А. 3. Гольцман ЛЕНИН В ВОПРОСАХ ЗАРАБОТНОЙ ПЛАТЫ И ОРГАНИЗАЦИИ ТРУДА[148]

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

А. 3. Гольцман

ЛЕНИН В ВОПРОСАХ ЗАРАБОТНОЙ ПЛАТЫ И ОРГАНИЗАЦИИ ТРУДА[148]

Уже с ранней весны 1918 г. Владимир Ильич уделял особое внимание вопросам заработной платы, организации труда, организации производства и системы управления предприятиями в советских условиях. Только что был заключен Брестский мир, обеспечивающий временную передышку в борьбе с окружавшими Советскую страну врагами. Дутовские банды на востоке были разбиты, восстание казацких атаманов на юге подавлено. Однако казацкие банды готовились к новому выступлению, которого можно было ожидать со дня на день и которое опиралось на военную поддержку Антанты.

На Украине господствовал гетман, опиравшийся на штыки немецких войск; на Волге назревало восстание чехословаков.

Тем не менее молодая Страна Советов переживала относительный мир.

28 апреля 1918 г. Владимир Ильич опубликовал свою статью "Очередные задачи Советской власти"[149], которая давала ключ к пониманию того, какие мысли руководили им при переходе от задач разрушения старого буржуазного аппарата угнетения трудящихся масс к задачам новым, к задачам управления государством и построения аппарата нового пролетарского государства.

В этой своей статье Владимир Ильич затрагивает следующие основные вопросы управления государством: соревнование, дисциплину труда, заработную плату, организацию труда, единоначалие и коллегиальность, отношение к старым специалистам.

Касаясь вопроса об отношении рабочего класса к старым специалистам, Владимир Ильич говорит о том, что некоторые из них, "звезды первой величины", хотели бы получать по 25 тыс. руб. в год, и продолжает: "Спрашивается, можно ли признать чрезмерным или непосильным для Советской республики расход пятидесяти или ста миллионов рублей в год на переорганизацию народного труда по последнему слову науки и техники? Конечно, нет"[150]. Стало быть, Владимир Ильич считал возможным сделать эту уступку старым упорствующим специалистам, купить их (как он выражался неоднократно), раз этим путем представляется возможность получить от них их знания, их умение организовать "народный труд".

Наряду с этим, однако, стоит вопрос о пролетарской дисциплине в производстве. Этот второй вопрос Владимир Ильич тесно связывал с первым не только в статье, но и в своих выступлениях, в беседах, в практической деятельности. Летом 1918 г. группа бывших капиталистов, владевших когда-то акционерным обществом Сормовских заводов, во главе с известным коммерсантом (и, к слову сказать, жуликом) Мещерским, предложила советскому правительству сдать им крупнейшие паровозо— и вагоностроительные заводы на внутреннюю концессию. Они принимали на себя задачу организовать производство на этих заводах, куда должны были войти Сормовский, Коломенский, Брянский, Выксунский и Кулебакский заводы. Владимир Ильич заинтересовался этим вопросом и созвал специальное совещание, на котором присутствовали, кроме него, Рыков, Томский, Шмидт, группа членов Центрального комитета союза металлистов и ряд других лиц, где был поставлен на обсуждение этот вопрос. Разумеется, в процессе обсуждения встал вопрос о падающей дисциплине на предприятиях, о том, что при той низкой производительности труда, какая наблюдалась тогда на этих важнейших для народнохозяйственной жизни заводах, невозможно будет добиться необходимого выпуска продукции. И так как рост производства упирался в этом конкретном случае почти целиком, или во всяком случае в весьма значительной части, в проблему дисциплины и производительности труда, то создавалось положение: либо производительность труда и заводская дисциплина будут подняты руками капиталистов, хотя бы и под государственным контролем, либо эта задача будет разрешена руками рабочего класса под руководством революционной партии пролетариата.

