ЗАСАДА

ЗАСАДА

На другой день Ястржембский сам вызвал Лавра. В кабинете председателя ревтрибунала собрались все члены следственной комиссии и комиссар Красной гвардии Городецкий. Лавра встретили приветливо, как старого знакомого, лишь Городецкий недовольно покосился в его сторону и пророкотал могучим басом:

— А сказали: совещание при закрытых дверях…

— Все свои, Михайло Васильевич, — улыбнулся Ястржембский. — Прошу знакомыми стать — Лавр Аргентовский.

Лавр знал Городецкого, добродушного великана, всегда находившегося в хорошем настроении. По городу о нем ходили легенды. Рассказывали, что однажды в фойе кинотеатра «Весь мир» парни затеяли драку. В это время с тремя патрульными красногвардейцами появился Городецкий и, увидев потасовку, так гаркнул, что с потолка посыпалась штукатурка. Драчуны — врассыпную. А так как выход был отрезан патрулем, они бросились в полупустой зрительный зал, забились под сиденья. Городецкий ходил между рядами, вытаскивал их вместе со связками кресел, «легонько» шлепал каждого и выставлял на улицу.

Михаил Васильевич божился, что такого не было, но при этом добавлял: «Раз верят люди, пусть верят. Осмотрительнее станут…»

Там, где появлялся комиссар, сам собой восстанавливался порядок. Горожане шикали друг на друга.

Ястржембский предоставил слово члену следственной комиссии Федору Кучевасову. Бывший техник-строитель заговорил так гладко, веско, что Лавр диву дался: «Гляди-ка, Федор-то… Молчун, а что выкомаривает!.. Прямо, как по-писаному шпарит…»

— Предварительным следствием установлено: начальник народной милиции эсер Пляхинский связан с бандой Ведерникова, поставляет ему боеприпасы и оружие. На основании свидетельских показаний…

Когда это Федор стал большевиком? Жили они с Лавром почти по соседству, виделись часто. Молчун был такой же, как отец.

Кучевасов пристально посмотрел на Аргентовского, тот опустил глаза и двинул стулом, делая вид, будто удобнее усаживается. Показалось, что Федор догадался о его мыслях — поди ж ты, глаз какой острый, в душу так и вонзается…

— В записной книжке Пляхинского двадцать три фамилии партийцев большевистского крыла и сочувствующих. Полагаем: это контрольная копия того списка, каковой он передал Ведерникову для исполнения террористического акта, — продолжал Кучевасов твердым голосом. — Пляхинский правдивых показаний не дает. Наши предположения может подтвердить или опровергнуть только сам атаман. Следственная комиссия предлагает организовать засаду на явочной квартире. План прилагаем.

Кучевасов положил на стол Ястржембского небольшой листок бумаги. Игнатий Адамович бегло просмотрел его (видимо, уже был знаком с содержанием) и передал Городецкому.

Слушая Кучевасова, Лавр по-доброму завидовал ему: «Как держится!.. Я не смог бы этак-то. Чуть что — краска в лицо».

Его размышления прервал Городецкий. Он спросил Кучевасова, нет ли в списке Пляхинского кого-нибудь из меньшевиков.

— Нет, — категорично заявил Федор. — Мы внимательно проверили каждую фамилию. Даже немощный старик Аргентовский есть, а…

— Что вы хотите?! Пляхинский — эсер. А у них с меньшевиками одна шайка-лейка. Так и смотри, что из-за угла пулю схлопочешь, и знать не будешь: меньшевистская она или эсеровская. — сделал вывод Городецкий. — Цацкаетесь с ними. Дали бы мне волю… — Он сжал огромный кулак и «слегка» стукнул по краю стола. — Все они следом за Пляхинским в каталажку просятся.

План засады обсуждался тщательно и долго. Федор Кучевасов и Георгий Зырянов предлагали организовать ее во дворе дома Янкиных, предварительно арестовав хозяев и всех домочадцев. А чтобы отрезать банде пути отхода, разместить красногвардейцев во всех соседних дворах.

