Глава четырнадцатая

Глава четырнадцатая

Через несколько дней после ареста Бориса из леса вернулись «Костя» и «Павлик». Я получил письмо от подпольного центра. Павел Романович был очень встревожен провалом в молодежной организации и беспокоился за нас.

«Твое письмо и информацию получил, — писал он. — Печальна история с Борисом. Потеряли замечательного парня. Соблюдай строжайшую конспирацию, как мы с тобой говорили. Знакомься с людьми только после тщательной проверки, иначе все это может очень печально кончиться, с „Мусей“ связь держи, а с остальными, кто будет называть себя „представителями из леса“, без моей санкции категорически запрещаю связываться и принимать их. В городской комитет, кроме утвержденных, больше никого вводить нельзя и не будем. Никаких других комитетов в городе создавать не нужно. В данный период комитеты облегчают противнику нападать на следы наших организаций и раскрывать их.

Практические задачи остаются прежние. Рация для тебя прибудет, как только станет возможной посадка самолетов. Пока погода не позволяет. Мины пришлю в достаточном количестве, как только получу их с Большой земли. Литературу посылаю…»

— «Костя» хочет вас видеть, — сказала «Нина», передавая мне почту из леса.

— А у него все спокойно?

— Он сказал, все благополучно.

— Пусть подождет, — подумав, сказали. — Я сам его вызову.

Дело в том, что мою новую квартиру знали только трое: «Нина», Ольга и «Костя». За первых двоих я ручался, как за самого себя, обе были женщины серьезные, осмотрительные и дисциплинированные. Поведение же «Кости» меня очень тревожило. Он часто вел себя легкомысленно, с большим трудом привыкал к партийной дисциплине. В создавшейся же обстановке один неосторожный шаг мог погубить не только его, но и всех, с кем он был связан.

Еще до возвращения «Кости» из леса я поручил «Мусе» выяснить причины провала в молодежной организации. Ничего конкретного ей узнать не удалось. Однако выяснилось, что никакой вечеринки у Лиды Трофименко, как мне рассказывал «Костя», не было. Вечеринку устроили у Шамиля Семирханова. Кроме «Кости», никто из подпольщиков на ней не присутствовал. Вечеринка проходила довольно шумно, но ни один из ее участников арестован не был.

Услышав опять фамилию Семирханова, я поручил «Мусе» немедленно разузнать об этом парне все, что возможно.

Выяснилось, что после расстрела семьи Долетовых Шамиль носил костюм Николая Долетова. Фотоаппарат Николая Шамиль сам сдал в гестапо. У Шамиля был и пистолет, с которым он не боялся ходить по улицам, а дома держал его совершенно открыто.

«Теперь, пожалуй, даже лучше, — думал я, — что Шамиль Семирханов находится в лесу. Все, что нам известно, мы сообщим в лес, а там за ним будет легче проследить».

— Еще одну деталь мне удалось узнать, — сказала «Муся». — В главном управлении полиции работает переводчицей некая Лина. У нее много знакомых немецких офицеров, но кроме них, с ней «гуляет» какой-то Толя. Его фамилию мне выяснить не удалось. Проверьте, товарищ «Андрей», не из ваших ли ребят кто-нибудь и не использует ли его эта переводчица в провокационных целях.

Я никак не мог допустить, что речь идет о «Косте», но все же сообщение надо было проверить, и я вызвал «Костю» к себе.

Он пришел веселый и довольный удачным путешествием в лес. Я поговорил с ним о партизанах, а потом сразу спросил:

— Слушай, «Костя», что это за Лина, с которой ты гуляешь?

Он немного смутился.

— Хорошая дивчина.

— А ты знаешь, кто она?

Велико же было мое удивление, когда он ответил спокойно:

— Знаю. Она служит в главном управлении полиции. Но она наш человек, передает мне важные сведения.

— А именно?

— Она как-то предупредила меня, что обо мне знают в полиции.

— Как знают? — изумился я.

— Да как-то я гулял с ней, нас увидел какой-то полицейский чиновник и потом сказал ей: «Знаете, с кем вы гуляете? Это помощник партизан».

— И ты мне об этом ничего не сказал?

— Не говорил, но меры принял.

— Какие?

— Я теперь не хожу около полиции.

