ТЯЖЕЛЫЕ ДНИ
ТЯЖЕЛЫЕ ДНИ
Часть партизанских отрядов стягивалась к деревне Молчановка, расположенной в узком конце Сучанской долины, замкнутой впереди труднопроходимыми хребтами Сихотэ-Алиня. Как только партизаны отошли, Сучанская долина была занята интервенционными войсками и белогвардейцами.
По решению командования партизаны должны были двинуться через перевал в Никольск-Уссурийский, Спасский и Иманский уезды.
Скрытые агенты интервентов и кулаки распространяли среди партизан слухи о том, что белогвардейцы якобы обошли революционные войска с западной стороны долины и сжимают партизан в смертельном кольце. Лазо заподозрил провокацию и с группой бойцов отправился обследовать хребет. С тревогой ожидали партизаны командующего. «Неужели все пути отрезаны?» Возвращение Лазо рассеяло их тревогу.
— Тайга свободна от белогвардейцев, — сказал Лазо. — Не только японцам не пройти через хребет, но даже и нам, партизанам, будет трудновато.
Распределив запасы продовольствия и патроны, бойцы разбились на мелкие отряды и двинулись по тайге и долинам Улахэ и Сандагоу.
После занятия Сучанской долины интервентами Сергей Лазо не мог там оставаться. Итти во Владивосток тоже было опасно: все пути на этом направлении заняли интервенты и белогвардейцы. Лазо двинулся с небольшим отрядом на запад, в Анучино, где находился временный Военно-революционный комитет Приморской области.
В пути Лазо тяжело заболел и в Анучино явился в очень плохом состоянии. Революционный комитет обязал его прежде всего полечиться в лазарете.
Лазо вместе с несколькими ранеными товарищами отправился в лазарет, который был переброшен вглубь тайги: в районе Анучино шли бои. Революционный комитет дал Лазо имевшуюся у него единственную лошадь. Но в пути Лазо уступил ее раненому партизану, а сам, едва передвигая ноги, поплелся пешком. Найти лазарет на условленном месте не удалось: врач, заслышав гул горных орудий, треск пулеметов и, винтовок, перевел его в другое место — в долину Сандагоу.
Изнемогая от усталости, прокладывая тропки среди непроходимых зарослей, Лазо и его спутники бродили, по тайге в поисках лазарета двенадцать дней. Шли медленно, наугад. В пути один из раненых, молодой партизан, умер. Четыре дня больные питались одними лепешками, но скоро и их не стало: вышла мука. Убили лошадь, ели конину без соли. Но кончилась и конина. Последние дни единственным продуктом питания были листья дикого винограда и разные коренья. Наконец добрались до небольшой деревни Табахеза. Оставив там раненых на попечении учительницы и сообщив в Чугуевку военному комиссару о необходимости устроить их, Лазо отправился на дальнейшие поиски лазарета.
Местонахождение лазарета Лазо знал по двухверстной карте, и с помощью компаса он надеялся легко его найти. Но это оказалось не так просто. В тайге малейшее отклонение от ориентира может завести в такие дебри, из которых выбраться очень трудно.
Еще двое суток скитался Лазо по лесным чащам, ночуя под открытым небом. Как-то, проснувшись, он увидел в нескольких шагах от себя свежие следы тигра. Отчаявшись найти лазарет, Лазо повернул обратно. Встретившийся связист-партизан указал ему путь к лазарету: он находился почти совсем рядом, всего лишь в одном километре.
В своих воспоминаниях находившийся в то время в лазарете партизан Лев так рассказывает о приходе Сергея Лазо:
«В один из теплых августовских дней из нашего шалаша мы увидели внезапно выросшую на тропинке высокую фигуру человека с винтовкой и походным мешком за спиной. Когда он подошел ближе, у наших караульных вырвался крик изумления:
— Лазо?!
Мы знали, что Лазо должен был в это время находиться в Анучинском районе, верст за сто от места нашей стоянки… Я с интересом присматривался к человеку, имя которого гремело по всей тайге. Вид у Лазо был ужасный. Лицо его отекло от развившейся болезни почек; к тому же оно было поражено экземой. Ноги до того распухли, что потеряли свою форму. Лазо едва шел, шатаясь от усталости. Мы предложили ему место в нашем шалаше…
Приход Лазо внес свежую, бодрую струю в жизнь раненых и больных, находившихся в таежном лазарете. Сам тяжело больной, он помогал в уходе за ранеными, в минуты уныния ободрял падавших духом. А надо сказать, что наше положение было поистине печальным. Наши съестные припасы заключались всего в одном мешке черной муки и мешке картофеля. Ощущалась острая нужда в медикаментах, перевязочных материалах. Изнуренные от медленно залечивающихся ран и плохого питания, отрезанные от всего мира, в постоянной опасности быть открытыми японскими или колчаковскими отрядами, которые уже давно разыскивали наш лазарет, мы настроены были очень мрачно. Не унывал лишь один Лазо. Часто среди угрюмой таежной тишины звучал его голос. Лазо говорил о великих задачах русской революции, ее трудностях и грядущей победе.
Выздоравливающие раненые выписывались и уходили: кто в город, кто в зимовье партизан. Никто из нас не мог указать тропу или дорогу, дающую возможность обойти врага, но Лазо и тут был как дома:
— Не забудь, товарищ, пройти вниз по ручью до старой китайской фанзы. Там будет кладка. Дальнейший путь советую продолжать ночью.
