13 Гастроли
13 Гастроли
Стив все–таки сдержал слово… Я сижу на кровати в своей комнате, дома у родителей, держу на коленях для надежности замотанный коричневым скотчем бумажный пакет и недоверчиво разглядываю диск, который только что оттуда достала. Мой диск. Первый из длинной серии. В правом углу буклета — моя фотография; вышло хорошо, хотя снимок слегка мутный и я не смотрю в объектив, словно съемка меня не касается. У меня на самом деле возникает такое чувство, будто этот диск, названный «Сho», не имеет ко мне никакого отношения; я рада тому, что он есть, но мне кажется, будто он появился на свет сам по себе, без каких–либо усилий с моей стороны.
Три года назад, в 1994 году, Андреас познакомил меня с музыкантом, приехавшим к нам в монастырь. Его звали Стив Тиббеттс, он приехал из Миннеаполиса. Высокий, хулой, с мечтательными глазами; крошечные очки и пышная шевелюра курчавых темно–русых волос делают его похожим на подростка, несмотря на то что ему уже около сорока лет. Стив путешествовал с маленькой черной сумкой и гитарой в кожаном чехле. Инструмент всегда висел у него за спиной, как продолжение тела. Андреас шепнул мне, что у Стива уже вышло десять альбомов. Наше знакомство началось с разговоров о музыке. Оказалось, что у Стива очень разнообразные вкусы: ему нравится и джаз, и рок, но особенно — музыка народов мира. Он признался, что просто влюблен в звуки, во все звуки. Из многозвучных уголков Бали и Индонезии он привез уникальные инструменты, которые всегда вдохновляют его. Я восхищалась рассказами Стива об его увлечениях, о тех странах, где ему довелось побывать, до тех пор, пока Андреас не сказал ему с ноткой гордости в голосе:
— Ты должен послушать, как поет Ани Чоинг!
Так в то утро в саду возле дома Андреаса я впервые спела для Стива. Музыка всегда помогала мне успокоиться и обрести равновесие. Я пою не ради искусства, а только для того, чтобы лучше молиться. Учитель до конца своих дней поддерживал меня на этом пути. В последние недели я пела ему мантры перед сном, и мы молились вместе. С тех пор как наставник покинул нас, пение приближает меня к нему. Даже сегодня каждая нота обращена к моему любимому учителю, потому что он всегда будет жить в моем сердце. Стив слушал меня почти благоговейно, затаив дыхание и изредка покачивая головой. Глаза его сияли. Вид у него был такой, будто он впервые в жизни слышит мантры.
— Ани! Я днями напролет болтаю о своей музыке, а ты скрываешь от меня такой дар! Тебе кто–нибудь говорил, что у тебя уникальный голос?
— Ну что ты… Здесь все поют, не только я одна…
— Конечно, конечно, но поверь мне, ты — это что–то особенное. Я должен записать твой голос.
Я с готовностью согласилась, тем более что я уже записывала свои песни на маленький магнитофон — для занятий, чтобы исправить ошибки и улучшить исполнение. Поэтому к нескольким сеансам в комнате Андреаса я отнеслась как к игре. Стив Тиббеттс уехал к себе на родину и увез с собой мой голос на кассете. Он казался таким счастливым — и я была рада за него.
По прошествии нескольких месяцев мне пришла посылка из Соединенных Штатов, а в посылке — аудиокассета и всего несколько строк: «Я дал послушать твой голос американскому продюсеру, он хочет записать диск. Я приеду через месяц: если ты согласна, то сразу начнем работать. Что думаешь по этому поводу?» Что я думаю по этому поводу? Да ничего особенного, честно говоря… К тому времени запись уже вылетела у меня из головы: учитель заболел, родители постоянно ссорились… У меня была масса других дел, кроме записи си–ди! Тем не менее я в тот же вечер вставила кассету в маленький плеер и обнаружила, что Стив наложил мой голос на звук гитары и ударных. Результат меня приятно удивил. Я никогда не слышала свои песни в сопровождении музыкальных инструментов. И сама не знаю почему, я пошла к учителю и попросила у него совета — меня очень беспокоило, как он отреагирует на предложение Стива. Наставник меня не разочаровал.
