«ПРЫЖОК «ПАНТЕРЫ»

«ПРЫЖОК «ПАНТЕРЫ»

Клара Цеткин с тревогой следила за тем, как конфликт в Марокко с каждым днем все больше выдвигался на передний план политических событий и сгущался до непосредственной военной угрозы. Финансовые воротилы и крупные промышленники казались ей жадными хищниками, готовыми к прыжку на добычу. Добыча, правда, была завидная — она не давала покоя правителям Франции, Испании, Англии и Германии. Марокко, страна, лежащая в северо-западной Африке, была очень богата полезными ископаемыми, а повелевал ею слабый султан во главе горсточки плохо обученных солдат. Захватить такую страну было ни с чем несравнимым искушением. И в мае 1911 года Франция больше не смогла бороться с таким соблазном: пятнадцать тысяч французских солдат вступили в столицу Марокко — город Фец. Испания, ссылаясь на более древние права, тоже немедленно направила в Марокко свои войска.

А Германия? Вильгельм II совершенно неожиданно понял, что в этой столь страстно желанной стране жизнь и экономические интересы немецких граждан находятся в опасности. Он тотчас же послал канонерскую лодку «Пантера» в порт Агадир. Вильгельм обещал, что без обсуждения с германским рейхстагом он не предпримет шага, который может повести к ужасным последствиям. А теперь этот властолюбивый и тупой отпрыск Гогенцоллернов самовластно нарушил обещание.

Клара Цеткин охарактеризовала поведение кайзера как «великодержавную политику, помешанную на завоеваниях», как «преступную авантюру», которая внезапно может окончиться войной. Вскоре и Англия нашла, что ее морской путь в Индию оказался под угрозой. Английский премьер-министр сразу же после «прыжка «Пантеры» — как народ назвал посылку канонерской лодки — выступил в палате общин с заявлением, полным угроз по адресу Германии.

А что делали в эти грозные часы немецкие социал-демократы, заседавшие в парламенте и в правлении партии? Они, словно страусы, спрятали голову в песок. Клару Цеткин, Розу Люксембург, как и вообще всех прямых и честных членов партии, эта безответственная «тактика» довела до белого каления. Они напоминали правлению партии решения штутгартского и копенгагенского конгрессов: «В случае угрозы возникновения войны рабочий класс и его представители в парламенте должны предпринять в странах, над которыми нависла эта угроза, все, чтобы воспрепятствовать возникновению войны…» Редактор «Равенства» говорила своим читателям совершенно откровенно, что военная опасность растет с каждым часом. Хотя тысячи берлинских рабочих на своих предвыборных собраниях и протестовали против затеянной императором преступной экспедиции в Агадир, правление партии без толку упускало драгоценное время.

Наконец много недель спустя, когда опасность войны и без того казалась преодоленной, правление партии призвало провести собрание протеста. Клара Цеткин была глубоко возмущена позицией, занятой партийным руководством. На протяжении двух десятилетий она, как только могла, разъясняла рабочим сущность империалистических войн. Теперь, когда дело шло о том, чтобы осуществить на практике торжественные решения II Интернационала, правление партии и социал-демократы — депутаты парламента спрятались в кусты. Означало ли это, что руководители социал-демократии обессилели от усталости или совершенно одряхлели? Почему они не придерживались принципов международного социализма? В те страшные дни и недели Бебель не предпринял никаких решительных действий, а колебался из стороны в сторону, как камыш на ветру.

Подобные случаи не должны больше никогда и нигде повториться! На следующем партийном съезде Клара Цеткин, которую уже давно называли «совестью партии», самым настоятельным образом потребовала:

— Руководящий орган должен быть так организован, чтобы правление партии во всякую минуту стояло во главе открытых выступлений.

Нерешительное поведение руководителей Клара Цеткин и Роза Люксембург подвергли исключительно резкой критике. Бебель отвечал уклончиво:

— Прежде чем предпринимать необходимые шаги, следовало выждать…

— Никакие увертки и превратные толкования, — пылко возражала Клара, — не в состоянии изменить того факта, что правление партии не проявило в данном случае нужной решительности.

Такая откровенная критика пришлась не по вкусу некоторым членам партии. Они порицали Клару в весьма оскорбительной форме. Но она упорно отстаивала не только свою точку зрения, но и свободу критики как драгоценное и неприкосновенное достояние партии: «Принципиальная критика делает партию еще более сильной!»

События следующего года показали, как необходимо было партии немецкого рабочего класса стать более сильной. Страх перед войной, словно мучительный кошмар, еще тяжелей, чем в 1911 году, давил на народы Европы. Кризис на Балканах все больше обострялся, и осенью 1912 года казалось, что там неизбежно вспыхнет война. «Европа, — писала в те дни Клара, — похожа на арену, где почти все государства беснуются, взрывая песок, словно рычащие, скалящие зубы звери. На переднем плане по одну сторону стоят маленькие балканские государства, по другую — Турция… выжидая подходящего момента, чтобы кинуться друг на друга. За их спиной, бросая косые, злобные взгляды, готовятся к прыжку Россия и Австрия, чтобы при удобном случае из клубка терзающих друг друга смертельных врагов вырвать себе давно желанную добычу или по крайней мере не дать сопернику захватить ее… Что за великолепная картина цивилизации!»

В Европе все время стояла удушающая атмосфера страха перед мировой войной. Одна за другой следовали телеграммы, сообщающие то об увеличении военной опасности, то об ее уменьшении, — и соответственно поднимались и падали на биржах курсы акций. Вслед за тем вспыхнула Балканская война. Известия о ее страшных жестокостях, напоминающих ужасы Дантова ада, быстро достигли Германии. Миллионы людей задавали такой же продиктованный страхом вопрос, как и Клара Цеткин: «Породит ли теперешняя война чудовище мировой войны? Словно дамоклов меч, постоянно висит угроза величайшего бедствия над народами всей Европы. Тонкими нитями, на которых держится этот меч, играют неловкие пальцы профессиональных дипломатов и, что еще хуже, жадных до наживы капиталистов…» Теперь для рабочих всех стран оставался только один выход: объединиться в братской солидарности, чтобы не принести свою жизнь в жертву алчности эксплуататоров. «Пролетарии, чтобы защитить мир, — призывает Клара Цеткин, — должны будут усилить борьбу и, смотря по обстоятельствам, употребить все средства насилия, которые только соотношение классовых сил даст им в руки в исторический час».

Теперь, когда барометр мировой политики показывал величайшую опасность, II Интернационал вспомнил о своих решениях и призвал к созыву чрезвычайного международного социалистического конгресса, направленного против войны. Этот призыв вселил надежду в сердца социалистов. На них взирали народы. Кто еще может предотвратить затеваемую капиталистами войну, если не сами рабочие? Ведь это их руками производятся пушки и льются пули. А если они откажутся это делать? Если рабочие — самая огромная и сильная армия в мире — противопоставят свою гуманность жадности капиталистов, если они не захотят убивать своих братьев из соседней страны — тогда войны больше не будет!

Клара, как и миллионы мужчин и женщин, верила в силу рабочих. Они могут сорвать и сорвут гнусные планы жадных до наживы чудовищ. Клара Цеткин надеялась, что в самое тяжелое время сбудутся пророческие слова поэта:

Необходимость в день один свершает то,

Чего свершить не могут и столетья.