ОТВЕТСТВЕННОЕ ПОРУЧЕНИЕ
ОТВЕТСТВЕННОЕ ПОРУЧЕНИЕ
На улицах Владивостока изредка появлялся человек в черных брюках из «чортовой кожи», ватной куртке, шапке-ушанке и простых сапогах. Одежда его всегда была в муке, в кармане у него лежало удостоверение о том, что он работает грузчиком на первореченской мельнице.
Грузчик этот занимался не совсем обычным для этой профессии делом. Он руководил военным отделом подпольного Дальневосточного областного комитета партии. Трудно даже представить, какой переполох произошел бы у врагов, если бы хозяйничавший в городе колчаковский генерал Розанов узнал о том, что грузчик этот знаменитый в крае Сергей Лазо, прибывший во Владивосток с ответственным партийным поручением — подготовить вооруженное восстание.
Еще будучи в таежном лазарете, Лазо разработал и представил Дальневосточному обкому план, как организовать военно-политическую работу. Обком одобрил этот план. Всемерно разлагать колчаковскую армию, разрушать тыл врага — телеграф, транспорт, промышленность, — собирать силы для свержения власти предателей народа — вот главные задачи, которые необходимо было решать. Особое место отводилось в плане подготовке воинских частей врага к переходу на сторону революции.
Лазо, не окрепнувшему еще как следует после болезни, приходилось очень много работать.
Новые условия борьбы требовали перестройки партизанских отрядов. Создавались небольшие группы, способные легко и быстро передвигаться, вводилась известная специализация — по подрывной работе, нарушению связи и т. п. Надо было позаботиться о снабжении партизан патронами, оружием, медикаментами, продовольствием, организовать зимние базы, заготовить продукты для партизан на случай ухода в глубокий тыл.
Выполняя принятое обкомом решение о работе партизанских отрядов, Лазо писал военному комиссару области:
«…Военный отдел работает усиленно, имея связь как в пролетарских, так и в военных организациях. Обком поставил правильно вопросы партизанского движения, надо только хорошо, по-большевистски выполнить его решение от августа 1919 года. Партизанские командиры должны помнить, что надвигается зима и необходимо теперь же выделить людей для строительства зимних баз в тайге, подготовить места для хранения продовольствия.
Мы… скоро победим, но для победы еще нужны будут жертвы…»
Военный отдел обкома партии налаживал работу нелегальных партийных ячеек почти во всех колчаковских частях, за исключением гардемаринов, казаков и личной охраны Розанова. Он создавал вооруженные дружины в организациях грузчиков, на заводах, среди портовых рабочих, рабочих временных мастерских. Число отрядов росло, их действия расширялись. Всю территорию области разделили на военные районы: Сучанский, Никольско-Спасский, Иманский, Ольгинский; в каждый из этих районов были назначены командующие.
Чтобы обеспечить на зиму партизан продовольствием, временный Военно-революционный комитет издал приказ, в котором обязал крестьян сдавать известную часть своих хлебных запасов зерном или мукой.
Бедняки совершенно освобождались от обложения. Крепкие хозяйства должны были доставить на ссыпные пункты не более пятнадцати пудов. Середняки вносили от двух до пяти пудов. Приказ этот вызвал кое-где, особенно среди кулаков, недовольство, но все же огромное большинство крестьян сознавало, что хлеб необходим для питания сыновей и отцов, боровшихся в рядах партизанских отрядов, и давали больше муки или зерна, чем от них требовалось.
Красная Армия одерживала победу за победой. Было ликвидировано наступление Юденича. На деникинском фронте взяты Курск и другие города. В тылу Деникина и Колчака росли крестьянские восстания. Вооруженные силы интервентов и белогвардейцев явно разлагались. Укрепить тыл Колчаку не удалось. Порки и грабежи сделали свое дело: население возненавидело «верховного правителя России», его сподвижников и его порядки.
Фронт Колчака под нажимом Красной Армии разваливался: солдаты разбегались по домам, уходили в места, занятые большевиками.
Партизанские отряды усиливали борьбу.
7 ноября 1919 года командир партизанского отряда Петров-Тетерин доносил из Иманской долины военному комиссару области: «Муравьево-Амурским отрядом т. Мелехина взорван мост. Мною взорвано депо с паровозом… взят обоз Иманской сотни». Далее Петров-Тетерин сообщал о боях, с противником на различных участках и планах своих дальнейших операций.
