Встреча с Чкаловым

Встреча с Чкаловым

Но и женитьба и счастливые «медовые» месяцы не могли отвлечь Анатолия от полетов, от его кипучей деятельности в Главной летной инспекции.

Практическую и инспекторскую работу свою и своих товарищей Анатолий Константинович тесно связывал с научно-исследовательской, теоретической мыслью, много читал по специальным вопросам авиации. Изучал историю партии, не мысля себе отрыва боевой практики советского летчика как от теории и истории авиации, так и от вопросов научного коммунистического мировоззрения. «Советский герой, — писал он, — это патриот своего Отечества, это большевик-интернационалист, сознающий все великое значение СССР — родины международного пролетариата».

Снова завязались у него тесные творческие отношения с институтом. Пришел он теперь туда не как прежний «мятежник», «бунтарь», «хорохорец», а как один из созидателей новой эпохи в развитии нашей скоростной авиации, как человек, которому доверены были проверка и контроль работы Военно-Воздушных Сил, их кадров, материальной части, вооружения.

В институте и на заводах он испытывал новые конструкции, знакомился с чертежами и дал немало указаний по улучшению и совершенствованию самолетов. К его словам прислушивались, их охотно использовали наши авиаконструкторы. По распоряжению Я. В. Смушкевича он был прикреплен к ЦАГИ, где в это время начинались работы по созданию новой сверхскоростной машины. Анатолий собирался первым совершить полет на этом самолете. Почти ежедневно посещал завод, начиная с момента проектирования нового самолета, изучая макет, следил за постройкой машины, участвовал в совещаниях. Конструкторы с огромным интересом беседовали с ним и впоследствии еще долго применяли его советы в своей работе.

В то же время он непрерывно тренировался, в особенности уделяя внимание тренировке на скоростную посадку, используя посадочную скорость новейших истребительных самолетов.

Он стремился поставить работу инспекции так, чтобы была реальная возможность смело экспериментировать. Не только проверять, но и толкать вперед. Анализ и расчет у него сочетались с дерзостью и смелостью обобщений.

На поверхностный взгляд могло показаться, что Серов слишком много требует от людей, переоценивает их способности. На поверку выходило, что он видит и смело вызывает к действию до того времени скрытые в человеке талант и инициативу.

«Присмотришься — он все прекрасно представляет себе и очень трезво оценивает обстановку», — говорили инспектора, близко узнавшие его на работе.

Партия и правительство окружили Серова и его друзей вниманием и любовью. Им были созданы все условия для работы. Это внимание глубоко волновало Анатолия, хотя и было вполне естественным и заслуженным.

— Мне думается, — говорил он друзьям, — что все, что я сделал, это только малая часть того, что я могу и должен сделать для нашего народа, для нашей страны, для нашей эпохи. Я часто задаю себе вопрос, кем бы я стал, если бы не было Советской власти? Вероятно, каталем или чернорабочим. Партия, комсомол, страна воспитали, закалили меня.

Перед народом и партией Серов всегда чувствовал себя в неоплатном долгу.

Летчики называли Анатолия младшим братом Чкалова, вторым Чкаловым. Они считали, что в будущем у Серова не менее побед, чем в летной жизни Чкалова. Якушин рассказывал:

— Серов во многом было похож на Чкалова. Простота, скромность, прямодушие, безумная храбрость в сочетании с совершенным владением техникой, глубочайший патриотизм, стремление передать свой опыт другим — вот что роднило Чкалова и Серова. Будучи старше Серова на шесть лет, Чкалов как летчик-испытатель имел огромнейший опыт. Он стал не только замечательным практиком, но и ученым в этой области, открывателем новых путей. Анатолий был мастером воздушного боя. Летчик-истребитель, он не ограничивался непосредственной практикой, но постоянно искал и находил новое, обобщал опыт, смотрел далеко вперед. Ни у Чкалова, ни у Серова не было ни тени эгоизма и тщеславия. Свои находки, достижения, опыт они немедленно передавали другим. Руководила ими Любовь к советской авиации, любовь к Родине.