Владимир Ильич высказался против передачи этих заводов на "внутреннюю концессию", причем в своей речи он больше, чем все остальные, заострил вопрос именно на проблеме дисциплины труда и поднятия производительности труда. Для многих присутствовавших было ясно, что мы покупаем в данном случае (если бы концессия была сдана) опыт капиталистов. Однако для нас было неясно, в какой области должен применяться этот опыт и в чем заключается его конкретное содержание. Мы думали об их инженерных знаниях, об их коммерческих способностях, об их общем уменье управлять предприятием и т. д. Владимир Ильич с необычайной остротой поставил вопрос именно о дисциплине труда, причем он нашел в себе естественное мужество прибавить и такие слова, которые вряд ли кто из нас решился бы в те времена сказать. Заканчивая свою речь, он сказал:

— Рабочие должны поднять трудовую дисциплину; либо они это сделают, и тогда они победят, либо они этого не сделают, их разобьют, и тогда сотни тысяч из них будут расстреляны и, быть может, — прибавил Владимир Ильич, — история будет права.

Эти суровые слова показывали, как остро Владимир Ильич переживал напряженность того момента, когда, как он сам говорил, было "необыкновенно тяжелое, трудное и опасное положение в международном отношении"[151] и когда вопрос о дисциплине на фабриках и заводах действительно стоял ребром и являлся вопросом жизни и смерти революции.

На этом же заседании он спрашивал:

— Сколько же хотят эти капиталисты за то, что они будут обучать нас управлять предприятием?

И когда было сообщено о том, что каждый из них хочет получать примерно 2 тыс. руб. в месяц, он заявил, что не в этом суть, т. е. это жалованье не пугало его; он готов был дать за специалиста и эту цену. Вопрос заключался в том, что задача поднятия производства на упоминаемых предприятиях состояла именно в трудовой дисциплине — и больше в ней.

Наступившее обострение гражданской войны вызвало громадное напряжение сил для борьбы с контрреволюцией, для подавления сопротивления эксплуататоров. Эту задачу пришлось в дальнейшем решать огнем и мечом на протяжении целых двух лет, почти до середины 1920 г. Поэтому вопросы управления государством снова несколько отступили на второй план и оказались подчиненными задаче борьбы с оружием в руках против наступающей контрреволюции.

Но, как известно, и в эти годы Владимир Ильич не упускал ни одного сколько-нибудь крупного вопроса управления государством, в том числе управления хозяйством, организации труда и организации производства. В эти годы была заложена первая в России крупная гидроэлектрическая Волховская станция, инициатива постройки которой принадлежала Владимиру Ильичу. В эти же годы он интересовался тракторами и электроплугами. Он несколько раз звонил автору этих строк с требованием обеспечить продовольственное положение рабочих, изготовлявших опытные электроплуги системы Фаулера и др. Владимир Ильич интересовался гидравлическим способом добывания и разработки торфа и писал по этому поводу различные записки, в том числе и ВЦСПС, с предложением разработать такую систему заработной платы, которая обеспечивала бы необходимую производительность труда на торфяных разработках. Но, пожалуй, наиболее ярко его интерес к народнохозяйственным вопросам выразился в решении проблемы электрификации. Его роль в пропаганде плана электрификации, его отповедь тем коммунистам, которые проявляли "комчванство" и относились с иронией к громадному труду специалистов, написавших план ГОЭЛРО, — вся эта деятельность Владимира Ильича достаточно известна, и на ней нет необходимости останавливаться.

Вряд ли, однако, всем известно, что Владимир Ильич следил за работой этих специалистов и что вопрос о том, в каких условиях каждый из них живет, какова занимаемая им жилищная площадь, обеспечены ли эти специалисты в достаточной степени продовольствием и прочими условиями для продуктивного труда, — занимал его изо дня в день. Более того, когда работа была закончена и получился всем известный громадный труд Государственной комиссии по электрификации России, тогда перед Владимиром Ильичем встала забота, которая может теперь показаться непонятной, — забота о том, чтобы этот труд был своевременно напечатан и чтобы была обеспечена раздача его делегатам предстоявшего VIII съезда Советов. Это было уже, если память мне не изменяет, в сентябре или октябре 1920 г.[152] До момента созыва съезда осталось немного времени, между тем типографии работали в те времена чрезвычайно медленно. Работа была сдана в набор, однако дело продвигалось медленно. Владимиру Ильичу пришла тогда в голову мысль организовать специальное вознаграждение рабочим, занятым печатанием книги, натурой — продовольствием, обмундированием и т. д. Он звонил по этому поводу лично в Отдел нормирования труда ВЦСПС. Несмотря на то что Владимир Ильич имел верных и преданных секретарей, он считал, однако, необходимым иногда лично звонить и лично разговаривать по вопросам, которые требовали немедленного разрешения, как бы для того, чтобы быть вполне уверенным в том, что интересующий его вопрос будет разрешен так, как ему это представлялось необходимым.