Лазо знал, что всякие мелочи имеют громадное значение в жизни таежника-партизана. Он с гордостью называл себя опытным таежником. В своем мешке Лазо носил все предметы, необходимые таежнику: лопатку, топорик, котелок, веревку, немного крупы, сухарей, ножик, там же были у него и изолированные от сырости спички.
Лазо стал понемногу поправляться: сильный организм брал свое: я тогда ближе познакомился с ним. Лазо был очень интересным собеседником. Это объяснялось не только многогранностью его натуры и широким образованием, но и многочисленными интересными наблюдениями, сделанными им во время его общественной деятельности. Меня поражала в Лазо его удивительная способность проявлять дарования на самых разнообразных поприщах. Своим призванием, как говорил он мне во время одной из наших бесед, он считал математические науки. Математику он знал так хорошо, что при нормальных условиях он в свои двадцать шесть лет, вероятно, был бы приват-доцентом и читал бы лекции. Будучи и сам знаком с высшей математикой и механикой, я мог убедиться в том, что его познания были далеко не заурядными для студента второго курса, каким он считался, — они носили характер самостоятельных изысканий. Мечтой Лазо было достать серьезные труды по математике. Кроме математики, Лазо знал медицину, в этом он почти не уступал врачу».
Лазо поправлялся медленно. Предписанная ему врачом диета из-за недостатка продуктов оставалась лишь в области пожеланий. Но он удивительно применялся к местным условиям, пил настой из каких-то собранных доктором в тайге трав, и силы его с каждым днем крепли.
После лечения и отдыха Лазо должен был вновь отправиться в Сучанскую долину, чтобы помочь населению создать новые партизанские отряды. Затем ему рекомендовалось пробраться во Владивосток на нелегальную работу и возглавить там военный отдел областного комитета партии, который необходимо было укрепить.
С мая Сергей не видел своей семьи. Весь период пребывания его в партизанских отрядах Сучанской долины и в таежном лазарете он не имел возможности отлучаться. Жена его Ольга Андреевна вместе с недавно родившейся дочуркой Адой жила в деревне Гордеевке под видом учительницы, тщательно скрывая от всех, что Лазо ее муж. Несмотря на сильное желание повидаться с женой, посмотреть дочь, которую он еще не видел, Лазо не сразу пошел в деревню. Он боялся своим появлением подвести крестьян. Узнай белогвардейцы и их агенты о том, что жители принимали Лазо, они разгромили бы деревню.
Два дня провел Лазо в тайге вблизи деревни, выбирая удобный момент, чтобы навестить семью конспиративно. Это тайное свидание ему удалось устроить так, что о нем никто из посторонних не узнал.
«Во всех домах было темно, — рассказывает об этом свидании О. А. Лазо, — керосин был редкостью. Ложились очень рано. Мы долго возились с ребятишками, и только в нашей избе был свет. Поздно вечером раздался стук в дверь. Я в это время была в другой комнате. Туда вбежала испуганная хозяйка и сообщила, что пришел какой-то вооруженный человек «ненашинский», которого она не знает, очевидно, это «колчак». Я вышла и была поражена: за столом, где горела маленькая лампочка, сидит Сергей с огромным мешком за спиной и с палкой в руках. Он зашел в единственную освещенную избу, чтобы справиться о приезде учительницы. Увидев неожиданно меня, Сергей, взволнованный, вскочил. Я не без труда сделала вид, будто его совершенно не знаю, и завела разговор, как с посторонним человеком. Сергей спросил, нет ли городских газет. Я взяла маленькую фотографию дочери, вложила ее в одну из газет и дала ему. Он с жадностью схватил газету и раскрыл ее. Оттуда выкатилась карточка и чуть не упала на пол. Он сейчас же прикрыл ее и уже больше газету не разворачивал.
Через несколько минут, чтобы не возбуждать подозрений хозяйки, поблагодарив ее за то, что она дала ему возможность отдохнуть, Сергей поправил на спине огромный таежный мешок, вложил туда газеты, надел шапку с ушами, взял свою палку и вышел из избы. Я накинула платок и через несколько минут вышла на улицу.
Было темно. Я не знала, догадается ли Сергей, что я выйду. Пройдя несколько шагов, я заметила вдали вспыхивающий огонек. Когда я подошла поближе, то увидела, как Сергей, укрывшись под деревом, безуспешно старается зажечь спичку. В руках он держал карточку. Он посмотрел на меня немного застенчиво, улыбнулся и сказал:
— Хочу посмотреть, на кого похожа.
Я заслонила его от ветра, он зажег спичку и осветил личико маленькой девочки с черной головкой.
— Ну, на кого же похожа? — спросила я его.
— Трудно разобрать, она такая маленькая, но кажется, немного на меня.
Мне нельзя было с ним долго оставаться. Было опасно показать, что у меня есть связь с партизанами, — в деревню мог каждую минуту нагрянуть белый карательный отряд».
Еще не совсем оправившись от болезни, Лазо начал совершать длительные прогулки, изучая таежные тропы, ведущие к жилым местам. Он никогда не расставался с двухверстной картой и компасом, разведывая окрестности тайги на большие расстояния.
С каждой неделей здоровье Лазо крепло. Ежедневные тренировки в ходьбе помогли ему вскоре добираться из лазарета в села Сучанской и Анучинской долин, где он устанавливал связи с небольшими группами скрывавшихся партизан и их руководителями. Одновременно он занялся составлением плана дальнейшей военно-политической работы.