С. К. ЗАПОРОЩЕНКО, ветеран войны, майор в отставке НА КРЫЛЬЯХ ПОДВИГА
С. К. ЗАПОРОЩЕНКО,
ветеран войны, майор в отставке
НА КРЫЛЬЯХ ПОДВИГА
На фронт старшего лейтенанта Гаяза Баймурзина провожали всей эскадрильей. Летчики наперебой напутствовали:
— Пиши, не забывай!
А капитан Шевченко поднял над головой кулак и громко крикнул:
— Колоти, старшой, проклятых фашистов, да так, чтобы тошно было им на нашей земле!
После длинного гудка катер отчалил от берега. Вдаль уплывал полюбившийся Баймурзину город Энгельс, где он в военном авиационном училище обрел крылья, а затем сам учил молодых ребят поднимать в небо тяжелые машины.
Больше года Баймурзин добивался отправки в действующие Военно-Воздушные Силы. И вот он на фронтовом аэродроме, где впервые почувствовал дыхание войны.
После провозных и контрольных полетов старший лейтенант Баймурзин получил право водить тяжелый бомбардировщик в тыл врага. К первому боевому вылету готовился особенно тщательно.
…Самолет, управляемый Баймурзиным, рассекая очередную волну тумана, вошел в темноту. А теперь курс — на запад.
— На земле затишье, — послышался в наушниках шлемофона голос штурмана лейтенанта Доброва.
Прошли линию фронта. Бомбардировщик изредка попадал в одиночные лучи прожектора. Вдали рвались зенитные снаряды. По команде штурмана Баймурзин развернул машину на цель. Приближалась узловая станция Архиповка, что примерно в тридцати километрах западнее Смоленска. В Архиповке немцы создавали резервы танков, артиллерии.
— Боевой, — раздалась команда.
Бомбардировщик замер на курсе. Вскоре полетели бомбы крупного калибра. Блеснули фонтаны огня. Взрывались склады с боевыми запасами. Огненные сполохи высоко взметнулись в небо.
Путь от цели оказался нелегким. Встретили мутную и низкую облачность, светлые столбы прожекторов уперлись в темные тучи. Зенитные снаряды рвались совсем рядом. Баймурзин потянул штурвал на себя, и послушная машина вошла в облака, скрывшись от опасности.
Ночной туман плотно закрыл аэродром. Густую пелену прорезали одна за другой две красные ракеты.
— Посадка запрещена, — сообщил радист. — Приказано садиться на запасной аэродром.
Горючее на исходе. В душе Баймурзина тревога: удастся ли дотянуть? Но вот блеснул луч прожектора, его свет лег на посадочную полосу. И самолет пошел на посадку.
Не один десяток ночных вылетов в тыл врага совершил экипаж Гаяза Баймурзина зимой сорок третьего года. На груди Баймурзина — первые боевые награды — ордена Красной Звезды, Красного Знамени.
В один из майских дней ранним утром вой сирены разнесся по всему аэродрому. Тревога! И заместитель командира эскадрильи капитан Баймурзин повел девятку самолетов в район Луги. На половине пути к цели пристроились истребители прикрытия. «Шестерка на девятку бомбардировщиков, — прикинул капитан, — мало».
Вдали виднелась прямая дорога. Вскоре на ней Баймурзин заметил темно-зеленую ленту фашистских танков.
В небе появились «мессершмитты». Они разделились на три группы, по шесть самолетов в каждой. Ведущая шестерка яростно набросилась на ударную группу советской четверки. Две остальные атаковали пару наших истребителей, непосредственно прикрывавших самолеты Баймурзина. Застучали крупнокалиберные пулеметы стрелков-радистов. «Мессершмитт», объятый пламенем, стремительно падал. Однако перевес сил на стороне фашистов: они замкнули советских истребителей в воздушную карусель. Бомбардировщики остались без прикрытия, но в полном боевом порядке им удалось прорваться к цели. Взрывы рассекли на несколько частей головную колонну вражеских танков.
Отчаянно ревели моторы бомбардировщиков. Командир уводил девятку от опасности. «Мессершмитты» настигали их. Пикируя, они открыли огонь. Светящиеся трассы тянулись к ведущей машине. Плеснуло пламя, и самолет Баймурзина окутался черным едким дымом, отвалил в сторону.
— Всем покинуть самолет! — крикнул командир.
Первыми выбросились стрелки, из нижнего люка вывалился штурман Добров. Баймурзин сильно оттолкнулся ногами о горящий пол кабины и стремглав полетел в невидимую пропасть. Он летел камнем, не раскрывая парашюта. Стремительно надвигалась земля. Гаяз рванул кольцо, в какое-то мгновение распустился купол парашюта, и он тут же почувствовал удар о землю. Где-то рядом раздался оглушительный взрыв. Потом — тишина.