Лазо очень дорожил донесениями отрядов. На их основе он делал безошибочный анализ расположения частей белых и интервентов и строил план работы военного отдела. Из писем Петрова-Тетерина и других партизанских командиров видно было, что отряды из Сучанской долины двигались через Иманскую долину на запад к Амуру — это было чрезвычайно важно для установления единства действий.
Из Спасского, Иманского, Сучанского, Никольск-Уссурийского и других районов области военный отдел получал сведения об успешной работе коммунистов в частях врага, солдаты которых готовы были перейти на сторону революции.
Видя неизбежный развал колчаковщины, меньшевики, эсеры и прочие представители так называемой «демократии» сговорились с генералом Гайдой свергнуть власть Колчака, передать власть эсерам, а затем созвать учредительное собрание.
Кто же он — генерал Гайда, которого пресловутые «демократы» пригласили в качестве союзника и единомышленника в борьбе с «правителем омским»?
Гайда — офицер австрийской армии, один из организаторов чехословацких выступлений в Сибири. Это он еще 25 июля 1918 года создал военно-полевые суды для расправы с людьми, которые призывали к забастовкам и подозревались в содействии советским войскам.
Потом Гайда служил у Колчака. Они не поладили между собой, произошел серьезный конфликт. Колчак разжаловал Гайду и уволил его.
В ноябре 1919 года Гайда прибыл во Владивосток и договорился с местными «демократами» свергнуть колчаковщину.
17 ноября Гайда начал восстание. В нем участвовали и некоторые офицеры из гарнизона Владивостока и Никольск-Уссурийского, часть солдат и незначительное количество рабочих и крестьян.
Выступление Гайды шло сначала успешно, так как японцы, американцы и союзное командование заявили о своем нейтралитете. Восставшим удалось занять вокзал и несколько учреждений. Но утром 18 ноября части колчаковского генерала Розанова, поддержанные интервентами, нарушившими нейтралитет, разгромили повстанцев. Несколько сот человек было убито и ранено в бою, более четырехсот пленных расстреляно японцами. Полторы тысячи человек, арестованных Розановым, подверглись жестокой расправе.
Восстание Гайды по своему характеру и конечным целям было глубоко враждебно интересам трудящихся, но все же оно сыграло известную положительную роль.
Самый факт того, что власть Колчака при определенных условиях можно свергнуть, произвел сильное впечатление на солдат, рабочих и крестьян Сибири и Дальнего Востока.
В декабре Красная Армия заняла Харьков, Полтаву, Киев, а в январе — Царицын, Новочеркасск, Ростов-на-Дону. Революционные войска теснили деникинские полчища к югу, намереваясь опрокинуть их в Черное море.
Одновременно на Восточном фронте Красная Армия угрожала Колчаку. 14 декабря ею были заняты Ново-николаевск и Барнаул, а через десять дней начались восстания рабочих по всей Сибири. Колчак бежал из Омска и вместе с генералом Пепеляевым был арестован в Иркутске. Советская власть в Сибири была восстановлена.
Коммунистическая партия мобилизовала все силы и средства, чтобы до конца разгромить белогвардейцев.
На Дальнем Востоке вокруг коммунистов сплачивались все более широкие массы трудящихся. И в среде белогвардейцев началось брожение. Солдаты колчаковской армии расстреливали своих реакционных офицеров и переходили целыми частями на сторону революционного народа.
С. Г. Лазо, И. Г. Кушнарев [35] и другие руководители военного отдела обкома в невероятно трудных условиях строгой конспирации продолжали боевую работу.
