КОНСТАНТИН КАЛИНОВСКИЙ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

КОНСТАНТИН КАЛИНОВСКИЙ

Песню подхватили с русской солдатской удалью, с молодецким присвистом.

Командир, который вел этот взвод курсантов, от неожиданности даже споткнулся, потерял ногу.

Броневая наша школа

Комсостав стране лихой кует.

В смертный бой идти готовы

За трудящийся народ, —

выводили здоровые молодые голоса.

Старые, до блеска начищенные ботинки четко, дружно стучали по щербатой мостовой знаменитой московской окраины Лефортово. В ритме размашистого шага согласно колыхались островерхие буденовки. Прохожие, зябнущие под стылым ноябрьским ветром, невольно приноравливались идти в ногу с этими веселыми красными курсантами.

Ворота Броневой школы Рабоче-Крестьянской Красной Армии, разместившейся сейчас, в конце 1919 года, в громадном здании бывшего 1-го кадетского корпуса, распахнулись. Курсант-часовой с посиневшим от холода лицом распрямился, заулыбался и вопреки уставу отсалютовал товарищам, подбросив винтовку «на караул». Он знал, что сегодня у взвода выпуск.

Курс обучения для будущих красных офицеров-броневиков рассчитан на 5 месяцев, но создавались и группы ускоренного выпуска, когда обстановка на фронтах становилась особенно накаленной. Тогда начальника школы и комиссара многие донимали рапортами с просьбой отправить на фронт: «Учиться будем потом, а сейчас беляков бить пойдем…» И надо сказать, что нередко эти просьбы удовлетворялись. Не потому, что командование не дорожило своими курсантами, которые все были как на подбор — молодец к молодцу, а потому, что дороже судьбы Республики Советов для них всех ничего на свете не было.

Курсантская группа, в которой учился Константин Калиновский, отбыла курс — с 15 июля по 15 ноября. Едва ли нужно рассказывать, в какое предельно трудное для революции время обучались воинскому мастерству эти 26 человек, в большинстве бывалые солдаты, испытавшие огонь и железо, познавшие и победы и поражения на бесчисленных фронтах гражданской войны. От них не принимали рапорты об отправке на передовые позиции ни в конце июня, ни в июле, когда Врангель занял Царицын, а Деникин захватил Крым, Донбасс, Харьков и Добровольческая армия рвалась к Москве; их обучали и в августе, когда белопольская интервенция захлестнула Минск, докатилась до Березины, Мозыря, Новоград-Волынска, Проскурова; в сентябре и октябре, когда пали Курск, Воронеж, Орел, от курсантов требовали знаний и знаний, ничего больше… Республика, напрягая силы, отбиваясь и переходя в наступления, сдавая города и вновь освобождая их, дальновидно и непреклонно ковала кадры будущих красных командиров.

Так и доучились Константин Калиновский и его товарищи.

Калиновский, стоя в строю, слушает приказ по Броневой школе. Он выпущен вторым — это большое отличие, ведь в их группе немало способных, опытных, боевых броневиков.

Сегодня начинается новый этап- в его жизни, этап важный и ответственный. До сих пор он отвечал только за самого себя, за свои поступки. Теперь этот период своеобразного «индивидуализма» окончился — он будет в ответе и за своих подчиненных, за их действия и за их жизни — их настоящее и будущее. Он не боится ответственности — он только понимает все великое значение этой ответственности.

Месяц назад ему исполнилось 22 года, из них больше двух лет отдано армии и войне. В начале июля 17-го года, в те самые дни, когда в Петрограде «демократическое» Временное правительство проливало кровь мирных демонстрантов, он прямо из восьмого класса 2-й московской гимназии добровольно пошел на военную службу, как говорили тогда — «охотником на правах вольноопределяющегося».

Теперь он может по достоинству оценить смысл этого своего поступка: в нем было слишком много безоглядного мальчишеского романтизма и слишком мало внимания к тому, о чем спорили на бесчисленных митингах и собраниях. Двадцатилетнего юнца — тогдашнего Костю Калиновского — полностью удовлетворяла ни с чем в мире не сравнимая должность бомбардира 4-го отдельного полевого дивизиона тяжелой артиллерии… Октябрьский переворот развеял этот розовый утренний туман, заставил на мир посмотреть другими глазами. Уже не через панораму бомбардирского прицела… И все оказалось гораздо сложнее, чем это представлялось: мир раскололся надвое, и каждая из противных сторон предъявляла на душу его, бомбардира Калиновского, свои права. «Ты дворянин, сын верного царю и отечеству офицера, — взывала одна сторона, — что общего у тебя с этими хамами, «товарищами», узурпаторами власти…» — «Вспомни, товарищ, — обращалась другая сторона, — свое детство и юность. Трех лет ты остался без отца, мало детских радостей повидал ты в родном Смоленске, а потом в Москве. Ты ли не видел, как одни только трудились и голодали, а другие — сытые — властвовали жестоко и нагло?.. Мы зажгли пожар мировой революции, мы взяли власть в свои руки для того, чтобы не было больше в мире голодных и бесправных. Товарищ Ленин, наша большевистская партия сегодня зовут к защите первой в мире республики трудящихся. Тебе ли оставаться в стороне от борьбы?»

