ПЕРЕД БУРЕЙ
ПЕРЕД БУРЕЙ
По распоряжению Совета каждая организация и учреждение должны были заготовить дрова на зиму. Кроме того, им вменялось в обязанность поставить такое же количество дров для населения города.
Аргентовский прикинул: на это дело хватит двух дней, если бросить на заготовки две третьих списочного состава управления. И в конце мая горуездная милиция отправилась на кордон Шух.
Работой в деляне руководил командир конного отряда Чупин, в прошлом десятник лесоповала. Комиссар вместе со всеми пилил и выкорчевывал деревья. В первый же день деляна была почти полностью выпилена. Работали допоздна.
Вечер выдался тихий и звездный. На опушке бора вспыхнули костры. Вбили сошники, повесили ведра с водой для будущего чая с заваркой из листьев смородины, развязали сидоры с домашней снедью. Поужинали. Сделали шалаши и расположились спать. Некоторые остались у костров выкурить самокрутку, да так и засиделись.
С непривычки у Лавра ныла спина, ломило руки. Он прилег в шалаше, но сон не шел. У тлеющего костра вспыхивали четыре папиросных огонька. Доносился неторопливый разговор.
Аргентовский любил вечерние посиделки, где собирались мужики пожилые, повидавшие жизнь, много знающие такого, что любо-дорого послушать.
— Поглядите, сколько лесу валехнули, а! Нешто хозяину потрафили бы эстолько…
— Недаром комиссар намедни про коммунизму баил.
— Дожить бы да поглядеть, что с чем едят.
— Доживем. Не мы, так дети или внуки наши…
Помолчали. Лишь слышно было, как коростель кого-то уговаривал: «Спать пора, спать пора…»
— Ежели контра обедню не испортит.
— Как бы она не злобствовала, теперь ей нас не одолеть…
Сухая земля донесла едва различимый топот копыт. У костра прислушались.
— Никак кто-то скачет?..
…В первой половине мая на станцию Курган прибыл странный поезд — весь из теплушек с маленькими зарешеченными оконцами. Состав медленно подходил к перрону, где его встречала огромная толпа. Паровоз резко тормознул, пересчитав вагоны, и окутался белесым облаком пара. Ударил станционный колокол, люди бросились к вагонам. Но раздвинулись двери и из теплушек посыпались солдаты в серых мундирах. Толпа замерла, затем отступила назад.
Вскоре курганцы привыкли к таким поездам. Чехословацкий корпус, сформированный из бывших военнопленных, двигался во Владивосток, чтобы оттуда морем возвратиться на родину.
Трудности, связанные с нехваткой паровозов и топлива, не дали возможности за короткий срок перебросить корпус в порт назначения, и он растянулся почти через всю страну. Этим воспользовались враги Советского государства. Правящие круги Антанты, внутренняя контрреволюция и реакционное офицерство организовали мятеж чехословацкого корпуса, сумев лживой пропагандой вовлечь в него значительную часть солдат.
Сведения о подготовке к мятежу в Курганский совдеп стали поступать в мае. Вначале это были неопределенные слухи, но вскоре поведение белочехов, ставших фактическими хозяевами станции, серьезно встревожило партийную организацию. На совместном заседании совдеп и совжелдеп приняли решение всеми силами задерживать эшелоны на станциях, не давать им возможности продвигаться на восток, чтобы распылить силы контрреволюции.
…У костра осадили коней двое — лесник и помощник дежурного по управлению милиции. Милиционер подал Аргентовскому, вышедшему из шалаша, пакет. Кто-то бросил в костер сухих сучьев — взметнулось пламя. Комиссар разорвал конверт, извлек четвертушку синей бумаги, вырванной из какой-то конторской книги, и узнал размашистый почерк председателя Совета Зайцева. Он предписывал: немедленно прекратить работы и всем прибыть в город. К 8 часам утра Аргентовскому явиться в совдеп.
А. П. Климов, председатель Курганского комитета партии большевиков.
Е. Л. Зайцев, председатель Курганского совдепа.
…Сизый махорочный дым облаком клубился в кабинете председателя.
— Кажется, собрались все, кого приглашали. Начнем, — сказал Зайцев, сдвигая бумаги на край стола. Он извлек из-под мраморной чернильницы форменный телеграфный бланк, надел очки и стал медленно читать:
— Вчера ударами мятежных чехословацких войск пал Челябинск. Примите меры защиты города.
Евгений Леонтьевич поверх очков обвел взглядом присутствующих. В кабинете воцарилась настороженная тишина. Началось… С минуты на минуту мятеж может вспыхнуть и здесь, в Кургане.
Первым нарушил молчание Зайцев.
— Не паниковать, товарищи. Приказываю: немедленно приступить к формированию рабочих дружин, обучению их по плану, который мы составили с Климовым. На совместном заседании комитета партии и совдепа сегодня его рассмотрим и утвердим.
Поднялся Александр Климов, уставший, с красными от бессонницы глазами.
— Мы прикидывали так и этак и пришли к выводу, что своими силами город не отстоять. Надо привлечь крестьян уезда. Воззвание подготовлено. Редактор газеты «Известия» Ян Пуриц отпечатает и разошлет по волостям.
