УОТЕРС В РОЗОВОМ
УОТЕРС В РОЗОВОМ
Роджер Уотерс является бас-гитаристом, вокалистом и сценическим двигателем группы «Pink Floyd». Иногда он кажется довольно грозной, а иногда довольно противной и потакающей своим желаниям личностью. Вне сцены же он сдержанный, приятный, очень умный и любящий семейную жизнь человек со слегка грубоватыми манерами, которые исчезают, когда он расслабляется.
«Я груб, — объясняет он, — потому что боюсь других людей. Не думаю, что я вообще знаю кого-то, кто не боится других людей. Общеизвестно, что, если ты ослабишь свою защиту, кто-нибудь сразу же нападет на тебя. Я нападаю на людей все время, а потом жалею об этом; подобные низкие поступки — неотъемлемая часть жизни, становящейся все более напряженной».
Знакомясь с ним и его очаровательной женой Джуди в их доме, расположенном в лондонском районе Ислингтон, мне было трудно увязать Роджера с легендарной группой «Pink Floyd», ярчайшей среди психоделических команд, с группой, почитаемой до такой степени, что во Франции она стала культовой. В Париже даже есть магазин, носящий название «Ummagumma» в честь их последнего альбома, и там им присудили награды за их вклад в современную музыку.
Именно сейчас флойды находятся на пике своей карьеры — постоянно пользующиеся спросом, способные заполнить публикой любой концертный зал или поставить на уши фестивальную толпу, — поскольку после четырех лет своей деятельности они по-прежнему удивительны, свежи и хороши.
Роджер невероятно скромен, рассказывая обо всем. Когда они начинали, говорит он, в Америке было много других групп, играющих то, что играли они, гораздо лучше их. Флойдовский феноменальный успех во Франции все еще приводит его в недоумение.
Роджер родился в Грейт-Букхэме, графство Суррей, и переехал с родителями в Кембридж, когда ему было два года. Там он пошел в школу, которую очень не любил, и когда он ее окончил, то поехал в Лондон изучать архитектуру в политехе на Риджент-стрит.
«В Кембридже у меня была гитара, но я никогда не играл на ней много. Ник Мейсон и Рик Райт учились в политехе, на том же факультете, и у нас имелось что-то вроде блюзовой группы на втором году нашего обучения. Потом в Лондон приехал Сид Барретт — в Кембридже он жил совсем рядом со мной, но на самом деле мы с ним не были хорошо знакомы, поскольку он был на пару лет моложе меня. И там был еще один парень из Кембриджа — Боб Клоуз, он играл на лидер-гитаре.
Мы играли вместе нерегулярно. Выступали за 10 фунтов на концертах, играли на вечеринках, купили кое-какую аппаратуру и постепенно увлеклись музыкой.
«Pink Floyd» мы назвались гораздо раньше. В какой-то момент мы перестали исполнять 12-тактовые блюзовые вещи и просто начали импровизировать вокруг одного-единственного основного аккорда. Думаю, уход Боба во многом заставил нас прекратить играть блюз; он был человеком с огромным количеством блюзов, звучащих в его голове, и, когда он ушел, у нас не было никого, кто знал блюзы, поэтому нам пришлось играть что-то другое.
Сид стал лидер-гитаристом, и, я уверен, на него оказали влияние те звуки — писки и фидбэки, — которые тогда создавал Пит Тауншенд, поэтому вместо блюза мы начали играть странную музыку. Однажды мы что-то играли в клубе «Marquee», а Питер Дженнер и Эндрю Кинг услышали нас, подошли и сказали, что мы должны заниматься музыкой профессионально, но, так как мы все собирались на каникулы, мы сказали: «Нет, позвоните нам осенью». Они все же позвонили и стали нашими менеджерами».
То был конец 1966 года — и начало работы клуба «UFO» на Пэлис-гарденз. Вход стоил 2 шиллинга, и флойды заработали 6 фунтов в первую неделю. Они выступали там четыре недели, и в последнюю зал был заполнен до отказа. В феврале 1967-го «Pink Floyd» стали профессионалами, а Роджер бросил колледж, проучившись пять лет из семи на архитектурном факультете. Пока они были полупрофессионалами, они ухитрились наскрести пару сотен фунтов и снять студию, чтобы записать песню «Arnold Layne», ставшую хитом.
«Затем мы записали «See Emily Play» и в следующем году уже выступали в танцзалах и в клубах. Нас принимали ужасно, поскольку все ждали, что мы сыграем «Emily», а мы ее не играли — мы исполняли другой материал из первого альбома. Мы играли чертовски скверно и знали, что нам нужно было сделать, чтобы исправить положение, но мы не могли это сделать. Весь флойдовский звук не был рассчитанным и отработанным; это было импровизированное звучание, звучание, подсказанное стихами.