И тогда он, Константин Калиновский, достаточно красноречиво ответил на вопрос о своих социальных и классовых симпатиях — в июне 1918 года он пошел добровольцем в Красную Армию.

То было страшное время для молодой республики. Огненное кольцо фронтов отторгло от страны три четверти ее территории. Борьба шла на пределе — решался вопрос: быть или не быть России советской.

И уж на тех, кто в ту пору отдал себя в распоряжение республики, она могла рассчитывать полностью и до конца.

Юный бомбардир был среди них.

В составе артиллерийского дивизиона особого назначения Калиновский прибыл в 6-ю армию Северного фронта. Армия прикрывала от англо-американских интервентов и белогвардейцев, наступавших из районов Архангельска, Онеги и с Урала, северные районы страны, дороги на Вологду, Котлас, Вятку.

В тяжелых боях под Шенкурском артиллерийский наблюдатель Калиновский обратил на себя внимание своих командиров как смелый, дельный, инициативный красноармеец.

Способный к технике, неплохо знающий историю, отлично разбирающийся в политической обстановке, он с какой-то особенной страстью вникал во все сложности и тонкости военного дела. Эта страсть проявлялась все отчетливей. На глазах командиров и товарищей формировался цельный, волевой, мужественный характер человека, которому трудно подобрать иное название, кроме как «военная косточка». Но для себя Константин еще не выбрал окончательно военную специальность.

Он искал, и ему помогали искать. Летом 1919 года командование предложило Калиновскому отправиться в Москву учиться в Высшей военно-автомобильной и броневой школе.

Он с большой радостью принял это новое назначение.

Оно отвечало самым смелым, самым пылким, самым дерзким его мечтам.

Броневые части — очень молодой и оттого многообещающий и перспективный род оружия. Огневая мощь артиллерии и пулеметов сочетается в нем с необыкновенной мобильностью; могучие дредноуты суши — бронепоезда — связаны, правда, с железной дорогой, но и в этих пределах они обладают большой свободой маневрирования. Значительно уступающие им в боевой мощи броневики восполняют этот недостаток своей подвижностью, проходимостью. Танки, в которых удачно сочетаются эти два положительных боевых качества бронепоезда и бронеавтомобиля, пока еще не находят широкого применения — у республики нет своих бронированных машин. Зато бронепоезд стал настоящим богом-громовержцем гражданской войны. В тяжелых боях с армией генерала Краснова под Царицыном летом и осенью прошлого, 18-го года бронепоезда наводили ужас на белоказаков. Огонь их пушек и пулеметов надежно прикрывал отходящие красноармейские части, а во время контрнаступлений они дерзко прорывались в глубину вражеского расположения, громили штабы его частей, высаживали дерзкие десанты. Кому не известны теперь славные и грозные дела таких бронепоездов, как «Товарищ Ленин», «Коммунист», «Третий Интернационал», «Артем», «Гром»?.. Весной нынешнего года Южная группа войск Восточного фронта под командованием М. В. Фрунзе перешла в наступление против Колчака, и в начавшемся разгроме его войск особая заслуга принадлежит бронепоездам и бронечастям, действовавшим всегда на направлениях главных ударов.

О действиях бронепоездов 3-й армии на Восточном фронте и о своих боевых делах много рассказывал Сергей Деревцов, новый товарищ Константина. Сергей служил на «Авроре» матросом, брал Зимний, а потом отдал свое сердце сухопутным дредноутам. Под влиянием друга Костя решил тоже посвятить себя работе на бронепоездах.

17 ноября 1919 года краском Калиновский с проходным свидетельством на руках убыл из Москвы в распоряжение Броневого отдела Южного фронта. Но только 31 декабря, в самый канун Нового года, вновь назначенный командир артиллерийского борта поднялся на площадку бронепоезда № 8 имени товарища Раскольникова, где ему отныне предстояло служить. За эти несколько недель в стране произошли события, изменившие судьбы многих и многих защитников республики, в том числе и Калиновского.

17 ноября войска Южного фронта, уже больше месяца ведущие мощное наступление против Деникина, заняли Курск, через три недели — Белгород, 11 декабря советские части вошли в Полтаву, 12-го очистили от врага Харьков, через четыре дня стал свободным Киев, новогодним подарком республике явилось освобождение Бахмута, Екатеринослава, Горловки. Деморализованная, разгромленная деникинская армия стремительно катилась к Черному морю. Наступал Туркестанский фронт. Войска Восточного фронта и партизаны Сибири успешно громили колчаковцев, в последние педели старого года пали Новониколаевск и Томск, поднял восстание рабочий Иркутск…

Но республику стерег старый враг — панская Польша, чьи войска стояли на Березине и грозили оттуда Витебску, Могилеву, Гомелю, Смоленску… Призывы Советского правительства к миру польские милитаристы, подстрекаемые не угомонившейся еще

Антантой, отказывались слушать — они хотели воевать.

Вот почему краском Калиновский выехал на Южный фронт, а очутился на Западном.

