Виктор Суманосов. Биографические изыскания (Воспоминания о Марианне Колосовой, ее переписка)
Виктор Суманосов. Биографические изыскания (Воспоминания о Марианне Колосовой, ее переписка)
Я не верю, что не было в архиве Скопиченко фотографий Марианны Колосовой.
По-хорошему завидую Амиру Александровичу Хисамутдинову, которому удалось встретиться с Ольгой Скопиченко. Вот что он написал об этих встречах в своей книге «Русский Сан-Франциско»:
«Считаю, что судьба меня балует знакомством с интересными и незаурядными людьми. С некоторыми встречался во время лекций в университете, в кофейнях или небольших ресторанчиках…
Увы, моя благодарность не дойдет до Марии Генриховны Визи, к которой попал по рекомендации ее подруги О.А.Скопиченко. Помню слова, которыми она встретила меня:
— Вам не кажется, что я уже существую только на бумаге, то есть в человеческой памяти?
Несмотря на краткость наших встреч, М.Г. Визи, легенда русской поэзии, рассказала очень многое о жизни Русского Китая, и о русских в Сан-Франциско. Порой она говорила:
— Это не для публикации, а только для вас…
Что ж, договор остается в силе. М.Г. Визи-Туркова скончалась 18 октября 1994 года, оставив о себе добрую память. Вспоминаю и О.А. Скопиченко. Близоруко рассмотрев меня, она сразу стала делиться бесценными воспоминаниями о жизни в Китае, на Тубабао и переезде в Сан-Франциско, показывая материалы из личного архива. Ее муж, Борис Коновалов, время от времени говорил жене:
— Ну что ты дразнишь человека? Отдай ему эти документы, ведь здесь они никому не нужны… Поэтесса Ольга Алексеевна Скопиченко умерла 12 мая 1997 года. После этого разговоры о русских за границей мы вели уже с Б.М. Коноваловым. Однажды, как мне показалось, немного застенчиво Борис Михайлович сказал:
— А как насчет французского коньяка? Признаюсь, я к нему немного неравнодушен после жизни в Шанхае…. Как было отказать столетнему ветерану, который лично знал многих героев! И мы помянули их…»
Борис Михайлович скончался 18 октября 2002 года, не дожив один месяц до 102-летия. Но русская история Сан-Франциско не заканчивается…
И еще один дорогой лично для меня отрывок из этой книги.
«…В записной книжке было два адреса, которые я хотел посетить. Один принадлежал Русскому драматическому кружку… Вторым адресом был дом № 2226 по улице Филмор, где размещался Дом русских артистов. Увы, и здесь уже ничто не напоминало о русском присутствии. Я немного посетовал на то, что эта прогулка ничего не добавила для моих исследований. От размышлений меня оторвал женский голос, он принадлежал пожилой ухоженной даме, внезапно заговорившей со мной по-русски.
— Простите, вы профессор Хисамутдинов из Владивостока? Я знала о вашем приезде и очень хотела с вами встретиться.
Не дожидаясь ответа, она задала новый вопрос:
— Как там у нас в России? И сказала задумчиво:
— Я родилась в Бийске и до сих пор помню тамошние вьюги и дым из печки, но вот оказалась здесь и стараюсь по мере сил помогать русским.
Мы проговорили с Лидией Петровной, или по-американски миссис Стенли, до конца вечера. Она рассказывала о своих родителях, о Гражданской войне, многие эпизоды которой врезались в ее детскую память. Прощаясь, она неожиданно сказала:
— А хотите прийти на нашу спевку?
Оказалось, что группа русских женщин уже несколько лет собирается в одном из частных домов для музицирования. Так я побывал на незабываемом вечере, наполненном старинными романсами и вальсами. Исчезло ощущение огромного чужого города. Голоса певиц, которые никогда не были в России, завораживали, возвращая в родные места. Поистине, пели их души, воспринявшие красоту русских песен от родителей…»
***
Мои поиски продолжались. В Гуверовском архиве Стенфордского университета были найдены письма Марианны Колосовой, которые предлагаются вашему вниманию.
Письмо Марианны Колосовой, начатое 25 июня 1935 года, законченное 10 июля
«Глубокоуважаемый Георгий Павлович!
Прежде всего, сообщаю, что мною получены два Ваших письма с сургучными печатями и переданы по назначению. Письма мною были получены от молодого человека /приезжего/. Н.И. уехал на линию службы 6 июня. Письмо это написано мною 25 июня от руки, полежало две недели в ожидании оказии, и сегодня я решила переписать его на машинке, /чтобы кое-что выбросить из него/ и отправить просто по почте. Ваше письмо с вопросами «ребром» так же получено, постараюсь, насколько позволят обстоятельства ответить Вам и хотя бы туманно осветить мои поступки, которые некоторым кажутся «проступками».
Прежде всего, о том, что Вы называете моим отходом от Вас.
1. Почему я подписалась под ответом Д.Бедному не так, как бы по Вашему следовало?