В этих личных тревогах Владимира Ильича за то или другое дело, иной раз отнюдь не являющееся важнейшим для успехов революции, сказывалось, как горячо, я сказал бы "душевно", переживал он все, не только крупные, но, казалось бы, мелкие удачи и неудачи революции. И это обнаруживалось иногда совершенно неожиданно в беседах с ним, когда этого меньше всего можно было ожидать. Однажды в 1920 г., когда я был у него по какому-то профсоюзному вопросу, во время беседы ему подали телеграмму. Было совершенно очевидно, что телеграмма не имеет абсолютно никакого отношения к нашей беседе, тем не менее спустя несколько минут он счел все же необходимым сказать:

— Ну, наши войска перешли Дон. Теперь будет легче.

С другой стороны, известно также, что Владимир Ильич не стеснялся на энергичные словечки по отношению к тем ответственным работникам, которые допускали крупные ошибки, разгильдяйство или неаккуратность в своей работе. Неизгладимое впечатление произвела на меня записка Владимира Ильича на имя т. Томского по поводу какого-то безобразного отношения, проявленного Московским губернским советом профессиональных союзов к торфяникам. В этой записке Владимир Ильич употреблял, впервые тогда для нас, термин "безрукие люди" и требовал, чтобы этих безруких людей поскорее прогнали вон[153].

В середине 1920 г. вопросы производительности труда и вообще все вопросы управления государством в той формулировке, в которой они даны были впервые Владимиром Ильичем в статье "Очередные задачи Советской власти", снова стали актуальными, вышли на авансцену революции. Теперь эти вопросы были уже не новыми, как в 1918 году. Вопросы единоначалия и коллегиальности предварительно уже дебатировались в применении к Красной Армии. Партия выдержала жестокую дискуссию по этому вопросу, закончившуюся полной победой проводимых Владимиром Ильичем взглядов. Однако то, что многие члены партии скрепя сердце принимали как необходимое зло по отношению к организации армии, казалось им совершенно чудовищным и недопустимым по отношению к организации производства на фабриках и заводах.

Дискуссия по вопросу о единоначалии и коллегиальности в управлении производством и учреждениями развернулась в довольно широких масштабах. Владимир Ильич выступал горячим поборником единоначалия, в котором он видел залог ответственности в работе, аккуратности и исполнительности, ясности во взаимоотношениях, чего, по его мнению, совершенно не обеспечивала коллегиальность управления. Этот взгляд встретил довольно большую оппозицию в кругах профсоюзных работников.

Уже в 1919 г. Владимир Ильич сделал доклад на одном из пленумов ВЦСПС специально по вопросу о коллегиальности и единоначалии в управлении предприятием. Казалось, к этому времени профсоюзники кое-чему уже были научены. Позади была дискуссия об единоначалии в Красной Армии; уже за полтора-два года до этого была написана знаменитая брошюра "Очередные задачи Советской власти"; уже "в принципе" профсоюзы соглашались на проведение сдельной системы оплаты труда, одно упоминание о которой многим из них казалось до этого проникновением Вельзевула в святая святых профсоюзного храма.

Тем не менее в вопросах единоначалия в промышленности Владимир Ильич не встретил поддержки среди профсоюзников. Когда вопрос был поставлен на голосование, не было ни одного голоса за единоначалие. Пишущий эти строки был как раз во время пленума болен и не являлся свидетелем выступления Владимира Ильча на этом пленуме, однако в архивах Института Ленина найдена статья автора этих строк в защиту единоначалия с пометками Владимира Ильича. Видимо, он считал возможным использовать и эту статью для защиты своих доводов, несмотря на то что на современный масштаб статья написана в высшей степени слабо и неубедительно.

