Священник
Священник
Тур Хейердал никогда не любил ходить в церковь. Ему не нравились обряды, и он не любил священников. Он прошел конфирмацию, и, когда женился первый раз, это произошло в присутствии священника, но не в церкви. Бракосочетание номер два состоялось в конторе шерифа Санта-Фе.
Вопрос о существовании Бога оставался для Тура нерешенным, но он не верил, что ответ на него найдет в церкви.
В природе так все взаимосвязано и эта взаимосвязь между компонентами так сложна, что она не могла основываться на случайностях. Поэтому он не исключал, что всем управляет некая сила, невидимая людям и поэтому находящаяся за пределами их восприятия и понимания. Сила, которая не может быть скрыта только в здании церкви или воплощаться в институте священства. Называть эту силу Богом или как-то еще для него не имело значения. Но если говорить об определении Бога, то оно должно быть универсальным и не принадлежать исключительно христианскому учению.
Туру Хейердалу исполнился сорок один год во время путешествия на остров Пасхи. Несмотря на свои поиски, он по-прежнему не имел твердой позиции в отношении противоречивой картины мира, унаследованной им от родителей. Так кто же прав — Бог или Дарвин? Библия или «Происхождение видов»?
Экспедиция на Галапагосские острова привела Тура на место, где возникла эволюционная теория Дарвина. Именно здесь британский ученый нашел подтверждение своей теории, которая отделила развитие жизни от библейской картины сотворения мира. Встреча с островом Пасхи, напротив, должна была быть другого, менее светского характера. Тур не пережил никакого пробуждения, тем не менее все было так, как будто он вступил в область религии. Тому виной было мистическое происхождение культуры острова Пасхи и похожих на идолов статуй. Но еще более важную роль в этом сыграл шестидесятивосьмилетний Себастьян Энглерт, католический священник, немец по происхождению.
Отец Себастьян родился в Баварии в 1888 году. В девятнадцать лет он вступил в орден капуцинов, чтобы посвятить себя аскетической жизни. Во время Первой мировой войны он служил в качестве полкового священника в немецкой армии, пока, по собственному желанию, его в 1922 году не направили в Чили для миссии среди индейцев. В 1935 году он попросил отправить его на остров Пасхи, затерянный уголок мира и в католическом понимании. Там он и остался, верный Господу и пастве.
Теперь отца Себастьяна занимали не только богословие и миссионерская деятельность. В монастыре он изучал философию, и, постоянно стремясь расширить свой кругозор, на острове Пасхи он развил способности лингвиста и этнолога. Когда норвежская экспедиция бросила якорь, он жил на острове уже двадцать лет, и того, что он знал о здешних жителях, об их культуре и истории, не знал никто другой.
Тур Хейердал редко обращался к другим людям. Он лучше всего чувствовал себя, когда ему никто не мешал заниматься его работой. Но с отцом Себастьяном было по-другому. Для Тура он стал помимо практического помощника еще и другом и духовным наставником. Вскоре он стал полноправным, разве что неофициальным, членом экспедиции.
Именно через этого католического пастора Тур получил свой настоящий церковный опыт. Прихожане на острове были строго воспитаны, и каждое воскресенье маленькая церковь без колокольни в Хангароа была заполнена до отказа. Теперь отец Себастьян считал, что было бы неплохо, если бы и члены норвежской экспедиции пришли на мессу, хотя бы ради красивого пения.
Среди членов экспедиции были христиане и некрещеные, католики и протестанты. Поэтому Тур с уверенностью считал, что если кто-то откажется от приглашения, то это не обидит священника. Но он знал культуру южных островов достаточно хорошо, чтобы понимать, что в приходе могут счесть за оскорбление, если он или кто-то другой не придет. Для местного населения поход в церковь означал не только праздник, это было социальным событием недели. И если на острове, случалось, появлялись гости, то это привносило дополнительное волнение в атмосферу. Поэтому появиться в церкви означало не только показать свою богобоязненность, это означало также оказать уважение.
Тур собрал свою гвардию для краткого инструктажа. Каждый сам решал, приходить ему на службу или нет. Но он считал, что для блага экспедиции было бы лучше, чтобы как можно больше народу надели бы белые рубашки и появились в церкви в ближайшее воскресенье.