Да потому, что идеи и мысли, высказанные мною в этом стих. соответствуют идеологии этой группы, и я знала, что они не будут протестовать против такой подписи. А имела ли я право такую прямую и откровенную вещь подписывать другим именем? Поверьте мне мой дорогой Брат и Друг, что я с большой радостью подписалась бы ИНЫМ именем, но я учла, что в теперешнее тяжелое время для нашей семьи, я могла бы поставить под удар тех, кто меня совсем не уполномочивал это делать. Кроме того я теперь совсем не знаю, соответствуют ли взгляды высказанные мною в моих вещах той линии поведения, которая намечена сейчас семьей. Если же для Вас эта вещь /ответ Д.Бедному/приемлема идеологически и не вредна тактически, то Вы можете отпечатать ее в листовках и подписать моим именем Вашей сестры и единомышленницы. И поверьте, что я буду очень рада этому. Или же включите ее /или разрешите мне включить ее/ в тот сборник, который я сейчас составляю по Вашему приказанию. Вы можете мне резонно возразить, что я могла бы просто подписаться моим именем без указания моих убеждений. Да я могла бы это сделать. Но здешняя обстановка требовала другого. Я считаю, что везде должна проводиться Великодержавная линия, и эта вещь /ответ Д.Б./ не что иное, как удар сразу по трем врагам: по коммунистам, сепаратистам и по тем эмигрантам, которые не держат четкую линию Колчака, Краснова и Деникина. Кроме того, мои убеждения всегда соответствовали моей подписи под этой злополучной вещью, и я этого ни от кого не скрывала т. к. знала, что в семье люди разных взглядов собраны.
2. Считаю ли я себя членом Вашей семьи? Да. Хотя не скрою от Вас, что в здешней обстановке мне это очень тяжело с 1932 г. Если бы Вы были здесь и знали, что я знаю, то и Вам было бы тяжело. Насколько возможно, что могла и умела я выполняла до сих пор, а Ваши поручения и приказания /лично Ваши/ для меня святы и впредь, что бы ни случилось, я буду считать долгом и счастьем исполнить каждое Ваше /личное/ поручение, т. к. после смерти Ильи и Вани я никого больше в нашей семье не знаю кроме Вас и никому, кроме Вас, не верю. Были трое в нашей семье кому я верила и теперь остались Один Вы.
3. Нахожу ли я возможность работать по двум линиям? Да! Потому что я сейчас работаю не по двум, а по шести линиям, и близко время, когда я, /если буду жива, здорова/ буду работать в еще большем масштабе. Это я делаю вполне сознательно, и на это меня толкает жизнь и живые люди, которые вокруг меня мучаются, борются, и каждый по-своему любят Россию. И когда я вижу, что хороших и честных патриотов травят, я забываю, что они «инакомыслящие» и бросаюсь на помощь и «сую свой нос, куда не следует» и «вмешиваюсь не в свои дела». Коли ЭТО преступление, то конечно, я виновна перед Вами не раз и не два. Как раз в этом месяце я снова совершила такое преступление, снова заступилась за человека «чужого» и об этом Вы, конечно, получите, или уже получили соответствующий доклад. Я когда-то давала присягу Колчаку на верность Богу и России, вторая моя присяга, данная мной здесь в изгнании, является для меня только повторением и подтверждением первой. Но, мой дорогой Старший Друг, я не давала присяги закрывать глаза и уши, если рядом будут мучить Русского честного патриота, я не могу отвернуться от него только потому, что он не в той организации, где я; я помогу ему, а потом в России мы с ним разберемся чья «вера» лучше.
Не знаю, достаточно ли я ясно рассказала все, чем перемучилась за эти четыре года. Если Вы не согласны с моими доводами, то с болью в сердце я вынуждена буду уйти из семьи.
4. Меня смущает не временное затишье, а то, что к работе прикасаются враждебные и грязные руки и несмотря ни на что эти руки продолжают свою каинову работу. Очень тут нехорошо. Затем Вы, очевидно ошибочно, написали насчет фаш. «партии». Разъясняю: что с фаш. «партией» я никогда и ничего общего не имела и не имею, и кроме отрицательного отношения у меня к ней никакого другого быть не может. Я оказываю помощь работе фаш. организации, /которая Вам известна/ и с которой я была связана давно и политическими убеждениями и дружескими отношениями. А так как я знала, что члены нашей семьи состоят в других обществах, то я была уверена, что ничего плохого не делаю. Другое дело если бы я была связана с людьми враждебными нам. А со стороны этой организации я видела всегда только доброжелательное и сочувственное отношение к нам. Они всегда в нужных случаях подчеркивали свое глубокое уважение к жертвенности наших героев. Покойные И.А. и И.А. одобряли мою работу с этими людьми и считали их своими попутчиками во многом. И.А. и И.А. посылали свою литературу на ту сторону, вместе с ней посылали и ф. литературу говоря: «люди там тоже разные, кому, что понравится наше или это, лишь бы скорее коммунистов сбросили». Эти люди /рфо/ всегда с готовностью покупали и распространяли мою книгу с крестом на обложке, отлично зная, чей это знак, и никогда не задавали никаких вопросов и не делали никаких упреков, безмолвно уважая то, чему я служу. Итак, я не видела от этой группы никакого вреда для нас кроме пользы и в этом мое оправдание перед Вами. Не буду говорить о том, что эта организация не дала мне умереть от истощения в эти тяжелейшие для меня годы.