Мерно перестукиваются колеса. Изредка негромко гудит бронепаровоз. В маленькое окно командирской боевой рубки настороженно заглядывает темная весенняя ночь. Негромкие, приглушенные голоса раздаются со станций на коротких остановках. Железнодорожники пропускают бронепоезд без задержек — они знают, куда и зачем он идет…

Линия фронта совсем уже близко. Сейчас там тишина, но через минуту, через час, через день или неделю она обозначит себя дымом, огнем, громом, смертью, тревожными столбцами боевых сводок в газетах.

Две недели назад, 7 апреля, правительство Пилсудского объявило о прекращении с нами мирных переговоров, а на днях стало известно, что оно заключило военный договор с Петлюрой. Теперь со дня на день надо ожидать нападения поляков.

Командир бронепоезда Калиновский глядит в ночь. Скоро четыре месяца, как он на «Раскольникове». Сначала воевал в должности начальника артиллерийского борта и совсем недавно принял командование бронепоездом. Громили отряды белолатышей на линии Великие Луки — Режица, высаживали десанты в тылу противника. Сроднился с боевыми товарищами в минувшие зимние месяцы, набрался опыта. Теперь в предстоящих суровых боях ему придется командовать большим и сложным боевым организмом. Хватит ли умения, боевого мастерства, сможет ли он в трудный и нужный миг принять то единственно верное командирское решение, от которого будут зависеть успех и победа?..

Несется в ночи бронепоезд. Не спит его командир красный офицер Калиновский, не спят часовые на бронеплощадках. Новая война надвигается на республику… которая по счету война?!

На рассвете 25 апреля вздыбился фронт от Днестра до Припяти — белопольская армия начала наступление. Обладая почти пятикратным превосходством в силах, поляки сумели поначалу добиться значительных успехов. 6 мая Красная Армия оставила Киев, ушла за Днепр. На Юго-Западном фронте у А. И. Егорова создалась тяжелая обстановка. Тогда на помощь пришел Западный фронт под командованием М. Н. Тухачевского — частью своих сил он 14 мая перешел в наступление. Противник начал спешную переброску подкреплений на север. Оперативного успеха Тухачевскому добиться не удалось, но в конце мая после перегруппировки и подхода свежих сил рванулся в наступление Юго-Западный фронт. К началу июля Первая Конная под командованием С. М. Буденного — авангард фронта — вышла на ровенское шоссе…

Зябки — крошечная станция на железной дороге от Полоцка к Молодечно. Несколько жалкого вида пристанционных зданий, над ними высится круглая кирпичная голова водокачки. На запад, между озерами Свядово и Долгое, рассекая наши и польские скопы, убегает линия железнодорожного полотна.

Майское наступление советских частей остановилось на этом рубеже.

Противник сильно укрепился. Его позиции состоят из трех полос окопов полного профиля, системы опорных пунктов, хорошо оснащенных огневыми средствами. В межозерном дефиле, шириною в версту, перед траншеями — речонка, за нею проволочные заграждения в два-три кола. Железнодорожный мост взорван.

Командзап Тухачевский назначил наступление на 4 июля. Зябки переживают бурное время. За станцией, у господского дворика Душки, укрылся бронепоезд № 8. Не ведет огня, не подает гудков, словно и нет его. Грузят снаряды, патроны. Стройный, ясноглазый командир бепо (бронепоезда) распоряжается уверенно, спокойно, без окриков.

В самую горячую пору майского наступления молодого отважного командира бронепоезда приняли в ряды РКП (б). Прямо из политотдела 15-й армии, где ему вручали партийный билет, молодой коммунист Калиновский ушел тогда на своем бронепоезде в новый бой.

Замасленные, прокопченные, затянутые в кожу, идут лунными ночами от станции к передовой линии команды танков. Они разведывают местность, по которой им предстоит наступать. Командир бепо провожает их долгим внимательным взглядом, по возвращении зазывает к себе и подробно расспрашивает об их машинах — танки в боевых условиях он видит впервые.

Всего танков три. Трофейные. Они громко именуются «отрядом» — Вторым танковым отрядом. На них 37-миллиметровые пушки и пулеметы. Рабочие Путиловского завода, недоедая и недосыпая, спешили отремонтировать машины к началу наступления.

Ночь на 4 июля. В бесчисленных частях и подразделениях фронта командиры произносят торжественные и неумолимые слова:

— Слушай боевой приказ!

Пожалуй, впервые в гражданскую войну столько родов и видов оружия соединятся в бою. Когда танки и пехота после артиллерийской подготовки прорвут оборону противника, в бой будут введены броневики 14-го бронеотряда вместе с конницей. Бронепоезд № 8 поддержит атаку огнем и колесами, отвлечет на себя огонь вражеских батарей, но из-за поврежденного моста он не сможет принять участие в преследовании.

Раннее утро 4 июля. Под прикрытием густой пелены тумана на исходный рубеж выползают танки. Шесть часов. Начинают стрельбу пушки 33-й Кубанской дивизии. Почти тотчас отвечает противник.

Пора!

В своей командирской рубке Калиновский пригнулся к переговорному устройству, подал команду машинисту: «Вперед!», а через несколько минут услыхали и артиллеристы знакомый твердый голос: «Огонь!»

Бронепоезд вышел из-под прикрытия станции и на ходу дал несколько залпов по батареям противника. Этим он должен привлечь огонь на себя. Еще несколько сот метров по открытому месту, еще несколько залпов. Ага, отвечают! Снаряды начинают рваться по обеим сторонам пути все ближе. Хорошо! Еще стреляйте, еще!