В своей записной книжке Сергей Лазо писал перед занятием партизанами Владивостока:
«В эти напряженные дни подготовки восстания, когда приходилось работать круглые сутки, вырывая случайные свободные часы для сна, в эти дни не чувствовалось усталости, работа захватывала, иногда даже просто было как-то неудобно отдохнуть, когда знаешь, что еще что-то нужно сделать, к кому-то надо сходить. Товарищи по квартире, у которых мы работали, удивлялись такой работоспособности и не раз говорили об этом. Они, простые обыватели, привыкшие к определенным часам работы, не испытавшие, наверное, того подъема, тех сил, которые дает работа, подходили и ко мне и к другим с этой обывательской точки зрения. Эти люди твердили мне скучную мораль о восьмичасовом сне и необходимости отдохнуть. Не раз днем, не раз поздней ночью я садился в стороне, чтобы уйти в себя и обмозговать, осмыслить ход той работы, которая лежала на руках, всевозможные повороты, зигзаги и толчки, которые могут встретиться на пути. Я не знаю, как лучше передать ощущения этих минут. Я бы сказал, где найден закон, который говорит, что человек должен спать восемь часов, который отрицает возможность сделать завтра в два раза больше, чем было сделано вчера. Но есть другой закон, много раз подтвержденный жизнью, о том, что в работе и борьбе крепнет и растет человек…»
Объединение революционных сил шло быстро, и военный отдел дал наказ командующим районов подготовиться к взятию в свои руки власти на местах. Директивы обкома партии, военного отдела доходили до самых глухих и отдаленных районов. Скоро Лазо начал получать из Никольск-Уссурийского, Спасска, с Сучана сведения о том, что к захвату власти все подготовлено.
В декабре восстал колчаковский гарнизон в селе Казанке. Солдаты убили двенадцать белогвардейских офицеров, захватили пулеметы, винтовки, патроны, перешли к партизанам и с разрешения Лазо организовали 1-й Советский полк, командиром которого был назначен Николай Ильюхов.
За Казанкой восстал шкотовский гарнизон. Он также уничтожил контрреволюционных офицеров, захватил все вооружение и влился в партизанские отряды Сучанского и Никольск-Уссурийского районов. Находившиеся в то время в Шкотове японские части от неожиданности растерялись и ничем не смогли помочь белогвардейцам. Рабочие и крестьяне, насильно мобилизованные колчаковцами, примкнули к большевикам.
Вскоре приисковые рабочие совместно с солдатами охотского гарнизона свергли власть белых в Охотске.
Карта боев за освобождение Дальнего Востока от интервентов и белогвардейцев.
Интервенты видели, что их надежды захватить Дальний Восток обречены на провал.
Прошло немного времени, и военный министр США Беккер сообщил «весьма конфиденциально» командующему американскими войсками генералу Грэвсу, что «в течение ближайших дней надлежит ожидать получения приказа об эвакуации всего вашего отряда». Но вывод американских войск отнюдь не означал примирения США с советской властью. Отзывая свои войска, американские империалисты подстрекали своих японских коллег продолжать интервенцию и увеличивать свои вооруженные силы на русской земле.
Поощряя японских империалистов продолжать интервенцию в Сибири и на Дальнем Востоке, Беккер преследовал цель ослабить и Японию и Россию.
В конце декабря поздно вечером в бане на Первой Речке собралась партийная конференция. Делегаты сидели на лавках в полумраке. Все помещение тускло освещал огарок свечи. Видно было только лицо председательствующего.
На этой конференции решался один из важнейших политических вопросов, какие когда-либо приходилось решать дальневосточникам-коммунистам, — вопрос о характере власти после победы восстания. Некоторые товарищи требовали и настаивали на том, чтобы объявить немедленно советскую власть. Но большинство предложило временно передать власть земской управе с условием, что она поставит своей основной задачей ликвидацию интервенции на Дальнем Востоке и признает Дальний Восток неотъемлемой и составной частью РСФСР. Это предложение вызывалось сложностью обстановки.
На Дальнем Востоке было в то время сто тысяч. японских солдат. Провозглашение в тех условиях советской власти вызвало бы, несомненно, открытый военный конфликт с интервентами. Революционные силы не могли тогда противостоять врагам ни по численности, ни по вооружению. И поэтому конференция согласилась с мнением большинства.
Конференция избрала Лазо начальником штаба военно-революционных организаций.
В начале января 1920 года обком партии решил проверить, готовы ли трудящиеся города поддержать большевиков в их стремлении свергнуть власть Колчака, и объявил однодневную забастовку протеста против интервенции и реакции. Результат оказался блестящим. 3 января жизнь во Владивостоке замерла. Военный порт, дальневосточный завод, Эгершельд [36], все мастерские, предприятия опустели. Порт, где всегда кипела жизнь, затих. Магазины, кино, театры и учреждения не открывались. Электрическая станция не работала. Вечером город и крепость были окутаны зловещей тьмой.