— Наивный же ты парень! — стараясь быть сдержанным, сказал я. — Неужели тебе непонятно, что раз о тебе известно полиции, ты ставишь под удар и себя и всю организацию? Немедленно прекрати связь с этой Линой.

— Ну что вы! — изумился «Костя» и, помолчав, добавил восторженно: — Если бы вы знали, какие у нее глаза!

В первый момент я просто не нашел что сказать. Но потом обычная сдержанность мне изменила, и у нас с «Костей» произошел очень крупный разговор. Он обещал исправиться, но вопрос о переводчице я все-таки поставил на обсуждение горкома, и мы официально потребовали, чтобы «Костя» порвал эту связь.

Не веря в его выдержку, я запретил ему приходить ко мне на квартиру.

К чести других членов молодежной организации надо сказать, что подобного легкомыслия и недисциплинированности не было ни у кого. Отлично работал «Павлик», мой связной с лесом, и руководитель диверсионной группы — скромный, энергичный Вася Бабий.

Вася и его ребята проявили в своей работе поистине блестящую изобретательность.

Однажды Бабий получил задание взорвать водокачку на станции Симферополь, чтобы лишить немцев воды для питания паровозов и тем самым задержать движение воинских эшелонов.

Нужны были мины, но мы не успели получить их из леса. Вася Бабий придумал, как выйти из положения.

Опасаясь возможной высадки наших десантов, немцы готовили к подрыву железнодорожные станции и минировали паровозы.

Вова Енджияк, близкий товарищ Васи Бабия, работал слесарем в депо и ухитрился стащить с паровоза мину. Этой миной ребята и собрались взорвать водокачку.

Толовые шашки у нас имелись, а бикфордова шнура нужной длины не было, но ребята связали вместе метровые куски, и шнур был готов.

От руководителей диверсионной группы я получал обычно короткое донесение: «Тогда-то теми-то сделано то-то и то-то. Задание выполнено». Но впоследствии диверсанты рассказывали мне подробности каждой операции.

Вечером 4 декабря, вооружившись пистолетами и карабином, Вася Бабий с Вовой Енджияком и Вовой Ланским вышли на выполнение задания.

Было морозно. Ярко светила луна. Недалеко от водокачки ребята часа три пролежали в саду, ожидая, когда луна скроется. Наконец тучи сгустились, стало темно. Бабий выслал Енджияка на разведку — проверить, нет ли около водокачки часового. Енджияк подполз к зданию, обошел водокачку. Снаружи охраны не было, но внутри водокачки слышались голоса.

Бабий решил действовать немедленно. Ребята поднялись по высокой лестнице. Вася потрогал дверь — заперта.

Вдруг оглушающе загудел паровоз. К станции подходил поезд. Бабий решил воспользоваться шумом. Под грохот колес и пыхтенье паровоза он постучал в дверь. Из-за двери спросили по-русски:

— Кто там?

— От дежурного депо, — ответил Бабий.

— Как фамилия?

Вопрос застал ребят врасплох, но медлить было нельзя.

— Трошин, — назвал Бабий первую попавшуюся фамилию.

— Кто?

— Оглох, что ли, трус несчастный! Открывай! — грозно крикнул Бабий и крепко выругался.

Это подействовало. Дверь открылась. Бабий вскочил внутрь водокачки, наставил пистолет на открывшего дверь рабочего:

— Руки вверх!

Подняв руки, рабочий изумленно глядел на Васю, вместе с которым работал на станции.

Тут только Вася вспомнил, что маска у него поднята на кепку. Он опустил ее на лицо. В дежурной комнате было пятеро русских рабочих, все знакомые ребятам Диверсанты связали им руки, приказали лечь на пол и перерезали телефон. Ланский остался караулить рабочих, а Бабий и Енджияк спустились в машинное отделение. Пока Бабий подкладывал под дизель мины и тол, Енджкяк побил карабином все приборы, порвал трубопроводы и привел в негодность машину. Когда был заложен тол и проведен бикфордов шнур, Бабий и Ланский вывели рабочих на улицу, приказали лечь на землю и молчать.

Оставшись в водокачке, Енджияк поджег шнур. Выйдя из здания, он запер дверь и далеко забросил ключ.

— Лежать смирно! — приказал рабочим Бабий. — Шум поднимете, когда произойдет взрыв.

— Будьте спокойны, — ответил один, — мы тоже русские.