— Чудесно! — воскликнул он. — Мне нравится эта идея, Чоинг! Независимо от того, будут среди твоих слушателей буддисты или нет, такие духовные песни должны услышать как можно больше людей. И процесс пошел. Спустя два месяца Стив вернулся в Наги Гомпа. Каждый день в течение нескольких часов (обычно во время обеда или когда у меня не было никаких дел) мы работали в комнате Андреаса. Перед началом записи я разогревала голос с учителем, чтобы он мог послушать мое пение. После окончания сеанса я обязательно заходила к наставнику и рассказывала ему обо всем. Его замечания и отзывы поддерживали меня и радовали больше, чем все диски в мире. «Ты стала петь гораздо лучше», — сказал он мне однажды. И я не только поверила, но стала еще больше стараться. По прошествии нескольких недель Стив снова уехал в Америку; его сумка была полна песен, а сердце — надежд. Он явно был доволен проделанной работой, а в последний лень вручил мне две тысячи долларов — настоящее богатство. Я с гордостью пошла к учителю, чтобы отдать ему деньги, но он покачал головой:
— Оставь деньги, Чоинг, они тебе еще пригодятся. Больше, чем мне, ты же знаешь. Спасибо тебе, милое дитя…
— Но я же заработала эти деньги благодаря вам, вы все время поддерживали меня и вели вперед!
— Ты сама занялась этим делом. Давай так: сейчас ты возьмешь деньги себе, а потом посмотрим.
Потом… Учитель прекрасно знал, что для него уже нет никакого «потом». После его смерти я отдала тысячу долларов на погребальные церемонии, чтобы хоть как–то почтить память наставника. Остальные деньги пошли на обустройство в Наги Гомпа красивого сада.
Вот почему, когда в 1997 году Стив прислал мне диски, мне казалось, что я не имею к ним никакого отношения. Все это было так давно… Воспоминания о записи песен заставили меня вновь вернуться в то благословенное время, когда учитель еще был с нами и в любой момент был готов меня выслушать. Я пела ради него. На этот раз в посылке снова лежит короткая записка: «Хочешь поехать со мной в турне по Америке?» Я не трачу время на раздумья. Даже если подобная перспектива меня и пугает (слегка), она все–таки представляется необыкновенно заманчивой. Я чувствую, что это мой шанс… К тому же, хотя я и успела посетить Тайвань, Гонконг, Сингапур и даже провела некоторое время в Европе, мне еще не довелось побывать в США. Уже ради этого стоит согласиться…
Новые вести от Стива Тиббеттса приходят по прошествии нескольких месяцев. Однажды я слышу его голос в телефонной трубке:
— Все в порядке, Ани!
— О чем ты говоришь?
— Мы отправляемся в турне, мой продюсер уже все организовал, у нас будет около двадцати концертов в Штатах… Через три недели можем начинать. Можешь взять с собой двух монахинь на выбор, две недели проведете в Миннеаполисе и… On the road! [1]
Неужели все действительно так просто… И правда. Стив с удовольствием пригласил бы четырех монахинь, чтобы они исполняли партии хора, но возникла проблема с деньгами. Я должна выбрать двух. Для начала мне необходимо получить согласие сына наставника Шоки Ньима Ринпоче, а также узнать его мнение об этой необычной поездке. Ведь он тоже весьма уважаемый лама — буддийский учитель. Если меня еще одолевают сомнения, то он полон энтузиазма. Мы должны пользоваться любой возможность познакомить мир с буддийской культурой.
Мою подругу Ситу убедить куда труднее. Она недоверчиво смотрит на меня сквозь овальные стекла очков. Только что сделанное предложение ее действительно поставило в тупик. Никогда прежде я не видела ее такой озадаченной. Девушка, чей смех с утра до вечера слышится на территории монастыря, внезапно стала жутко серьезной:
— Нет, нет, нет, это невозможно, я остаюсь здесь.
— Но тебе стоит поехать…
— Сита, я хочу поехать с тобой, такая возможность нечасто выпадает, мы не имеем права отказываться! В любом случае, уже слишком поздно — я сообщила Стиву, что ты едешь с нами.
Глаза Ситы округлились от испуга. Она машинально теребит четки, висящие на шее. Я ни за что на свете не полам вида, что в тот момент у меня желудок сжался, будто половая тряпка, которую решили отжать. Мне так плохо, что хочется согнуться пополам и наконец успокоиться. Но я стискиваю зубы и стараюсь совершенно спокойно смотреть на Ситу.