Карлайл Смит, один из американских археологов, был слегка шокирован этим призывом. Он был атеистом и не принимал участия в богослужениях уже более двадцати лет. Ему по-прежнему не хотелось этого делать, но он выразил свое согласие, как он говорил — из дипломатических побуждений{313}.
Воскресенье. После службы отец Себастьян Энглерт, Ивонн с Аннетте, губернатор Арнальдо Курти с семьей и Тур собрались на обеде в доме губернатора
Деревня находилась в одной миле от лагеря в Анакене. Главным транспортным средством экспедиции были лошади. Как рыцарь без доспехов, Тур Хейердал ехал в церковь верхом во главе всей компании, Ивонн и маленькой Аннетте. На площади перед церковью стояли прихожане и ждали, «все сверкало белым и другими праздничными цветами от свежевыстиранных и свежевыглаженных праздничных нарядов»{314}. В самой церкви раздалось пение на полинезийском языке и на полинезийский мотив. Так трогательно, так впечатляюще, что Тур почувствовал, будто находится в опере. Затем вперед вышел отец Себастьян в белой сутане и зеленой альбе. Жестом, похожим на благословение экспедиции, он приветствовал Тура Хейердала и его команду: «Добро пожаловать в церковь и на остров!» В то же время он призвал всех, кто сидел на церковных скамьях, оказать экспедиции необходимую помощь, которая была в их силах.
Этот призыв был оценен Туром. Отец Себастьян имел авторитет, как вождь-жрец, и, пока он благоволит к Туру, так же к нему будет относиться и местное население. Поэтому основа для жизненно важного сотрудничества, от которого зависело, добьется ли экспедиция результатов, была заложена. Но взаимность требовала, чтобы он по-прежнему оказывал уважение и приходил в церковь по воскресеньям. Если Тур раньше держался подальше от церкви, то на острове Пасхи он стал прилежным прихожанином.
Корабли, посещавшие остров Пасхи, никогда не оставались здесь надолго. Но с «Кристианом Бьелландом» дело обстояло иначе. Со временем народ стал воспринимать его как местное судно, когда он стоял на якоре в бухте Анакена. После воскресной службы чилийский губернатор обычно приглашал гостей на обед в свой дом, и во время одного из таких обедов хозяин попросил, не возьмет ли Хейердал, когда это будет удобно, школьников на экскурсию вокруг острова. Для Тура это было всегда неудобно, поскольку такое отклонение от распорядка могло расстроить работу экспедиции. Поэтому он уклонялся, пока на помощь губернатору не пришел отец Себастьян. Дети никогда не видели собственный остров со стороны моря, и им бы очень этого хотелось! Тур капитулировал и попросил капитана привести корабль и встать на якорь напротив деревни.
В среду 30 ноября, месяц спустя после того, как экспедиция прибыла на остров Пасхи, сто пятнадцать восторженных ребят взошли на борт вместе с единственным деревенским учителем. Дети висли на ограждениях и разглядывали свой остров. Но ветер был свеж, и многих укачало. Поэтому все вздохнули с облегчением, когда судно свернуло в тихую бухту Анакена. Там группа взрослых приготовила ягненка в земляной печи по традиционному рецепту. С шумом и криками «экскурсанты» высадились на берег.
Катастрофа произошла, когда дети должны были возвращаться на корабль. Одна шлюпка возила их по очереди. Во время третьей ходки те, кто сидел на носу, загляделись на игру волн и высунулись вперед. Другие тоже захотели посмотреть и попытались продвинуться вперед. Кроме ребят в лодке были учитель и двое членов команды. Они попытались остановить детей, но бесполезно. Вдруг лодка врезалась в волну, заполнилась водой и перевернулась. Тридцать восемь детей оказались в воде и начали отчаянно барахтаться{315}.
Мирно и безопасно. Монахиня с детьми с острова Пасхи во время прогулки на пароходе «Кристиан Бьелланд». Вскоре случилось несчастье, унесшее жизни двоих детей
Тур стоял на берегу и с ужасом смотрел, что происходит. Вместе с судовым врачом он запрыгнул на плот, который экспедиция использовала для высадки на берег. Они схватились за весла и начали грести изо всех сил. Другие взрослые добирались вплавь и одного за другим вытаскивали детей из воды.
