Священник Д. Хвостов

Священник Д. Хвостов

Памяти Святейшего Патриарха Тихона

К исполнившемуся 30-летию со дня кончины Святейшего Патриарха Тихона мне хочется дополнить несколькими штрихами из моих воспоминаний о нем статью, посвященную его светлой памяти.

Много светлых воспоминаний хранит мое сердце об ушедшем святителе, но для этого пришлось бы написать особую книгу. Мне хочется привести несколько мелких фактов, столь характерных для Святейшего, по которым уже можно представить образ этого Светлого Иерарха; то, что я ношу в себе, пережито мною в юности при близком общении со святителем.

Еще ребенком я имел счастье видеть Святейшего тогда, когда он приезжал в С.-Петербург на сессии Святейшего Синода. Но мои петербургские воспоминания туманны и неясны. Ближе я стал к Святейшему после 1917 года, когда моя мать переехала с нами в Троице-Сергиев Посад.

Помню, на Троицу 1917 года в Лавре служил Преосвященный Иоасаф, старейший викарий, т. к. митрополичья кафедра не была занята. К Сергиеву дню уже приехал Московский митрополит и священноархимандрит Лавры – это был будущий Патриарх.

Когда я подходил к Кресту, митрополит меня узнал и тотчас же выразил желание, чтобы я впредь был его жезлоносцем при его приездах в Троицкую Лавру.

Помню отлично приезд новоизбранного и Нареченного Святейшего Патриарха в Лавру, тотчас после его избрания.

Избранный Первосвятитель объехал все пустыни: Черниговскую, Гефсиманскую и Зосимову, где проводил по неделям в молитве, подготавливаясь к своему тяжелому служению на Российском Патриаршем престоле. Многократно прислуживал я ему в этот период, выстаивая с радостью пятичасовые, а то и шестичасовые монастырские службы.

Помню тожественное соборное служение пяти архиереев в маленьком приделе Святого Духа в церкви, посвященной святому Филарету Милостивому, где покоится прах великого Филарета Московского. Это было 19 ноября. В приделе помещалось лишь одно духовенство, молящиеся же теснились в храме Святого Духа и толпились во дворе, стараясь подойти ближе к открытым окнам. Я прислуживал Московскому митрополиту. Помню, как сильно звучал голос протодиакона Розова даже и тогда, когда он распоряжался прислужниками, старался чуть слышно сказать: «Иди, голубок!»

В Сергиеву Лавру Святейший Патриарх приехал в первый раз в Светлый Четверг 1918 года – 26 апреля.

Незабываемая картина. Встреча у ворот. Уже издали, на мосту, ведущем от станции, в открытой коляске, запряженной парой гнедых рысаков, засиял алмазный крест на клобуке, отражая лучи весеннего солнца. Сквозь сплошную лаву людей, стоящих вдоль дороги, подъехал экипаж к воротам монастыря. Черный клобук и черная ряса наместника Лавры архимандрита Кронида особенно оттеняли цветную рясу Святейшего и белый куколь, украшенный вышитыми херувимами.

Надев зеленую бархатную мантию (кажется, принадлежавшую св. Патриарху Гермогену), Святейший прошел «со славой», предшествуемый певчими в синих с красным кафтанах, к Троицкому Собору.

В этот день я первый раз присутствовал на патриаршем служении. Зная прекрасно чин архиерейского служения, я тотчас заметил главные отличия: под облачение надели темно-красный бархатный парамант, Святейший стоял ступенью выше служащих иерархов до «и во веки веков»; протодиакон произнес особое многолетие всем Патриархам, и хор повторял целиком его слова; на «Верую» один лишь Святейший положил голову под воздух, а иерархи «потрясали» воздух вместе со священниками.

Помню также величественную фигуру протопресвитера Любимова, который выносил патриаршую митру при облачении, так как каждый предмет облачения подавался священнослужителями по старшинству.

