ИНТЕРВЬЮ С РОДЖЕРОМ УОТЕРСОМ И ДЭВИДОМ ГИЛМОРОМ

ИНТЕРВЬЮ С РОДЖЕРОМ УОТЕРСОМ И ДЭВИДОМ ГИЛМОРОМ

Это интервью состоялось накануне ванкуверского концерта «Pink Floyd» в октябре 1970 года. Несмотря на чудовищное похмелье, я сумел пробиться в «PNE Gardens», где проходил концерт. Мне удалось поговорить с Роджером Уотерсом и Дэвидом Гилмором после того, как я показал им восторженную статью об их альбоме «Ummagumma», которую я написал в феврале текущего года для университетской газеты «The Odyssey», где я назвал этот альбом «одним из лучших альбомов всех времен и народов».

МАЙК КВИДЖЛИ: Как давно вы выступаете?

РОДЖЕР УОТЕРС: Профессионально — с января 1967 года. А до этого мы были чисто блюзовой, ориентированной на музыку Бо Диддли группой из архитектурного института.

МАЙК КВИДЖЛИ: Имеет ли кто-нибудь из вас классическое музыкальное образование?

ДЭВИД ГИЛМОР: Ричард (клавишник Ричард Райт. — М.К.) немного изучал классическую музыку, но у остальных нет никакого музыкального образования.

РОДЖЕР УОТЕРС: Однако все мы закончили Великий Музыкальный Колледж Жизни.

МАЙК КВИДЖЛИ: Когда вы решили отойти от музыки Бо Диддли и начать играть экспериментальную музыку?

РОДЖЕР УОТЕРС: В июне — июле 1966 года. К этому времени мы уже стали играть ту музыку, которую продолжаем играть до сих пор. Хотя мы еще были любителями, мы перестали играть блюз и начали создавать другую музыку. Кое-какие люди увидели нас и сказали:

«Мы думаем, что вы, парни, можете стать знаменитыми», и мы ответили: «Очень знаменитыми!», и они сказали: «Давайте работать вместе», и мы ответили: «Мы ужасно извиняемся, но мы уезжаем на каникулы и вернемся в октябре». И мы уехали на каникулы. Затем мы собрали две сотни фунтов, пошли в студию, записали пластинку, отнесли ее в EMI и сказали: «Послушайте, мы можем стать покруче, чем «The Beatles». И они ответили: «Ей-богу, вы правы!», и мы подписали с ними дурацкий контракт, которым до сих пор связаны, и они выпустили альбом, который был довольно успешным. И тогда мы стали профессионалами.

МАЙК КВИДЖЛИ: На ваших концертах вы играли музыку с альбома?

РОДЖЕР УОТЕРС: Мы не выступали с концертами в те дни. Никто тогда не выступал с концертами, и мы не играли музыку с альбома. Тогда не было концертов — тогда были танцульки. Если вы были профессиональной группой, имеющей хитсингл, вы выступали в танцзалах. Это был такой же зал, как этот («PNE Gardens» в Ванкувере. — М.К.), но без сидячих мест, и он был полон визжащих девчонок…

ДЭВИД ГИЛМОР:…танцующих твист.

РОДЖЕР УОТЕРС: Мы очистили своей музыкой больше танцзалов, чем ты съел горячих обедов. Они хотели слушать наши хиты, а мы их не играли.

ДЭВИД ГИЛМОР: Единственной причиной, почему они купили билеты, было то, что они хотели послушать наши хиты. Это была наша работа. А мы их не играли.

РОДЖЕР УОТЕРС: У нас был очень тяжелый год или около того…

ДЭВИД ГИЛМОР: Если не считать нескольких выступлений в Лондоне.

РОДЖЕР УОТЕРС: У нас был очень трудный период, пока не вышел второй альбом; и люди стали ходить на наши выступления, чтобы послушать музыку с «А Saucerful Of Secrets», а не какой-то там хит.