Идея светового шоу возникла, когда мы играли концерт в Эссекском университете и кто-то спроецировал фильм на стену рядом с нами во время нашего выступления. Мы посчитали, что так вышло гораздо лучше. Затем на Пэлис-гарденз мы узнали, как сделать фильм с пузырями и маслом, когда какой-то чувак притащил его в зал.
Все, что мы делали, мы делали потому, что это казалось очевидной вещью для следующего нашего шага. Вскоре у нас появилось большое количество такого рода штучек, однако американские группы раньше нас делали световые шоу, причем гораздо эффективнее и лучше».
После двух успешных синглов и неудачных гастролей, на которых они потеряли много денег, дела у «Pink Floyd» пошли хуже. В начале работы над вторым альбомом «А Saucerful Of Secrets» («Блюдце с секретами») Сид ушел из группы, и к ним присоединился Дэйв Гилмор.
«Это был очень плохой период, люди говорили, что теперь нам крышка. Не думаю, что кто-нибудь из нас так считал, просто нужно было решить вопрос с ситуацией, возникшей из-за Сида. Сначала была идея, что Сид должен остаться и продолжать сочинять песни, но не должен выступать на «живых» концертах, однако вскоре стало ясно, что из этого ничего не получится. Но когда Дэйв присоединился к нам, мы снова стали группой, и с тех пор все пошло хорошо».
Сейчас Роджер живет в Ислингтоне в доме с террасами, который он купил в прошлом году всего за 8 тысяч фунтов, включая огромную студию в конце сада. Он и Джуди потихоньку ремонтируют дом — в настоящий момент они в основном живут на нижнем этаже — и уже перегородили студию; звуконепроницаемая часть, предназначенная для Роджера, укомплектована роскошной старинной фисгармонией, а большая часть студии отведена Джуди для лепки, по части которой она мастер. В данное время она изучает живопись и скульптуру, но бросает учебу в конце этого семестра. Недавно Роджер купил ей громадную печь для обжига гончарных изделий.
«Но я не хочу, чтобы он начал заниматься гончарным делом, — признается Джуди, — поскольку, за что он ни возьмется, у него все получается и он может превзойти меня».
Однако Роджер отважился сделать несколько скульптур своего семейства бирманских кошек — Джорджа, Эби и четырех котят.
В углу студии также лежит сумка с эмблемой гольф-клуба, которую Роджер колеблется признать своей. Джуди говорит, что он любит играть в гольф, как только подворачивается свободная минута, но немного смущается по этому поводу. Роджер нехотя признается, что он играет «примерно дважды в месяц, если уж на то пошло», с Роном Г исином.
Роджер и Джуди поженились год назад, но знают друг друга около 14 лет — Джуди была той самой мифической «девушкой, живущей по соседству».
«Женитьба упрощает очень многое, — говорит Роджер. — Она помогает понять, что для тебя является важным, а что нет; она переоценивает твои ценности.
Семья — это самая важная вещь в жизни, даже если рассматривать ее только с точки зрения биологической функции деторождения. На этом жизнь и основана, поскольку я не верю в жизнь после смерти или во что-то такое.
Признав этот факт, ты спрашиваешь себя: что еще есть в этом мире? И отвечаешь — много людей, мало деревьев, травы и коров и тому подобного, и есть ты, живущий посреди всего этого, живущий в течение точно не определенного периода времени. И признав это, ты не просто допускаешь мысль, что смысл жизни состоит в получении хорошей работы и в покупке «Роллс-Ройсов», ты пытаешься разобраться, в чем же смысл, поэтому ты принимаешь решение — чем заняться, чтобы заполнить свою жизнь.
И мне кажется, что-то, что ты считаешь важным в своей жизни, нужно делать как можно лучше и непременно вместе с другими людьми, главным образом потому, что я думаю: люди важнее, чем деревья и трава. Поэтому, хотя было бы проще жить в лесу в хижине и бродить по росе, я делаю другой выбор. Хотя на самом деле я даже не выяснил, как я сам отношусь к остальному миру и к людям и как обращаться с ними, поэтому на самом деле я не ответил на все свои вопросы.
Однако я испытываю оптимизм относительно возможности объединения людей. Создается впечатление, что большинство людей могут договориться по некоторым основополагающим вопросам. Например, никто не хочет войны. Одна из замечательных сторон поп-музыки заключается в том, что она является новым средством информации, средством связи молодых людей во всем мире, несмотря на то что другие средства информации — например, радио и телевидение — гораздо больше задействованы системой.
Думаю, существуют тысячи и тысячи людей в этой стране, не говоря уж об остальном мире, которые могли бы делать что-то наподобие того, что делает наша группа, если бы система была устроена иначе. Я действительно верю, что каждый человек нуждается в творческой отдушине. Очевидно, достаточно много людей находят ее в своей работе — я не предлагаю всем становиться рок-музыкантами, — но чертовски много людей ходят в школу, и огромный башмак наступает им на голову, и они никогда не смогут выбраться из-под него.