Я только что поговорила с другой монахиней, Сонам Вангмо, и ее привело в восторг мое предложение. Но Сита никогда прежде не покидала Катманду. За ее задорным смехом скрывалась ужасно стеснительная и скромная девушка. В конце концов мне удается убедить ее, но мне пришлось пообещать, что во время поездки мы все время будем вместе.
Октябрьским утром 1998 года мы приземлились в Миннеаполисе. Город встретил нас пурпурно–оранжевым осенним многоцветием. От морозной свежести перехватывает дыхание, щеки краснеют: то ли от ветра, то ли от счастья. Для меня путешествия уже вошли в привычку, но моих подруг ожидает много сюрпризов. Мы остаемся в Миннеаполисе на девять дней. Каждое утро мы покидаем гостеприимный дом Стива, совсем недавно наполнившийся шумом и детским смехом — у Тиббеттсов родилась тройня, поэтому у жены музыканта практически не осталось свободного времени, — и отправляемся репетировать. По дороге на студию мои подруги с изумлением смотрят по сторонам. В Непале города похожи на муравейники, даже в деревнях улицы редко бывают безлюдными. А здесь нам навстречу попадаются лишь машины. Почему–то в деловой части города люди встречаются крайне редко.
— Что–то я не понимаю, — Сонам Вантмо наконец–то решается задать вопрос, — а где же все американцы?
Стив хохочет:
— Дома, конечно! Сейчас на улице слишком холодно, вот никто и не выходит…
Честно говоря, первые дни, проведенные в Соединенных Штатах, кажутся нам немного скучными. Мы либо работаем, либо сидим дома. Стив выбивается из сил, пытается помочь жене и сам заботится о нас. Поэтому мы каждый день питаемся полуфабрикатами. Сонам Вангмо и Сита не знают, что и думать: мы никогда ничего подобного не пробовали и даже представить не могли, что в Америке люди едят странные замороженные блюда…
Все налаживается, когда нам удается уговорить Стива отвезти нас в супермаркет. Нам необходимо нормально питаться! В Сингапуре я уже посещала большие торговые центры, но мои подруги не видели ничего подобного. Они медленно холят между рядов, вертят головой, пробуют на ощупь все продукты, до которых могут дотянуться, и со смехом наполняют тележку. В этот вечер место у плиты заняла Сита, чей кулинарный талант известен всему монастырю. Ужин превращается в праздник живота, во время которого все, включая Стива и его жену, возносятся на вершину гастрономического блаженства. И наконец–то наедаются вдоволь.
А потом начинается турне. Конечно, оно отнимает у нас много сил, но дарит просто незабываемые впечатления. Начинаем с Нью—Йорка; кстати, город нам очень понравился, особенно нас порадовали толпы народу на улицах… Значит, американцы все–таки существуют! За месяц мы дали двадцать концертов, провели уйму времени в микроавтобусе, переезжая из города в город (например, дорога из Массачусетса в Миннесоту заняла двадцать семь часов). В нашей команде шесть человек: три девушки из Непала, Стив, его давний друг Марк Андре- сон, барабанщик и страстный поклонник экспериментальной музыки, а также Коди — брат и единомышленник Марка. На ночь мы чаще всего останавливаемся в мотелях, причем в качестве оплаты Стив и Марк дают концерты прямо на месте. А мы, монахини, постепенно открываем для себя эту странную страну. Для моих подруг все здесь в новинку: шумные магистрали, роскошные рестораны, сверкающие витрины, круглые глаза зрителей, которые не могут удержаться и удивленно рассматривают наши бордовые платья, обнаженные руки и бритые головы… Надо сказать, что Сига и Сонам Вангмо отвечают американцам тем же — вот что называется культурным шоком!
Мы выступаем всюду: в церквях, концертных залах, домах культуры и на музыкальных фестивалях. Публика у нас самая разнообразная: молодые, старые, буддисты, католики, протестанты. В противоположность Стиву с его беспокойным характером, я почти не волнуюсь. Я уже приняла решение, зачем теперь–то переживать? Я сижу на сцене, поджав ноги, передо мной на маленьком столике лежат молитвенные книги, и я пою — так, как пела всегда, с абсолютно тем же чувством. Единственная сложность состоит в том, что я не привыкла к музыкальному сопровождению. Иногда я сбиваюсь с ритма, а Стив с некоторым раздражением напоминает мне: «Вместе, мы должны выступать вместе!» Я пытаюсь объяснить ему, что красота духовных песен — в их свободе. Я всегда пела так, как хотело того мое сердце, и мне сложно под кого–то подстраиваться. Но со временем я привыкла. И он тоже. Не знаю как, но мой голос и его инструменты сумели найти общий ритм. Стив очень уважительно относится к нашему пению; иногда мы практически замолкаем, затем звук начинает медленно расти, а он вливается в нашу тишину и усиливает самые напряженные ноты. Такие композиции получаются одновременно волнующими, трогательными и естественными.