МАЙК КВИДЖЛИ: Вы гастролировали на континенте?

ДЭВИД ГИЛМОР: Не слишком много.

РОДЖЕР УОТЕРС: В самом начале нашей карьеры мы ездили в Штаты на неделю или что-то около того.

ДЭВИД ГИЛМОР: Мы ездили в Штаты в середине 68-го, как раз когда вышел второй альбом, на семь недель. Но гастроли были неудачными, потому что у нас не было с собой аппаратуры. Мы не смогли хорошо сыграть на чужой аппаратуре, не смогли справиться с техническими проблемами.

РОДЖЕР УОТЕРС: А на континенте мы сейчас очень популярны — особенно во Франции. Это для нас в новинку. Во Франции мы уже год как популярны, с тех пор как начали там выступать. Французскому успеху способствовал фильм «More», для которого мы записали саундтрек. Фильм показали в Париже, и он сразу же стал очень популярен.

МАЙК КВИДЖЛИ: Вы когда-нибудь исполняли современную классическую музыку — что-нибудь симфоническое, например?

РОДЖЕР УОТЕРС: Нет. На нашем новом альбоме нет других музыкантов…

ДЭВИД ГИЛМОР: Кроме десяти музыкантов симфонического оркестра, играющих на медных духовых инструментах, и хора из двадцати человек.

РОДЖЕР УОТЕРС: Но в результате получилось что-то вроде слишком явной попытки воздействовать на чувства и вызвать чувственные реакции при помощи довольно простых звуков.

МАЙК КВИДЖЛИ: Вас когда-нибудь приглашали записать что-нибудь с симфоническим оркестром?

РОДЖЕР УОТЕРС: Да, у нас были переговоры на эту тему. Но совместной работе с оркестром препятствует финансовая сторона проекта.

ДЭВИД ГИЛМОР: Например, на нашем новом альбоме тридцать приглашенных музыкантов, что не так уж много. Но они нам стоили пять тысяч долларов в день.

РОДЖЕР УОТЕРС: Мы сочиняем музыку к балету Ролана Пети, который будет поставлен в Париже в июне следующего года, и у них тоже финансовые проблемы. Они тратят так много денег на нас, что уже готовы заплатить оркестру. Но это уже не будет наша музыка, если всю ее придется облечь в письменную форму. Мы сами не знаем нотной грамоты, и всегда есть разница между тем, что ты можешь спеть или сыграть на фортепиано, и партитурой. И кроме того, они не услышат ее, пока оркестр не соберется на первую репетицию, и у них наверняка будут только две репетиции, поэтому к тому моменту, как она зазвучит, будет слишком поздно что-либо в ней менять. Весь наш процесс сочинения музыки построен на том, что мы сочиняем что-то, затем выбрасываем это и используем что-то еще.

МАЙК КВИДЖЛИ: Поэтому, наверное, вы сами будете выступать с балетом?

РОДЖЕР УОТЕРС: Да, это займет примерно дней десять. Нуриев будет танцевать главную мужскую партию. Для программы, над которой мы работаем, мы сочиняем музыку к одному балету, а Ксенакис — к другому.

МАЙК КВИДЖЛИ: Многие люди, говоря о «Pink Floyd», используют термин «космическая музыка»…

РОДЖЕР УОТЕРС: Да, я понимаю, что ты имеешь в виду. Космической называют нашу музыку очень многие люди, но я думаю, новый альбом будет для них сюрпризом, потому что он не космический. На самом деле они имеют в виду, что создаваемые нами звуки вызывают у них образы далекого космоса.

ДЭВИД ГИЛМОР: У нас есть много других композиций, которые тоже вызывают довольно сильные образы, но не связанные с космосом.

МАЙК КВИДЖЛИ: Интересно, есть ли у группы какая-то музыкальная философия, или это просто интерпретация ожиданий публики?