Школа, в которой я учился, готовила меня к поступлению в университет — без всякой необходимости. Если ты спрашивал зачем, они отвечали — чтобы получить ученую степень и хорошую работу. Они не отвечают тебе — чтобы быть лучше подготовленным к борьбе с системой.
Я мог стать архитектором, но не думаю, что был бы очень счастлив. Почти вся современная архитектура — это глупая игра, насколько я понимаю. Во всяком случае, чтобы стать преуспевающим архитектором, ты либо должен иметь папочку-бизнесмена и говорить нужные слова в нужное время, либо быть вундеркиндом. Я более счастлив, будучи музыкантом, и я всегда могу построить для самого себя дом, если захочу.
Я ненавидел быть под башмаком настолько сильно, что вылез из-под него. Однако, я считаю, многие умеют устраиваться в жизни комфортнее, чем я. Возьмем, к примеру, людей, которые решили стать бухгалтерами. Я не верю тем, кто говорит: «Bay! Разве не замечательно стать бухгалтером и упорно работать над вопросом сбора налогов всю оставшуюся жизнь?» На самом деле они хотят стать бухгалтерами, потому что бухгалтерам чертовски хорошо платят.
Я думаю, моя музыка могла бы оказывать воздействие на людей, так как я люблю музыку, и она оказывает воздействие на меня. Если бы Берлиоз вдруг вошел в эту садовую калитку, я сидел бы и смотрел на него часами, потому что получаю огромное удовольствие от его произведений. Я не могу сочинять музыку и не играть ее кому-то, только сам слушать и говорить: «Боже, как хорошо!» Музыка — очень действенное средство общения с людьми, объединяющее чувства, и им нужно активно пользоваться — поскольку сегодня мы имеем настолько сложные системы защиты своего одиночества, что у нас осталось не так много средств для общения».
Как группа, флойды ладят между собой, но в нерабочей обстановке они почти не встречаются. Роджер говорит, что это самый лучший вариант — либо участники группы так близки, что отношения между ними почти телепатические, что большая редкость, либо, если такой близости нет, наилучшая альтернатива в рабочих отношениях — находиться несколько порознь.
На сочинение альбомов у них уходит много времени из-за многочисленных гастролей. Иногда у кого-то в группе возникает идея, и он идет с ней к остальным, чтобы сделать из нее песню; иногда они просто ставят аппаратуру и начинают играть, не имея никаких идей.
«Трения, несомненно существующие в небольшом коллективе людей, работающих вместе, более обременительны, чем ежедневный контакт с людьми, не входящими в этот коллектив. Например, продавцы в магазинах — они не могут по-настоящему обидеть тебя, но в маленьком коллективе ты чувствуешь себя более восприимчивым к обидам. Индивидуальные работы участников группы на пластинке «Ummagumma» («Аммагамма») на самом деле сочинялись без взаимного обожания, мы их вообще не показывали друг другу, поскольку заранее договорились, что каждый будет работать самостоятельно и просто придет с готовым произведением.
«Ummagumma» была авантюрой, за которую, я думаю, мы заплатили сполна. Альбом получился бы лучше, если бы мы разошлись в разные стороны, придумали бы песни, снова собрались вместе, обсудили их сами и узнали мнения со стороны. Не думаю, что это хорошо — работать в полной изоляции».
Флойды также сочинили музыку к двум кинофильмам — к фильму «More» («Еще»), треки к которому они записали ровно за 10 дней, и к фильму «Zabriskie Point» («Забриски-пойнт»), режиссер которого, Микеланджело Антониони, не вставил в картину большую часть их музыки, что очень расстроило членов группы. Сейчас им предложили написать музыку еще к одному кинофильму, чем они собираются заняться в конце этого года на Канарских островах.
«Лично я люблю кино. Полагаю, я скорее предпочту пойти в кино, чем в театр. Однако театр — это еще одна вещь, которой мы хотим заняться. Мы хотим сыграть в каком-нибудь театре, вероятно, одновременно с демонстрацией фильма и с участием актеров, выступающих на сцене».
Главная цель Роджера сегодня — продолжать поиск самого лучшего средства общения.
«Я спрашиваю себя, существует ли средство общения, с помощью которого я способен ясно выражать свои мысли. Есть, конечно, слова, однако очень трудно общаться посредством слов, так как в половине случаев мы не говорим то, что думаем. Мы говорим или то, что красиво звучит, или то, что другой человек хочет услышать, или что-то наподобие этого».
Сколько «Pink Floyd» еще просуществует, Роджер сказать не может. Безусловно, сейчас у них в группе очень хорошие рабочие взаимоотношения, и он не видит причин, почему они не должны выступать, даже когда им стукнет по 40 лет, если они будут интересны многим, а в настоящий момент к ним имеется большой интерес, который способен удержать их вместе очень долгое время.
Кэролайн Ваучер.
«Disc And Music Echo», август 1970 г.