Мне нравится, когда акустическая гитара Стива и ударные Марка сопровождают мой голос. А еще мне нравится, что наша публика, которая по большей части ничего не знает о буддизме или знает крайне мало, приобщается к этой религии посредством наших песен; пусть люди не понимают слов, но нам удается затронуть их душу. В перерывах я рассказываю, о чем идет речь в молитвах, когда и где они возникли. Некоторым молитвам уже почти тысяча лет, и этот факт очень впечатляет американцев. Часто мы со Стивом говорим по очереди, причем у нас получается довольно живой диалог. Постепенно наша команда завоевывает успех…
— Смотри, Ани, про нас напечатали в «Филадельфия инквайер»!
— А что там?
— Цитирую: «На концертах этой группы вы наблюдаете процесс рождения хрупкого чуда»…
Стив на седьмом небе от счастья. Он забывает о недопитом кофе и замирает с бутербродом в руке. Я смотрю на него с улыбкой: он счастлив, и я этому рада. Повернувшись к Марку, Стив продолжает читать вслух некоторые места из статьи:
— «Именно в одном из монастырей Непала Тиббеттсу удалось отыскать Истинный Голос. Подобная манера исполнения пришла к нам из глубины веков… удивительные религиозные песни, которые рассказывают нам о любви к людям и вере в себя. „В Непале мы можем петь целый день без остановки, чтобы достичь полной гармонии. Но здесь у людей явно не хватает свободного времени, поэтому мы отнимем у вас всего лишь пару часов", — шутит Чоинг Дролма». Конец цитаты!
Мне с самого начала понравилось давать интервью. И как раз во время одного из них мне удалось сформулировать идею, которая давно уже во мне созревала. Именно этой весной я решаю основать школу для непальских монахинь. Тогда же я понимаю, сколько денег мне потребуется. В конце интервью американский журналист спрашивает меня:
— О чем вы мечтаете, Ани Чоинг?
— Я хочу создать школу для монахинь Непала!
Эти слова вырвались сами собой. Хотя, если честно, подобные мысли уже давно не давали мне покоя. Меня всегда поражало невежество непальских и тибетских девочек, скажу больше: меня глубоко возмущал этот факт. Даже с четырьмя годами школы я была исключением. Более того, врожденная сообразительность и способность схватывать на лету информацию позволили мне перескочить сразу несколько классов и получить базовые знания во многих областях, например в алгебре и истории искусств. За эту возможность я должна благодарить отца. Маму учил читать мой дедушка — и получалось у нее гораздо лучше, чем у мужа. Образование всегда было и остается слабым местом Непала. Например, в государственных школах, которые может посещать любой ребенок, оно находится на очень низком уровне. Мужская часть населения в большинстве своем умеет считать, знает несколько английских слов и пишет на непальском языке. А вот женщины…
В Наш Гомиа девяносто процентов монахинь с трудом пишут и читают. Они разбираются в священных текстах, потому что занимаются по ним в течение десятилетий, но при этом не могут их переписать или прочитать. И многие уверены, что этого достаточно: кому нужны образованные монахини? Да никому! В культуре Тибета женщина традиционно служит своему мужу или монастырю. А если у женщин нет никакого образования, то они ничего не знают и сплотить их может только физический труд. Вот так распределяются роли в моей стране. Мужчины учатся, а женщины занимаются домашним хозяйством… А монахи между тем являются носителями всевозможных знаний. Я так восхищалась ими в детстве! Они дни напролет проводят над книгой, приобретают воистину энциклопедические познания — и всеобщее уважение. А на долю монахинь выпадает крайнее невежество. Хотя многие из них искренне мечтают получить образование. Итак, желание есть, но нет ни средств, ни людей, которые стали бы этим заниматься.