Новая команда — и завизжали тормоза, машинист дал контрпар. «Раскольников» рванулся назад, прочь от места, где взвился целый лес разрывов. Потом снова помчался вперед, к разрушенному мосту, гремя орудиями. Теперь по нему била почти вся артиллерия участка. Бронепоезд огрызался огнем и все маневрировал, ни секунды не стоя на месте. Попаданий не было, хотя все полотно от станции до моста покрылось сплошной сыпью воронок.

Но Калиновский смотрел не на них, а туда, где сейчас должна решиться судьба наступления. По пехоте и танкам не стреляют — он принял весь огонь на себя. Вот танки гуськом, один за другим резво покатили к передовой. Сейчас они развернутся, переползут наши окопы и рванутся в атаку. Бронепоезд — вперед, залп, залп, залп! Что там? Ага, пошли, пошли! Огонь! Огонь!

Поднялась и пошла наша пехота. Не резво, не так чтоб уж очень прытко, но сердито, уверенно, не ложась. А впереди нее — Калиновский весь превратился в зрение — поползли серые неуклюжие танки, такие грозные и такие беспомощные… Как их мало! Их взяли у Деникина. Теперь они честно служат революции — в них сидят эти славные мужественные ребята с закопченными дымом и порохом лицами, замаранными маслом руками. Как показал опыт мировой войны, сила танков в массовости, в мощности удара, в четкости взаимодействия с пехотой, артиллерией, конницей, авиацией. Эти несколько машин могут стать легкой добычей даже не очень метких наводчиков… И потому — вперед, бронепоезд, и огонь, огонь из обоих бортов, из всего оружия! Ослепить врага, не давать прицелиться, весь, весь огонь принять на себя!

Теперь, в решающую минуту боя, бронепоезд неподвижно стоит у самого моста, весь на виду, и грозно ревут его орудия, и безостановочно строчат пулеметы. А вокруг — сплошная стена черно-красных смерчей разрывов.

Вот танки ударили из пушек и пулеметов. Вокруг них тоже стали рваться снаряды. Но танки не поворачивают — это хорошо. И не ложится пехота — это тоже хорошо. Тогда должен бежать враг. Вот сейчас, сейчас!..

Нет, не бегут! Смелый народ, эти поляки! Только во имя чего их смелость?

«Ура-а-а!» — донесся слитный, протяжный, могучий крик.

Нет, не остановились танки не легла под огнем краснозвездная пехота — побежали, побежали те, кто противостоял им.

Вперед рвался теперь только один танк, расстреливая бегущих. Красноармейская цепь пробежала покинутую врагом первую линию окопов, вторую, третью. Темп ее порыва был стремительный, таранный. Заурчали моторы бронеавтомобилей — они выносились один за другим на дорогу и устремлялись за отступающими. В неярких лучах восходящего солнца блеснули клинки — это в прорыв ринулась конница.

Бронепоезд потоком огня расчищал путь наступающим.

Части группы генерала Енджеевского, на которые был нацелен совместный удар артиллерии, танков, пехоты, броневиков, кавалерии, ливень огня бронепоезда, были смяты, деморализованы и откатились так стремительно, что уже через час с небольшим оказались в местечке Плисса, отстоявшем в 15 верстах от линии фронта…

Словно мстя за свое поражение, враг снова сосредоточил огонь на «Раскольникове». Била уже теперь и тяжелая артиллерия из глубины расположения белополяков. Тогда только бронепоезд, не прекращая стрельбы, отошел за станцию. Калиновский и с ним несколько связистов спрыгнули на полотно, пригибаясь под разрывами, перебегая, направились к водокачке. За ними змеилась, разматываясь, тонкая нитка провода. Задыхаясь, падая, вновь поднимаясь, добежали, перевели дух и полезли на самый верх. Осмотрелись, проверили слышимость. Командир бронепоезда подал команду: «Прицел… Трубка… Огонь!»

Здание водокачки сотрясалось от близких разрывов. Рвалась связь. Но снова и снова на артиллерийских площадках «Раскольникова» отдавался в мембранах телефонных трубок уверенный, твердый голос:

— Огонь! Огонь!

Этот бой многому научил коллектив бронепоезда и его командира. Разбирая по обыкновению прошедшую операцию, Калиновский благодарил своих броневиков за мужество и выдержку, отмечал четкость и слаженность боевого взаимодействия всей команды бепо-восемь. Все заметили, что нынче их командир в особенно приподнятом настроении. Он с жаром и увлечением принялся рассказывать о боевом применении танков во время мировой войны, о героическом, почти легендарном подвиге команд группы бронепоездов при освобождении Баку весной нынешнего года, потом опять заговорил о танках. За этими машинами большое будущее. У нас на Западном фронте они применяются впервые. Одно внезапное появление трех машин привело врага в замешательство. Очень интересно, что поляки тоже имели танки. 8 машин. Их прислали империалисты Антанты. Танки предполагалось использовать на том же участке, где наступали наши броневые силы. Но враг опоздал на несколько дней. Враг боится применять танки — они часто попадают в руки отважных красноармейцев. Ведь очень важно, кто сидит в танке и кто атакует его.