Городецкий запротестовал: может завязаться перестрелка, в темноте своих побить недолго. К тому же большое скопление людей в соседних дворах затруднит конспирацию: кто-то чихнет, кто-то брякнет чем и — пиши пропало. А банду упускать нельзя — другого такого случая может не представиться…

Комиссара Красной гвардии поддержал член ревтрибунала Иосиф Буждан. По натуре осторожный и сдержанный, он вдруг так горячо стал убеждать всех в несостоятельности плана, в разработке которого сам принимал участие, что даже Городецкий посмотрел на него с удивлением и щелкнул себя по кадыку:

— Ты, случаем, Иосиф, не тяпнул с устатку?

Буждан не ответил.

— Что вы предлагаете? — не удержался Ястржембский.

Из Буждана будто воздух выпустили. Он замолчал, уставясь в окно, затем раздумчиво сказал:

— Подумать надо…

— Думать час не можно…

Игнатий Адамович обвел присутствующих долгим внимательным взглядом и остановился на Аргентовском.

Лавр внимательно слушал, взвешивал «за» и «против». Порой его подмывало вставить слово, но спохватывался: «Кто я, чтобы старших учить? Они лучше меня знают…» У него сложился свой план. Сам того не сознавая, он думал об этом со вчерашнего дня, с того момента, когда узнал о заговоре.

Если бы провести операцию доверили Лавру, он сделал бы так: Янкиных арестовывать не стал, а от имени Пляхинского, якобы уехавшего в командировку, доставил на квартиру связника обещанные ящики. Небольшую засаду устроил во дворе и на огороде Янкиных, остальных красногвардейцев рассредоточил вокруг всего квартала. В квартирах людей, обозначенных в списке Пляхинского, тоже устроил засады на случай, если атаман вздумает одновременно и забрать оружие, припрятанное в стожке на огороде, и учинить расправу над большевистским активом.

Продолжая смотреть на Лавра, Ястржембский неожиданно улыбнулся.

— Вы имеете сказать?

Аргентовский замялся, но приказал себе: «Держись… Здесь свои, друзья…» И все же почувствовал, как теплая волна разлилась по лицу.

— Я думал… Мне кажется…

Первые слова принесли облегчение. Дальше он излагал свои мысли уверенно.

Когда Лавр закончил, поднялся Городецкий:

— Я за предложение Аргентовского голосую обеими руками, только имею небольшую поправку в отношении засад на квартирах. Я — против. Засады надо устроить во дворах.

С некоторыми изменениями и добавлениями план Аргентовского был принят единогласно.

Ночь. Полная луна холодным светом заливает дома. Улицы опустели, притихли. Только на железнодорожной станции порой перекликаются паровозы, лязгают буфера вагонов.

Аргентовский и пятеро красногвардейцев зарылись в стожке сена в огороде Янкиных, прислушиваются к чуткой тишине. Что-то брякнуло, загремело упавшее ведро. Под чьими-то шагами хрустнул снежный наст. «Яниха вышла доить корову», — догадывается Лавр. Слышно, как она уговаривает буренку стоять смирно, а о стенки подойника вызванивают тугие струйки молока. Сладко заныло под ложечкой. Вспомнил, что с самого утра ничего не ел. Закрутился и на обед не ходил. Эх, сейчас бы добрых щей да кружечку парного молока!.. Чтобы отвлечься, не думать о еде, стал воскрешать в памяти лица друзей-балтийцев, с которыми расстался три месяца назад. Но в голову лезла всякая чепуха. Затем вспомнились события позавчерашнего дня: арест Пляхинского, первый его допрос, на который пригласили Лавра.