С плота Тур увидел что-то похожее на куклу в глубине кристально прозрачной воды. Он рассказывает о том, что случилось дальше: «Я бросился с плота и проплыл вглубь, насколько мог, ниже, ниже, ниже, меж тем кукла увеличивалась в размерах. Я плохой пловец […], на глубине семи метров силы меня покинули, я больше уже не мог плыть и мне пришлось вынырнуть, хотя это было ужасно — бросить, почти достигнув цели, ведь утрата ребенка невосполнима»{316}.
«Куклой» был маленький мальчик. Один из туземцев, известный как лучший ныряльщик острова, смог достать его, но спасти жизнь ребенку не удалось. Впоследствии оказалось, что погибла еще и девочка.
Учитель был большим и толстым, он тяжело дышал. Насколько хватило его сил, он плавал вместе с детьми, пытаясь поддержать их. Но силы отказали, и, когда учителя удалось вытащить на берег, он потерял сознание. В течение трех часов врач острова пытался поддерживать искусственное дыхание, но безуспешно{317}.
Стало темно, и об испуганных детях позаботились в лагере экспедиции. Ивонн сварила суп и достала шерстяные одеяла. Сообщение о несчастном случае пришло в Хангароа, и родители детей устремились сюда.
«Это была страшная ночь, которую я никогда не забуду, — писал Тур. — Я никогда в жизни так близко не сталкивался с горем»{318}.
Как отреагирует местное население? Сохранятся ли добрые отношения, построенные методом дипломатии на церковной скамье?
Ответ зависел от того, в какой степени члены экспедиции и особенно их начальник, почувствуют свою вину. Была ли возможность избежать несчастного случая, если бы они действовали по-другому?
Тур не хотел брать детей на борт судна. Было ли это, в дополнение к беспокойству за нарушение нормальной работы экспедиции, интуитивное чувство, намекавшее ему на возможную опасность? Жалел ли он о том, что поддался действию убедительного довода отца Себастьяна?
Возможно. Он жалел, что не отказался тогда. В то же время Тур Хейердал хотел быть одновременно щедрым и гостеприимным. Когда он услышал, что дети никогда не видели собственного острова, он растаял. Но прежде чем он успел подумать обо всем как следует, «те, кто потерял своих детей» подходили один за другим, «брали нас за руку обеими руками, будто пытаясь показать, что они знали, что мы, хозяева лодки, не могли ничем помочь. Те, чьих детей спасли, бросались нам на шею и плакали»{319}.
Появились и другие знаки, указывающие на то, что несчастье не разрушило отношений между местным населением и экспедицией. Отец Себастьян помог Туру нанять местных рабочих и, имея пастора в качестве посредника, была достигнута договоренность об условиях. Дневной заработок установили в размере 40 центов, десяти сигарет и чашки риса. И поскольку оплачиваемой работы на острове практически не было, найти добровольцев не составило труда. После несчастного случая Тур решил, что все работы начнутся после окончания похорон. Это решение работникам не понравилось. Они хотели начать как можно скорее.
В деревне резали коров и овец для обильных поминок, как того требовал обычай. Чтобы норвежцы и американцы не чувствовали себя брошенными, им принесли мясо в лагерь в Анакене. Тур с удивлением отметил, как легко островитяне переживают свое горе и как быстро жизнь возвращается в нормальное русло.
Тем не менее Тур по-прежнему горевал о случившемся. После похорон он постоял немного с отцом Себастьяном на кладбище. Тур чувствовал, что ему нужно поговорить, но все, что он сумел сказать, — «как ужасно то, что случилось с детьми». Отец Себастьян положил свою руку ему на плечо:
— Хуже с часами, которые украли.
— Что вы имеете в виду?
Тур с удивлением посмотрел на священника.
Во время суматохи со спасением детей и вытаскиванием их на берег один из норвежцев снял свои часы и положил их на берегу, перед тем как броситься в воду. Когда он вернулся за ними, часы пропали. Один туземец их украл.
— Мы все должны умереть, — объяснил отец Себастьян. — Но мы не должны воровать.
Тур не знал, понял ли он сказанное пастором. Единственным, что он знал, было то, что он встретился с личностью, «наверное, самой грандиозной» из тех, с кем он встречался раньше, — с «человеком исключительным для XX века». Он встретил человека церкви, для которого «его вера была смыслом жизни, а не только словами мудрости в воскресных одеждах за дверями церкви», — человека, который «сам жил так, чему он учил других»{320}.
Идеалы… Идеалы Тур Хейердал был готов отстаивать сам.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.