Ребята отошли подальше и залегли, с нетерпением ожидая взрыва. А взрыва все не было.

— Ты хорошо подпалил? — спросил Бабий у Енджияка.

— Хорошо.

— В чем же дело?

— Чорт его знает! Может, отсырел шнур. Может, детонатор негодный…

Ребята ждали до двенадцати ночи. Взрыва не произошло. Подвел бикфордов шнур, связанный из кусков.

— Хорошо, что хоть поломали все приборы и машину, — утешал Бабия Енджияк. — Все-таки не сразу восстановят, повозятся.

Енджияк жил недалеко от станции, в Речном переулке, № 4. Ребята решили зайти к нему, спрятать оружие и переждать до утра. Чтобы не столкнуться с немецким патрулем, Енджияк вывел их на пустынную набережную реки Салгир. Они перелезли через забор и в темноте медленно пробирались вдоль стен.

Вдруг залаяла собака, открылась дверь, и сноп света неожиданно вырвался из дома. Маленькая пожилая женщина, стоя на пороге, всматривалась в глубину двора:

— Кто там?

Ребята замерли, прижавшись к забору, но Енджияк двинулся прямо к открытой двери. Бабий схватил его за ватник.

— Это свои, — спокойно сказал Енджияк, входя с карабином в руках в полосу света.

Тогда вышли и ребята. Женщина удивленно посмотрела на них, на карабин и тихо промолвила:

— Вот вы какие! Ну, заходите в дом.

Они вошли в маленькую комнату.

— Поздно гуляете, — улыбнулась женщина, плотнее прикрывая ставни.

— Ходили на одно дело, — Енджияк поставил карабин в угол и сел за стол. — Теперь возвращаемся домой.

Вася Бабий был поражен такой откровенностью друга. Еще удивительнее было то, что женщина не испугалась ребят. Она спокойно предложила им отдохнуть и, если нужно, спрятать у нее оружие.

— Когда будете ходить на такие ночные прогулки, — сказала она, — можете вполне располагать моим домом.

Выйдя из домика, Енджияк объяснил удивленному Бабию:

— Я хорошо знаю эту женщину и ее сына Бориса. Ее зовут Маргарита Александровна. Мы с Борисом учились в одной школе, а теперь вместе работаем в депо. Он ударяет за моей сестренкой Викториной. Я хочу его в нашу группу вовлечь.

— Ручаешься?

— Ручаюсь. Боевой парень. Я видел, как он поломанные винтовки таскал и прятал.

— Тогда можно. Только испытай его сначала.

Связанные рабочие пролежали до рассвета. Когда начало светать, они подняли крик. Сбежались немцы. Рабочие жаловались, что на водокачку напали двенадцать партизан, связали их, забили рты тряпками и пригрозили убить. Рабочих арестовали, долго допрашивали и выпустили. Они так и не выдали ребят.

Именно с этой ночи завязалось знакомство Бабия и его друзей с Маргаритой Александровной Ериговой. Старший сын и зять Ериговой были в Красной Армии, а младший сын, Борис, работал учеником слесаря в депо. Старик Еригов лежал тяжело больной, у дочери Лены был грудной ребенок.

И все-таки, несмотря на страх за семью, Маргарита Александровна уже давно искала связи с партизанами. Поэтому-то, встретившись так неожиданно с нашими диверсантами, она не только не испугалась их, но даже обрадовалась и была готова оказать им всяческую помощь.

Домик, в котором проживали Ериговы, принадлежал аптекоуправлению, где муж Маргариты Александровны работал сторожем. В большом дворе, заросшем сорной: травой, когда-то помещался аптечный склад; в полуразрушенных сараях были навалены ящики, бутылки, и в этом хламе можно было многое спрятать.

До сих пор ребята хранили взрывчатку за городом в противотанковом рву. Но это было неудобно: в ров можно пробраться только ночью, взрывчатка же могла понадобиться в любой момент. А самое главное — на глубоком снегу остаются заметные следы.

Диверсанты решили устроить у Ериговой базу хранения. Она охотно согласилась.

15 декабря я получил от подпольного центра десять магнитных мин, три автомата и два немецких поенных костюма. Четыре мины, автоматы и костюмы мы передали Бабию.

Выполняя постановление горкома, Вася намеревался приготовить немцам к рождеству хороший подарок — взорвать совхоз «Красный».