Рядом пискнула мышь. Лавр боялся мышей и с трудом сдержался, чтобы не выскочить, из укрытия. Подавил в себе дрожь, заставил расслабиться. Так пролежал не долго — затекли руки. Лавр вытянул их вперед, коснулся ладонями снежного наста. Вскоре, как иголками, пронизало пальцы. Значит, мороз усилился. «Сколько сейчас времени?» Лавру казалось, что лежат они здесь давно, что скоро запоют утренние петухи. «А что если Шурка Рыжий все выдумал?» Мысль эта пришла внезапно. На него будто ведро холодной воды вылили. «Не может быть… А список в блокнотике Пляхинского?» Слух уловил какой-то шум. Показалось? Нет, скрипнуло крыльцо, послышались шаркающие шаги. Вот они совсем рядом. Человек пошарил в стогу, проворчал что-то под нос, очевидно, не находя крючка (Лавр предусмотрительно спрятал его в снег), и стал руками теребить сено. Набрал охапку и понес в сарай. Его негромко окликнули:

— Семен, ты?

Гонец атамана Ведерникова появился бесшумно. Видимо, хозяева ждали его — оставили калитку открытой.

Лавр напряг слух. Но долетели только обрывки приглушенного разговора:

— Порядок?

— Выполнил… Анисим дурочку порет…

— Нет. Борода… сказывал, уехавши…

Минут через пять после ухода гонца заскрипели полозья саней. Во дворе появилось несколько теней. Они бесшумно проплыли к стогу, выволокли из приметка ящики, взялись по двое и понесли. На пути встал Аргентовский.

— Ни с места! — шепотом приказал он, ткнув переднего стволом маузера. — Вы окружены отрядом Красной гвардии. Сопротивление бесполезно.

Рядом с Лавром встали четверо его товарищей.

— Где атаман?

— У розвальней.

— Сколько вас?

— Человек двадцать.

Аргентовский шагнул на лестницу, приставленную к голубятне, дверца открылась. Из темного проема высунулась голова.

— За мной!..

Осторожно, почти на цыпочках, Лавр пошел к воротам. Минуту собирался с духом, затем распахнул калитку и стремительно бросился к розвальням.

— Руки вверх!

Кони рванули. Аргентовский выстрелил. Левая пристяжная взвилась на дыбы и рухнула. Лавр прыгнул в розвальни. Навстречу плеснул огонь. Рукояткой маузера Лавр ударил возницу по голове, тот мешком плюхнулся с облучка.

Над головой запели пули. Стреляя на ходу, из соседнего переулка выскочила группа бандитов.

Двое красногвардейцев подхватили бесчувственное тело возницы, затащили во двор. Едва Аргентовский успел захлопнуть калитку, как на нее обрушился град ударов. Отступив за угол дома, Лавр выстрелил. По ту сторону ворот кто-то ойкнул, стук мгновенно оборвался. Справа, а затем и слева послышались хлопки выстрелов. Бандиты бросились в переулок, но там их встретили плотным винтовочным огнем красногвардейцы Кузьмы Авдеева, заместителя комиссара отряда Красной гвардии консервного завода. Трое были убиты, остальные сдались.

Пленных обыскали и сгрудили во дворе Янкиных.

Лавр забарабанил кулаком в двери сеней.

— Кто там? — сразу же отозвался старческий голос. По-видимому, Янкин-старший давно стоял за притолокой, прислушиваясь к тому, что делается во дворе.

— Хозяин, выйди, — как можно дружелюбнее проговорил Кузьма Авдеев, на всякий случай отступив за косяк.

На крыльце появился длинный худощавый старец в желтом романовском полушубке. Его бил озноб: тряслась окладистая борода. В призрачном свете луны лицо казалось бескровным, как у святого на иконе.

— Семка дома? — спросил Кузьма и, не дожидаясь ответа, ринулся в избу. Навстречу раздался выстрел. Двое красногвардейцев кинулись на помощь Авдееву. Вскоре они вывели со связанными руками Семена Янкина.

— Кто Ведерников? — спросил Аргентовский, обращаясь к пленным.

Бандиты угрюмо молчали. Аргентовский повторил вопрос. На этот раз из толпы вышел коренастый мужчина, на полголовы выше его. Лавр узнал в нем возницу.

— Ты? Очухался?

Тяжелым немигающим взглядом Ведерников уставился на Аргентовского. На скуластом обветренном лице его ходили желваки, огромные кулаки то сжимались, то разжимались.

— Не дури, дядя, — жестко сказал Лавр. — Пошли.