РОДЖЕР УОТЕРС: На самом деле философии нет. Полагаю, в группе существует общее мнение, что действенна та музыка, которая затрагивает твои чувства и вызывает некую реакцию. То есть очень трудно описать свою реакцию на музыку, которая задевает тебя, которая вызывает у тебя особое чувство, которое превосходит обычные эмоциональные взлеты и падения, подъемы и спады.

МАЙК КВИДЖЛИ: Сколько стоит ваша аппаратура? Я слышал, она оценивается приблизительно в сто тысяч долларов.

ДЭВИД ГИЛМОР: Это некоторое преувеличение. Она оценивается примерно в тридцать тысяч долларов.

МАЙК КВИДЖЛИ: А сколько колонок у вас в зале?

ДЭВИД ГИЛМОР: У нас квадрофоническая акустическая система и довольно мощная усилительная аппаратура, у каждого из нас на сцене имеется свой усилитель.

МАЙК КВИДЖЛИ: Что четыре колонки, находящиеся в зале, добавляют к музыке, исполняемой на сцене?

ДЭВИД ГИЛМОР: Ну, можно добавить к ней заранее записанные пленки или усилить звучание органа. Можно усилить звучание гитары или вокал, но мы не делаем этого, поскольку это не так просто сделать.

МАЙК КВИДЖЛИ: Кто управляет этими эффектами?

ДЭВИД ГИЛМОР: У Ричарда имеется квадрофонический микшерский пульт, и он может играть на органе и управлять звуком в зале. Магнитофоном управляет Пит, наш роуди.

МАЙК КВИДЖЛИ: Откуда у вас все эти экспериментальные эффекты и технические новинки? Вам кто-то рассказал о них?

РОДЖЕР УОТЕРС: Нет, они появились сами собой. Мы просто подумали: «Нам нужно это сделать» — и затем мы пошли к тому, кто разбирался в электронике, и спросили его: «Это возможно?» Например, квадрофонический звук: мы просто пошли к одному из инженеров-ремонтников студии «Abbey Road» в Лондоне, где записываемся, и спросили: «Послушай, мы хотим квадрофоническую акустическую систему. Ты можешь ее сделать?» Он ответил: «Да» — и он ее сделал.

МАЙК КВИДЖЛИ: В EMI думают что-нибудь насчет того, чтобы выпустить ваши записи на четырехдорожечных пленках?

ДЭВИД ГИЛМОР: Они выпустят их, когда это сделают другие студии.

РОДЖЕР УОТЕРС: Они выпустят их только после того, как это сделают другие. Технически они очень отстают от других студий.

МАЙК КВИДЖЛИ: Сколько альбомов вы должны выпустить по контракту с ними?

РОДЖЕР УОТЕРС: Дело не в количестве альбомов — просто у нас контракт с ними еще на восемнадцать месяцев.

МАЙК КВИДЖЛИ: А что потом — вы организуете независимый лейбл?

РОДЖЕР УОТЕРС: Мы не знаем. Как получится. Сперва мы должны построить свою собственную студию.

МАЙК КВИДЖЛИ: Вы выступали на каких-нибудь поп-фестивалях — например, в Париже?

ДЭВИД ГИЛМОР: Нынешним летом мы только и делали, что выступали на фестивалях в промежутке между двумя нашими последними американскими гастролями. Мы выступали на Батском фестивале, на Роттердамском фестивале, на двух во Франции…

РОДЖЕР УОТЕРС: На одном в Германии. Мы ни разу не выступали на фестивалях в Штатах. Вообще, мне не нравятся фестивали.

МАЙК КВИДЖЛИ: Почему?

РОДЖЕР УОТЕРС: Звук, как правило, очень плохой, и там слишком многолюдно.

ДЭВИД ГИЛМОР: Там всегда очень тяжелая атмосфера, поскольку публика думает: «А вот и следующая группа», и сразу же сталкивается с нашей музыкой, для которой необходимо соответствующее душевное состояние. Нам нравится выступать сольно.