Контрразведчики метались по городу в поисках подпольщиков и их штаба — Дальневосточного комитета партии. Почти во всех домах рабочих районов были произведены обыски, захвачены десятки и сотни «подозрительных» лиц. А члены комитета благополучно оставались на свободе и продолжали работу.
Забастовка кончилась, но жизнь во Владивостоке с каждым днем становилась все напряженнее и напряженнее. Казалось, внешних причин для беспокойства у белогвардейских властей и интервентов не было. Нормально работали все предприятия, учреждения. Партизаны не подавали никаких признаков жизни. Но враги чувствовали, что это затишье перед бурей, и лихорадочно к ней готовились. Никогда еще по городу не носилось столько шпиков, столько казачьих патрулей, никогда еще не было столько секретных постов из японских солдат, русских гардемаринов и юнкеров, как в те тихие, как будто спокойные дни.
Лазо был хорошо законспирирован. Жил он в разных частях города, часто менял квартиры. Однажды охранники и контрразведчики, получив, видимо, сведения о появлении в районе нового «подозрительного» лица, пришли к нему с обыском.
В дверь постучали.
— Кого это так поздно черти несут? Я сплю! — сердито крикнул Лазо. Он сразу понял, что пришли с обыском.
— Открой!
Недовольно ворча, Лазо открыл дверь.
Как полагается грузчику, которому помешали спать, Лазо довольно грубо ворчал на пришедших. Все в квартире было перевернуто вверх дном. Охранники внимательно осмотрели паспорт, удостоверение с мельницы, кровать, стул, стол, несколько валявшихся для отвода глаз пустых бутылок и ушли.
Лазо с большим юмором передавал потом подробности обыска. Контрразведчик, повидимому из интеллигентов, нашел сильно потрепанную книжку по высшей математике.
— Откуда у тебя эта книжка? — спросил он удивленно.
— Нашел на мельнице, — ответил Лазо. — Думал, хорошая книжка, роман какой, стал читать — барахло.
— Читал бы лучше «Бову-королевича», — презрительно заметил офицер, взяв книгу.
Лазо продолжал демонстрировать свою темноту:
— Книжку забирай, только два-три листка вырви мне на курево, а то махру не во что завернуть.
Офицер вырвал две странички чистой бумаги, махнул безнадежно рукой, и банда охранников удалилась. Лазо остался один.
Удовольствие от того, что удалось легко провести и оставить в дураках врагов, было испорчено сожалением о хорошей книге.
Неудержимое нарастание революционных сил, переход солдат и целых воинских частей белых на сторону революционных войск заставили еще более насторожиться японское командование. Интервенты перестраивались, расставляли воинские части ближе к Владивостокскому порту и вокзалу. На Эгершельде высадился и поселился в казармах еще один японский десант.
24 января 1920 года командование расположенного во Владивостоке егерского полка, испугавшись революционных настроений среди солдат, решило их разоружить. Узнав об этом, солдаты арестовали своих офицеров, выставили караулы и на другой день организовали комитет по руководству восстанием. Во главе этого комитета стал кузнец большевик Щипунов. Утром 26 января восставший полк был окружен юнкерами и гардемаринами, которые потребовали сдачи оружия и выдачи зачинщиков. Солдаты отказались выполнить это требование. Тогда юнкера и гардемарины начали обстреливать здание полка из винтовок, пулеметов и орудий. Восстание было подавлено, егеря разоружены и перевезены на Русский остров.
Дальневосточный комитет партии выпустил написанное начальником областного Военно-революционного штаба Сергеем Георгиевичем Лазо воззвание к солдатам и офицерам. В нем говорилось:
«За последние дни началось повсеместное разоружение русских гарнизонов. Под угрозою иностранных штыков, а иногда просто обманом, у солдат и офицеров отбирают их оружие, лишают воинского звания, объявляют военнопленными и отправляют в концентрационные лагери. Затем предлагают всем желающим добровольцам поступать в специальные части в подчинение атаманов Семенова и Калмыкова. Калмыкову удалось обманом разоружить часть хабаровского гарнизона, другая часть ушла к партизанам. Уже разоружены некоторые части во Владивостоке, предстоит разоружение всех сухопутных и морских частей.
Каждый из вас спрашивает, что это значит?