И, простите за откровенность, за свое хорошее отношение к нам эта группа видела от нашей семьи во многих и многих случаях незаслуженно враждебное отношение. Мало того, мной в точности выяснено, что члены нашей организации помогали громить и разваливать эту группу/!/. И, разрушая здоровый организм, создавали рядом чуждый нашей семье грязный и гнилой организм, который заражает гниением теперь и их самих. Все это могу подтвердить именами и датами при более удобном случае. Ни Вы, ни я, никто из нас не виноват в подобных вещах, виноват самый метод работы, который был хорош раньше и совершенно не подходящ сейчас для данной обстановки. Вы говорите «мы сильны качественно». К моему глубокому сожалению я обязана сказать Вам, что здесь совсем не так. И от этого общий упадок духа и общее неверие. Слишком много накопилось лжи. И плохо когда ложь прикрывается тайной, ибо тогда тайна перестает быть святыней. А без святыни и веры не может быть жертвы и подвига. Все это говорю о здешней жизни, о других местах ничего не знаю. За последние годы прекратилась моральная поддержка /в виде писем/ от членов нашей семьи, тогда как от инакомыслящих я со всех концов света имею массу писем и откликов. Итак, я до сих пор не подозревала о своем отходе от Вас, а после получения Вашего последнего письма, сознаюсь, стала думать, но не об отходе а, об уходе. Ввиду враждебного отношения ко мне здешней семьи, боюсь, что мне придется уйти, т. к. вижу, что мне «ставят всякое лыко в строку» и, конечно, в конце концов, за какое-нибудь случайное слово или дело меня просто могут исключить из семьи. Этого дожидаться мне бы не хотелось. Очевидно, не подхожу ко двору. Верю только одному Вам и поэтому с Вами искренна, а больше никому не верю. Если Вы, прочитав это письмо, решите, что лучше мне уйти — я уйду, если остаться — я останусь, но, наверное, ненадолго, т. к. опять наделаю каких-нибудь проступков и опять на меня будут доносы, а ведь у меня уже больное сердце, и мне очень тяжело даются подобные истории, а умирать раньше срока я не хочу, мне еще многое надо сделать. Ни в какой другой организации я присяги не давала, иду попутчиком тех, кто является попутчиком нашей семьи, помогаю всем кто за Единую Неделимую Великодержавную и Православную Россию. По этому признаку различаю друзей и врагов. Перед Богом, Родиной и своей совестью считаю себя невиновной, а пред людьми… с людьми считаюсь только с теми, кого уважаю за стойкость и цельность, а посему Ваше слово для меня будет решающим.
Всегда преданная Вам
Сестра Б.Р.П. Марианна Колосова
P.S. К сожалению, невозможно, написать всего, что пережито и передумано. И десятой доли не сказала я того, что в душе. Еще раз повторяю, чтобы ни случилось — Вы, и Нюся всегда останетесь для меня дорогими и родными людьми, от которых я кроме добра и радости ничего другого не видела. Всегда мечтаю, что когда подрастут Танюша и Георгий сделать для них что-нибудь очень хорошее, хорошо, если это будет уже в России, т. к. там, надеюсь, что не буду ютиться на задворках жизни, а добьюсь и для себя и для дорогих мне людей лучшей жизни.
Простите, если сказала в этом письме что-либо неприятное Вам, но Вы хотели правды. Очень больно будет, если Вы будете мной недовольны, но изменить что-либо мне сейчас немыслимо, т. к. я считаю, что я обязана делать то, что я делаю. Ибо делаю свое дело не для корыстных целей и не для личного самолюбия. Вы, наверное, слышали, каким неприятностям приходится подвергаться, идти по линии наибольшего сопротивления всегда бывает трудно. Работа ГПУ принимает самые разные формы, и когда я вижу наиболее определенную точку их проклятой работы — то для борьбы с ними я примыкаю к тем, кто в данный момент бьет в эту точку. И мне все равно как называют себя мои попутчики. Верю, что Вы поймете».
Ответное письмо Георгия Павловича от 10 августа 1935 года.
«Глубокоуважаемая Марианна Ивановна.
Ваше письмо, составленное в горячих выражениях от 25 июня, получил в исправности. Сожалею, что затруднения по почте не дают мне возможности ответить Вам подробно, да и кроме того в письме невозможно изложить свои мысли таким образом, чтобы они могли дать исчерпывающие объяснения на все Ваши мысли. А потому ограничусь одним пожеланием: не сходите с того пути, по каковому Вы дали клятву идти не смотря ни на какие затруднения.
Помните: Наше общество не ограничивается Харбинским, а по качественности Харбинских членов нельзя судить обо всем обществе и вследствие этого приходить к мысли об уходе из семьи. Сильные духом не отступают…
С Вашим разъяснением относительно подписи под ответом Демьяну Бедному согласен, а посему помещать этот ответ в составленном Вами сборнике, за подписью сестры, не надо.