— Разрешите спросить, — перебил Городецкий, — а где взять оружие?
— Не торопись поперед батьки в пекло. Все скажу, — недовольно поморщился Климов. — Все вы немедленно командируйте людей в села для формирования боевых крестьянских дружин. И сразу же двинуть их к городу. У многих бывших фронтовиков оружие припрятано. Даже бомбы найдутся. На худой конец, и с дробовиками принимать можно. Собрать в кучу пулеметы, каковые в наличности. В милиции — два. Так, Лавр Васильевич? Один на охране тюрьмы. Три. И на железной дороге есть…
Совещание затянулось. На обед никто не пошел. У каждого — куча дел, которые надо срочно решить, согласовать, утрясти. Когда, наконец, все вышли, Лавр подошел к столу председателя совдепа. Зайцев вопросительно глянул снизу вверх.
— Я насчет совдеповской кассы. Спрятать бы куда…
— Верно! — вскинулся Евгений Леонтьевич и даже пристукнул костяшками пальцев по столу. — Как это мы раньше не подумали?! — И принялся звонить комиссару банков Петрову. — Нет? А где? Найдите. Пусть немедленно зайдет ко мне. Зайцев говорит. Да, да.
Вскоре у председателя совдепа состоялось новое совещание. На него были приглашены четверо — Климов, Аргентовский, комиссар банков Петров и заведующий земельным комитетом Менщиков. Обсуждали, где спрятать кассу. Сошлись на предложении председателя комитета партии большевиков Александра Климова. Он сообщил, что в городе на всякий случай создана подпольная организация. В случае чего деньги пойдут на нужды подполья. Договорились: Менщиков получает деньги якобы на организацию медицинской помощи населению сельской местности, а также помощи беднейшим крестьянским хозяйствам и передает подполью. Тайник знают только присутствующие на совещании.
В управлении горуездной милиции из помещений выносили столы, стулья, шкафы. Их место занимали кровати и топчаны. В зале для заседаний стучали молотки, визжали пилы. На дверях комиссарского кабинета висел приказ о переводе личного состава милиции на казарменное положение.
К вечеру во дворе управления дымила полевая кухня. Повар в халате и белом чепце разливал щи в котелки и миски. Милиционеры рассаживались на крыльце, прямо на земле. Ели с аппетитом, не зло подшучивая друг над другом.
— А пошто, братцы, не распорядиться бы комиссару насчет сна.
— Мастер ты, Елфим, на такие штучки, — сразу отозвалось несколько голосов. — Жрать да спать — твои первейшие дела.
— Прошлый раз послали нас в засаду на конокрадскую тропу. Пришли. Сели. Темень… хоть глаз выколи… Посидели… Хвать — нет Елфима. Шумнуть нельзя. Обшарили поблизости кусты. Нету. Никак сбег, думаем.
— Есть такие, што темноты боятся, — вставил кто-то.
— Есть, — согласился рассказчик. — Но у Елфима другая болезнь. Чупин в панику: «Как, — говорит, — я перед комиссаром отчитываться стану — сам Елфима в милицию привел, как фронтовика-однокашника?» Слышим: будто ветер по вершинам сосенок шумнул. Хр…у…у… Потом свист. Длинное коленце… Куда там соловью!.. Пошли — он лежит кверху пузой. Рот — до ушей и храпит, аж кусты до земли клонятся…
— Ври, ври, Парфен, — возмутился Елфим под общий хохот. — И вовсе не так было.
Увлеченные рассказом, не заметили, как подошел комиссар.
— Это когда конокрадов за деревней Фатеры накрыли? А мне Чупин не докладывал.
Первым вскочил Елфим, за ним поднялись все. Заговорили наперебой, предлагая Аргентовскому посидеть с ними. Разговор сразу перешел на главное.
— Неужто чехи сунутся?
— Сунутся. Теперь уж точно, — категорично подтвердил Аргентовский. — Контрреволюции они задаток дали: Челябу, Златоуст, Петропавловск…
— То-то гляжу: Бакиновы, Галямины, Сорокины гоголями ходють. А намедни Годовых веду к следователю. «Шпокнули бы тебя, гадину, скорее, — говорю, — и дело с концом». У него рот до ушей, физиономия довольная… «Не успеете», — ответствует.
— Чуют жареное, паразиты…
— Ишо как…
— А могут чехи побить нас, товарищ комиссар? — спросил Григорьев, выглядывая из-за широкой спины бородатого милиционера, который был проводником во время разгрома банды Васьки Шпона.
— Да, сила сегодня на их стороне. Может, и город придется сдать…
— Без боя? — ужаснулся кто-то.
Лавр сбил фуражку на лоб.
— Вот я и хотел с вами совет держать. Как лучше: драться до последнего издыхания или поднять руки? Отдать все снова капиталу, только б нас не тронули…
Наступила тишина. Аргентовский переводил взгляд жгуче-черных глаз с одного на другого, ждал. Первым заговорил Григорьев. Будто простонал.
— Да меня батя живым съест…
Никто не стал доискиваться — за что. Мысли Григорьева были понятны без слов. Милиционеры загомонили, будто вешний ручей, пробившийся сквозь снежную наледь.
— На такое дело родительского благословения не жди.
— Веди нас, комиссар, в бой.