Много раз прислуживал я Святейшему, но уже никогда не видал больше столь величественного богослужения – потом все уже было иначе.

Помню приезд Святейшего в ноябре на <праздник> преподобного Никона. Мы около часа стояли в притворе, звонил ко всенощной колокол, а Святейшего не было. Поезда опаздывали, плохо ходили, да и не знаю уже, как Святейший добирался от станции в Лавру. После часа ожидания мы все вошли в алтарь, и всенощная началась без Патриарха.

Во время стихир на «Господи, воззвах», пронеслось: «Святейший едет», открылись Царские врата и вновь все духовенство вышло навстречу Патриарху. А в притворе уже стоял сам Святейший в черной бархатной скуфейке, в черной рясе и потирал закоченевшие от холода руки.

Ему подают куколь, надевают мантию и ведут «со славой» в алтарь. В этот приезд Святейший служил с одним лишь архиереем – Преосвященным Серафимом (Чичаговым), и то только потому, что Преосвященный проживал тогда в Черниговском монастыре.

За чаем после обедни Святейший добродушно, с юмором, рассказывал, как ехал из Москвы между двумя огромными мешками, с неизвестным товаром, который везла какая-то «спекулянтка».

Видел я святейшего подъезжающего в крестьянских розвальнях к храму святых Харлампия и Власия в Власьевском переулке, что близ Арбата… Никогда не видел я, чтобы лицо Святейшего было бы печально. Всегда светлая радость, кроткая улыбка сияли на его лице, каждого озаряли, и только ласковые слова и шуточка, метко и остроумно сказанная, вызывали радость в сердце каждого подходившего к нему.

Сколько раз за чайным столом после литургии в гостиной митрополичьих покоев, единственной оставленной ему комнате после реквизиции лаврских корпусов под электротехническую школу слушал я добродушные рассказы Святейшего о пережитых им злоключениях.

После покушения на Святейшего на паперти Храма Христа Спасителя, когда какая-то женщина ударила его кухонным ножом, мы думали, что Святейший не сможет служить в Лавре на 5 июля. Несмотря на рану и перевязку, Святейший служил как обычно, немного морщась при поклонах у мощей преподобного покровителя Лавры. А за чайным столом так весело рассказывал про это покушение, комически описывая испуг протоиерея Хотовицкого, провожавшего его до экипажа и театрально воскликнувшего: «Святейший ранен!»

Святейший нигде и никогда не показывал людям свою скорбь и свое страдание, а только стремился своей улыбкой и шуткой рассеять скорбь других, снять с плеч чужое бремя.

Мне хочется отметить еще одну черту Святейшего – его любовь к красоте и изяществу. В минуты революционной распущенности Патриарх старался этим путем остановить распространяющееся разложение. В службе, в облачении, во всем скромном обиходе проводил свою линию изящества и красоты. Сколько раз я слышал его замечания то тому, то другому и призыв в тяжелых условиях стремиться сохранить благочиние и красоту.

Однажды Патриарх служил в Лавре, в Успенском соборе, после закрытия Кремля большевиками. Мне не нашли подходящего по росту стихаря и дали зеленый. Святитель тотчас же, войдя в Собор, обратил на это внимание. В алтаре Патриарх подозвал меня и спросил о причине. Узнав о ней, он подозвал наместника, и мне тотчас же раздобыли голубой стихарь, в цвет облачения Патриарха.

Этот незначительный инцидент есть маленький штрих на огромной картине, но, может быть, он выразительнее, чем многие широкие мазки художника.

Святейший Патриарх стремился сдержать разнузданность революционных нравов, удержать от пошлости народ путем красоты, эстетики, изящества, а радостной улыбкой и бодрой речью – утешить скорбящие сердца.

Взяв на рамена заблудшее человеческое естество – наш страждущий народ, он, по примеру Христа Спасителя, возносил его Богу и Отцу, будучи не наемником, но добрым пастырем, полагающим душу свою за овцы своя.