Вы пишите: «Вам тяжело работать в теперешней обстановке и было бы тяжело мне». Везде тяжело, дорогая сестра. Люди остаются людьми, и это будет до тех пор, пока они не очистят помыслы и не отшатнутся от партийной распри, уже раз погубившей Россию. Весь ужас нашего положения и заключается в том, что каждый по-своему любит Россию, а отсюда каждый рекламирует свой рецепт спасения, защищая до обалдения не сущность, а форму, предпочитая большие программы и громкие слова тому скромному делу, каковому посвятило себя наше Общество, заявить твердо и ясно что: мы русские, а не такие-то и такие, мы не партия и служим не людям; мы представляем из себя тех, кто, увидев горящий дом, без рассуждения бросились тушить огонь, в то время как другие затеяли спор, как лучше и какими способами надо тушить пожар. Представьте себе, если бы все вдруг дружно взялись бы помогать русскому горю…. Тогда не надо было бы работать по шести направлениям и расточать свое здоровье и лучшие силы по другим путям. Что может быть лучше и практичнее того пути, каковой был указан нашим славным Обществом тринадцать лет тому назад. Это подтверждает и шеф нашего Отдела, генерал Краснов, и писатель Амфитеатров, письмо какового в копии прилагаю для Вас только. Но люди стали находить свои пути, каковые настолько засорились партийными измышлениями и дрязгами, что, право, они давно потеряли настоящий путь, ведущий к Русской победе»
11 сентября 1935 года
«Глубокоуважаемый Георгий Павлович!
Ваше пожелание: «не сходить с того пути по которому я дала клятву идти» — причинило мне незаслуженную боль. Я дала клятву быть верной моей Родине — Православной Великодержавной Единой Неделимой России. И этой клятвы я не изменяла ни на минуту. Но если те, с кем я обещала идти вместе, не сдержат таковой же клятвы своей и изменят России, то я не буду считать себя с ними связанной никакими узами. В той суровой обстановке, в которой я сейчас нахожусь, я ни на миг не забываю, что я представительница Великой России и все силы свои полагаю на то, чтобы держаться с достоинством и не уронить перед чужими свою национальную гордость. Уверяю Вас, что…
…………………………………………………………………………………….
…ное письмо. Обрадовалась возможности поговорить с Вами. Кроме Вас у меня никого нет в нашей семье, и не сердитесь на меня, если высказала что-либо, с чем Вы не согласны. Для меня «центр» — это Вы, ибо любить и уважать могу теперь только тех, кого знаю. К Вашим советам, указаниям и приказаниям всегда отношусь внимательно, т. к. знаю Вас за принципиального человека. Как подвигается Ваше лечение? Вы обязаны быть здоровым и не переутомляться. Вы нужны России, Вашей жене и детишкам и нам.
Помоги Вам Бог!
Преданная Вам Марианна».
***
Кому же были адресованы эти письма?
Сделаю некоторое необходимое отступление в наше непредсказуемое прошлое.
В ночь с 9 на 10 декабря 1919 года из Барнаула потянулся семикилометровый санный обоз частей Белой армии Барнаульско-Бийского района и беженцев, не желавших оставаться с большевиками. Цвет Барнаула навсегда покидал родные края. Вместе с этими людьми уходила из города Барнаула и Алтайской губернии вера православная.
Оставшихся православных священников ждала незавидная участь. Сами факты мученичества в наши дни, кажется, никто не ставит под сомнение. Так, по свидетельству церковных историков, у нас, на Алтае, репрессии против Церкви носили весьма ожесточенный характер. Из почти 600 священнослужителей Алтая приговорено к смертной казни по самым разным нелепым предлогам было около 400 человек. Оставшиеся двести были приговорены к длительным срокам лагерей и ссылок. Большинство из них умерло от непосильного труда, голода и болезней. Таким образом, в 20-50-х годы практически все духовенство Алтая было уничтожено… История сооружения культовых зданий на Алтае отмечена первой половиной XVИИИ века. Наряду с православными храмами возводились католические костелы, мусульманские мечети, молельные дома староверов. Но понадобилось лишь около 20 лет, чтобы их уничтожить, исполняя лозунг «безбожной» пятилетки: «К 1 мая 1937 года имя бога должно быть забыто!» А ведь до той поры уже исчезли десятки храмов. И за 1931–1939 годы на территории Алтая было закрыто, по неполным данным, 365 православных церквей. Сколько загублено культовых зданий других конфессий, неизвестно…
Приведу лишь два примера про гонения на веру православную на Алтае.
«По постановлению Запсибкрайисполкома от 28 марта 1934 года закрыли Введенскую церковь в райцентре Павловск. Местное население отказалось участвовать в разрушении церкви, пришлось приглашать комсомольцев из Барнаула. Из толпы одна бабушка сказала им: «Вы будете наказаны, не сомневайтесь!» Те, разумеется, только смеялись над предрассудками «темной» бабки…
Но в тот момент, когда погромщики храма срывали оклады с икон, выковыривали драгоценные камни, собирали драгоценную посуду и одежды священников, каменная церковь рухнула. Причем вдруг, без всяких внешних причин, поползла с самого нижнего ряда. Одного комсомольца зашибло насмерть, другие покалечились.
Нашлись краеведы, которые проследили судьбы всех одиннадцати человек, которые разрушали храм. Они умирали от болезней, кончали с собой, несколько загремело в сталинские лагеря и там они прожили очень недолго. Последний из богоборцев погиб в 1941-м, причем без всякой славы, застрелили свои же, когда он без памяти кинулся бежать из окопа».