Я давно решила бороться с подобной несправедливостью и захотела создать учреждение, где монахини смогут учиться и познавать мир, используя лучшие пособия и последние технические достижения. В Непале никто никогда не пытался сделать так, чтобы у женщин, посвятивших себя религии, наравне с монахами–мужчинами появились доступ к знаниям и возможность реализовать свой интеллектуальный потенциал. Им разрешают медитировать, но не дают работать головой. Никто и не мыслит о подобных вещах, настолько в наших душах укоренились древние традиции. Но пришло время это изменить. И в Соединенных Штатах я обрела уверенность в том, что смогу добиться того, о чем мечтаю. После концертов к нам всегда подходило множество людей, они задавали десятки вопросов, чтобы утолить свое любопытство. Так вот, американцы были шокированы тем, что непальские девочки почти не имеют возможности получить образование.
Между тем восхитительные впечатления о заграничном турне были омрачены одним событием, которое меня весьма огорчило. Вечером после послед–него концерта мы укладываемся спать, и вдруг Сонам Вангмо (третья монахиня, поехавшая с нами в Штаты) заходит в нашу с Ситой комнату:
— Чоинг, Сита, я пришла с вами попрощаться.
— Конечно, спокойной ночи!
Нет, я действительно хочу попрощаться. Завтра я ухожу. Я не вернусь с вами в Непал. Я остаюсь. Три месяца поживу в Нью—Йорке, осмотрюсь, а потом решу, что буду делать дальше.
— Так это правда? До меня дошли слухи о твоих намерениях, но я не хотела верить… — сказала я. — Ты даже по–английски не умеешь говорить, на что ты рассчитываешь? Не делай этого, пожалуйста, не надо… Давай вернемся вместе, а потом ты можешь уехать, только не надо уходить вот так, никого не предупредив, ни с кем не попрощавшись!
— Я уже все обдумала, Чоинг. Я больше не хочу быть монахиней и не вернусь в монастырь. Попробую устроиться здесь. Если не получится, то через пару месяцев вернусь в Непал, но я не хочу терять такую возможность.
— Ты не можешь так со мной поступить! Я отвечаю за тебя перед сыном Тулку Ургьен Ринпоче! Я не могу вернуться без тебя, ты понимаешь, как он будет злиться? Ты понимаешь, что я обещала ему привезти тебя в целости и сохранности… Здесь для тебя нет будущего, ты еще пожалеешь о своем решении, поверь мне…
Сита сидит опустив голову и теребит помпон, привязанный к спинке кровати. Я резко поворачиваюсь к ней. Не хватало еще, чтобы она тоже ушла. Я умру от стыда, если вернусь одна и мне придется рассказывать сыну учителя, что двух наших монахинь погубили американские соблазны… Сита поднимает голову и улыбается мне. Нет, она из другого теста. Она слишком привязана к Наги Гомпа.
Я очень недовольна: мы взяли в турне Сонам Вангмо, потому что она была сиротой: ее родители погибли в результате несчастного случая, — а я заботилась о ней в монастыре и очень хотела сделать ее счастливой. Я надеялась, что во время путешествия по Соединенным Штатам она повидает мир, потому что вторая такая возможность ей вряд ли представится. А она решила опозорить меня перед всеми. Злюка не упустит возможности от души посмеяться надо мной, и она без конца будет припоминать мне этот промах. Даже теперь, когда я больше не живу в монастыре, она нет, нет да и отпустит шпильку в мой адрес… Если я потеряю Сонам Вангмо в Соединенных Штатах, то обеспечу Злюку пищей для злословия на долгие годы. Внутри меня клокочет глухая ярость, и мне очень хочется выплеснуть ее на молодую ветреную эгоистку.
— Ты хочешь выйти замуж, да? Друзья вскружили тебе голову, ты хочешь остаться здесь и зажить мирной жизнью простой американки? А ты понимаешь, что из–за тебя я теперь ни одну монахиню не смогу взять с собой в путешествие? Мне просто не позволят это сделать — и только из–за того, что ты ушла!
Сонам Вангмо, монахиня, которая больше не хочет быть монахиней, стоит, прижавшись спиной к дверному косяку, и слезы текут по ее щекам. Подбородок жалобно дрожит, она судорожно сжимает и разжимает кулаки:
— Ты думаешь, мне легко? Да я умираю от страха. Но все равно хочу попробовать. Начать работать, зарабатывать деньги, нормально жить, купить красивый дом, носить красивую одежду… в конце концов, я свободный человек! Свободный, так ведь?