Баймурзин скрылся на опушке густого леса, он прижался к корявой старой березе. Кора холодила обожженное лицо. Разорванное голенище сапога спадало с ноги. Планшет с картой был потерян. Но Гаяз знал, что находится далеко от линии фронта.
К вечеру экипаж полностью был в сборе. Идти к линии фронта решили ночью. С наступлением темноты пробрались к хутору, пристроившемуся на косогоре у заросшего озера. Залегли в засохшем бурьяне. Добров направился к крайнему домику. Из щели плохо прикрытого окна слабо мерцал огонек.
Хутор, затерявшийся меж лесов и болот, оказался «ничейным». Немцы не появлялись здесь уже несколько месяцев. В домике проживал не по годам шустрый дед Нефед. Он захлопотал над чугунком. В избе запахло вареной картошкой.
— Не гневайтесь, — угощая летчиков, приговаривал он, — хлебец-то с лебедой.
А когда зашел разговор, где и как пройти к своим, дед Нефед вызвался проводить их по известной ему одному тропе. Он глубоко затянулся едким самосадом и простуженным голосом нараспев произнес:
— Чай, не впервой провожать.
И рассказал, как в хутор забрел раненый летчик-штурмовик. Дед кивнул на печку с занавесью из мешковины: около месяца прятал его там…
Через неделю экипаж Баймурзина заявился в часть.
— Э, с того света пожаловали, — обнимая товарищей, шутили летчики.
Вскоре Баймурзин получил новое задание — провести воздушную разведку в глубокий тыл противника.
Предутреннюю тишину нарушил оглушительный рев авиационных моторов. Набирая скорость, воздушный разведчик взметнулся в небо. С каждой секундой высота полета росла. Самолет приближался к линии фронта.
Г. И. БАЙМУРЗИН
Сквозь стекло майор Баймурзин видел траншеи, воронки от бомб, поваленные деревья. Сколько выпало страданий его родной земле. За ее свободу он, летчик-башкир, сейчас идет в бой вместе с русским штурманом, украинцем стрелком-радистом и белорусом — стрелком люкового пулемета.
Фашисты открыли огонь. Зенитные снаряды рвались впереди самолета, и на их месте возникали черные лохматые шапки дыма.
— Толя, — послышался голос майора, — нанеси на карту зенитки, вон, справа, у развилки дорог.
— Все в порядке, определены точные координаты, — отозвался штурман Добров.
Самолет подходил к аэродрому противника. По окраинам поля сновали грузовики с цистернами.
— Что за чертовщина! — выругался штурман. — Ни одного самолета! Не иначе как замаскировали. Посмотрим, что покажут аэрофотоснимки.
И вдруг в стороне, километрах в пяти, — плотные ряды самолетов.
— Подозрительная демонстрация: наводят на ложный след, — убежденно произнес Баймурзин.
Теперь он вел самолет-разведчик на аэродром, на котором, по данным партизан, сосредоточено большое количество фашистских самолетов. Но и здесь было пусто. И вдруг! По летному полю тянулись четыре полосы серой пыли.
— Да это же взлетают «мессеры»! — воскликнул Баймурзин.
Он знал: за сбитый советский разведчик дальнего действия фашистских летчиков щедро награждают железными крестами. В наушниках шлефомона услышал тревожный голос стрелка-радиста:
— Два «мессера» идут на сближение!
Опасность нарастала с каждой секундой.
— Бей по ведущему, не давай вести фашисту прицельный огонь! — приказал командир стрелку.
Застучали крупнокалиберные пулеметы. В это же время от фашистского истребителя потянулись пунктиры огненных трасс. С грохотом прошивали фюзеляж советского самолета вражеские снаряды.
Баймурзин уменьшил скорость, «мессеры» проскочили внизу. Разведчик, набирая высоту, отвалил в сторону для повторного захода. Теперь майор почувствовал облегчение. Воздушный стрелок-радист молчал.
— Я ранен в плечо, — сообщил он.
Левая рука сержанта повисла плетью.
— Стрелять смогу одной рукой, — добавил радист.
— Держись, дружище! — подбодрил командир и ввел машину в крутое пике.
Скорость с каждой секундой стремительно росла, самолет терял высоту с молниеносной быстротой. Баймурзин потянул резко штурвал на себя, машина вышла из пикирования и тут же нырнула в темную пелену влажного облака, скрылась в нем. С глубоким креном виражил он в этом небольшом облачке, прячась от фашистских истребителей. «Мессеры» носились в небе, но разведчика обнаружить им так и не удалось.
Прижимаясь к нижней кромке разорванных кучевых облаков, самолет устремился к цели. Под ними был заданный аэродром противника. Штурман включил аэрофотоаппарат.