Второй пример. «В 1898 году в селе Смоленское был заложен и вскоре построен каменный храм, с тремя престолами: главным во имя Божией Матери Одигитрии и двумя придельными — во имя святого архистратига Божия Михаила и во имя святой великомученицы Екатерины. Но в 1922 году храм в Смоленском постигла участь подавляющего большинства православных храмов. Настоятель храма был репрессирован, церковное имущество разграблено, а сам храм полностью разрушен большевиками— безбожниками. Церковную утварь, иконы увозили из села на подводах. Рассказывают, что верующие со слезами шли за этими подводами словно на похоронах. Скорее всего, часть этого имущества утрачена безвозвратно, но очень многое, по свидетельствам очевидцев, и в настоящее время находится в частном владении у жителей сел соседнего Быстроистокского района.
Уже нет в селе живых свидетелей тех ужасных событий, но остались их воспоминания, которые устно передаются в семьях из поколения в поколение, от стариков к детям и внукам. Согласно народному преданию, на месте разрушенного храма вскоре забил ключик, и появилась над ним радуга, в свете которой отражалась икона Богородицы…. Дважды родник засыпали навозом, а он пробивался снова, и только в третий раз богоборцам удалось с ним справиться.
Но задушить духовную жизнь в селе не удалось. Матушка Евдокия Григорьевна Шаньшина, смогла объединить верующих односельчан. Люди собирались у нее дома и неустанно молились. Воистину правы святые отцы Церкви, утверждавшие, что лучший алтарь для Бога — душа верующего… Видно, молитвам матушки Евдокии, и ее единомышленников милостью Божией дарована была особая сила, способная сохранить и передать веру православную следующим поколениям». Вот что она написала в своем прощальном письме.
«Милая моя доченька Маруся.
Пишу тебе письмо прощальное, быть может, случится, я помру, а ты не приедешь меня похоронить. Ты далеко от меня, а уж приедешь и не увидишь и лица моего. Знаю, что тебе будет тяжело и невыносимо, а ты иди ко мне на могилу и поклонись моим костям, и поговори со мною, что тебе надо. Я услышу и благословлю тебя духом. Умоляю тебя доченька Маруся, веруйте в Бога, молитесь. Хоть тайно носите крест на груди, он сохранит тебя от всяких бед и опасностей.
Все мы умрем, а после смерти суд: и за добрые дела получите, а за плохие худо и навечно, как страшно. Я вас любила и всегда молилась, чтоб Господь сохранил вас от всяких бед и скорбей…»
Эмигранты-барнаульцы в своих сердцах сохранили веру православную, и в Китае были одними из самых прилежных прихожан. Так церковным старостой в Шанхае был капитан 3-го Барнаульского полка Садильников Георгий. Его сын Николай Георгиевич Садильников был одним из прислужников шанхайского Святителя Иоанна (Максимовича). Говорил на четырех языках, был прекрасным пианистом и спортсменом. В 1949 г. эмигрировал в Австралию. С 1985 г. помогал церковному хору, оставшемуся в то время без регента.
…Некоторое время назад состоялось объединение русской православной церкви в отечестве и за рубежом. Этому историческому событию предшествовали длительные переговоры. Одним из переговорщиков со стороны зарубежной церкви был протоирей из города Наяк Георгий Георгиевич Ларин. Это именно его отцу были обращены письма Марианны Колосовой.
18 октября 2010 года я написал электронное письмо Георгию Георгиевичу со слабенькой надеждой на ответ. Удача улыбнулась, и уже через один час ответ был получен.
Публикую эту переписку.
«Здравствуйте Георгий Георгиевич.
Меня зовут Суманосов Виктор Александрович, я проживаю в России в городе Барнауле Алтайского края. В 2009 году я со своим другом написал и издал книгу «Забытый полк» о 3-ем Барнаульском стрелковом полке Белой армии и его командире полковнике Камбалине Александре Иннокентьевиче. Об этом можете посмотреть по ссылке http://rusk.ru/vst.php?иdar=424590. Неоценимую помощь оказал мне Забегалин Андрей Сергеевич. Он по моей личной просьбе связывался с Вами по следующему вопросу. В архиве газеты «Русская жизнь» была найдена харбинская фотография молодой женщины и мужчины с подписью на обороте «Дорогой Евдокии Андреевне от Е.И. и В.П.» а также рукописный автограф стихотворения Марианны Колосовой «Бусы». Составной частью книги были стихи Марианны Колосовой, которая за всех белоэмигрантов выразила боль и проклятия большевикам, захватившим на долгие годы власть в России. Сейчас я занят сбором материалов, воспоминаний о Марианне Колосовой и ее стихов. В Гуверовском архиве Стенфордского университета были обнаружены письма Марианны Колосовой к Вашему отцу и его ответ к ней. В приложенном файле я Вам их высылаю, высылаю также и фото, про которое говорил выше. Мужчина на фото опознан как генерал Косьмин Владимир Дмитриевич, вот ссылка о нем http://east-front.narod.ru/bиo/kosmиn.htm. Нигде, к сожалению, не могу найти других фотографий Марианны Колосовой. Через Вас, отец Георгий, произошло воссоединение с Родиной Марианны Колосовой, о котором она мечтала всю жизнь на чужбине, но, к сожалению, при жизни не случилось. Прошу прощения, если чем-то нарушил Ваш покой».