Действительно… Внезапно мне становится ее жалко. До сих пор я не понимала, что ее так тяготит статус монахини. Я ни в коем случае не осуждаю западный образ жизни. У меня много друзей за границей, они спокойно делятся со мной самым сокровенным, например рассказывают о своих любовных приключениях, и я всегда стараюсь их поддержать. Но если монахиня из моего хора считает, что свобода заключается в джинсах и в том, чтобы зарабатывать деньги за овощным прилавком в торговом центре, то она глубоко ошибается. Она совсем не понимает жизнь. Внезапно Сонам Вангмо кажется мне поверхностной девушкой. Я ошиблась в ней. Но, честно говоря, больше всего меня в данный момент волнует перспектива вернуться в Наги Гомпа без человека, за которого я поручилась. Я прихожу в ужас от того, что не справилась с возложенной на меня ответственностью.
— Хорошо, поступай как знаешь. Если передумаешь, тебе известно, когда мы улетаем. Телефон Стива и Марка у тебя есть, так что позвонишь. Билет твой мы возвращать не будем, решишь вернуться — мы никому не расскажем об этом разговоре. В любом случае, береги себя.
В конце концов мы возвращаемся в Наги Томна без Сонам Вангмо. Уже через много лет я из случайного разговора узнала, что она вышла замуж и поселилась в пригороде Нью—Йорка. Моя злость быстро улеглась. Зато в Наги Гомпа мне, как и ожидалось, пришлось вытерпеть издевательства и насмешки Злюки. Она просто не могла упустить такой шанс:
— Я тебя предупреждала, что такие поездки не для нас! Да кем ты себя воображаешь, если решила, что тебе можно так легко нарушать наши традиции? Думала, ты лучше всех?
— Мы с Ситой великолепно провели время, получили массу впечатлений, ценный опыт — и вернулись в целости и сохранности. Ты и сама это прекрасно видишь…
— И все равно я думаю, что монахине не пристало так жить. Твое поведение недостойно и неуместно. Если любишь выставляться, пожалуйста, это твои проблемы, но Наги Гомпа не нужны твои выкрутасы. Если Шокий Ньима Ринпоче терпит твои выходки, мне приходится с ними мириться. Но знай, я считаю, что ты ведешь себя неподобающим образом для монахини.
Меня трясет от бешенства, когда я уезжаю из монастыря. Кто позволил Злюке судить меня и говорить, что мне делать и как себя вести?
Я знаю, что могу приносить пользу и помогать людям. Поэтому после смерти учителя я решила начать серьезную работу в монастыре, даже направила просьбу в руководящие инстанции. Меня заметили некоторые уважаемые буддистские наставники. Мне в вежливой форме сказали, что необходимо посмотреть, на что я способна. Но я ни разу так и не получила ни одного предложения, мне не доверили ни одного поручения.
И стало ясно, что мне придется самой пробивать себе дорогу. Не в моих привычках ждать и бездействовать. Я хочу быть полезной Наги Гомпа, но если я им не нужна, значит, пришло время реализовать свой проект и организовать школу для монахинь — и как можно быстрее. За месяц турне я заработала десять тысяч долларов. И меня очень радует это обстоятельство. На эти деньги я могу создать ассоциацию. Мою ассоциацию. Некоторые монахини проводят всю жизнь в молитвах за стенами монастыря. Но речь сейчас не о них. У меня другая миссия. Я должна воспользоваться своим даром — голосом — и приобретенной известностью, чтобы воплотить мечту в жизнь. Я понимаю, что мне необходимо много денег. Очень много. И я готова к тому, что придется работать день и ночь, давать интервью, участвовать в съемках. Меня не интересует известность. Я никогда не пела, чтобы стать звездой, у меня даже мыслей таких не возникало. Я пою, чтобы заработать деньги. Понимаю, что некоторых такое заявление может шокировать: монахиня, которая поет ради денег?! Конечно. Но такова жизнь. Я очень признательна Стиву за то, что он разжег во мне это пламя: без него я бы никогда не записала альбом, не стала бы петь перед публикой, не начала бы зарабатывать деньги при помощи собственного голоса — и никогда не воплотила бы свои мечты в жизнь. Так что я перед ним в неоплатном долгу. Благодаря путешествию по Соединенным Штатам идея, которая долгие голы зрела в моей душе, наконец–то обрела ясность: я поняла, что пришла пора бороться с несправедливостью.