В бою у станции Зябки команды танков вели себя мужественно, хотя и небезошибочно. Командир группы был ранен, но не покинул свою машину. Но танки почему-то мало стреляли — или боеприпасов у них было мало? Во время атаки одна машина застряла в болоте, а другая принялась ее вытаскивать. Имел ли право командир танка выходить из боя даже ради помощи товарищу? А лучшая поддержка соседа в бою — скорейшее подавление противника.

Так учит своих подчиненных красном коммунист Калиновский.

Товарищи улыбаются: командир так расписывает танки не потому ли, что собирается изменить родным бронепоездам? Он немного смущен. Нет, не собирается… пока есть враги у республики. А там покажет будущее…

Наступление войск Западного фронта развивалось стремительно, безостановочно. Во второй половине июля Красная Армия, освободив Белоруссию и Украину, перенесла боевые действия на территорию интервентов. И всегда в первых колоннах наступающих войск был бронепоезд № 8. Его бросали на самые ответственные участки, в ту армию, которая особенно нуждалась в мощном огневом сопровождении при захвате важных железнодорожных узлов и станций, подавлении сопротивляющегося противника и преследовании его. 15-я армия, 16-я, 4-я… Наступление, наступление… Даешь Варшаву! Даешь Вислу! Как черный метеор, выносился на врага грозный бронепоезд. Огневым вихрем расчищал дороги стремительно наступающим красным полкам. Весь фронт знал теперь славную «восьмерку», бепо-восемь, «Раскольникова» или просто — бронепоезд Калиновского. Он наводил на врага ужас уже одним своим появлением. Польское командование сулило награды своим частям, если они захватят командира этого неистового бронепоезда живым или мертвым. Но три тысячи злотых — так была оценена голова Калиновского — не удалось получить никому — грозный, непобедимый бронепоезд заставлял врагов позабывать не только меркантильные расчеты…

А Калиновский, прославленный теперь броневик, оставался скромным и не кичливым, уверенно-спокойным в бою и внимательно-чутким к своим товарищам командиром. Возмужал, стал более зрелым в боевых решениях, по крупицам собирал, взвешивал свой собственный и чужой боевой опыт.

Нет, не суждено было тогда, в памятном двадцатом году, стать Польше страной трудящихся. От стен Варшавы и Львова протянулся обратный путь измотанных в непрерывных боях, обескровленных, но не сломленных морально частей Красной Армии. Четвертый год воевала с врагами республика, на пределе были моральные и физические силы людей, не хватало продовольствия и боеприпасов, оружия и снаряжения. В Крыму окреп и повел наступление на Донбасс генерал Врангель. Утратившая былую воинственность, но не потерявшая надежду на гибель республики Антанта продолжала слать полякам и Врангелю оружие — от винтовок и пушек до танков и самолетов.

…Отходила на восток 4-я армия, и в ее арьергарде дорогой непрерывных боев шел бронепоезд Калиновского.

У бронепоезда на исходе боеприпасы. Подвоза нет. Противник идет по пятам, наседает превосходящими силами.

29 сентября наши части оставляют Пинск. Одна за другой следуют вражеские атаки. Красноармейцы берегут патроны, переходят в рукопашную и медленно отступают вдоль железной дороги на Лунинец. Впереди мост через Ясельду. Редко, в самые критические моменты бухают орудия «Раскольникова».

Новая атака. Густые цепи противника подходят все ближе и ближе. Молчат орудия и пулеметы бронепоезда — командир бережет каждый снаряд и патрон, с поразительным хладнокровием он подпускает врага. Наши части стремительно откатываются. Бойцы оглядываются на бронепоезд, машут: бей, мол, чего ждешь!..

— По противнику!.. — подает команду командир бронепоезда. Он все еще медлит, хотя видит: часть красноармейцев уже бежит. Какое-то шестое чувство, тонкое понимание ритма боя как будто говорит Калиновскому: еще, еще подожди, собери свою волю, не стреляй… Ну, а теперь — пора!

— Огонь! — и враз полыхают орудия бронепоезда, и грозный тугой удар отдается по окрестностям, замирает в недальних болотах.

— Огонь! — и снова снаряды в упор, в ошалевшего врага.

— Огонь! — и заговорили, затакали пулеметы.

— Продолжать огонь! — отдает последнюю команду своему помощнику Калиновский. Сейчас кончатся боеприпасы, замолчит бронепоезд. Но этим бой не должен кончиться… Тихо. Все. Теперь — вперед!

Калиновский открывает дверь командирской рубки, спрыгивает на насыпь. С маузером в руке бежит наперерез отступающей группе красноармейцев. За ним, рассыпаясь на бегу в цепь, бросается часть команды бронепоезда, верные его товарищи в этот час смертельной опасности. У одних винтовки, у других наганы, у кого совсем ничего — сорвались сгоряча…

— Сто-ой, сто-о-о-ой! — кричит Калиновский, подбегая к пехотинцам. Чтобы привлечь к себе внимание, он палит в воздух из маузера. Сзади набегают его броневики.

— За мной, в цепь, вперед!