После разведки трех фашистских аэродромов Гаяз взял курс к линии фронта. Впереди и сзади один за другим начали рваться зенитные снаряды. Стрельба зениток усиливалась. Баймурзин бросал многотонную машину из стороны в сторону, теряя высоту. Искривленная линия фронта медленно таяла за хвостом самолета. На командном пункте аэродрома послышался голос Баймурзина:
— Я, Беркут-10, задание выполнил, иду в базу, радист ранен.
Когда самолет приземлился, его окружили летчики. Двадцать шесть пробоин насчитали они на фюзеляже разведчика.
* * *
На столе командира авиадивизии лежали аэроснимки. Он внимательно и долго рассматривал их через большую лупу.
— Да это же здорово! — обратился он к Баймурзину. — Вы обнаружили крупные силы фашистской авиации! Необходимо определить места расположения прожекторов и зенитной артиллерии, прикрывающих вражеские аэродромы.
…Задание выполнено. Цель осталась позади, погасли прожекторы, прекратилась стрельба вражеских зениток. Разведчик летел в темном спокойном небе, но недолго. С земли потянулись яркие полосы света. Скрестившиеся лучи цепко схватили самолет и на какое-то время ослепили Баймурзина. Самолет кренился то вправо, то переваливался влево, скользя, терял высоту. Летчику трудно было сохранить пространственное положение, и машина становилась неуправляемой. На мгновение сковало страшное чувство смертельной опасности: неужели конец? Через плотную пелену, напрягаясь, он все же рассмотрел пилотажные приборы. Беда миновала.
— Доложи-ка, майор, что видел в стане врага? — встретил Баймурзина командир авиадивизии.
Тихо, с чуть заметным башкирским акцентом, докладывал Гаяз. Кончик указки медленно двигался по оперативной карте, раскинутой на большом столе. Летчик ясно и коротко обрисовал систему аэродромов противника в разведанном районе.
Майору Гаязу Баймурзину было приказано наводить на цели ночных бомбардировщиков. Его самолет взлетел первым. Один за другим поднимались машины, нагруженные до отказа бомбами.
В ночном небе за разведчиком летели колонны бомбардировщиков. До выхода на аэродром противника оставалось не больше минуты. В небо лихорадочно взметнулись яркие лучи света. Несколько самолетов устремились на прожекторы. Почти одновременно вторая группа атаковала зенитные батареи. Исчезли лучи света, потемнело небо. Стрельба прекратилась.
От самолета-разведчика одна за другой отвалились осветительные бомбы. Полыхнули взрывы фугасных и осколочных бомб. Горели самолеты с черными свастиками, рвались цистерны с бензином. Взметнулся к небу огромный огненный шар: рвались бомбовые склады. В эту ночь Гаяз Баймурзин выводил на цели еще две группы самолетов.
Задание выполнено, и летчики возвращались на свою базу. Но самолет Баймурзина еще долго оставался в темном небе врага. Вспыхивали фотобомбы: включался аэрофотоаппарат.
После короткого разбора налета на фашистские аэродромы экипажи отправились на отдых. К вечеру подвели итоги: около семидесяти фашистских самолетов больше не поднимутся в воздух. Сгорело сотни тонн авиационного бензина и бомб. И в этом — большая заслуга экипажа-разведчика Баймурзина.
* * *
Военная осень 1944 года в этих местах была теплой, но ненастной. Моросящий дождь не утихал. Во второй половине пятого нелетного дня погода заметно улучшилась. Подул ветерок, и напоенная влагой земля твердела.
На аэродроме все пришло в движение. К стоянкам самолетов подкатывали армейские грузовики, доверху наполненные тюками в мягкой брезентовой упаковке защитного цвета.
Сумерки сгущались. Разрезая темноту, луч прожектора плотно лег на изъезженную полосу. Первым взлетел майор Мартынов. По сигналу второй зеленой ракеты взмыл воздушный корабль майора Баймурзина.
Один за другим покидали аэродром нагруженные самолеты. Прошли Буг, затем Днестр. В районе Карпат вошли в темные, суровые облака.
— Подходим к долине Грон, — послышался голос штурмана эскадрильи Евстафьева, — пора снижаться.
— Иду на снижение, — спокойно ответил Баймурзин.
В молочной пелене влажного облака кабина покрылась мелкими прозрачными каплями воды. Летчик включил навигационные огни. Временами, чтобы не столкнуться с другими самолетами, зажигал посадочные фары, яркие лучи освещали плоскости самолета. Передние кромки крыльев покрылись матовым слоем льда.
— Обледенение, — тревожно сообщил Баймурзин и включил антиобледенители. По тонким трубкам потек спирт, омывая лобовую поверхность крыльев, покрытых льдом.