Ответное письмо Георгия Ларина
«Дорогой о Господе Виктор Александрович. От души благодарю Вас за присланные Вами интересные материалы о моем отце, и члена его отдела “Братства Русской Правды”, поэтессы Марианны Ивановны Колосовой. К сожалению, нет у меня ни одной фотографии Марианны Ивановны, близкого друга моей мамы, Анны Алексеевны Лариной и моего отца, хорунжего Оренбургского казачьего войска — посылаю Вам его фотографию, снятую в Шанхае в 1923 году. Между прочим, существует стихотворение Марианны Колосовой, под заглавием: “Казачке Тане”, посвященное моей старшей сестре — Татьяне, составленное вскоре после её рождения в Шанхае в 1930-ом году. Еще раз — примите от меня огромное СПАСИБО за доставленную мне радость.
С любовью во Христе, Протоиерей Георгий Ларин».
В том же Гуверовском архиве нашлось письмо Марианны Колосовой к еще одной нашей землячке, поэтессе Таисии Баженовой. Ее родной дядя был чиновником Алтайского казначейства и жил в Барнауле, у которого частенько гостила Таисия.
«Дорогая Таисия Анатольевна!
На днях отправила Вам большое письмо. Книги посылаю одновременно с этим письмом. Посылаю две пачки по 9 штук каждая. Всего 18 книг, из них 3 надписаны — подарок Вам, а 15 для продажи. Цена каждой книги 35 центов американских, это так сказать себестоимость, а так как нужно будет еще проценты отчислять в пользу книгопродавцев, то придется продавать по 40 центов американских. Из них
35 центов мне и 5 центов книготорговцам. Боюсь только, что книги будут лежать в магазинах без движения, здесь их продают «с рук» т. е. несколько десятков человек берут у меня по 5 или 10 книг и продают среди своих знакомых. Таким путем книга продвигается быстро. Но попытка не пытка, попробовать можно и через магазины. Может быть, у Вас в Америке есть еще люди, которые покупают книги в книжных магазинах, а здесь их приходится «навязывать» покупателю принося ему их на дом.
Сама я этим не занимаюсь, конечно, а через других. Напишите, есть ли у Вас, что-либо изданное?
Заранее приношу мою искреннюю благодарность за Ваше милое отношение и заботу.
Целую Вас крепко. Марианна.
Мой адрес: Harbin. Modigou 45, Chernougorskaya st. Fl.7
Marianna Kolosoff
Писать можно и на этот адрес и на «Рубеж»
В записке, написанной Таисией Баженовой к этому письму следующее:
«Вот Вам автограф знаменитой поэтессы Марианны Колосовой.
Первое и последнее письмо. Выслала с каким-то ее «верноподданным» письмо, а я неожиданно переехала к заболевшей сестре, и не удосужилась известить об этом, а она обиделась. Я только потом как-то узнала. Кто-то из Харбина сообщил».
***
В мае 2010 года я прочел книгу Вадима Гольцова «Сибирская Вандея. Судьба атамана Анненкова» и нашел лично для себя ключевую фразу в разгадке секрета о происхождении Колосовой и ее настоящей фамилии и отчества.
Там написано следующее.
«…Путь Анненкова лежал на юго-восточную окраину России — в город Джаркент, в 1-й Сибирский Ермака Тимофеева полк под командованием Петра Краснова…
…В полку было пять сотен. Первой сотней командовал есаул Алексей Георгиевич Рожнев, второй — есаул Алексей Георгиевич Грызов, третьей — есаул Толмачев, четвертой подъесаул Вячеслав Иванович Волков, пятой — есаул Анатолий Александрович Баженов….
…Со всеми офицерами у Анненкова были ровные отношения. Он всегда был в хорошем настроении, весел и остер на язык. Однако с командиром четвертой сотни подъесаулом В.И. Волковым эти отношения были сложными, а со стороны Волкова — почти враждебными…»
Я был поражен невероятному сплетению людских судеб!
Сын Алексея Грызова — Алексей Ачаир — стал поэтом, дочь Анатолия Баженова — Таисия — стала поэтессой, дочь Вячеслав Волкова — Мария — стала поэтессой. Сам командир полка, легендарный Петр Краснов — прославленный генерал и литератор. Литературный клуб какой-то…. А вот, по-моему, и возможная разгадка про Марианну Колосову. У есаула Алексея Рожнева было два ребенка — дочь и сын. Колос
— рожь. Марианна Колосова могла иметь девичью фамилию — Рожнева.
При поисках всевозможной информации о Марианне Колосовой я несколько раз ловил себя на том, что не так что-то сказал, не то написал и, в итоге, обижал людей, которые были готовы открыться больше, чем я рассчитывал, но из-за моей неловкости так ничего и не состоялось. Так, Михаил Юпп обещал выслать в мой адрес кое-что из литературного наследия Марианны Колосовой, но не выслал.