И устремляется навстречу вражеской пехоте. Красноармейцы поворачивают, бегут обратно за решительным краскомом. Через несколько десятков метров он командует:

— Ложись! По противнику…

И цепь защелкала редкими выстрелами, потом все чаще, гуще — это возвращались бежавшие.

Противник был задержан, части приведены в порядок и организованно переправились на восточный берег Ясельды. За отошедшим нестреляющим бронепоездом противник не бросился вслед — подрывники успели заложить под мост динамит и взорвать его на виду у поляков.

…Только один — прекрасный и суровый — был в ту пору орден у республики, — орден боевого Красного Знамени. И дважды получал высокую революционную награду командир бронепоезда № 8 Константин Калиновский — за бои на станции Зябки и близ переправы через реку Ясельду у Пинска.

В октябре 1920 года был подписан договор о перемирии с буржуазно-помещичьей Польшей, а через месяц войска Южного фронта под командованием М. В. Фрунзе вымели из Крыма Врангеля с его воинством.

Кончилась победой на всех фронтах гражданская война — справедливейшая из войн, которые знало тогда человечество. Но остались недобитыми многочисленные, крупные и мелкие, белогвардейские и кулацкие банды, выкинувшие различнейшие знамена — от бело-розовых до черно-зеленых.

Одну из таких банд возглавлял на территории Белоруссии бывший царский поручик Булак-Балахович. (классовый состав бандитской армии дал современникам вполне законные основания перекрестить ее предводителя в «Кулак-Кулаковича»). Заметную роль в разгроме дивизий белокулацкого «вождя» сыграл бронепоезд № 8.

Глухие леса, топкие болота от Мозыря и Калинковичей до Лунинца и Пинска не раз оглашались поздней осенью 20-го года гневным ревом его орудий и настойчивой скороговоркой пулеметов. Отважный десантный отряд «Раскольникова» не раз перекрывал бандитам дороги и вступал в смертельные схватки с численно превосходящим врагом. В одном из таких боев, окруженные со всех сторон, долго и мужественно отбивались калиновцы от наседавших бандитов. Ни один из них не попросил пощады, не бросил оружия, не поднял вверх руки. Отряд полег как один человек, так и не узнав, что за много верст от него громит главные силы врага грозный бронепоезд. Долго и трудно переживал потерю товарищей дружный боевой коллектив бепо-восемь. Дал слово коммунист Калиновский: не покидать боевой рубки, пока на мирной, кровью лучших товарищей политой земле республики будет хоть один белобандитскнй выродок.

Слово сдержал. В начале 1921 года попрощался со своими верными боевыми соратниками, в последний раз прошел по родному, теперь уже покинутому командой бронепоезду № 8 имени товарища Раскольникова и убыл в распоряжение начальника бронечастей Кавказского фронта.

Как гневный карающий мститель носился за бандитскими отрядами бронепоезд № 35 под командованием Калиновского — от Прохладной до Гудермеса, от Грозного до Кизляра. В предгорьях Кавказского хребта, в долине Терека, в Ногайской степи настигал затравленных, озверевших бандитов, громил из орудий, косил из пулеметов. Почти весь 21-й год — с весны до поздней осени — участвовал Калиновский в операциях по подавлению контрреволюционных шаек в Терской области, а зимой принял должность инспектора Управления бронечастей Отдельной Кавказской Краснознаменной армии.

С этого времени и вплоть до последнего смертного дня посвящает Калиновский всего себя строительству Рабоче-Крестьянской Красной Армии и — в первую очередь — ее броневым силам.

Своей любви, славе, своей гордости — танковым и моторизованным войскам отдавал он все силы талантливой, недюжинной натуры.

В 1925 году Калиновский с успехом заканчивает Военную академию РККА. С волнением знакомится он с только что написанной статьей своего начальника и учителя Фрунзе «Даешь технику!». Под каждой ее строкой он готов подписаться обеими руками. Эта статья как лозунг, призыв, клич, она звучит как присяга: «Наша задача — иметь армию, наличие которой отбило бы охоту у дальних и близких соседей строить козни и готовить нападение на единственную в мире республику рабочих и крестьян… Мы должны иметь армию, вооруженную по последнему слову современной техники, которая в этом отношении будет стоять на равной доске, если не выше, с армией любого буржуазного государства».

Когда Калиновский стал одержимым, когда в нем зажглась идея широкого применения механизированных броневых частей в родной армии? С давней ли поры, когда фанатик-броневик Сергей Деревцов, «неразрывный дружок», подымаясь во весь свой громадный рост, увлеченно рассказывал о бронесилах, громивших Колчака? Или когда под Зябками он сам увидел в бою, в деле танки, грозно надвигавшиеся на врага? Или уже в академии, когда в броневой секции Военно-научного общества он со сдержанной страстью доказывал своим оппонентам — и профессорам и товарищам, — что броневые силы должны обрести самостоятельность, стать полноценным родом войск? Или после академии, в Китае, где он почти два года в должности военного советника («выполнение особых заданий») обучал командиров революционных войск мастерству боевого применения танков?

Крепла, набиралась сил страна, и становились реальностью мечты энтузиаста механизации Красной Армии броневика Калиновского. «Бронетанковые войска, — доказывал он в своих работах, докладах командованию, в беседах и спорах с товарищами, — не будут придатком армии. Они непременно обретут самостоятельность».

