью не утихал гул рвущихся снарядов. Немцы несколько раз переходили в контратаки, но все бесполезно. У меня не хватает слов, чтобы описать тебе обстановку. Ты должна сама понять, что тут творится. Перед нами открыт путь на Берлин. А еще у меня большая радость: я принят в партию».
В одном из октябрьских боев Алексей был ранен пятый раз и лишь под Новый год он выписался из госпиталя, вернулся на фронт, в родной полк, к боевым друзьям.
У разведчиков традиция — перед вылазкой в тыл врага написать родным: жив, здоров, ждите, скоро вернусь с победой! Николай вырвал из блокнота листок, присел поближе к коптилке.
«Добрый день или вечер, мама! Самочувствие мое хорошее. Обо мне не беспокойся. Ты пишешь, что скучаешь в разлуке, ловишь по ночам шорохи и мечтаешь о нашей встрече. Мама! Я вернусь, когда утихнет военный ураган, а от фашистов не останется и пепла. Верь, родная, что скоро это время настанет, и мы снова будем вместе. Передавай привет моим дружкам. Крепко тебя обнимаю, целую. Твой сын Николай».
Туманным утром отделение сержанта Николая Алексеева вышло на задание. Это было 15 января 1945 года.
Прошли километра полтора-два. Туман по-прежнему не рассеивался, низко висел над землей серым непроницаемым пологом. Николай посмотрел на компас, с тревогой сказал: «Кажется, сбились. Надо взять правее».
У деревни Дзбаница разведчики неожиданно наткнулись на большую группу фашистов. Пришлось залечь, принять бой. Силы были неравные. Алексеев приказал товарищам отходить. Сам он залег и открыл автоматный огонь. Над головой с воем рвались, лопались разрывные пули. Пахло пороховой гарью. Вдруг у ног вспыхнул яркий сноп разорвавшейся гранаты. Десятки осколков раскаленными иглами впились в лицо и тело. Воздушной волной вырвало из рук автомат, Алексеева швырнуло в сторону.
Он очнулся в незнакомой комнате, услышал чужую речь. Мгновенно все понял: он в плену. Николай весь напрягся, приготовился к поединку с врагами. Он молчал. Он не нарушил присяги, не выдал врагу военной тайны. Так ушел в бессмертие коммунист сержант Николай Алексеев.
«15 января 1945 года в боях при прорыве обороны немцев на Наревском плацдарме, а также в последующем преследовании отступающего противника командир отделения пешей разведки гвардии сержант Алексеев Н. П. отлично выполнял приказы командира и разведывательные задания. На личном счету Алексеева — 39 взятых им «языков». Ранее награжден медалями «За отвагу» и «За боевые заслуги», орденом Красной Звезды.
На подступах к деревне Дзбаница Сероуцкого уезда Варшавского воеводства Алексеев со своим отделением, выполняя боевое задание, вырвался вперед, попал в расположение противника. Завязался неравный бой. Прикрывая отход товарищей, он огнем своего автомата и гранатой уничтожил до двух десятков гитлеровцев, но был тяжело ранен и схвачен фашистами.
На следующий день, когда противник был выбит с занимаемых рубежей, наши бойцы обнаружили труп гвардии сержанта со следами варварских истязаний и пыток каленым железом, загнанными иглами под ногти… В бессильной ярости гитлеровские мерзавцы выкололи истекавшему кровью сержанту глаза. Гвардеец до последнего вздоха верил в нашу победу, свято сохранив военную тайну.
Совершив чудовищную расправу над раненым воином Красной Армии, фашистские изверги трусливо бежали, едва завидев группу наших наступающих бойцов.
Алексеев Н. П. представляется к награде орденом Отечественной войны 1-й степени посмертно.
Командир 1320-го стрелкового полка 413-й Брестской дивизии 65-й армии гвардии полковник Д. Ф и р с о в».
Поэт Михаил Матусовский посвятил мужественному разведчику Николаю Алексееву стихотворение «Тверже стали»:
Враги, чтоб заставить его говорить,
Огнем и железом пытали,
Но мужества воина им не сломить
Штыком из немецкой стали…
Он Родины имя шептал в тишине,
Его укрепляла в отваге
Сыновняя верность любимой стране,
Солдатская верность присяге.
Вот что написал автору этого очерка Дмитрий Яковлевич Фирсов, бывший командир стрелкового полка:
«По-прежнему живы в моей памяти потрясающие события, связанные с именем замечательного разведчика-коммуниста сержанта Николая Алексеева. Он был любимцем не только взвода разведки, но всего полка. Алексеев несколько раз был ранен, после излечения возвращался в родную часть. Это был смелый, мужественный воин, отличный мастер разведки. Сколько раз выручал он командование, приводя «языка». Гвардеец, он проявил высшую степень воинского долга, поступил по-суворовски: «Сам погибай, а товарища выручай». Спасая своих друзей, Алексеев пожертвовал собой. Бессмертный подвиг Алексеева, не дрогнувшего перед врагом, не выдавшего фашистам военной тайны, несмотря на изуверские пытки, явился символом несгибаемой воли советского воина.
Над могилой Николая воины поклялись отомстить гитлеровцам за все их злодеяния. О непокоренном гвардейце рассказывала наша солдатская газета «Вперед, за Родину!» и «Фронтовая правда».
Его имя никогда не забудется.
«Дорогая Анна Герасимовна! Ваш сын Алексеев Николай Петрович за проявленный героизм в борьбе с фашистскими оккупантами решением Челябинского областного комитета ВЛКСМ навечно занесен в книгу Почета областной комсомольской организации».
«Исполнительный комитет Челябинского городского Совета депутатов трудящихся решает: идя навстречу пожеланиям общественных организаций профтехучилища № 20, присвоить этому училищу имя Николая Алексеева, бывшего ученика, отважного разведчика, зверски замученного фашистскими палачами».
На мемориальной доске, установленной на здании средней школы № 34 Ленинского района Челябинска, высечено:
«Здесь учился комсомолец Николай Алексеев — отважный разведчик, зверски замученный фашистами в 1945 году».
В музее челябинского городского Дворца пионеров и школьников имени Н. К. Крупской бережно хранится красный галстук Коли Алексеева, рядом — орден Отечественной войны 1-й степени, посмертная награда коммуниста Николая Алексеева.