И, тем не менее, именно люди, с которыми я познакомился во время этих поисков, стали моим главным приобретением. Неоценимую помощь в поиске информации о Марианне Колосовой оказали: Андрей Сергеевич Забегалин — сотрудник газеты «Русская жизнь» из Сан-Франциско, Тамара Николаевна Малеевская — поэтесса из австралийского Брисбена, исследователи творчества русских харбинцев из Благовещенска Анна Анатольевна Забияко, Галина Владимировна Эфендиева, поэтесса Ирина Чайковская, проживающая в США, Надя Разжигаева — член редколлегии журнала «Русская Атлантида».
Должен выразить признательность жене Светлане, сделавшей все иллюстрации к этой книге. Еще выражаю искреннюю признательность сестре Марине, которая обнаружила письма Марианны Колосовой в Гуверовском архиве, а также оказала мне помощь в верстке этой книги, как впрочем и двух предыдущих.
…Я так проникся темой поисков Марианны Колосовой, что однажды мне приснился сон, как я оказался в Харбине в поисках Марианны Колосовой.
«После того как Красная армия в 1922 году с боями вступила во Владивосток, Харбин оказался переполнен людьми, бежавшими из последнего оплота белой гвардии в России: он превратился в нетронутый временем осколок Российской империи, где жизнь навечно застыла на уровне 1917 года. В соседнем СССР вовсю шли коллективизация, раскулачивание, показательные процессы и репрессии, а тем временем в Харбине, в универсальном магазине купца Чурина, даже зимой торговали свежей клубникой и развешивали икру из деревянных бочек, лучшие музыканты давали концерты в трех консерваториях, а на оперной сцене Харбина пели всемирно известные кумиры Мозжухин, Лемешев и Шаляпин.
2 сентября 1945 года одновременно стало также и точкой отсчета в почти мгновенном исчезновении с карты мира крупнейшего центра русской диаспоры за рубежом — города Харбин, когда-то возведенного на маньчжурских болотах по приказу императора Николая
ИИ. «Известия» опубликовали специальный репортаж из бывшего центра русской белой эмиграции в Китае, который в сентябре 1945-го населяли сотни тысяч людей, продолжавших считать себя подданными Российской империи. «Когда я 20 августа 1945 года попал в Харбин, у меня было впечатление, что я внезапно оказался в прошлом» — признавался советский комендант города генерал-майор Скворцов. «По улицам раскатывали бородатые извозчики в поддевках, пробегали стайки смешливых гимназисток, господа приподнимали котелки, здороваясь друг с другом, а попы в черных рясах степенно крестились на купола церквей».
Советская власть устроила большой прием в честь победы над Японией: разослали приглашения, собрали всю интеллигенцию города — профессоров, ученых, инженеров, музыкантов. Прямо с этого торжественного ужина их под конвоем отправили на вокзал, затолкали в теплушки и увезли. Никто не знает, куда ушел этот поезд — то ли в Сибирь, то ли к ближайшему яру. Во всяком случае, больше этих людей не видели».
…Нигде Колосовой не было, и вдруг мы столкнулись. Она была в легком платье, в шляпе, кареглазая. Я стал сбивчиво говорить ей, как долго я ее искал, как много мне нужно сказать ей, задать столько вопросов. Сказал, что ее помнят на Родине. Марианна смотрела и улыбалась. И тут же «убила» меня первыми своими словами:
— Ты чекист? Зачем ты меня ищешь?
Я что-то залепетал — нет, мол, я только хочу издать книгу с Вашими стихами, но нашел я их так мало, всего пятьдесят восемь.
Она снова улыбнулась.
— У меня тысячи стихотворений и большинство из них никогда не были опубликованы.
— Ну, вот давайте и опубликуем их сейчас. Вы нужны Родине, Ваши стихи такие пронзительные. Это будет бомба.
— Бомба? Как я устала от этого. Когда в России будет покой… Родина? А ты знаешь, где моя Родина? Где я родилась, провела детство? Никогда не был в Усть-Каменогорске, Джаркенте?
— Это теперь другая страна.
— Другая страна… А ты говоришь, Родина меня ждет.
— Не хотите встретиться с маленьким Георгием, сыном Вашей подруги Нюси Лариной?
— Где он живет, что делает?
— Георгий — протоиерей, настоятель церкви города Наяк, участвовал в объединении православной церкви в Отечестве и зарубежной православной церкви.
— Это добрая весть, лучшая за последние годы. Слава тебе, Господи! Ты услышал мою молитву.
— Возвращайся, не нужна я никому на этом свете. Прощай…»
Виктор Суманосов, краевед
P.S. Книга была отдана в верстку, но неожиданно пришло письмо от Амира Александровича Хисамутдинова.
«Дорогой Виктор! Еще раз решил просмотреть свои записи в отношении Марианны Колосовой. В Шанхае был зарегистрирован Покровский Александр Иванович. Родился 4 июня 1898, Тула. Юрист. …… Власти отметили, что у него есть «гражданская жена Р.И. Виноградова, она же Марианна Колосова». В это же время в Шанхае была зарегистрирована только одна — Римма Ивановна Виноградова. Родилась 14 июня 1903 г., в Бийске Алтайского края, учительница, не замужем, жила 697/10 Авеню Жоффра. Поэтому я и решил, что эта и есть Колосова. Плохонький портрет, кажется, у меня есть.