И вот на рубеже 20—30-х годов титанические усилия партии и народа на фронте индустриализация страны делают возможным осуществление мощной технической реконструкции всей Красной Армии, ее бронетанковых и механизированных войск.

На смену бронепоездам приходят танки. Новое идет на смену старому! Из рода оружия танки и мотомехчасти становятся самостоятельным родом войск, способным решать на поле боя сложные тактические задачи. В Красной Армии создается Управление моторизации и механизации, и одним из его руководителей партия назначает испытанного боевого командира, инспектора броневых сил Союза коммуниста Калиновского. Он принимается за теоретическую разработку боевого применения броневых и механизированных войск. В журналах «Война и революция», «Военный вестник», «Техника и снабжение Красной Армии», в газете «Красная звезда» появляется ряд статей Калиновского по вопросам применения танков в бою, взаимодействия их с другими родами войск. Но он вовсе не запершийся в кабинете штабной теоретик. Каждое выдвинутое им положение он стремится подтвердить практикой — на опытных учениях войск, в повседневной боевой подготовке танкистов.

Статья «Броневое дело в мировой войне» — итоговая, подводящая черту под прошлым. Та техника, что успешно применялась 8 или даже 5 лет назад, безнадежно устаревает, остается лишь драгоценный опыт, и его надо использовать в будущем. И победа в грядущих битвах, настойчиво доказывает слушатель академии коммунист Калиновский в своей книге «Танки» (1924 г.), не только и не столько в руках тех государств, что сумеют бросить на поле боя подавляющее количество техники. В каждой машине сидит человек, и он, только он, вооруженный могучим современным оружием, сумеет решить судьбы сражений. И здесь нет равных красноармейцу, стоящему на страже своего миролюбивого государства рабочих и крестьян, ибо сознание долга перед своим социалистическим Отечеством, перед угнетенными всего мира делает из красноармейца не только воина, но и революционера.

Неутомимого исследователя интересуют и сложнейшие теоретические вопросы военной мысли. Вместе с товарищем по Военно-научному обществу академии И. С. Колтуновым Калиновский берется с научных марксистско-ленинских позиций осветить запутанный буржуазными теоретиками вопрос «Что такое стратегия?». И товарищи отлично справляются с труднейшей проблемой.

Самые важные, самые животрепещущие вопросы моторизации и механизации современной армии поднимает в своих статьях Калиновский: использование танков и взаимодействие их с пехотой, танки в обороне и танки в наступлении, быстроходные танки во встречном бою и танки в группах дальнего действия… Хорошее знание трех европейских языков дает возможность следить за всеми поворотами военно-научной мысли Запада, давать правильную оценку трудам буржуазных теоретиков.

В ответ на шутливое прозвище «Калиновский — наш, советский Фуллер» он отвечал товарищам: у него нет ничего общего с этим видным военным идеологом английского империализма. Сей теоретик ратует за малые, до предела насыщенные техникой армии потому, что отражает страх буржуазии перед собственным вооруженным народом. Нет, ничего лестного в прозвище «советский Фуллер» он, Калиновский, не находит для себя. Его называют «Красным механизатором» — что ж, это гордое и такое обязывающее

прозвище он принимает. Он гордится дружбой и общностью научно-творческих взглядов с талантливым советским военачальником и теоретиком Владимиром Кириаковичем Триандофиловым, энтузиастом внедрения в Красную Армию передовой техники. Калиновский восхищается широтой и глубиной его знаний, масштабностью его оперативно-стратегического мышления.

У заместителя начальника штаба РККА Триандофилова, у начальника Управления по моторизации и механизации Иннокентия Андреевича Халепского, у своего верного друга и заместителя Сергея Ивановича Деревцова он постоянно находит поощрение и поддержку своих планов и предложений по организации бронесил страны — какими бы трудновыполнимыми и несбыточными ни казались на первый взгляд эти планы.

Что ж, он любит одержимых, и, кажется, он сам из этой же нередкой в Республике Советов категории упрямых мечтателей и вместе суровых реалистов.

Создается первый в стране опытный механизированный полк, и командование им принимает Калиновский. Он горит сам и заражает своим трепетным энтузиазмом, бескорыстной, преданнейшей любовью к делу всех, кто близко знает его. Он готов дневать и ночевать в своем полку. Уезжает с женой и маленьким сыном на летний отдых и шлет оттуда письма с расспросами, советами, рекомендациями, распоряжениями, наконец, не выдерживает и, не закончив отпуска, мчится обратно — в свой «полчок», к своим танкистам, к своим недописанным статьям, книгам, лекциям, методическим разработкам, инструкциям по боевому применению броневых сил Красной Армии.

Весной следующего, 1930 года на базе полка формируется механизированная бригада. В ней — танковый, артиллерийский, разведывательный полки. Заместителя начальника Управления по моторизации и механизации, инспектора бронетанковых частей Красной Армии Константина Брониславовича Калиновского теперь, пожалуй, чаще всего можно было увидеть не в Москве, а в ее окрестностях. Товарищи подшучивали: «Костя Калиновский, видный советский военачальник, явно завидует командиру бригады. Чтобы не смущать красноармейцев и командиров, он вместо своих трех ромбов «большого начальника» надевает гимнастерку со «шпалами»…»

Товарищи привыкли к тому, что все теоретические положения Калиновского после проверки практикой на полигонах и опытных учениях постоянно оказывались безошибочными. Он вырастал в крупного знатока сложнейших вопросов современной механизированной армии, отлично сочетающего разносторонние и глубокие теоретические познания с богатой учебно-боевой практической деятельностью.

