«ВПЕРЕД, ТОЛЬКО ВПЕРЕД!»
«ВПЕРЕД, ТОЛЬКО ВПЕРЕД!»
Клара Цеткин уже на протяжении двух лет боролась всеми методами, легальными и нелегальными, против безумия войны, чей кровавый сапог упрямо растаптывал цветущие человеческие жизни, плодородные земли, города и деревни. Кто в состоянии обуздать это зло?
Победные праздники действовали в Германии, словно наркотик: народ не должен был проснуться от патриотического угара! Но колокола, которые бес-прерывно трезвонили «победу», не заглушали больше плача жен и матерей по убитым, крика голодных детей и громкого ропота страдающих от холода и нужды. 1 мая 1916 года Карл Либкнехт, обращаясь к рабочей демонстрации, происходившей на Потсдамской площади в Берлине, провозгласил: «Долой войну! Долой правительство!» Тотчас же на него набросились сыщики. Вильгельмовская юстиция приговорила Либкнехта за его мужественный поступок к многолетнему заключению в каторжной тюрьме. Рабочие не примирились с этим приговором. Они ответили на него многотысячными демонстрациями и забастовками.
«Горсточка четырех стойких» понесла тяжелые потери. Роза Люксембург и Карл Либкнехт находились в тюрьме. Несколько позже был арестован и старый, тяжело больной Франц Меринг. Только Клара оставалась на свободе. Плечом к плечу с Лео Иогихесом, Вильгельмом Пиком, Кете и Германом Дюнкер[35] и другими такими же непоколебимыми социалистами она вела большую работу с тех же самых идейных позиций, что и арестованные товарищи.
Одно обстоятельство очень усложняло деятельность Клары; после ее освобождения из тюрьмы за ней следили и шпионили не только полицейские власти, но и агенты, подосланные правлением партии. Подобными методами нельзя было заставить старую революционерку отказаться от борьбы. Они только вынудили Клару быть еще более осторожной. Снова, как некогда в годы далекой юности, выполняла она будничную нелегальную работу: агитировала и вербовала сторонниц для «Союза Спартака» среди самых надежных пролетарок: особенно она старалась внушить мысль о забастовке женщинам, работающим в военной промышленности.
Занимаясь агитацией, Клара ходила из дома в дом. Она знала, что думали рядовые члены партии. В большинстве своем они не одобряли политики руководства и постоянно говорили об этом. Эти рабочие, настроенные наиболее революционно, в апреле 1917 года устремились в ряды только что основанной Независимой социал-демократической партии Германии. Старая партия раскололась. Клара, как все члены «Союза Спартака», примкнула к новой партии, — НСДПГ. Но она очень хорошо видела, что НСДПГ не имела идеологически ясных целей.
«Равенство» все еще находилось в руках Клары. Газета по-прежнему была лучшим оружием в борьбе за подлинный марксизм, хотя жестокая цензура иногда и тупила его клинок. У Клары часто возникали разногласия с «приспособленцами» из правления партии, которые с начала войны очень хотели принудить ее вместе с ними встать на позиции социал-шовинизма. Но Клара была тверда как гранит: она стойко сопротивлялась каждой такой «новой ориентации».
Часто мучительные трения омрачали Кларе радость от работы в редакции, но они никогда не могли заставить ее ослабить борьбу. 11 и 25 мая 1917 года Клара опубликовала на страницах «Равенства» статью о «Позиции обеих социал-демократических партий Германии в вопросе о мире, о демократизации политических порядков и о революции в Германии». В этой статье Клара Цеткин очень ясно и отчетливо показала разницу между правыми и левыми социал-демократами. Она снова выступила в защиту русского народа, которому удалось свергнуть царя. Статья вызвала гнев со стороны правления партии. Издательство Дитца находилось в руках правых социалистов, и они не захотели больше терпеть «самовольных выходок» Клары, несмотря на всю ее популярность.
Эта статья стала «лебединой песней» Клары, ее последним выступлением в газете «Равенство».
Утром в последний день мая 1917 года Клара, как всегда, пришла в помещение редакции задолго до начала работы. Она сидела за письменным столом, углубившись в чтение писем. Короткий стук в дверь заставил ее поднять глаза. Она шутливо спросила вошедшего молодого сотрудника, почему у него такой вид, словно он на похоронах. Но тот торопливо передал ей письмо и попросил расписаться в получении. Она исполнила его желание, и молодой человек, вежливо откланявшись, тотчас же покинул комнату. Письмо от руководства издательства? Несколько озадаченная этой новой манерой поддерживать с ней отношения, она вскрыла конверт. Кровь прилила к ее щекам, потом смертельная бледность появилась на лице Клары. Листок бумаги выпал из ее рук. Через несколько секунд, которые показались ей вечностью, она еще раз прочла скупые строки. За несоблюдение директив партии и за длительное неповиновение она подлежит немедленному увольнению! Как далеко это зашло! Ее выгоняют из этих помещений, из издательства, в котором она неутомимо работала двадцать пять лет, словно нерадивого поденщика из графского поместья! Ей не разрешают даже закончить редактирование очередного номера «Равенства». Тотчас же, еще сегодня, она должна покинуть издательство! Клара почувствовала во рту неприятный, горький привкус. Не является ли редактируемая ею газета неотъемлемой частью издательства Дитца? Гнев и возмущение охватили Клару. На письменном столе письма работниц ждали ответа — она машинально сгребла их все в свой большой портфель. За окном весело щебетали птицы, но Клара этого не слышала.