РОДЖЕР УОТЕРС: На самом деле мне не нравятся фестивали, потому что я знаю, что никто не ходит туда, чтобы послушать музыку. Фестивали в действительности не имеют никакого отношения к музыке. Фестивали — это кемпинги и всякое такое, а музыка там существует просто как фон. Там плохие условия, чтобы что-то слушать. Ну, не плохие, но не самые лучшие для того, чтобы слушать музыку.

МАЙК КВИДЖЛИ: Насколько насущна в Европе проблема трудной публики, пришедшей на рок-фестиваль?

ДЭВИД ГИЛМОР: Много трудной публики во Франции.

РОДЖЕР УОТЕРС: Во Франции самая тяжелая ситуация. В Германии тоже тяжелая. Во Франции проходили несколько фестивалей, которые больше не проводятся, так как публика вела себя там очень плохо.

ДЭВИД ГИЛМОР: Один, на котором мы собирались выступать, был сорван зрителями.

РОДЖЕР УОТЕРС: В первый же день. Мы собирались выступать на второй день.

ДЭВИД ГИЛМОР: Они разломали сцену, скинули с нее рояль, перевернули фургоны мобильных студий звукозаписи, стали их поджигать…

РОДЖЕР УОТЕРС: Они их подожгли. Фестиваль спонсировало «Radio Luxemburg», и у них было два фургона мобильных студий звукозаписи. Публика их сожгла. Промоутеры предоставили для фестиваля рояль «Yamaha», и толпа разбила его на кусочки…

ДЭВИД ГИЛМОР: Они сбросили его со сцены.

МАЙК КВИДЖЛИ: Что вы, как музыканты, думаете об этом?

РОДЖЕР УОТЕРС: Это о синдроме под названием «Музыка должна быть бесплатной»?

МАЙК КВИДЖЛИ: Да.

РОДЖЕР УОТЕРС: Несколько огорчает, что эти люди начали с рок-музыки, решив покончить с обществом наживы. Было бы умнее, если бы они выбрали какую-то другую сферу бизнеса, поскольку пока они добиваются только того, что лишают себя и других удовольствия, срывая фестивали. Они приходят на фестиваль, нарушают порядок и орут: «Музыка должна быть бесплатной!»

ДЭВИД ГИЛМОР: Они не смогут чем-либо подобным сделать музыку бесплатной, потому что это абсолютно невозможно.

РОДЖЕР УОТЕРС: Нужно быть полным идиотом, чтобы устраивать бесплатные фестивали. Музыка не может быть бесплатной — целое состояние уходит на организацию фестивалей.

ДЭВИД ГИЛМОР: Поехать и сыграть на фестивале на юге Франции, например, стоит нам — лишь одной группе — две-три тысячи долларов; только поехать и сыграть. А они кричат, что они хотят слушать музыку бесплатно и что они пустят шляпу по кругу. Фактически они попытались сделать это на одном фестивале.

РОДЖЕР УОТЕРС: С двадцати тысяч человек…

ДЭВИД ГИЛМОР: С тридцати тысяч…

РОДЖЕР УОТЕРС:…Они собрали примерно две сотни фунтов…

ДЭВИД ГИЛМОР: Это приблизительно пятьсот долларов. С тридцати тысяч человек.

РОДЖЕР УОТЕРС: Вот почему этот фестиваль провалился. У промоутеров не было денег заплатить следующей группе — «The Soft Machine», и «The Soft Machine» просто отказалась выступать. И тогда они пустили шляпу по кругу и собрали две сотни фунтов, a «The Soft Machine» опять отказалась выступать, и тогда публика разнесла все на кусочки. Они хотят, чтобы музыка была бесплатной, — но она не может быть бесплатной. Нет такой вещи, как бесплатная музыка. Вероятно, они имеют в виду, что фестивали должны оплачиваться из правительственных фондов. Полагаю, именно этого они хотят.

«The Georgia Straight», 14 октября 1970 г.