Вова Енджияк еще в ноябре обнаружил в этом совхозе большие склады боеприпасов, замаскированные в ямах, и сам произвел разведку. За вокзалом он поднялся на горку, сверху осмотрел хорошенько расположение ям и проволочных заграждений. Но, проверяя пути, по которым будет удобно пробраться в совхоз, наткнулся на патруль и еле ушел.

Вася Бабий назначил диверсию на 25 декабря и поручил провести ее Вове Енджияку и Анатолию Бассу — отважному и хладнокровному юноше, с которым сам не раз ходил на операции.

Но Анатолий, к несчастью, заболел. Он ходил с «Павликом» на встречу с Гришей Гузием, сильно простудился и теперь лежал в постели.

Вова Енджияк не стал говорить Бабию о болезни Басса, боясь, как бы тот не отложил диверсию, и решил вместо Басса взять в помощники сына Маргариты Александровны Ериговой — Бориса.

— Ну что, ночной путешественник? — встретила Еригова Вову, оглядывая его богатырскую фигуру, всклокоченные волосы и козырек кепки, загнутый вверх. — Христа славить пришел?

— Боря дома?

— Заболел что-то, спит.

Вова зашел в смежную комнату и затормошил Бориса.

— Слушай, — тихо сказал он, присаживаясь к нему на край койки: — хочешь быть членом нашей организации?

Тот открыл глаза и приподнялся с постели.

— Конечно, хочу.

— Есть. Собирайся.

— Куда?

— Прежде чем быть членом организации, ты должен пройти испытание.

— Какое?

— Любое, какое я тебе укажу. Согласен?

— Что за вопрос!

— Оружие имеется?

— Карабин есть, из винтовки сделал.

— А патроны?

— И патроны есть.

— Дельно! Как стемнеет, будь готов и жди меня.

— Куда пойдем?

— Куда поведу. Никому ни слова. Конспирация. Понял?

— Понял! — ответил Борис.

Через сад Вова убежал домой. В ящик стола он выложил свои документы. Принес из сарая три мины, восемь толовых шашек и наган. Боеприпасы он бережно сложил в противогазовую сумку. Наган внимательно осмотрел, смазал. Прицеливаясь из него, он несколько раз щелкнул курком.

В комнату вошла его сестра Викторина, шестнадцатилетняя девушка. Маленькая, стройная, с нежным розовым лицом, она походила на девочку лет двенадцати. Викторина тоже была членом молодежной организации, но работала лишь по распространению литературы. Увидев брата с наганом, она с любопытством спросила:

— Вовка, что это у тебя?

Вова шутя приставил к ее носу дуло нагана.

— Чувствуешь, чем пахнет? — И, спрятав наган под ватник, предупредил сестру: — Я ухожу. Матери скажи, что ночую у Бориса.

— Куда идешь?

— Завтра узнаешь.

Перекинув через плечо сумку с боеприпасами, он вышел, оставив свою сестру в недоумении.

Бориса он застал в боевой готовности, с карабином в руках, сгорающим от любопытства. Вова предупредил его, чтобы он с собой не брал никаких документов.

Около девяти часов вечера ребята отправились. Маргарита Александровна ни о чем не расспрашивала, только посоветовала быть поосторожней.

Падал мокрый снег. Ребята медленно пробирались по набережной, стараясь держаться поближе к заборам. Они подошли к мосту через Салгир. Часового нет. Перешли на другой берег. Услышали шаги. Отскочили в сторону, залегли. Пропустив патруль, ребята двинулись дальше и наткнулись на немецкую заставу. Ориентируясь по голосам немцев, они ползком пробрались мимо заставы и вышли в поле.

Вова Енджияк помнил, что где-то здесь должен быть овраг, но в темноте ничего не мог рассмотреть. Вдруг оба неожиданно свалились в этот самый овраг. Ребята ощупью пошли по оврагу и скоро услышали гудение проводов — железная дорога рядом.

Около деревни Жигулинки лай собак заставил их опись залечь. Когда лай затих, ребята снова вышли к Салгиру и перебрались через речку. В ботинках хлюпала вода. Пришлось разуться, выжать носки и вытереть внутри ботинки, чтобы не хлюпали.