Ей, старой социалистке, умеющей держать себя в руках, пришлось напрячь все свои силы, чтобы в столь унизительных обстоятельствах сохранить спокойствие. Она хотела сделать еще несколько заметок для редакционной обработки готовящегося номера газеты и взялась за перо. Но рука не слушалась ее и сильно дрожала. Клара положила ручку <на место, собрала с письменного стола бумаги и быстро встала. Решительным движением она отодвинула в сторону стул. Будь что будет! Она в последний раз окинула взглядом комнату, где столько лет служила идее социализма. Уходя, громко захлопнула за собой дверь…
С письмом об увольнении в кармане Клара возвратилась домой. Но сегодня ей не захотелось оставаться в доме, который так опустел с тех пор, как ее сыновья, Максим и Костя, став военными врачами, уехали на фронт. Она подумала, что длительная прогулка по лесу, который она так любит, принесет ей пользу. И на самом деле, на лоне природы ее волнение утихло, и ей удалось снова взять себя в руки.
Она стала думать о прошлом и вспомнила Генриха Дитца, которому раньше принадлежало издательство. Эти мысли послужили ей утешением. Двадцать пять лет тому назад она колебалась, принимать ли на себя редактирование «Равенства». Дитц, всегда отличавшийся широтой натуры и готовностью прийти на помощь, ободрил ее: «Наконец, если потребуется, то ведь и я еще существую!» Добрые слова опытного издателя имели решающее значение, и Клара дала согласие. А Дитц? Все время, пока он был владельцем издательства, он держал слово. Потом за незначительную плату, почти как подарок, передал издательство социал-демократической партии. Его непоколебимая вера в миссию «Равенства» и в способности предложенного им редактора блестяще оправдалась. Клара грустно улыбнулась: как она была счастлива, когда могла объявить на партийном съезде, что за истекший год доходы «Равенства» на пятнадцать тысяч марок превысили его расходы!
За долгие годы работы в редакции на ее долю выпадали не только успехи. Ей приходилось выдерживать и тяжелые бои за идейное направление газеты.
На партийных съездах привычка критиковать «Равенство» за «слишком высокий уровень» стала таким же обычным явлением, как смена дня и ночи. Многие члены партии, и прежде всего женщины, хотели бы видеть газету более популярной по своему содержанию, более занимательной, более соответствующей вкусам широкой массы работниц. Клара должна была постоянно возражать, что эта газета отнюдь не является развлекательным чтивом, а, напротив, имеет задачу воспитывать лучших и передовых пролетарок и> передавать им политические знания.
И теперь правление партии вырвало у нее из рук «Равенство»! Все же газета была и остается значительным делом всей ее жизни. Даже и в этот тяжелый момент Клара гордится тем, что ей удалось превратить простых читательниц в сотрудниц «Равенства». Особенно трудно будет любому из ее преемников достичь такого результата, который стоит ей напряженной двадцатипятилетней работы. Ни одна партийная газета не опиралась на такое большое число корреспондентов из народа, как женская газета.
Клара усилием воли полностью подчинила себе мысли, уносившие ее в прошлое. Глубоко в сердце все еще ныла гложущая боль из-за потери «Равенства». Но разве Клара не найдет себе другого поприща борьбы?
Несколько дней спустя лейпцигские работницы попросили «свою Клару» стать редактором женского приложения «Лейпцигской народной газеты». Клара, не колеблясь, дала согласие. В первом номере женского приложения она, выполняя пожелания своих подруг по партии, простилась с «Равенством». Она заявила: «Моя «вина» состояла в том, что я с первого же момента, когда социал-демократическая фракция рейхстага выбросила за борт как ненужный балласт основные принципы социализма, защищала противоположное мнение». Да, она действительно клеймила позором оппортунистическое болото, в котором погрязла часть партии, выступала против руководителей, содействующих продолжению войны, — но каждый ли час, каждую ли минуту она боролась с достаточной суровостью?
«Когда я оглядываюсь назад на прошедшие мучительные годы моей деятельности в «Равенстве», — писала бывший главный редактор газеты, — я испытываю сожаление, выраженное в страстных словах, которые Конрад Фердинанд Мейер [36] вложил в уста Гуттена:
«И каюсь я душою сокрушенной,
Что втрое мужественней не был я!»
Многих членов партии глубоко возмутило недостойное поведение партийных руководителей, уволивших Клару Цеткин из издательства Дитца после того, как она проработала там четверть века. Целые горы писем со словами утешения и поддержки получала в эти дни Клара. Она была очень обрадована статьей, написанной в честь ее шестидесятилетия Францем Мерингом, которого по причине тяжелой болезни пришлось освободить из-под ареста. Меринг писал: «Клара Цеткин взялась за руководство газетой «Равенство», когда та находилась в самом жалком состоянии, и превратила ее в могучий орган, который направлял международное движение женщин-социалисток[37]. Ее неутомимая деятельность не ограничивалась только руководством газетой и работой в женском движении. Она постоянно находилась там, где могла принести пользу, и не было ни одной предвыборной кампании, в которой бы Клара Цеткин не принимала живейшего участия…»
Клара намеревалась сказать своему старому другу, что он слишком много хорошего понаписал о ней, но все же она была тронута сердечным и безоговорочным признанием ее заслуг: «Годовые комплекты «Равенства» будут вечным памятником Кларе Цеткин. Газета всегда находилась на высоте социалистических принципов, так как мало кто из живых может померяться силами с Кларой Цеткин в знании марксистской теории и наверняка нет никого, кто бы превосходил ее в этом».
И, как всегда после тяжелых разочарований и ударов судьбы, Клара снова бодро смотрела в будущее. Она придерживалась слов, написанных ею в первой статье для женского приложения «Лейпцигской народной газеты»: «Только вперед и вперед! Работать, не зная передышки… О, как это помогает! Душевные раны зарубцовываются во время напряженной работы, которую на себя взваливаешь… Вперед, только вперед!»