Известно, однако, что, когда выяснились результаты голосования на упомянутом пленуме ВЦСПС, Владимир Ильич с присущей ему твердостью заявил, что партия будет добиваться своего и единоначалие должно быть проведено, ибо в нем — спасение. Разумеется, противопоставление единоначалия коллегиальности важно было для Владимира Ильича не само по себе. Единоначалие являлось только наиболее верным средством к достижению цели, заключавшейся в максимальной ответственности, исполнительности, аккуратности в работе. Эта исполнительность и аккуратность, или, вообще говоря, недостававшая тогда нам всем известная культурность в работе, характеризовала работу Владимира Ильича и в мелочах, вплоть до ведения заседаний Совнаркома или деловых свиданий. Известно, что Владимир Ильич являлся на заседания ровно в 6 часов и по его приходу в зал можно было проверять свои часы. Можно безошибочно сказать, что именно Владимир Ильич выучил своих секретарей вести протоколы заседаний, требовал упоминания имени каждого докладчика. Он был решительным противником того, чтобы, не вынося никаких решений, по обсуждении вопроса ограничиваться только тем, что, дескать, все поняли друг друга и вопрос будет урегулирован. Он требовал точной и окончательной записи решений по каждому вопросу, с упоминанием того, кто, когда и что именно должен сделать. В этом смысле многим тогда казалось, что Владимир Ильич требует некоторого излишнего формализма и что записывается то, что само собой кажется ясным, а следовательно, не требует никакой записи. Практика, однако, неизменно показывала, что Владимир Ильич был прав в своих требованиях, так как именно такая запись давала возможность всегда найти нужную справку, узнать, кто должен выполнить то или иное поручение, точно установить, кто и за что отвечает.

В упоминавшейся уже брошюре "Очередные задачи Советской власти" Владимир Ильич ставил вопросы заработной платы, производительности труда и организации управления. В этой брошюре он пишет, между прочим, также и о тейлоризме. Он подошел к этому вопросу при обсуждении проблем повышения производительности труда. Владимир Ильич выдвигает два условия повышения производительности труда. Первым условием является "образовательный и культурный подъем массы населения". Владимир Ильич констатирует, что этот подъем идет с неслыханной силой с момента Октябрьского переворота. Он утверждает, что только "ослепленные буржуазной рутиной люди не видят этого подъема".

Вторым условием подъема производительности труда является, по выражению Владимира Ильича, также "повышение дисциплины трудящихся, уменья работать, спорости, интенсивности труда, лучшей его организации"[154]. Еще в 1923 г. и даже позже этого происходили споры внутри нашей партии относительно того, может ли партия разделять лозунг поднятия интенсивности труда. Находились отчаянные головушки, которые утверждали, а под шумок утверждают и теперь, что если партия может позволить себе поддерживать лозунг поднятия производительности труда, то осуществление этого лозунга может идти только за счет внедрения более высокой техники, но отнюдь не за счет поднятия интенсивности труда.

Мы видели, что Владимир Ильич с исключительной, присущей ему смелостью дает все установки, необходимые партии в борьбе за поднятие производительности труда, в том числе не отказывается также от лозунга интенсивности труда, который, разумеется, в то время являлся практически совершенно неотложным и необходимым. От этих вопросов он переходит дальше к вопросам о том, как именно может быть поднята дисциплина трудящихся: уменье работать, спорость, интенсивность труда и т. д. И он говорит: "На очередь надо поставить, практически применить и испытать сдельную плату, применение многого, что есть научного и прогрессивного в системе Тейлора, соразмерение заработка с общими итогами выработки продукта или эксплуатационных результатов железнодорожного и водного транспорта и т. д., и т. п."[155].

В то время (это было в начале 1918 г.!) говорить о системе Тей-лора в стране победившего пролетариата, где помещики и капиталисты только что были обезоружены и изгнаны и среди громадных масс трудящихся еще живо воспоминание о способах "научной" организации труда как о наиболее хлестких бичах, находившихся в руках капитализма, — на это мог решиться только Владимир Ильич, с его умением ясно, понятно ставить старые проблемы в но-вой обстановке, диалектически подходить и разрешать эти проб-лемы.

В эти месяцы в союзе металлистов разрабатывались вопросы сдельной оплаты труда, вопросы применения тейлоризма, вопросы научной организации труда вообще. Надо правду сказать, что мы ничего не понимали в этих вопросах, и единственно, что мы более или менее конкретно себе представляли, — это вопросы проведения сдельщины. Что касается тейлоризма и самых разнообразных систем премирования, организации труда и т. д., то, хотя мы и изучали замысловатые кривые, рисующие соразмерность заработка с производительностью труда, тем не менее ясного отчета о значении этих кривых никто себе не отдавал.