Повисли осветительные бомбы, сброшенные с самолета Мартынова. Воздушный корабль Баймурзина на большой скорости устремился к освещенному месту. Открылись бомболюки, полетели грузы словацким партизанам.
В ту ночь не вернулись с боевого задания экипажи майора Мартынова и капитана Прохорова, неутомимого остряка. Потерю боевых товарищей летчики переживали тяжело.
В ноябрьское ненастное утро командиров второй и третьей эскадрилий майора Баймурзина и капитана Лазарева вызвали в Москву. В Кремле им были вручены ордена Ленина и Золотые Звезды Героев Советского Союза.
Из столицы Гаяз поехал в краткосрочный отпуск на Урал. В Аргаяше, а затем в Кунашаке с радостью встретили Героя-земляка. В те дни газета «Челябинский рабочий» писала о нем:
«218 боевых вылетов совершил этот отважный воин-земляк… За весь период боевой работы экипаж Баймурзина на голову врага сбросил 1890 штук бомб, что составляет 410 тонн».
…Гаяз спешил в родной полк, на фронт. С прибытием в часть хотел было по-уставному доложить командиру полка.
— Без доклада обойдемся, — улыбнулся Константин Петрович Дмитриев. — Раздевайся, посмотрю на твою Звезду.
Полковник расспрашивал о Москве, Урале. Потом положил руку на плечо Гаяза, сказал:
— Предстоит большое дело. В Словакии действуют тысячи словацких и советских партизан. Город Банска-Бистрица в их руках. Гитлеровское командование группы армий «Юг» бросило крупные силы на их подавление. Нам предстоит оказать партизанам помощь. Получай боевое задание…
С аэродрома Баймурзин взлетел первым. Три часа пробивался он сквозь плотную стену снегопада, смешанного с крупными и холодными каплями дождя. Разрезая темноту над Татрами, самолет Баймурзина подходил к долине выброски грузов. В страшном панцире туч самолет казался неподвижным. Мучительно долго ползли секунды. Показались разрывы нижнего яруса облаков. Открылись бомболюки, вылетели упаковки. На третьем заходе самолет полностью освободился от груза.
В ту ночь при выполнении задания погиб командир третьей эскадрильи Герой Советского Союза майор Лазарев. Тяжело переживал гибель своего боевого друга Гаяз Баймурзин.
Шли последние месяцы войны. Днем и ночью баймурзинцы наносили удары по важным объектам на территории Германии.
К крупному железнодорожному узлу эскадрилья Гаяза подошла скрытно, когда занимался рассвет. Из вагонов и с платформ фашисты сгружали танки, артиллерию и боевые запасы.
Полетели фугасные авиационные бомбы. Серии огненных фонтанов рвали железо. Горели эшелоны, вокзал и склады.
На обратном пути свинцовые тучи все ближе и ближе прижимали эскадрилью к земле. До линии фронта оставалось каких-то десятка два километров, и тут полыхнули зенитки. Оглушительный удар по рулевому оперению — машина Баймурзина сильно вздрогнула и резко накренилась вправо. Повреждение правой плоскости и рулей высоты изменило аэродинамику до такой степени, что самолет терял управление. «Дотянуть бы за линию фронта», — билось в мозгу Гаяза. Минуты казались вечностью.
— Линию фронта прошли, я ранен, — сообщил штурман.
Вокруг — лесной массив. И впереди — небольшая полянка, окруженная крупным и густым лесом. С трудом управляемый самолет Баймурзин повел на посадку. Стремительно надвигалась лесная опушка. Треск, скрежет металла. Потом — тишина.
Очнулся Гаяз Баймурзин в полевом госпитале. Здесь он узнал, что штурман эскадрильи Евстафьев отправлен в тыловой госпиталь, радист Липагинский и воздушный стрелок Хренков получили ушибы. А через неделю еще с незажившими ранами на лице Баймурзин вернулся в часть. И снова — в бой.
Куда только не бросала война летчика Баймурзина! В жестокой битве с врагом он десятки раз смотрел смерти в глаза, выжил и победил. В мирные дни обучал молодых летчиков летному искусству, воспитывал мужество и отвагу у тех, кто сел за штурвалы боевых самолетов.
Его не стало 8 мая 1948 года.
«Это был замечательный летчик и прекрасный человек», — говорит о нем бывший заместитель командира по политчасти авиационного полка, ныне полковник в отставке Ф. В. Шкода.
В городе Умани на могиле Г. И. Баймурзина воздвигнут памятник-обелиск. Здесь постоянно живые цветы, в праздничные дни — комсомольский и пионерский почетные караулы.
На здании Аргаяшской школы № 2 — мемориальная доска в честь героя-земляка, а в фойе — его портрет. В Кунашаке установлен бюст Героя Советского Союза Гаяза Исламетдиновича Баймурзина.