С уважением, Ваш Амир»
Кроме того, в Сан-Франциско было найдено еще одно письмо к Георгию Ларину некоего «Мирянина», из которого стал известен псевдоним Марианны Колосовой в Братстве Русской Правды.
СОВЕРШЕННО ЛИЧНО
«Дорогой и Родной Друг.
18 сентября 1959 года
Верю, что Вы не забыли знаменования нашего Братства, когда-то, объединение 120/114, общения, которое я всегда вспоминаю с сердечной благодарной думой о Вас. Долго Вас разыскивал, и с большим, волнением выяснил, наконец, что Вы в Австралии, и Ваш адрес. Изображение слева напомнит Вам многое, чему мы вместе служим и что, конечно, осталось для нас бесконечно дорогим и незабвенным. По мере сил продолжаю действовать как и где возможно, Господь дает силы. Отдельным пакетом посылаю Вам, Родной, 11 экземпляров моих сборников стихотворений, из них последний серенький, с надписью примите на память сердечную от преданного Вам автора, а 10 белых, душевно прошу Вас распространить среди Ваших друзей и знакомых, по курсу 1 американский доллар за экземпляр. Простите, что посылаю без предварительного запроса, но уж очень большая даль нас разъединяет, а кроме того, я, зная Вас, верю в Ваш отклик. Полученную по распространении сумму(10 долл.) позвольте просить Вас, дорогой Друг, направить непосредственно Владыке Архиепископу Иоанну, в Версаль (адрес при сем прилагаю), с пометкой, что это для вспомоществования Корпусу Имени Императора Николая 2. Владыко духовно опекает этот Корпус, Вы его, конечно, знали по Шанхаю. Заранее всем сердцем благодарю Вас за это дружеское содействие. Здесь Вы найдете листок со строками незабвенного П.Н.К. о моих стихах. Буду Вам очень признателен за Вашу личную оценку сборника. Родной мой, Вы найдете здесь также 2 листа с посвящением лицу означенному в заголовке. Прошу Вас считать, как строжайшую тайну, авторство этого посвящения, а также из какой страны оно получено. Это совершенно необходимо для пользы дела. Вверяю это лишь Вам. Можно говорить, что получены посвящения из Франции. На днях направлю партию их Владыке Иоанну, который не знает, кто автор; отправлено ему будет во Франции, на месте. Таким же способом будет направлено и Владыке Анастасию. Посвящение это начато было в 1954 году… и лишь недавно закончено…. Это ответственная вещь и писалась она кровью сердца. Бывало, казалось, что вот все в порядке, но снова терзания и муки созидания; выбрасывались строфы за строфами, заменялись и пополнялись другими. И вот недавно почувствовалось, что сказано то, должно было быть сказано. Я буду очень, очень Вам благодарен за Вашу оценку этой вещи. Ваша оценка мне будет очень дорога. Отзывы о посвящении превзошли мои ожидания. Еще до издания его получил такие строки от одного незаурядного человека: «Прекрасно, очень сильно, лучше и быть не может!» Это стихотворение, если его прочтут многие (вот бы его в Россию), лучше сотен и сотен статей». Одновременно с сим посылаю Вам пакет с 25 листами посвящения, с просьбой использовать по своему усмотрению наиболее плодотворно. В Австралию я больше никому посылать этих листов не предполагаю, а хотел бы, буде понадобиться, действовать листами лишь через Вас. Мне кажется, что следовало бы из посылаемых 25 листов, направить, прежде всего, Правящему Епископу, с которым, Вы, Конечно, находитесь в общении. Затем, не разослать ли по Австралийским приходам. Если понадобятся еще экземпляры посвящений, уведомьте меня, Родной, письмом по авиону, и я немедленно вышлю Вам указанное количество. Было бы очень полезно направить листы красным попам, клевретам того, кому лист посвящен. Вам же, Родной Друг, будет виднее, как в каждом отдельном случае поступить. Об одном прошу еще раз: о полной тайне от кого бы то ни было об авторстве и стране, откуда получено. Очень было ценно получить от Вас сведения о том, где и как эти листы действуют. Очень, очень хотелось бы, чтобы эта вещь появилась в печати в одном или даже разных журналах в Вашей стране и где возможно. Кажется, высказал главные пожелания, касающиеся посылаемых листов.
Помоги Вам Господь.
Не хотелось ли бы Вам иметь портрет П.Н.К.? В моей кельи есть уголок, ему посвященный. Если да, то я дам переснять и пошлю Вам. Есть ли он у Вас на коне?
Что сталось с М.Колосовой, с милым «Дарвином»?
Напишите мне о себе побольше. Прямо не верится, что я Вам пишу…. Годами были в общении, а я так и не знаю Вашего имени и отчества: не откажите сообщить. Не можете ли мне сообщить точный адрес проживающего в Сиднее Петра Моисеевича Перекриста? Очень буду благодарен. Буду с огромным нетерпением ожидать Вашей весточки желанной. Крепко жму Вашу руку, обнимаю и целую Вас.
Да хранит Вас и да поможет во всем Господь.
Душевно Ваш Мирянин.