Союз металлистов, изучая эти вопросы, издал две книжки под общим названием "Системы премирования в металлической промышленности". Когда вышел первый выпуск этого сборника, Владимир Ильич просил о присылке ему одного экземпляра, что и было выполнено. Впоследствии вышел второй сборник. Как-то вышло, что никто из нас не догадался препроводить Владимиру Ильичу вышедшую книжку, и Владимир Ильич узнал о выходе этой книжки тогда, когда она уже разошлась со склада. Он писал записочки своим секретарям о том, чтобы раздобыть эту книжку. Однако, к стыду нашему, эту просьбу так и не удалось исполнить.

В 1920 г. разрыв между денежной заработной платой и натуральным довольствием трудящихся был уже настолько велик, что становилось совершенно очевидным для каждого, что политика заработной платы должна быть как-то увязана с политикой продовольственного обеспечения. Между тем решение этой проблемы шло по разным путям. Продовольственным обеспечением трудящихся ведал Наркомпрод, в то время как все вопросы заработной платы были фактически сосредоточены в ВЦСПС. Продовольственное и вещевое обеспечение производилось по карточной системе, вне всякой связи с производительностью труда. Однако на деле еще во время гражданской войны приходилось делать значительные отступления от этого общего уравнительного принципа. Уже в 1918 г., а тем более в 1919 г., рабочие заводов, изготовлявших военное снаряжение или вообще обслуживавших фронт, в отношении обеспечения продовольствием и обмундированием находились в привилегированном положении. Получаемые пайки носили самые разнообразные названия: ударные пайки, пайки особых категорий, сверхударные и т. д.

Все эти изъятия из общего уравнительного принципа являлись попытками превращения продовольственного снабжения в орудие поднятия производительности труда, в орудие, с помощью которого могла бы быть обеспечена продукция того предприятия, которое в данный момент было особенно важным. Разумеется, политика заработной платы точно так же шла по этому пути, и, пожалуй, дифференцирование заработной платы в соответствии с производительностью труда имело гораздо более широкое применение, нежели дифференцирование натурального обеспечения. Тем не менее политика заработной платы была политикой денежной заработной платы. Между тем деньги в этот период играли сравнительно ничтожную роль, если сопоставить их покупательную способность с тем натуральным довольствием, которое получали рабочие, в особенности в ударных и тому подобных предприятиях. Поэтому в 1920 г. как в ВЦСПС, так и вне его встал вопрос о способах ликвидации разрыва между денежной заработной платой и натуральным снабжением. И в этой области, как и в целом ряде других, приходилось преодолевать предрассудки многих членов партии, которые думали, что превращение натурального обеспечения в орудие повышения производительности труда означает измену коммунистическим принципам партии.

Мысль работала в то время в двух направлениях, из которых одно можно назвать крайним, а другое — более осторожным. Защитники крайнего направления считали нужным сразу отменить всю систему натурального, так называемого гарантированного, т. е. пайкового, довольствия; чтобы натуральное довольствие выдавалось исключительно в соответствии с подъемом производительности труда и чтобы в случае, если этого подъема производительности труда нет, соответственно уменьшилось также и натуральное довольствие. Иначе говоря, эта мысль заключалась в том, чтобы ни один гражданин не имел гарантированного минимального пайка.

Второй путь был более осторожным, но зато, пожалуй, более практичным. Сторонники его предлагали ввести натуральное премирование сверх обычного пайка, который полагался рабочему как гражданину страны, соответственно известной категории по продовольственной карточке; следовательно, чтобы сверх пайкового довольствия рабочему выдавалась некая натуральная премия в строгом соответствии с ростом производительности труда.