…В половине седьмого утра 12 июля 1931 года самолет «АНТ-9», на борту которого находились Триандофилов, Калиновский и еще несколько советских командиров, потерпел аварию в районе станции Алабино под Москвой. Отказал мотор. В живых не остался никто. Военные маневры в Киеве проходили без них…

Незадолго до гибели своей, майским вечером, на затихающей московской улице Калиновский вдруг остановился — остро кольнуло в сердце. Постоял, переждал боль и вдруг печально-пророчески сказал жене:

— Теперь я могу умереть. Три главных дела моих сделаны: «Инструкция» почти готова, «полчок» есть, и есть бригада, а главное, бронетанковые части обрели самостоятельность… Значит, вехи для продвижения вперед расставлены, по ним могут работать другие. И теперь не так важно, будет или не будет Калиновского… (У Константина Брониславовича было расширение сердца, и он думал, что умрет от этой болезни. Врачи рекомендовали ему «спокойную, не нервную и не напряженную работу», а он ночи напролет просиживал за письменным столом, по ночам же уезжал испытывать танки, не мог успокоиться до тех пор, пока не налаживалась работа в полку, в бригаде, в ремонтных мастерских…)

Цецилия Александровна, верный и чуткий, все понимающий друг, побледнела от этих впервые произнесенных мужем слов.

— Зачем ты так, Костя?! В тридцать три года — разговор о смерти… Надо больше отдыхать, опять находить время для спорта, не забывать о семье…

…Весь вечер 11 июля над Москвой бушевал ливень. На даче в Серебряном бору Калиновский, торопясь, дописывал последние строки «Инструкции» по боевому применению танков. (Из этой «Инструкции» впоследствии вышли уставы бронетанковых войск Красной Армии.) За полночь закончил работу. Под окном раздался негромкий рокот мотора, плеск воды из-под колес автомобиля, осторожный гудок — это пунктуальный Витя Михайлов предупреждал, что пора ехать на аэродром. Константин Брониславович должен был отправиться в Киев поездом, но задержала недописанная «Инструкция», и теперь, чтобы поспеть к началу маневров, приходилось лететь…

Рукопись белела на столе. Ее ждут поутру товарищи во Втором доме Наркомвоенмора на Красной площади. Торопливо набросал на листке для жены (последняя в жизни записка): «На кровати под подушкой моя «Инструкция». Прошу обеспечить ее сохранность»

Теперь он был спокоен.

По пустынной дороге машина понеслась к аэродрому…

Неправда, что от человека остается только горсточка праха в урне крематория и мраморная плита с лаконичной скорбной надписью, — неправда!

Остается механизированный корпус его имени. Остаются его труды, не утратившие своего значения и до наших дней. Остаются славные боевые традиции героя гражданской войны, красного командира-броневика Константина Калиновского. Остаются его заветы: неуклонно совершенствовать боевую технику и, главное, никогда не забывать о человеке, который поведет в бой эту технику во имя защиты своего социалистического Отечества. «Никакое оружие, как бы совершенно оно ни было, — писал незадолго до своей безвременной кончины К. Б. Калиновский, — никогда не будет действовать без человека, как первоисточника энергии, приводящей в действие то или иное оружие».

Когда 10 лет спустя на страну напал враг, в числе боевых частей нашей армии не значилось корпуса имени Калиновского. Злая воля заставила вычеркнуть это имя и из энциклопедий, военных учебников и статей, настольных книг танковых командиров — Сталин не любил и боялся людей мужественных, прямых и честных, верных ленинским традициям нашей партии: живых — преследовал, мертвых — старался опорочить или предать их имена забвению. В страшном 37-м сгинули вместе со многими боевыми командирами друзья Калиновского — Сергей Деревцов и Илья Колтунов, запрещено было упоминать даже имя талантливейшего и преданнейшего военачальника, Сына большевистской партии Владимира Триандофилова.

Имя Калиновского тоже много лет было под негласным запретом.

Потребовалось гневное и честное слово XX съезда, чтобы воззвать к новой жизни тысячи имен замечательных советских командиров и военачальников, отвести им в истории нашей Родины место, достойное их высоких и славных дел.

В жестоких сражениях у Минска и Смоленска, под стенами неприступной Москвы, на берегах Волги и Дона, под Кантемировкой и Житомиром, близ Ясс и у озера Балатон, в огненном кольце вокруг Берлина, на крутых отрогах Большого Хингана и в долинах Маньчжурии — повсюду, повсюду, где сражались советские бронетанковые войска, где гремели орудия наших танковых армад и скрежетал металл поверженной вражеской техники, незримо присутствовал красный командир-броневик Калиновский.

Своими боевыми делами в огненную годину гражданской войны, своим вкладом в создание бронетанковых сил Союза он заслужил право на вечную и благодарную память нашего народа и его армии.

ГЕОРГИЙ МИРОНОВ