— Слышу, Анатолий забирает меня к себе, под свое подчинение, рассказывал Б. Смирнов. — Я был очень доволен. Знал, что если я буду продолжать работать с Серовым, то научусь, как нужно воспитывать людей. Мы с ним много летали, и никогда не было у нас никаких происшествий или аварий, потому что Анатолий был в высшей степени предусмотрительным и подготовленным человеком. И работать с ним было легко. Он в двух словах мог сделать понятной свою мысль.

Другой член серовской знаменитой «пятерки», затем «семерки», Виктор Рахов[13], добавлял к этим словам товарищей:

— Спортсмен он к тому же был замечательный. По лыжам на соревнованиях всегда брал первые места. Раз в институте на состязаниях он двадцать километров прошел в рекордное время, прямо как хороший конь. Я не знаю, откуда у него сила такая! Таким он был и в работе — могучим, не отступающим ни перед чем. Он всех нас увлекал за собой.

Наконец исполнилась давняя мечта Серова — он познакомился с Валерием Павловичем Чкаловым.

Встреча произошла на аэродроме. Чкалов присутствовал на полетах Анатолия и остался, чтобы пожать руку летчику, который доставил ему несколько минут чистейшей радости.

Когда Серов приземлился и подошел к группе летчиков, он сразу узнал того, перед кем преклонялся.

Чкалов широким жестом протянул ему руку. Серов порывисто обнял прославленного летчика.

Обменявшись несколькими словами привета, они решили обедать у Серова. Здесь, дома, сидя с Чкаловым на диванчике, едва умещавшем их обоих, Серов сразу рассказал, как всю жизнь ждал этой встречи, как заочно учился у него, подражал ему во всем, даже в походке. Оба весело смеялись. Валерий Павлович расспрашивал о боях в Испании, и Серов рассказывал щедро и много, выбирая случаи, особенно интересные для Чкалова.

— Эх, завидую я тебе, Анатолий.

— Ты мне? Как это можно!

— Да как же! Ты прошел в боях высшую школу истребителя! Да как бы ни были полезны наши тренировочные полеты, разве они могут создать самочувствие подлинной схватки? «Противник» висит у тебя на хвосте, но ты знаешь, он не будет стрелять и не убьет тебя. То ли дело настоящая битва! Враг делает все возможное, чтобы зажечь твой самолет, застрелить тебя, свалить на землю. Ты становишься куда хитрее и изобретательнее, чем в учебном полете. Знай поворачивайся, крутись, чтобы противник не поразил тебя, но чтобы ты свалил его. Вот когда приобретается высший класс пилотирования. Вот в чем твое преимущество, как и всех твоих ребят. Я просился туда, конечно, и еще как!

— Да я знаю, слыхал об этом, — улыбнулся Серов. — Но…

— Да, не пустили.

— И правильно сделали. Я поехал туда рядовым летчиком и должен был еще держать экзамен. Ну, кстати, и получить удовольствие — набить морду не одному фашисту. А ты совершал тогда свои исторические и важные для всех перелеты и опыты, которые так вооружают нас! Разве можно было тобой рисковать! Это было бы безумием. Ты необходим нам всем, Валерий. Был и останешься идеалом советского летчика. Как я стремился достичь твоих пределов.

Сколько раз пытался сделать твой, чкаловский, расчет на посадку с переворота…

Чкалов раскуривает трубку, видимо, наслаждаясь этой беседой. Знакомство с Серовым доставляет ему давно не испытанное удовольствие. Потом говорит, улыбаясь и по-волжски сильно «окая»:

— Хорошую новую фигуру и летчик любит, и машина любит. Техника у нас добротная. И, если ты не дурак, она подчиняется тебе идеально. Приятно использовать все, что она может дать.

Они стали друзьями, часто встречались. Чем ближе они сходились, тем больше общих черт находили друг в друге.

— Про тебя говорят: младший брат Чкалова, — сказал как-то Валерий Павлович. — Мне это по душе, право. Что-то в тебе есть и мое. Но, Толюша, у тебя своя походка в воздухе и на земле. И — своя дорога. Это хорошо. Много бы я дал, чтобы увидеть, как ты пойдешь, как вы все пойдете, младшие мои братки. Ведь у вас то преимущество, что с самого начала вы летаете на современных машинах и новая техника вам близка, она — ваша ровесница. Вы растете вместе с нею.