На первый взгляд первая точка зрения была более радикальной и как будто бы в хозяйственном отношении более жесткой, однако Владимир Ильич резко выступил против нее и высказался за натуральное премирование в узком смысле этого слова. Пишущий эти строки был автором первой точки зрения, и ему тогда не было понятно упорство, с которым Владимир Ильич сопротивлялся проведению предлагаемого проекта. Теперь, однако, совершенно очевидны и ясны соображения, которыми руководствовался Владимир Ильич. Несмотря на кажущуюся крайность и решительность первой точки зрения, она фактически обозначала, что государство вовлекалось в чрезвычайно невыгодную и даже авантюристическую сделку. При том крайне слабом аппарате учета производства, какой в те времена существовал, не представлялось никакой возможности точно учесть фактическое выполнение обязательств широчайшей массой рабочих. С другой стороны, в среде рабочего класса немало еще было элементов, отражавших мелкобуржуазные потребительские настроения.

Легко себе представить, какие чудовищные злоупотребления могли бы иметь место в том случае, если бы сразу на протяжении всей страны и на всех предприятиях начать применять этот якобы революционный принцип полного устранения гарантированного пайка; какие были бы конфликты между государством и рабочими массами, которые предъявляли бы в каждом отдельном случае конкретный счет с указанием произведенной ими выработки и с требованием выдачи соответственного количества хлеба, мяса и всего прочего. Ясно, что государство не могло бы повсеместно выполнить такого рода требования, что чрезвычайно уронило бы авторитет как государственной власти, так и партии перед широкими слоями рабочих.

Таким образом, этот принцип, который, казалось, должен был привести к экономии хлеба, на деле мог привести к необычайному его разбазариванию, к полному израсходованию всех наличных ресурсов, и при всем том — без точного учета того количества продукции, которое должно было бы быть взамен этого получено.

Этим объясняется то обстоятельство, что Владимир Ильич выступал за предложение о натуральном премировании сверх обычного пайка. По его предложению междуведомственным совещанием при ВЦСПС было выработано "Временное положение о натуральном премировании" и установлен фонд натурального премирования, который был утвержден Совнаркомом 23 октября 1920 г. на ноябрь и декабрь 1920 г. Фонд этот состоял из следующих продуктов:

Интересны детали обсуждения этого проекта "Временного положения". По мысли авторов "Положения", натуральная премия должна была выдаваться по мере того, как предприятие начнет приближаться к выполнению своей производственной программы, примерно с 60 % ее. Точно так же та часть натуральной премии, которая падает на отдельных работников (а вся премия выдавалась предприятию, как коллективу), должна была выдаваться им, начиная с выполнения нормы выработки, и приближаться к 100 % своей величины по мере того, как переработка норм дойдет до 50 %. Когда этот вопрос обсуждался в Совнаркоме, Владимир Ильич указал, что "Положение" разработано неудовлетворительно и что его надо разработать по-другому. Однако на заседании Совнаркома не удалось получить точных указаний. Поэтому я оказался в некотором смущении, не зная, как именно переработать проект постановления, и нашел необходимым просить у Владимира Ильича свидания по этому вопросу. Приведу одну деталь, характеризующую точность и аккуратность Владимира Ильича и его уважение к чужому времени.

Я связался с Владимиром Ильичем по телефону и просил его принять меня. Владимир Ильич спросил: "Сколько времени у вас на часах?" Помню, что между моими часами и часами Владимира Ильича оказалась разница в 3 минуты, и Владимир Ильич назначил мне время для приема по моим часам.

При обсуждении вопроса о натуральном премировании у Владимира Ильича он поставил вопрос так, что натуральная премия должна выдаваться предприятию лишь после того, как предприятие выполнит полностью свою производственную программу, и за превышение производственной программы. Надо вспомнить, что в те времена производственные программы вообще не умели устанавливать с такой степенью точности, как теперь. Во многих случаях эти производственные программы устанавливались губернскими, а подчас и уездными советами народного хозяйства. Никто их не утверждал, и никто не знал точно их содержания. Перевыполнение такого рода производственной программы не представляло никакого труда даже при самом минимальном повышении производительности труда, которая в те времена находилась на чрезвычайно низком уровне. Поэтому требование Владимира Ильича, чтобы премия "висела высоко", как он выразился, и чтобы к ней нужно было подтянуться, чтобы она мобилизовала весь аппарат предприятия, — это требование было совершенно справедливым. Поэтому тут же на месте была установлена совместно с Владимиром Ильичем следующая шкала выдачи натуральной премии всему предприятию.