И мы ответим, что это значит то, что «союзники»… не будучи в состоянии подавить Советскую Россию и отказавшись от вооруженной борьбы с ней, предоставляют Японии свободу действий на Дальнем Востоке. Япония стремится завладеть Дальним Востоком, как она уже завладела Кореей, и разоружение воинских частей есть один из первых шагов на пути распространения японского владычества. За этим шагом последуют, конечно, и другие. Мы, борясь с Японией со дня вступления ее первых войск на территорию Дальнего Востока, можем сказать только одно: не давайте добровольно оружия. Пробивайтесь с оружием в руках, уходите к партизанам. Никакое вооружение не должно доставаться нашим врагам, уничтожайте то, что вы не можете унести с собой, взрывайте пушки, топите миноносцы. Сделайте все возможное, чтобы оружие, находящееся у вас, не было бы отнято от трудового народа, не досталось бы нашим врагам. Устанавливайте тесную связь с Дальневосточным областным Военно-революционным штабом Коммунистической партии, он поможет вам своими указаниями, сообщит необходимые для перехода сведения, даст нужные связи.
Да здравствует переход революционных гарнизонов в партизаны!
Не сдадим нашего оружия нашим врагам!
Объединимся в борьбе за единую, великую, советскую Россию!»[37].
Это воззвание сыграло большую роль. Попытки белогвардейского командования разоружить воинские части далеко не всегда оканчивались успешно. Часто солдаты вместе с оружием переходили на сторону революции.
В оперативной сводке Лазо сообщал, что перевезенные на Русский остров егеря сразу установили связь с воинскими частями Русского острова, комитет егерей вошел в состав гарнизонного комитета и, в случае необходимости, выступит по первому требованию. Части русского легиона, батальоны инструкторской школы и артиллерийский дивизион, находившиеся на Русском острове, также подготовлены к выступлению по первому приказу военно-революционного штаба.
Связь с Русским островом поддерживалась с помощью ледокола.
Колчаковцы дали ледоколу распоряжение прекратить работу, чтобы разрушить сообщение между Русским островом и Владивостоком. Узнав об этом, военный отдел обкома партии послал на ледокол своего представителя — товарища Румянцева, который разъяснил команде намерение белогвардейцев изолировать революционно настроенные части Русского острова от внешнего мира. Приказ колчаковцев не был выполнен, и план их, рассчитанный на разобщение сил, не удался.
На Русском острове были и белогвардейские офицерские части. Они представляли серьезную помеху успешному исходу восстания. Можно было надеяться, что некоторые офицеры присоединятся к революционным войскам, но многие, безусловно, будут колебаться в выборе, а иные станут на враждебные позиции.
Областной комитет партии решил, что наступило время для серьезного разговора с офицерами. С кем же они: с Россией или против нее? И для этого разговора на Русский остров послали Лазо.
Одетый в солдатскую шинель без погон, он явился в офицерскую часть и обратился к собравшимся с речью, в которой обрисовал создавшееся положение. Некоторые офицеры шумели, враждебно встретив речь Лазо. Но он не растерялся и нашел слова, глубоко взволновавшие многих.
— За кого же вы, русские люди, молодежь русская? — горячо, громко и вдохновенно сказал Лазо.
Эти слова заставили прислушаться. Шум начал стихать.
— Вот я пришел к вам один, невооруженный, — продолжал Лазо. — Вы можете взять меня заложником… убить можете…
Воцарилась полная тишина.
— Перед вами Владивосток — этот чудесный русский город, последний на вашей дороге! Вам некуда отступать: дальше чужая сторона… чужая земля… и солнце чужое…
Раздался истерический крик:
— Замолчи!
Послышались и другие голоса:
— Не перебивай!
— Пусть говорит!
И Лазо говорил:
— Нет, мы, революционеры, русскую душу не продавали по заграничным кабакам, мы ее не меняли на заморское золото и пушки… Мы не наемными, мы собственными руками защищаем нашу землю: мы грудью нашей, мы нашей жизнью будем бороться за родину против иноземного нашествия!..
И, заканчивая свою речь, сказал:
— Вот за эту русскую землю, на которой я сейчас стою, мы умрем, но не отдадим ее никому!..
После выступления Лазо многие офицеры отказались поддерживать колчаковского ставленника Розанова и интервентов. В ходе дальнейших событий они занимали нейтральную позицию, — это было в то время очень важно, — а многие из них перешли на сторону восставшего народа и боролись в его рядах с врагами советской власти до конца своей жизни.