Наконец ребята вплотную подошли к проволочным заграждениям вокруг территории совхоза. Пригнули проволоку, пролезли через нее и вошли в сад, где в ямах находились штабеля со снарядами и минами.

Было очень тихо, и тут-то случилось несчастье, которое могло погубить обоих: Борис простудился и начал кашлять. Это было до того не во-время, что Вова Енджияк стал ругаться, приказал ему зажать рот и терпеть. Но как Борис ни старался, ничего не выходило. Кашель душил его.

Послышался подозрительный шорох. Вова взвел курок нагана. Тревога оказалась напрасной: это всего-навсего журчал ручей. Пошли дальше. Вдруг в ночной тишине совсем рядом с Борисом прогремел выстрел. Вова упал. Упал и Борис. Они лежали, не дыша, считая, что все погибло. Но никто не показывался.

— Чорт возьми! — прошептал вдруг Вова.

— Ранен? — Борис ощупал его.

— Нет… Это же мой наган выстрелил.

Оказалось, что от нервного напряжения Вова незаметно нажал курок.

Борис вдруг начал громко хохотать.

— Молчи! — цыкнул на него Енджияк. — С ума сошёл!

— Да, хорош! Меня ругаешь за кашель, а сам…

Они лежали с полчаса, гадая, поднимут или не поднимут немцы тревогу. Однако случайный выстрел не привлек внимания празднично настроенных фрицев. Ребята поползли к штабелям. Несколько раз слышались шага, и они видели тени патрулей. Наконец они добрались до одной из ям со снарядами и увидели, что в яму проложены доски. Вова топотом предупредил Бориса:

— Осторожно. Спустимся по доскам. Я первый. Тихо.

И с грохотом он скатился к ящикам со снарядами. За ним слетел в яму и Борис. Доска, покрытая инеем, оказалась очень скользкой. Борис опять засмеялся.

— Молчи, чорт, убью! — шепнул Енджияк. — Связался я с тобой на погибель…

Вдруг послышались шаги. Ребята спрягались под доски и приготовили оружие. Подошли два немца, заглянули в яму, поговорили о чем-то и ушли.

Подождав немного, ребята начали работать. Они кинжалом раскрыли один из ящиков, заложили туда магнитку, три толовые шашки, аккуратно закрыли крышку и поставили ящик на место. Выбрались наверх. Рядом была вторая яма. Спустились туда. Тем же способом заложили вторую мину с толом. Енджияк дал Борису еще одну мину и послал его в третью яму, а сам остался «наводить порядок».

Через минуту-другую Вова услышал треск. Борис вскрывал ящик со снарядами. Выглянув из ямы, Енджияк увидел приближавшиеся фигуры и прижался к стенка под досками.

Так же как и в первый раз, солдаты заглянули и яму, постояли, поговорили, еще раз заглянули и ушли. Спасала темнота. Немцы не могли предположить, что при такой многочисленной охране кто-нибудь отважится пробраться к снарядам.

Вова Енджияк был решительным и хладнокровным парнем, но когда немцы заглянули к нему в яму и он ясно услышал их дыхание, он почти окаменел. Он даже не мог бы сказать, сколько прошло времени, когда услышал голос Бориса:

— Идем. Все в порядке.

Енджияк пришел в себя и подал Борису ящик с гранатами.

— Захватим. Пригодится.

Только к трем часам утра они добрались до дома Ериговых.

Маргарита Александровна, конечно, не спала. Она затопила плиту, стала сушить одежду ребят, спрятала их оружие и ящик с гранатами. Она понимала, что ребятами в эту ночь сделано что-то очень большое и опасное, и радовалась, что в этом деле участвовал ее сын.

Утром мне сообщили, что мины заложены и взрыв ожидается около трех часов дня.

Но назначенный срок прошел, а взрыва все не было.

В тот же день, когда стемнело, Толя, Вася Бабий и Ланский отправились на новую диверсию. Они вышли за город, к железной дороге, и, прячась от патрулей, километра два ползли по грязи и снегу вдоль полотна. Ждали эшелон, чтобы подложить под рельсы мину. Им не повезло: ни один поезд не прошел.

И вдруг в совхозе «Красный» взвился сноп огня и раздался оглушительный взрыв. Снаряды и мины рвались с такой силой, что до ребят долетели осколки. Позднее мы узнали: взорвались три штабеля — именно те, в которые были заложены магнитки.