При невыполнении всех 100 % производственного задания премия вовсе не выдается. В том случае, когда предприятие выполнит производственную программу полностью, выдается 40 % коллективного премиального фонда для данного предприятия. При переработке производственной программы на 25 % выдается 55 % всего фонда. При переработке 50 % программы выдается 70 % фонда. В случае переработки производственной программы на 75 % предприятию выдается 85 % полного фонда, и, наконец, в том случае, если предприятие удваивает свою программу, ему выдается премиальный фонд полностью.

Для того чтобы еще более оттенить высокое значение премии как стимула к поднятию производительности труда, Владимир Ильич предложил, чтобы для образцового предприятия, т. е. для предприятия, питание которого и натуральное снабжение производится на "привилегированных" началах, условием для премирования являлось бы перевыполнение производственной программы не менее чем на 25 %. Точно так же и натуральное премирование каждого работника в отдельности должно было начинаться лишь после того, как им выполнена норма выработки, причем если производительность труда рабочего ограничилась лишь нормой выработки, то рабочий получает исключительно пайковое довольствие; если же он переработает свою норму на 50 %, он должен получить 25 % полной премии. При переработке нормы вдвое выдается 50 % полной премии, при переработке в 21/г раза — 75 % и при переработке в 3 раза — вся натуральная премия[156]. Таким образом, первый опыт натурального премирования проводился под личным руководством Владимира Ильича, который продиктовал всю упоминаемую выше шкалу премирования.

Было уже сказано выше, что Совет Народных Комиссаров постановил образовать специальный фонд для натурального премирования, причем фонд этот утверждался на срок до 1 января 1921 г., т. е. на два с лишним месяца.

Из сказанного видно, что при установлении порядка натурального премирования Владимир Ильич опасался того, как бы натуральное премирование не было превращено в простую выдачу пайкового довольствия, так как, по мнению Владимира Ильича, натуральное премирование ни в коем случае не должно было смешиваться с гарантированным снабжением и при таком смешении оно потеряло бы всякий смысл. Когда вопрос о первых итогах натурального премирования обсуждался в Совнаркоме, Владимир Ильич снова обратил внимание именно на эту сторону вопроса. Им был продиктован абзац, гласивший, что "натуральное премирование не должно служить замаскированным увеличением заработной платы и должно быть основано на успешном выполнении производственной программы и поднятии личной интенсивности работников".

Первый опыт натурального премирования показал, насколько правильны были опасения Владимира Ильича, как бы это премирование не превратилось в замаскированное обеспечение работников повышенным натуральным довольствием, независимо от роста производительности их труда. Несмотря на крайне ограниченный фонд и крайне ограниченный круг предприятий, на которые распространялось натуральное премирование, все же слабость учета и контроля того времени сказалась даже и в этом вопросе. Значительная часть фонда оказалась израсходованной на местах совершенно вне всякого соответствия с действительным повышением производительности труда. В этом небольшом факте сказалось влияние потребительских мелкобуржуазных настроений, которые захлестывали как местные органы аппарата государственного управления, так в значительной части также и толщу рабочей массы. Владимир Ильич предвидел эту волну. Он о ней много раз говорил в различных своих выступлениях. Помнится, кажется, в 1919 г. в Москве была созвана конференция рабочих металлической промышленности, на которой выступил Владимир Ильич. Дело происходило в Колонном зале Дома союзов. Владимир Ильич пришел в середине собрания и тотчас же начал свою речь, которая, насколько мне известно, не стенографировалась. Он говорил о международном положении и, переходя от этих общих вопросов революции к конкретным задачам дня, ставил проблемы повышения производительности труда.

Между тем на конференции были довольно сильно представлены меньшевистские элементы, которые особенно прочно свили свое гнездо на городской электрической станции бывшего "Общества 1886 г." (ныне МОГЭС). Владимира Ильича неоднократно прерывали с мест, однако большинство собрания выслушало его речь с напряженным вниманием.

Это собрание показало, что даже среди передовой части рабочего класса — металлистов еще сильно было влияние потребительских, мелкобуржуазных, а подчас и контрреволюционных элементов. Тем не менее наши горячие головы не понимали, что при таких условиях надо идти вперед с крайней осторожностью, ведя за собой громадную толщу рабочей массы и не отрываясь от нее. Владимир Ильич хорошо понимал это и учитывал при решении практических вопросов, как, например, вопросов заработной платы, натурального премирования и др.[157]